Иоанн Златоуст. Слово к тем, которые
соблазняются происшедшими несчастьями
Память: 27 января / 9 февраля, 30 января / 12 февраля
Святитель Иоанн Златоуст - величайший и самый творчески плодовитый христианский
богословов, апологет, нравоучитель, библейский толкователь и гимнограф.
Святитель Иоанн Златоуст. Икона, первая половина XVI века. Ярославль
***
Слово к тем, которые соблазняются происшедшими
несчастьями
Содержание
Глава 1 2
3 4 5
6 7 8
9 10 11
12 13 14
15 16 17
18 19 20
21 22 23
24
А также о гонении и бедствии народа и
многих священников, и о непостижимом, и против иудеев*.
Содержание этого рассуждения почти
одинаково с содержанием предшествующего слова. – 1. Врач
душ может лечить своих больных издали. Необходимо
указать причину соблазна. – 2. Опасно и неразумно с
любопытством стремиться к проникновению в тайны
премудрости Божией. – О свободе воле. – 3. Бог
непостижим не только для нас, но и для небесных сил. –
4. Пророк Моисей одним словом в начале своей книги
укорил всякое пустое любопытство. – 5. Нужно веровать,
что все управляется промышлением Божиим и что картина
природы предлагает сомневающимся блистательное
доказательство этой истины. – 6. О любви Божией, которая
много превосходит всякую человеческую любовь: пример из
истории пророка Ионы. – 7. Доказательства Божественного
промышления, извлекаемые из созерцания творения. –
Польза звезд, руководящих нами с высоты неба. – Красота
Солнца и его польза, польза всякой из различных частей
творения. – О пользе ветров и ночи в особенности. – О
различных родах рыб и диких животных. – 8. Великим
доказательством промышления Божия служит то, что нам дан
закон, естественный или писанный; что, оставляя свое
отечество, именитые люди поучали народы, среди которых
они поселялись, и что, в довершение всех милостей,
совершилось пришествие к нам Спасителя. – Праведники,
принужденные странствовать. – Не должно с
любознательность проникать в дела Божии. – Мы не
подвергаем расследованию действия врачей. – 9. Не должно
иметь нетерпеливого любопытства, но должно ожидать
окончания вещей. – 10. Древние ожидали завершения вещей.
– Повеление, данное Аврааму, принести в жертву своего
сына Исаака. – История Иосифа. – Пример Давида,
пригодным для утешения страждущих. – 11. Древние не
смущались тем, что события, по-видимому, противоречили
обетованиям Божиим. – 12. Для чего в мире существуют
злые люди и демоны; для чего Бог попускает соблазны. –
13. Ничто не может причинить вреда, ни ниспровергнуть
тех, которые внимательны и бдительны; примером могут
служить Авраам, Ной, Иов. – 14. Даже во времена
апостолов было много соблазнов, много злых людей, и
происходили частые гонения на проповедников. – 15. Люди
неразумные смущались и тем, что было величайшим из благ,
именно крестом, который был спасением для мира. – 16.
Тот, кто не причиняет вреда самому себе, не получает
никакого вреда и от других. – 17. Крест, как величайшее
доказательство промышления, благости и любви Божией. –
18. Нужно обращать внимание не на тех, которые были
смущены соблазном, а на тех, которые победили соблазн. –
19. Мученики были полезны Церкви. – Два рода мучеников.
– 20. Время апостолов было таким временем, когда все
подвергались величайшим бедствиям. – 21. Почему как в
ветхом, так и в новом завете праведники часто
подвергаются жестоким испытаниям. – Бедствия не
составляют соблазна; они составляют великое благо для
всего правомыслящего человека; египтянка не повредила
Иосифу. – Как полезен пример Иосифа. – 23. Бедствия,
которыми удручена церковь, составляют величайший признак
ее славы и весьма полезны многим верным. – О наказании
злым.
Врачи, когда хотят лечить находящегося в
горячке или страдающего какой-нибудь другой болезнью,
прежде всего стараются видеть самих страждущих, потому
что, находясь вдали от них, они не могли бы облегчить их
страдания; таково их искусство и природа самых болезней.
Мы, не намереваясь лечить ни того, ни другого в
отдельности, но всех соблазняющихся, не нуждаемся ни в
чем таковом. Мы не просим позволения войти в дом наших
больных, не имеем нужды знать, в каком месте они лежат,
не хотим даже видеть болящих. Мы не вооружены
инструментами, не заставляем лечимых болящих входить в
расходы, приказывая им покупать лекарства; но хотя они
не знакомы нам, хотя бы они жили на крайних пределах
вселенной, хотя бы среди варваров, хотя бы находились в
бездне нищеты, так что не имеют и необходимой пищи,
ничто подобное не служит препятствием для таких
уврачеваний; но, оставаясь в одном месте, без
инструментов, без лекарства, без яств, питий, денег и
без долгого путешествия, изгоняем таковую болезнь. Как и
каким образом? А именно - изготовив лекарство в виде
беседы, которая становится для больных всем этим и даже
больше, чем все сказанное. Она питает лучше хлеба,
исцеляет лучше лекарств, выжигает сильнее огня, не
причиняя никакой боли, останавливает смрадное течение
дурных мыслей, сильнее железа безболезненно рассекает
загнившие раны, и при этом не требует никакого расхода
денег, не повергает в нищету. Итак, приготовив такое
лекарство, мы предлагаем его всем, и все, наверно,
воспользуются лечением, если отнесутся к сказанному со
вниманием и благосклонностью.
Как и в отношении тела не мало, а весьма
много значит для исцеления болящего знать причины
болезни (потому что, зная это, больной не только
освободится от одержащей его болезни, но и после нее не
подпадет такой же болезни, так как, зная причину, от
которой он уже однажды подвергся ей, будет остерегаться
ее), так и мы прежде всего покажем болящим такой
болезнью, откуда явилась к ним такая болезнь из
болезней. Ведь если узнать это и тщательно остерегаться,
то можно избавиться от такой болезни, и не теперь
только, но навсегда, - как от нее, так и от других, еще
худших. Свойство этого лекарства таково, что исцеляет не
только настоящую болезнь, но составляет
предохранительное средство и от других болезней. Ведь в
настоящей жизни не одна, две или три, но много таких
вещей, которые соблазняют слабейших; и слово наше
обещает освободить от всего этого страждущих, только бы
они хотели (как я уже сказал выше) внимать и сохранять
сказанное.
Приготовляя же это лекарство, я
составляю его не из божественных только Писаний, но и из
того, что постоянно бывает и случается в настоящей
жизни, так что и не читающим Писания может стать
полезным это общее лечение, если захотят
(воспользоваться им), о чем я не перестану повторять
постоянно. По принуждению и насилию лекарство это не
могло бы оказать пользы хоть одному, не желающему его
или не принимающему Божественных вещаний. А отсюда
именно, гораздо более отсюда, чем из изображения
обыденных дел, и приходит исцеление, так как откровение
Божие должно быть более достойно веры, чем все видимое.
Поэтому сильнее будут наказаны те, которые, получив
Писание, не извлекают из него надлежащей пользы. И так,
чтобы они не пострадали через это, мы и позаботимся об
их исправлении, указав сначала причину болезни.
В чем же заключается причина такого
недуга? Она заключается в хлопотливом и разнообразном
любопытстве, в желании видеть причину всего
совершающегося, проникнуть в непостижимое и неизреченное
промышление Божие, в дерзком стремлении постигнуть
безграничное и неисследуемое и рассуждать обо всем. Был
ли кто-нибудь мудрее Павла? Скажи мне, не был ли он
сосудом избрания? Не великую ли и неизреченную получил
он благодать Духа? Не имел ли он в себе Христа
говорящим? Не имел ли он обетования в неизреченных
глаголах Бога? Не один ли он слышал то, что никому
невозможно говорить из людей? Не был ли восхищен до рая?
Не возносился ли до третьего неба? Не проходил ли землю
и море? Не учился ли любомудрию у варваров? Не имел ли
многих и различных действий Духа? Не обращал ли целые
народы и города? Не всю ли вселенную Бог отдал ему в
руки? Но послушай, как именно такой столь мудрый,
могучий и духовный муж, наслаждавшийся таким
преимуществом, когда начинал рассуждать о промышлении
Божием, и не обо всем промышлении, а только о части его,
- послушай, как он поражался, как он восторгался, как
удивлялся и преклонялся перед непостижимым. Даже в
созерцании он не доискивался, как Бог промышляет об
ангелах и архангелах, о херувимах и серафимах, о всех
невидимых силах, как - о солнце, земле и луне, как - о
всем роде человеческом, как - о бессловесных, о
растениях, семенах и травах, и воздухе, и ветрах,
источниках, реках, и вообще о природе, об умножении и
содержании всего этого; но он рассматривал одну только
часть этого промышления в отношении иудеев и эллинов (и
именно о них только он и ведет речь, показывая, как Бог
призывал язычников, как оттолкнул иудеев и как, по
Своему милосердию, Он созидал спасение тех и других), -
послушай, что он говорит.
Видя открытое безграничное море и в нем
в одной только части желая исследовать глубину этого
промышления, он, пораженный неизреченной необъятностью
этой вселенной, восторгаясь и поражаясь несказанностью,
безграничностью, невыразимостью и непостижимостью
премудрости и промышления Божия, отступил, произнося
такие изречения и после великого изумления восклицая
такие слова: "О, бездна богатства и премудрости и
ведения Божия!" ("о глубина богатства и премудрости и
разума Божия"). Потом, показав, что, и видя эту глубину,
он не мог достигнуть ее, продолжает: "Как непостижимы
судьбы Его и неисследимы пути Его!" ("яко не испытани
судове Его и не изследовани путие Его") (Римл. 11:33).
Не сказал только - "необъятны", но - "непостижимы судьбы
Его". Не только никто не может обнять, по никто не может
сделать и начала исследования, так что не только не
может дойти до конца, но не может исследовать и самого
начала Его домостроительства. Сказав: "Как непостижимы
судьбы Его и неисследимы пути Его!", восторгаясь и
поражаясь, он закончил свое славословие, продолжая
говорить: "Ибо кто познал ум Господень? Или кто был
советником Ему? Или кто дал Ему наперед, чтобы Он должен
был воздать? Ибо все из Него, Им и к Нему. Ему слава во
веки, аминь" ("кто бо разуме ум Господень? Или кто
советник Ему быст? Или кто прежде даде Ему и воздастся
Ему? Яко из Того, и Тем, и в Нем всяческая. Тому слава
во веки. Аминь") (Римл. 11:34-36). Сказанное же значит:
"Он есть источник, Он есть виновник благ, не нуждается
ни в чьем общении, не нуждается ни в каком совете; ни у
кого Он не заимствует знаний или разума, как хочет, так
и чудодействует; Сам есть начало, причина и источник
всех благ, Сам Творец, Сам произвел все не
существовавшее, и Сам, сотворивши все, управляет и
сохраняет, как хочет, потому что все из Него, Им и к
Нему" ("из Того, и Тем, и в Нем всяческая"), каковое
изречение означает, что Он виновник и творец всего
существующего, всем управляет и все сохраняет. Потом,
опять вспоминая о данном нам даре, в другом месте
говорит: "Благодарение Богу за неизреченный дар Его!"
("благодарение же Богови о неисповедимем Его даре")
(2Кор. 9:15). А что дарованный нам мир не только
превосходит всякое слово, всякое объяснение, но и стоит
выше всякого разума, объясняя это, апостол говорит: "и
мир Божий, который превыше всякого ума, соблюдет сердца
ваши и помышления ваши" ("и мир Божий, превосходяй всяк
ум, да соблюдет сердца ваша") (Филип. 4:7). Если же
такова у Него безграничная глубина богатства и
премудрости и разума, так неиспытуемы суды Его и
неисследимы пути Его, неисповедим Его дар и мир
превосходит всякий разум - не мой или твой, или
кого-нибудь другого, не Павла только и Петра, но и ум
архангелов и высших сил, - то скажи мне, какое можешь
иметь себе извинение, какое снисхождение, предаваясь
такому безумию и глупости, когда желаешь постигнуть
непостижимое и доискиваешься основания всякого
промышления Божия?
Если даже Павел, обладавший таким
знанием, имевший такое неизреченное дерзновение и
исполненный таких даров благодати, устраняется от этого
и отказывается от достижения познания, и не только не
может найти, но даже и приступить к своему исследованию,
потому что это невозможно, то не будешь ли ты несчастнее
всех, не подвергнешься ли самому жестокому безумию, идя
таким противоположным с ним путем? И не только он сказал
это, но рассуждая с коринфянами о знании и показывая,
насколько, если бы даже мы и научились многому, все-таки
будем иметь лишь малую и даже малейшую часть этого
знания, он говорит так: "Кто думает, что он знает
что-нибудь, тот ничего еще не знает так, как должно
знать" ("Аще ли кто мнится ведети что, не у что разуме,
якоже подобает разумети") (1Кор. 8:2). Потом, объясняя,
что нам многого недостает в знании, и что в будущее
время откроется больше, теперь же дано нам мало,
продолжает: "Ибо мы отчасти знаем, и отчасти
пророчествуем; когда же настанет совершенное, тогда то,
что отчасти, прекратится" (от части бо разумеваем, и от
части пророчествуем: егда же приидет совершенное, тогда,
еже от части, упразднится) (1Кор. 13:9-10). Он не
остановился и здесь, но желая показать, какое расстояние
отделяет нас от этого знания и как многого недостает
нам, поясняет это некоторым образом, говоря: "Когда я
был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески
мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то
оставил младенческое. Теперь мы видим, как бы сквозь
тусклоестекло, гадательно, тогда же лицем к лицу" (егда
бех младенец, яко младенец глаголах, яко младенец
мудрствовах, яко младенец смышлях; егда же бых муж,
отвергох младенческая. Видим убо ныне яко зерцалом в
гадании, тогда же лицем к лицу) (1Кор. 13:11-12). Видишь
ли, какое расстояние? Такое же, как между возрастом
младенца и совершеннолетием мужа, какое между зерцалом в
гадании и ясным видением вещей для ясного зрения, что и
значит - "лицем к лицу"; почему же безумствуешь и
яришься, тщетно и напрасно стараясь преодолеть
препятствия? Почему не убеждаешься изречением Павла: "А
ты кто, человек, что споришь с Богом? Изделие скажет ли
сделавшему его: "зачем ты меня так сделал?" (темже убо,
о человече, ты кто еси против отвещаяй Богови? Егда
речет здание создавшему его: почто мя сотворил еси тако)
(Римл. 9:20).
Видишь ли, какого он требует послушания,
какого молчания? И он говорит это, не лишая нас
свободной воли, отнюдь нет, но показывая, что
испытующему следует быть столь же безгласным, как по
своей природе глина, которая повинуется всему, что бы ни
делал с ней художник, не противится и не обнаруживает
любопытства. Упоминая о глине и горшечнике, он этим
напоминает нам и о нашей природе. Наша сущность такая
же, как горшечника и глины, а где одна и та же сущность,
там одинаково должно быть и послушание. Если же здесь
безгранично расстояние по сущности, знанию и всему
другому, то какое может получить снисхождение тот
дерзкий и бесстыдный человек, который хочет проникнуть в
тайну сотворившего его Бога? "Подумай, о, человек, кто
ты?" - это именно он выражает словами: "Ты кто?". Не
есть ли ты глина? Не пепел ли и пыль? Не копоть ли и
дым? Не сено ли, или цвет сена? Такие именно образы
постоянно имеют в виду пророки, желая изобразить
суетность нашей природы. Исследуемый же тобой
бессмертен, неизменен, всегда существует, и Существо
есть нескончаемое, неизъяснимое, неизреченное,
непостижимое - не мне и не тебе только, не пророкам и
апостолам, но и высшим силам, тем чистым, невидимым,
бесплотным силам, которые постоянно пребывают на небе.
Итак, когда ты знаешь, что серафимы
летают вокруг высокого и превознесенного престола,
закрывая себе крылами лица, ноги, спину и оглашая небо
кликами своего изумления, ты не думай, что у них
действительно есть ноги и крылья: они ведь силы
невидимые. Но при посредстве этих образов размышляй о
необъятности и непостижимости Сидящего на престоле
(Ис. 6:2-3), потому что Он непостижим и недоступен даже
для них, хотя и снисходит к ним; никогда Он не являлся
таким, каков Он есть. Ведь Бог не сидит, не пребывает на
троне, не занимает какого-нибудь места. Если же даже
изображаемого восседающим на престоле, окруженного
ангелами (все это говорится по снисхождению, потому что
Он не сидит), ангелы не могут видеть Его и, чтобы
выносить исходящую от Него молнию, закрывают себе лица
крыльями, и только славословят, только поют, воспевают с
великим трепетом, вознося таинственную
священнодейственную песнь, то не отступишь ли и не
скроешься ли ты, желающий с таким безумством простирать
твое суетное любопытство на промышление Бога, могущество
Которого неизреченно, невыразимо и непостижимо даже для
высших сил? Тайны Его с точностью ведомы только Его Сыну
и Св. Духу, и никому другому, и об этом свидетельствует
евангелист Иоанн, а также и апостол Павел.
Первый из них, сын грома, особенно
возлюбленный Христом, имевший то отличие, что был
свидетельством величайшей добродетели и пользовался
таким дерзновением, что даже наклонялся на грудь к Нему,
так говорит: "Бога не видел никто никогда" (Бога никтоже
виде нигдеже); причем знание называет видением:
"Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил"
(Единородный Сын, сый в лоне Отчи, Той исповеда)
(Иоан. 1:18). То же и Сам Христос, объясняя народу
еврейскому, говорит: "Это не то, чтобы кто видел Отца,
кроме Того, Кто есть от Бога; Он видел Отца" (не яко
Отца видел есть кто, токмо сый от Бога, сей виде Отца)
(Иоан. 6:46). Сосуд же избрания, обращаясь к рассуждению
о домостроительстве Божием и желая высказать и то
неизреченное, что он узнал, так говорит: "Но проповедуем
премудрость Божию, тайную, сокровенную, которую
предназначил Бог прежде веков к славе нашей, которой
никто из властей века сего не познал; ибо если бы
познали, то не распяли бы Господа славы. Но, как
написано: не видел того глаз, не слышало ухо, и не
приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог
любящим Его" ("но глаголем премудрость Божию - в тайне
сокровенную, юже предустави Бог прежде век в славу нашу,
юже никто же от князей века сего разуме: Аще бо быша
разумели, не быша Господа славы распяли. Но якоже есть
писано: ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце
человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его")
(1Кор. 2:7-9). Как же мы узнали это, Павел? Кто открыл,
кто объяснил все это, что было невидимо и неслыханно, и
не входило в сердце человека? Скажи и покажи, кто
сообщил нам такое знание? "А нам, - говорит, - Бог
открыл это Духом Своим" ("Нам же Бог открыл есть Духом
Своим") (1Кор. 2:10).
Потом, дабы не подумал кто, что
существует только то, что Бог открыл нам через него, и
что он не имеет всего знания, продолжает: "ибо Дух все
проницает, и глубины Божии. Ибо кто из человеков знает,
что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в
нем? Так и Божьего никто не знает, кроме Духа Божия"
("Дух бо вся испытует и глубины Божия. Кто бо весть от
человек, яже в человеце, точию дух человека, живущий в
нем? Такожде и Божия никто же весть, точию Дух Божий")
(1Кор. 2:10-11); а это означает: "Как человек сам знает,
что в нем, а также и то, чего желает и что имеет в
мысли, знает все с точностью, так и Дух Святый с
точностью знает все невыразимое знание Божие". Говоря
же: "Так и Божьего никто не знает, кроме Духа Божия", он
разумеет не людей только, но не исключает из этого
точного знания и всех высших тварей. Поэтому и премудрый
увещевает так: "Чрез меру трудного для тебя не ищи, и,
что свыше сил твоих, того не испытывай. Что заповедано
тебе, о том размышляй; ибо не нужно тебе, что сокрыто.
При многих занятиях твоих, о лишнем не заботься: тебе
открыто очень много из человеческого знания" (вы...сших
себе не ищи, и креплъших себе не испытуй: яже ти
повеленна, сия разумевай...; вящшая бо разума
человеческаго показана ти суть) (Сир. 3:21-23).
Сказанное же означает: "Все, что ты имеешь, это ты
познаешь не от самого себя, природа недостаточна тебе
для познания всего, но ты получаешь знание свыше, потому
что оно гораздо больше, чем может быть воспринято твоим
разумом. Как же ты думаешь глубочайшее познать сам
собой, когда и то, что знаешь, в большей части
превосходит твой разум, и знание это получаешь от
других?" То же поясняя, Павел сказал: "Что ты имеешь,
чего бы не получил? А если получил, что хвалишься, как
будто не получил?" ("что же имаши егоже неси приял? Аще
же и приял еси, что хвалишися, яко не прием")
(1Кор.4:7). Перестань же заниматься подобным любопрением
и держись того мудрейшего совета, который гласит: "и
нельзя сказать: "что это? для чего это?", ибо все в свое
время откроется" ("и нест рещи: что сие, на что сие? Вся
бо сия во время свое взыскана будут") (Сир. 39:22).
Поэтому именно законодатель (Моисей),
после того как все творение уже совершилось и приняло
надлежащую красоту и все гармоническое, удивительное и
всякого изумления достойное дело было закончено, а между
тем многие из неразумных и безумствующих стали делать
нарекания на творение, - смотри, как он, опровергая их
неуместные суждения и сумасбродные голоса, одним словом
запретил их бесстыдный язык, говоря: "И увидел Бог все,
что Он создал, и вот, хорошо весьма" ("и виде Бог вся,
елика сотвори, и се добра зело") (Быт. 1:31). Между тем,
среди видимого был не только свет, но и тьма; не только
плоды, но и терния; не только плодоносные травы, но и
дикие; не только открытые равнины, но также горы, ущелья
и пропасти; не только люди, но и ядовитые
пресмыкающиеся; не только рыбы, но и киты; не только
удобные для плавания моря, но и неудобные для плавания
воды; не только солнце, луна и звезды, но и гром и
молния; не только приятные ветры, но и бури; не только
голуби и певчие птицы, но также соколы, вороны, коршуны
и другие плотоядные птицы; не только овцы и волы, но и
волки, пантеры и львы; не только олени, зайцы и газели,
но также и скорпионы, ехидны и другие; и среди растений
не только растения полезные, но также растения ядовитые;
и многие этим стали соблазняться и порождать ереси.
Несмотря на это, когда все было создано
и получило свойственную себе красоту, Творец, по
свидетельству бытописателя, похвалил сотворенное, не
только каждое из них, но и все вместе, дабы, зная Его
отзыв, никто не был столь дерзким и бесстыдным, чтобы
любопытствовать о видимом. Поэтому, говоря, что явился
свет, он прибавил: "И увидел Бог свет, что он хорош" ("и
виде Богсвет, яко добро") (Быт.1:4); и так после каждого
творения. Потом, чтобы не все называть по имени, и не
удлинять слова, он обо всем отзывается вместе и опять
говорит: "И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо
весьма" ("и виде Богвся, елика сотвори, и се добра
зело") (Быт.1:31). Это не значит, что только уже после
творения Бог узнал, что все сотворенное хорошо; отнюдь
нет. Ведь если и человек-художник раньше произведения
своего искусства знает, что все, имеющее произойти от
него, будет хорошо, тем более неизреченная мудрость,
одной волей произведшая все, раньше произведения знала,
что все будет хорошо. Даже она и не произвела бы, если
бы не знала этого. Для чего же говорится так? А по той
причине, о которой я сказал.
Итак, слушая, как говорит тебе пророк,
что Бог видел все и похвалил, не доискивайся другого
основания и доказательства красоты этих вещей и не
говори: "Как хорошо?" Ведь яснее доказательства,
извлекаемого из самого творения, то свидетельство, какое
дает о них отзыв и суждение их Творца. Потому
(бытописатель) и пользуется этим более сильным
выражением. Подобно тому, как если кто, желая купить
лекарства, а сам будучи неопытен в них, прежде всего
старается показать их врачу, чтобы, ясно увидев, что тот
похвалил их, уже не добиваться никакого другого
свидетельства об их качествах, а услышав, что их видел
врач и похвалил, довольствуется отзывом знатока, так и
Моисей, желая устранить всякое бесстыдное любопытство
имеющих впоследствии наслаждаться творениями, объявил,
говоря, что Бог видел все и похвалил, сказав, что все
хорошо, и не просто хорошо, но очень хорошо. Поэтому не
любопытствуй, не подвергай сотворенное напрасным
рассуждениям, имея такое свидетельство о доброте их;
если же не удовольствуешься этим изречением, а захочешь
войти в исследование сотворенного, то этим самым не
только повергаешь себя в бездну рассуждений и в
производящую сильное волнение бурю, но еще более того -
подвергнешь себя жестокому кораблекрушению.
Да ты и не мог бы найти всех оснований
для каждого существующего творения, а из кажущегося тебе
теперь хорошим будешь порицать многое, если будешь
пользоваться заблуждающимся разумом. Разум человеческий
так слаб, что часто переходит в противоположное, и по
вопросу о творении существует столько мнений, прямо
противоположных между собой! Так эллины, чрезмерно
восторгаясь творением, превзошли в этом отношении меру и
считали его божеством. Затем манихеи и другие еретики,
из которых одни признавали его не делом доброго Бога, а
другие, отделяя одну часть его, приписывали его
самобытному веществу и считали его недостойным
творчества Божия. Таким образом, как я сказал, если кто
будет пользоваться собственным рассуждением и
неразумными знаниями, то и из кажущегося хорошим будет
порицать многое. Что может быть прекраснее солнца? А
между тем это яркое и приятное светило причиняет вред
больным глазам, попаляет землю, посылая слишком горячие
лучи, порождает лихорадку, часто иссушает плод, делает
его бесполезным, делает деревья бесплодными и часть
вселенной сделало необитаемой для нас. Что же, скажи мне
- можно ли за это порицать солнце? Никак; но заставляя
смолкнуть разум с его беспокойством, оснуемся на той
скале, именно на изречении, которое гласит: "И увидел
Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма". Поэтому и
то, что я только что перечислил, очень хорошо и полезно,
и, как я сказал выше, к этому изречению нужно постоянно
возвращаться и говорить: "Вот, все, что сотворил Бог,
весьма хорошо".
Но разве хорошо жить в роскоши,
веселиться, пребывать в удовольствии? Послушай, что
говорит Соломон, испытавший все виды роскоши: "Сердце
мудрых - в доме плача, а сердце глупых - в доме веселья"
("благо ходити в дом плача, нежели ходити в дом пира")
(Еккл. 7:3-4). Но приятна ли ночь (ведь нужно
пользоваться словом противников)? Но и она есть покой от
трудов, освобождение от забот, удаление страданий, конец
страхов и опасностей; она обновляет тело, укрепляет
мысль, восстановляет изможденную плоть. Но болезнь разве
не есть зло? А за что же Лазарь получил свой венец? Но
бедность? А за что прославлен Иов? Но разные постоянные
огорчения? А чем прославились апостолы? Какой же путь
ведет к жизни? Не узкий ли и затруднительный? Итак, не
говори: "Для чего это, к чему это?" Но в рассуждении
домостроительства и творения Божия соблюдай, о, человек,
по отношению к сотворившему тебя Богу то же молчание,
какое хранит глина по отношению к горшечнику.
Итак, что же? Скажут: "Разве ты не
хочешь, чтобы я видел и уверовал, что Бог промышляет обо
всем? Очень хочу, и прошу, но особенно сильно желаю,
чтобы ты не подвергал промышление любопытству и не
умствовал о нем. Если ты узнал и убедился в этом, не
доискивайся ничего; если же колеблешься, то спроси
землю, небо, солнце, луну, спроси различные роды
бессловесных, земные травы, безгласных рыб, камни, горы,
ущелья, пропасти, ночь и день, потому что промышление
Божие яснее солнца и его лучей. И во всякое время и на
всяком месте, в пустыне, и в населенной местности и в
необитаемой, и на земле и в море, и везде, куда бы ты ни
пошел, увидишь ясные и достаточные следы этого
промышления, как древние, так и новые, и они
свидетельствуют об этом более могущественным голосом,
чем голос нашего разума, и желающему слушать повествуют
о всем Его попечении. Вот почему и пророк, желая
показать нам необычайную силу этих голосов, сказал: "Нет
языка, и нет наречия, где не слышался бы голос их" ("не
суть речи, ниже словеса, ихже не слышатся гласи их")
(Псал. 18:4). Ведь наш язык понятен только для одинаково
говорящих и непонятен для иноязычных; язык же творения
понятен для всех народов по всей вселенной.
Итак, для благомыслящих людей достаточно
и даже более всякого доказательства от дел одного этого
отзыва Божия, чтобы не только показать промышление
Божие, но и великую любовь Его к нам. Ведь Он не только
промышляет о нас, но и любит безгранично - любовью
бесстрастной, но пламенной и сильной, искренней и
неразрушимой, которая никогда не может потухнуть. И Св.
Писание, желая показать это, приводит примеры из среды
людей, приводит много свидетельств об этой любви, об
этом промышлении и попечении. Оно не хочет даже, чтобы
мы только останавливались на этих примерах, но, чтобы
подвергли их своему разумению, и приводит эти примеры не
как достаточные для показания любви, но как наиболее
известные для слушателей, такие, которые лучше всего
другого могут показать это.
Вот, например: обращаясь к плачущему,
скорбящему и взывающему: "Оставил меня Господь, и Бог
Израилев забыл меня", ("остави мя Господь и Богзабы
мя"), пророк говорит: "Забудет ли женщина грудное дитя
свое, чтобы не пожалеть сына чрева своего?" ("еда
забудет жена отроча свое, еже не помиловати исчадия
чрева своего") (Ис. 49:14-15), т. е. подобно тому, как
женщина не может забыть своих детей, так и Бог не
забывает рода человеческого. Потом, чтобы ты знал, что
такой образ пророк привел не для того, чтобы показать
такую только степень любви Божией, какая есть у матери к
плодам своего чрева, но что он указал на эту любовь как
на превосходную степень любви (а любовь Бога еще выше
ее), он прибавил: "но если бы и она забыла, то Я не
забуду тебя" ("Аще же забудет сих жена, но Аз не забуду
тебе, глаголет Господь") (Ис. 49:15). Видишь ли, как Он
превзошел самую степень любви матери? И дабы ты знал,
что Его любовь много превосходит и любовь матери, и
любовь отца к детям, пророк говорит: "как отец милует
сынов, так милует Господь боящихся Его" ("якоже щедрит
отец сыны, ущедри Господь боящихся Его") (Псал. 102:13).
И здесь опять пророк приводит тот же образ любви, потому
что знает, что он превосходит все другие.
Господь же пророков и всех, объясняя,
что попечение Божие много превосходит самую степень
такой любви, и что насколько велико различие между
светом и тьмой, злобой и добротой, настолько и степень
благости и промышления Божия, превосходит любовь отца,
послушай, что говорит: "Есть ли между вами такой
человек, который, когда сын его попросит у него хлеба,
подал бы ему камень? И когда попросит рыбы, подал бы ему
змею? Итак, если вы, будучи злы, умеете даяния благие
давать детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст
блага просящим у Него" ("кто есть от вас человек, его же
Ащевоспросит сын его хлеба, еда камень подаст ему? Или
Аще рыбы просит, еда змию подаст ему? Аще убо вы лукавей
суще, умеете даяния блага даяти чадом вашым, кольми паче
Отец ваш небесный даст блага просящим у Него")
(Матф. 7:9-11). Этим Он показывает, что насколько велико
различие между злом и добротой, настолько благость Божия
стоит выше попечения отцов. Я привел этот пример для
того, чтобы, когда приведу и другие примеры любви, ты не
ограничивался пределами смысла, выраженного пророком,
но, имея это наставление, шел бы дальше и видел
несказанное превосходство Его любви.
Он не ограничивается и пределами
природы, но, идя дальше их, приводит и другие
свидетельства. Так делает любящий: он хочет доказать
свою любовь любимому возможно больше; так делает и
Господь, приводя множество всяких сравнений не для того,
чтобы ты мог измерить все величие Его благости, но
потому, что сила этих сравнений превосходит все другие,
известные слушателям. Через Давида Он говорит: "ибо как
высоко небо над землею, так велика милость [Господа] к
боящимся Его" ("яко по высоте небесней от земли,
утвердил есть Господь милость Свою на боящихся Его")
(Пс. 102:11), и: "как далеко восток от запада, так
удалил Он от нас беззакония наши" ("елико отстоят
востоцы от запад, удалил есть от нас беззакония наша"_)
(Псал. 102:12); а через Исайю: "Мои мысли - не ваши
мысли, ни ваши пути - пути Мои, говорит Господь. Но как
небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших, и мысли
Мои выше мыслей ваших" ("не суть бо совети Мои, якоже
совети ваши, ниже якоже путие ваши, путие Мои, глаголет
Господь. Но якоже отстоит небо от земли, тако отстоит
путь Мой от путей ваших, и помышления ваша от мысли
Моея") (Ис. 55:8-9). А это Он сказал после того, как,
беседуя об отпущении грехов, говорил: "Да оставит
нечестивый путь свой" ("яко попремногу оставлю грехи
ваша") (Ис. 55:7). Затем показав, как именно много, Он
привел и еще пример, и не довольствуясь и им одним,
приводит еще и другой, более резкий образ. У пророка
Осии Он говорит: "Как поступлю с тобою, Ефрем? как
предам тебя, Израиль? Поступлю ли с тобою, как с Адамою,
сделаю ли тебе, что Севоиму? Повернулось во Мне сердце
Мое, возгорелась вся жалость Моя!" ("что тя устрою,
Ефрем? Защищу ли тя, Израилю? Якоже Адаму устрою тя, и
якоже Севоим, превратися сердце Мое в нем, смятеся
раскаяние Мое") (Ос.11:8). Сказанное же означает: "Я не
допустил и слова угрозы". Хотя Он рассуждает
по-человечески, но ты не должен приписывать Ему
что-нибудь человеческое, отнюдь нет; но на основании
этого резкого выражения ты признавай Его любовь
богоподобную, искреннею и неразрушимую. Как кто-нибудь,
любящий кого безумно, не хотел бы оскорбить любимого
даже словом, так то же самое говорит и Он: "Поелику Я
сказал это и опечалил тебя словом, "повернулось во Мне
сердце Мое" ("превратися сердце Мое в нем"). Потому Он
не избегает употребления и самых сильных выражений,
чтобы показать Свою любовь, а такова и есть особенность
любящего. Но Он не останавливается и здесь, а идет
дальше, приводя и другой, еще более сильный пример,
говоря: "И как жених радуется о невесте, так будет
радоваться о тебе Богтвой" ("и будет якоже радуется
жених о невесте, тако возрадуется Господь о тебе")
(Ис. 62:5), потому что особенно вначале любовь и бывает
горячей, жгучей и сильной. Сказано же так не для того,
чтобы ты подразумевал что-нибудь человеческое (о чем не
перестану повторять), но, чтобы из этого ты увидел
теплоту, искренность, силу и пламенность Его любви.
Говоря затем, что Он любит как отец и
более, чем отец, как мать и более, чем мать, как
новобрачный и более, чем новобрачный, и что Он
превосходит нежность новобрачного настолько же,
насколько небо выше земли и еще более того, насколько
восток отстоит от запада и даже более того, Он не
останавливается даже на этих образах, а идет еще дальше,
чтобы показать это на еще более сильном примере. Так,
когда Иона, после своего бегства и примирения Бога с
ниневитянами, видел, что угрозы его не переходили в
дело, и он мрачно и беспокойно поддался немощи
человеческой природы, то Господь повелел солнцу усилить
пламя своих лучей, а потом Он же повелел земле
произвести для него огромную тыкву, которая могла бы
давать тень голове пророка, каковым средством оживил его
члены и положил конец его бедствиям, а затем и опять
огорчил его, заставив исчезнуть закрывавшее его
растение, - когда он видел это, и был то доволен, то
огорчен, - послушай, что говорит ему Господь: "Тогда
сказал Господь: ты сожалеешь о растении, над которым ты
не трудился и которого не растил, которое в одну ночь
выросло и в одну же ночь и пропало: Мне ли не пожалеть
Ниневии, города великого, в котором более ста двадцати
тысяч человек, не умеющих отличить правой руки от левой"
("ты оскорбился еси о тыкве, о ней же не трудился еси,
ни воскормил еси ея... Аз же не пощажду ли Ниневии града
великаго, в нем же живут множайшии неже дванадесятъ тем
человек, иже не познаша десницы своея, ниже шуйцы
своея") (Ион. 4:10-11); а это означает: "Не столько тебя
услаждала тень тыквы, сколько Меня обрадовало спасение
ниневитян, и гибель тыквы не столько огорчила тебя,
сколько их гибель огорчила бы Меня. Потому погибель их
была не по душе Мне". Видишь ли, как и здесь Он идет
дальше взятого образа. Он не просто говорит: "ты
сожалеешь о растении" ("ты оскорбился еси о тыкве"), но
еще прибавляет: "над которым ты не трудился и которого
не растил" ("о ней же не трудился еси, ни воскормил еси
ея"). Так как земледельцы особенно любят насажденные ими
растения, на которые тратят много труда, то, желая
показать, что и Он любит людей по образу этой любви, Он
прибавил: "Если ты так скорбишь о деле другого, тем
более Я забочусь о собственном деле, о том, чего Я сам
творец". Потом Он смягчает и самое нечестие ниневитян,
говоря, что они "не умеют отличить правой руки от
левой"; Он оправдывает их тем, что они грешили более по
неведению, чем по злобе, что и показал конец их
покаяния. Затем, увещевая и других, которые плачут, как
будто оставленные, Он говорит так: "Вы спрашиваете Меня
о будущем сыновей Моих и хотите Мне указывать в деле рук
Моих?" ("вопросите Мене о сынех Моих, и о делех руку
Моею заповедите Мне") (Ис. 45:11). Сказанное же
означает: "Напоминает ли кто отцу и увещевает ли его,
чтобы он заботился о ребенке? Или художнику и
ремесленнику, чтобы он не давал погибнуть своему делу?
Если же в отношении людей достаточно самой природы и
искусства, чтобы обнаружить попечение, то неужели вы
думаете, что Я нуждаюсь в увещании, чтобы заботиться о
Моих детях и делах?" Сказал же Он это для того, чтобы,
не призывая Его, знали, что еще и раньше призвания Бог
делает Сам, но вместе желает, чтобы Его и призывали,
потому что отсюда бывает великая польза для призывающих.
Видишь ли, как яснее и светлее солнца из
этих свидетельств просиявает доказательства Его
неизреченного промышления? Подумай в самом деле: Он
привел в пример отца, мать, новобрачного и новобрачную,
расстояние неба и земли, апостолов в узах, садовника,
трудящегося над своими растениями, домостроителя в
отношении к своим сооружениям, выставил любящего
человека, опасающегося, как бы и словом не огорчить
любимого, и все это приведено для того, чтобы показать,
что благость Божия настолько же выше всего этого,
насколько благо выше зла.
Итак, для людей благомыслящих, как я
сказал, довольно и этого; но так как есть люди упорные,
противящиеся, не верующие и преданные плоти, то мы
покажем промышление Божие, насколько возможно для нас,
из самых дел Его. Все промышление, и даже большую часть
его показать было бы нелегко: так оно бесконечно и
неизреченно, проявляется в малом и великом, в видимом и
невидимом. Поэтому мы приведем свидетельства только из
видимого. Это чудесное творение Он создал не для кого
другого, как для тебя; творение, столь прекрасное и
великое, столь разнообразное и многоразличное, столь
богатое, пригодное и во всех отношениях полезное и для
питания, и для поддержания тела, и для любомудрия души,
и для приведения к познанию Бога, - все это Он сделал
для тебя. Ведь ангелы не нуждаются в этом, потому что
они существовали уже раньше сотворения мира. Что они
действительно гораздо старше мира - послушай, что Бог
говорит Иову: "При общем ликовании утренних звезд, когда
все сыны Божии восклицали от радости" ("егда [сотворены]
быша звезды, восхвалиша Мя гласом велиим еси ангели
Мои") (Иов. 38:7), т. е. восхвалили пораженные красотой
и пользой, разнообразием, блеском, светлостью, согласием
и всем другим, что они знают лучше нас. И Он украсил мир
не звездами только, а украсил и солнцем, и луной, чтобы
во всякое время доставлять тебе великое удовольствие и
великую пользу от обоих.
В самом деле, что может быть красивее
неба, то освещаемого солнцем и луной, то как бы зрачками
глаз озирающего землю бесчисленным множеством звезд и
дающего мореплавателям и путешественникам путеводителей
и руководителей? Когда бушуют волны и разъяренные валы
устремляются на корабль, когда ветер яростно дует и
наступает мрачная и безлунная ночь, тогда мореплаватель,
рассекая море и сидя на корме, доверяет себя
руководительству неба, и находящаяся на высоте звезда,
несмотря на разделяющее ее расстояние, кажется как бы
недалеко, руководит его с точностью и приводит к
пристани, не подавая голоса, но самым видом показывая
ему путь и давая возможность ему рассекать море, с
точностью показывает время, чтобы он то удерживал
корабль в пристани, то с уверенностью пускался в недра
волн и по незнанию будущего не подвергался неразумно
буре и кораблекрушению. Звезды не только измеряют для
нас годы и указывают признаки времен, но с великой
точностью обозначают час и движение всякой ночи,
показывают, прошла ли она, или не достигла и половины
своего течения, и наоборот, что полезно не только
мореплавателям, но и вообще путешественникам, чтобы они
не пускались в путь ночью в неблагоприятное время, или
чтобы не продолжали сидеть дома в благоприятное время.
Наблюдения над звездами и течением луны с точностью
показывают это. Как солнце устанавливает часы дня, так
луна устанавливает часы ночи, доставляя много и другой
пользы, давая воздуху благотворное течение, производя
росу, полезную для семян, и вообще принося много пользы
в жизни людей. Занимая середину между хором звезд и
солнечным блеском, она меньше солнца, зато гораздо
больше и красивее звезд. Немало вообще удовольствия и
пользы для зрителей проистекает и из самого
разнообразия, так что мы получаем великую пользу и от
времен, и от часов, от меры, от великого и малого, от
всего разнообразия несказанного. Одно меньше, другое
больше и светлее, и все они являются в различные
времена. Поистине, несравнимая премудрость Божия повсюду
показывает в своих делах великое разнообразие, давая
доказательство своего чудесного могущества, а вместе с
тем заботясь о пользе зрителей, доставляя великую и
неизреченную пользу, а вместе с тем и удовольствие. Ведь
что может быть приятнее неба, то как бы раскинутого над
головой чистого и прозрачного полотна, то как
многоцветного луга, блистающего венком своим? Но не так
приятно видеть луг днем, как приятно видеть ночью небо,
украшенное многочисленными цветами звезд, цветами
никогда не вянущими, всегда показывающими свою красоту.
А что может быть приятнее, когда по прошествии уже ночи,
хотя солнце еще и не встало, небо покрывается пурпурной
завесой, и зарумянивается при появлении солнца?
Что может быть красивее вида самого
солнца, когда оно, прогоняя зарю, в малый промежуток
времени озаряет всю землю, все море, все горы, долины,
холмы, все небо снопами лучей, когда оно, снимая ночное
покрывало с видимого, все обнажает перед нашими глазами?
Кто мог бы достаточно выразить восторг при виде его
движений, порядка, неизменного и ненарушимого служения в
продолжение стольких лет, постоянно цветущей красоты
его, блеска и яркости, чистоты, соприкасающейся со
столькими телами и никогда не оскверняющейся? При этом
оно в высшей степени полезно семенам, растениям, людям,
четвероногим, рыбам, птицам, камням, травам, земле,
морю, воздуху, - одним словом, всему видимому. Все
нуждается в нем и получает пользу, и от его влияния
становятся лучше не только растения и тела, но и воды, и
озера, и источники, и реки, и самая природа воздуха
становится легче, чище и прозрачнее. Поэтому и
псалмопевец, желая показать его красоту, его постоянную
ясность, не умаляющуюся прелесть, никогда не вянущий
цвет, все величие его благообразия, непрестанное
служение, сказал так: "Он поставил в них жилище солнцу"
("в солнце положи селение Свое") (Пс. 18:5), то есть, в
самых небесах. Называя его селением Божиим, он
прибавляет: "и оно выходит, как жених из брачного
чертога" ("и той яко жених исходяй от чертога своего").
Потом, разъясняя пользу его служения, он прибавил:
"радуется, как исполин, пробежать поприще"
("возрадуется, яко исполин тещи путь") (Пс.18:6). Затем,
указывая на его достаточность и пользу для всей
вселенной, говорит: "от края небес исход его, и шествие
его до края их" ("от края небесе исход его и сретение
его до края небесе") (Пс.18:7). Затем, показывая его
пригодность и полезность для всех, прибавляет: "и ничто
не укрыто от теплоты его" ("и несть, иже укрыется
теплоты его").
Можно бы, если бы ты не устал, показать
промышление Божие и от других вещей: от облаков, от
времен года, от солнцестояния, от ветров, от моря, от
различных пород в нем, от земли и живущих на ней
четвероногих, пресмыкающихся, птиц воздушных и
покоющихся на земле, от амфибий, живущих в озерах,
источниках и реках, от обитаемой вселенной и от
необитаемых стран, от произрастающих семян, деревьев,
трав, произрастающих в пустынях и не в пустынях,
произрастающих в равнинах и долинах, на горах и на
холмах, от произрастающих самопроизвольно и от
произрастающих вследствие труда и земледелия, от
животных, кротких и не кротких, диких и ручных, малых
или великих, от птиц, четвероногих, рыб, растений и
трав, являющихся зимой, летом, или осенью, от явлений
дня или ночи, от дождей, от течения года, от смерти, от
жизни, от наложенного на нас труда, от скорби, от
радости, от даваемых нам яств и питий, от ремесел, от
искусств, от деревьев, от камней, от содержащих в себе
металлы гор, от пригодного для плавания моря и от
непригодного для того, от островов, от пристаней, от
рек, от поверхности моря, от глубины вод, от природы и
стихий, из которых состоит наш мир, от распределения
времен, от различной продолжительности дня и ночи, от
болезни и здоровья наших членов, от состояния души, от
искусства и мудрости, проявляющихся в человеческом роде,
от пользы служащих нам бессловесных растений и других
тварей, от самомалейших и самых ничтожных животных. Что
может быть меньше и безобразнее пчелы? Что непригоднее
муравья и стрекозы? А между тем и эти насекомые
громогласно свидетельствуют о промышлении, силе и
премудрости Божией. Поэтому и пророк, столь
сподобившийся Св. Духа, обозревая дела творения и
называя лишь некоторые из них, с великим восторгом
выразил удивление к ним, восклицая: "Как многочисленны
дела Твои, Господи! Все соделал Ты премудро" ("яко
возвеличишася дела Твоя Господи, вся премудростию
сотворил еси") (Пс. 103:24).
И все это, человек, для тебя. И ветры
для тебя (скажем опять, возвращаясь к началу своего
рассуждения), чтобы освежать истомленное трудом тело,
чтобы прогонять грязь и пыль и избавлять от
неприятности, причиняемой дымом, печами и всякими
нездоровыми испарениями, умерять теплоту лучей солнца,
делать более легким зной, питать семена, давать
прозябание растениям, чтобы сопутствовать тебе на море и
служить на земле, там - быстрее стрел устремляя корабли
и делая, таким образом, плавание легким и быстрым, а
здесь - помогая тебе очищать воздух, отделять мякину от
зерна и облегчать твой тяжелый труд; чтобы делать для
тебя воздух приятным и легким, чтобы различным образом
увеселять тебя, то производя слабое и приятное журчание,
то слегка волнуя травы, приводя в движение листву
деревьев; чтобы весной и летом доставлять тебе сон
приятнее и слаще самого меда, чтобы, как бывает с
деревьями, так то же производить и на морях и на реках,
и, поднимая волны в воздухе, доставлять тебе и
прекрасное зрелище, и великую пользу. Они полезны также
и для вод, не давая им гнить от застоя, но постоянно
двигая, возбуждая и волнуя их, оживляя и делая их более
пригодными для пищи обитающих в них животных. Если бы ты
захотел полюбопытствовать касательно ночи, то увидишь и
здесь великое промышление Творца. Она успокаивает твое
утружденное тело, восстановляет твои изможденные
ежедневным трудом члены, своим возвращением оживляет их,
своим покоем дает им новую жизненность; и не это только,
но освобождает тебя от повседневных скорбей, освобождает
от безвременных забот; часто она ослабляет горячку
болящего, дает сон вместо лекарства, направляет
искусство врачей к благоприятной цели и освобождает от
многих трудов. Такова ее пригодность, такова ее
полезность, так что часто самый день оказывается
потерянным для тех, которые лишены были покоя в течение
ее. Если бы кто мысленно устранил это спокойствие, этот
покой, это отдохновение во время ночи, которое оживляет
все - и истомленную душу, и изможденное тело, дает нам
возможность приниматься за дневные труды в лучшем
настроении, то увидел бы, что станет бесполезной и самая
жизнь. Если бы кто и в течение ночи, как и в течение
дня, стал бодрствовать и трудиться, или даже ничего не
делать, и это - в продолжение значительного времени, то
он скоро умрет; а если и не умрет, то, подвергаясь
продолжительной болезни, ничем не воспользуется для себя
от собственной деятельности вследствие полного истощения
сил.
Если бы мы распространили наше
рассуждение и на бесчисленное множество рыб, живущих в
прудах, в источниках, в морях, удобных или неудобных для
плаванья, или на бесконечные породы птиц, которые летают
в воздухе, держатся на земле, живут одинаково и на земле
и в воде, - ведь между ними некоторые ведут такую именно
двоякую жизнь, - которые ручные или дикие, которые дики
по своей натуре, но способны или неспособны делаться
ручными, съедобны или несъедобны, и рассмотрели бы
красоту перьев и певучий голос каждой; если бы
исследовали некоторые различия, представляемые ими нам в
отношении пения, пищи, рода жизни, привычек и нравов;
если бы обозрели всю пользу, которую мы извлекаем из
них, все оказываемые нам ими услуги, если бы поговорили
о их величии или малости, о муках их рождения, о всем
великом и бесконечном, находимом в них разнообразии;
если бы вошли в подробности касательно рыб, если бы
отсюда перешли к растениям, произрастающим по всей земле
и к приносимым каждым из них плодам, если бы исследовали
их употребление, их благовоние, расположение листьев,
цвет, форму, великость или малость, их пользу, способы
проявления ими своих качеств, различие в их коре, в их
стволах, в их ветвях; если бы рассмотрели луга и сады,
если бы, наконец, поговорили о всех производящих их
местах и способе нахождения, уходе и возделывании, и о
том, как служат они нам лекарствами, - и после всего
этого если бы опять обратились к горам, столь
многочисленным и столь богатым металлами, и обратили
свое исследование на все другие предметы, еще более
многочисленные, чем какие видим в природе, то какое
рассуждение, или сколько времени было бы достаточно для
подробного исследования всего этого! И все это, человек,
для тебя: и искусство для тебя, и ремесла, города и
селения, и сон для тебя, и смертьи жизнь для тебя, и
столь многочисленные явления природы, и не только
теперешний мир для тебя, но и еще лучший для тебя. А что
есть лучший мир и он также для тебя, послушай, что
говорит Павел: "и сама тварь освобождена будет от
рабства тлению" ("яко... сама тварь свободится от работы
нетления") (Рим. 8:21), т. е. от тленного бытия. Каким
же образом для тебя предназначена и эта честь, поясняя
это, он прибавил: "в свободу славы чад Божиих"
(Рим. 8:21). Если бы не слишком длинным и не через меру
большим вышло мое слово, то я много бы пофилософствовал
о смерти, и в ней вполне показал бы премудрость и
промышление Божие, много сказал бы об этом тлении, об
этом гниении, об этих червях, об этом могильном пепле,
которые наиболее вызывают жалоб и скорбей у большинства
людей; из того, что наши тела разрушаются в прах и пыль
и делаются добычей червей, и отсюда я показал бы
неизреченное Божие промышление и попечение. Ведь от
этого именно промышления, от этой благости, которая
создала все не существовавшее, от нее именно вышел и
закон, повелевающий умирать, и иметь такую кончину. Хотя
это и различные вещи, однако все происходят от одной и
той же благости. И отходящий отсюда не получает вреда, и
живущий получает величайшее благо, пожиная пользу в
другом теле. Когда человек видит, как тот, который вчера
или позавчера ходил рядом с тобой, теперь сделался
добычей червей и разрушается в прах, в пыль и в пепел,
то хотя бы он имел гордость диавола, он будет страшиться
и трепетать, сделается более степенным, научится
любомудрствовать и впустит в свою душу смирение, эту
мать всех благ.
Таким образом, ни отходящий не терпит
никакого вреда, потому что он, совлекая с себя это тело,
получит тело нетленное и бессмертное, ни находящийся еще
в жизни от этого ничего не теряет, а напротив,
приобретает величайшую пользу. Не случайным учителем
любомудрия вошла смерть в нашу жизнь, воспитывая ум,
укрощая страсти души, утишая волны и водворяя тишину.
Итак, зная и из сказанного, и из многого другого, что
промышление Божие просиявает яснее света, не
любопытствуй понапрасну, не предавайся тщетной попытке
исследовать причины всего. Самое наше бытие Он даровал
нам по Своей благости, не имея нужды в нашем служении. И
нужно благоговеть перед Ним и преклоняться не только
потому, что Он сотворил нас, или даровал нам душу
бестелесную и разумную, и не потому, что создал нас
лучшими всех других, и не потому, что дал нам господство
и предоставил власть над всем видимым, но потому, что
сам Он нисколько не нуждается в нас. Чудесность Его
благости в том и заключается, что все это Он сделал,
нисколько не нуждаясь в нашем служении; прежде чем
явились мы, и ангелы, и высшие силы, Он имел уже
собственную славу и блаженство, и сотворил нас по одному
Своему человеколюбию, и не только все создал для нас, но
еще и больше того.
Для этого же Он дал нам и писанные
законы, посылал пророков, творил чудеса, и раньше всего
этого, создавая человека. Он дал ему особого учителя -
врожденный закон, как бы кормчего для корабля, как
всадника для коня, поставив его над нашим разумом.
Поэтому уже Авель знал его, хотя письмена еще не
существовали, не было ни пророков, ни апостолов, ни
писанного закона, а был только закон прирожденный. Тоже
и Каин, и он также знал этот закон, и оба они знали его,
признавали его господство. Хотя не оба они шли одним и
тем же путем, но один путем зла, а другой путем
добродетели, однако и тогда Бог не оставил Каина, хотел
поднять его от падения, и давал возможность наслаждаться
попечением, сначала увещевая его и давая ему советы, а
потом поучая и назидая его страхом и опасениями. Хотя
многие люди отвергали столь великое благодеяние, т. е.
это естественное познание, имеющее столь большую пользу
для нас, однако и тогда Бог не оставлял их, не предавал
их погибели, но продолжал назидать и увещевать их
посредством дел, посредством благодеяний, посредством
наказаний, посредством всего творения, ежедневно
совершающего свое дело, исполняющего обычные задачи,
посредством необычайных и непредвиденных событий,
посредством праведников, живших вначале. Людей,
достойнейших и исполненных любомудрия Он с этой целью
переводил с места на место. Так Аврааму Он велел
переселяться то в Палестину, то в Египет, а Иакову в
Сирию; Моисею опять в Египет, трем отрокам в Вавилон,
равно как Даниилу и Иезекиилю, а Иеремии - в Египет.
Потом Он даровал закон, посылал пророков; Он поражал и
опять воздвигал Свой народ, отдавал его в рабство и
освобождал его, и от начала до конца все делал и
совершал для нашего рода. Не ограничиваясь назиданием
нас посредством одного голоса природы, так как многие
люди, увлекаемые общим безумием, не получали отсюда
никакого плода, Он приступал к новым способам
вразумления, и наконец, чтобы завершить свои блага,
послал Сына Своего, Сына истинного, Единородного, и Он,
будучи одной с Ним природы, становится подобным мне,
ходил по земле, вращался среди людей, ел и пил, обходил
землю, поучая, назидая, вразумляя, творя чудеса, для них
пророчествовал, их увещевал, им преподавал советы, за
них страдал, за них терпел, за них подвергался
нареканиям, за них был предан.
Одно Он представлял им уже и здесь, а
другое отложил для будущего. Но Его обетования были
верны, и подтверждались сотворенными Им чудесами, когда
Он был еще на земле, и исполнением всех предсказаний.
"Кто изречет могущество Господа, возвестит все хвалы
Его?" ("Кто возглаголет силы Господни? Слышаны сотворить
вся хвалы Его") (Пс. 105:2). Кто не пришел бы в восторг,
кто не поражен бы был неизреченностью Его попечения при
мысли о том, как из-за неблагодарных рабов Он предал
смерти Своего Единородного Сына, смерти ужасной,
позорной, свойственной самым дерзким разбойникам, смерти
неправедных? Ведь Он был пригвожден ко кресту,
подвергался оплеванию и заушениям, Его били по щеке и
издевались над Ним, и вместо благодарности за Его
благодеяние Он был погребен и гроб его запечатан; и все
это Он потерпел для тебя, ради попечения о тебе, дабы
уничтожить тиранию греха, дабы разрушить твердыню
диавола, порвать узы смерти, открыть нам врата неба,
освободить от тяготевшего на тебе проклятия, отменить
первородное осуждение, научить терпению и воспитать в
силе, дабы ничто не огорчало тебя в настоящей жизни - ни
оскорбления, ни обиды, ни позор, ни бичи, ли нарекания
врагов, ни невзгоды, ни нападения, ни клеветы, ни злые
подозрения, и ни что другое подобное. Для этого Он и сам
претерпел все это, испытал вместе с тобой, и над всем
этим Он восторжествовал, поучая и тебя не бояться ничего
подобного. Но, не довольствуясь и этим, Он, отошедши на
небеса, дал тебе неизреченный дар св. Духа и послал
апостолов распространять Свое учение. И видя, как эти
проповедники жизни переносили тысячи зол, подвергались
бичеванию и оскорблениям, были потопляемы, терпели голод
и жажду, ежедневно находились в опасности, ежедневно
подвергались смерти, Он все это сносил для тебя, из
любви к тебе. Для тебя, человек, Он приготовил и
царство, для тебя назначил неизреченное, благо, это
наследие на небесах, эти различные и многообразные дары,
это блаженство, которого нельзя изъяснить никаким
словом.
Имея столько доказательств промышления
Божия, доказательств в Ветхом и в Новом Завете,
доказательств в настоящей жизни и в будущей,
доказательств, которые уже есть, которые будут, которые
доставляет нам каждый из переживаемых дней,
доказательств с самого начала творения, доказательств в
середине и в конце, доказательств постоянных,
доказательств со стороны тела, со стороны души, видя
целые облака отовсюду доставляемых свидетельств,
возвещающих о Его промышлении, неужели ты еще
сомневаешься? Нет, ты не сомневаешься; ты веришь в
промышление, ты убежден в его существовании. Итак, не
любопытствуй более, ясно видя, что имеешь Господа,
Который любвеобильнее отцов, попечительнее матерей,
более исполнен любви, чем новобрачный и новобрачная,
радуется твоему спасению, и радуется даже более, чем как
радовался бы ты, избавившись от опасности смерти (как и
показал через Иону), и видя все эти доказательства
любви, какую только отец может иметь к детям, или мать -
к своим чадам, садовник - к растениям, домостроитель - к
своему искусству, новобрачный - к новобрачной, юноша - к
девице, и желая удалить от тебя всякое зло, насколько
восток удален от запада, насколько небо выше земли (что
и показали мы), и не только это, но и гораздо больше
того, как мы и показали, касаясь словом всего и приводя
различные примеры не только из понятных образов, но и из
превосходящих самое разумение. Поистине, необъяснимо
промышление Божие, непостижимо Его попечение,
неизреченна Его благость, и невообразимо Его
человеколюбие.
Итак, видя все это, из того ли, что Он
возвестил, из того ли, что сделал и что сделает, не
любопытствуй и не испытывай, не говори: "Для чего это?"
Это было бы неразумно и свидетельствовало бы о крайнем
безумии и глупости, так как ведь никогда не спрашивают
врача, зачем он режет, прижигает, дает нам горькое
лекарство, хотя бы он был просто раб, - и больной, даже
будучи его господином, молча переносит все свои боли,
даже благодарит его за это прижигание, за это лекарство,
и хотя знает, что может не выйти отсюда (а многие врачи,
делая это, убивали многих), однако повинуется ему во
всем с полной покорностью. То же самое и в отношении
мореплавателей, домостроителей, и всех занимающихся
другими ремеслами. Поэтому, говорю я, было бы смешно и
подумать, чтобы человек незнающий и неопытный стал
доискиваться причины всяких явлений у Художника,
подвергая своему любопытству несказанную мудрость Его,
мудрость неизреченную, невыразимую, непостижимую, и
доискиваться, для чего существует то-то и то-то,
особенно вполне зная, что мудрость Его непогрешима, что
благость Его велика, что промышление неизреченно, что
все существующее направляется Им к нашей пользе, только
бы мы со своей стороны содействовали промышлению, потому
что Он никого не хочет погубить, но спасти. Таким
образом, не будет ли крайним безумием с самого начала и
немедленно подвергать любопытству дела Того, Который
хочет и желает всех спасти, не ожидая даже окончания
того, что совершается?
Лучше всего было бы не любопытствовать
ни сначала, ни после; если же ты слишком любопытен и
нетерпелив, то подожди хоть конца и посмотри, к чему все
это направляется, а прежде всего не бойся и не волнуйся.
Как не знакомый с делом, увидев, что золотых дел мастер
сначала расплавляет золото и затем мешает его с пеплом и
пылью, не ожидая конца, подумает, что он погубил золото;
или человек, родившийся и воспитавшийся на море, будучи
сразу перенесен на середину земли, никогда не слышав
ранее о том, как обрабатывают ее, вдруг увидел бы, как
хлеб, обыкновенно хранимый в житнице, охраняемый дверями
и запорами, предохраняемый против сырости, теперь сам
владелец всего этого хлеба рассеивает и разбрасывает его
по равнине, отдает на попрание всем, кто проходит по его
полю, и не только не охраняет против сырости, но даже
бросает его в грязь и сырость, не приставляет к нему и
сторожей, - не подумал ли бы он, что хлеб этот погублен,
и не стал ли бы он порицать земледельца, действующего
таким образом? Между тем, это осуждение выходило бы не
из сущности дела, а из неопытности и непонимания
человека, который слишком скоро произносит свой суд.
Пусть он подождет лета, когда явится роскошная жатва,
наточены будут серпы, когда окажется, что хлеб,
разбросанный там и сям, оставленный без охраны,
предоставленный тлению и гниению, повергнутый в грязь,
вырос, умножился, сделался еще прекраснее, сбросил с
себя ветхость, украсился большей силой, имея как бы
копьеносцев и ополчение, поднимает вверх голову,
увеселяет зрителя, и доставляет большую пользу, - и
тогда он чрезвычайно удивится тому, что после таких
превратностей плод получил такое благообразие и такую
красоту!
Поэтому и ты, человек, не подвергай
своему любопытству общего для всех нас Господа; если же
ты настолько любопытен и дерзок, чтобы предаваться даже
такому безумству, то по крайней мере подожди окончания.
Ведь если земледелец ожидает в течение всей зимы, взирая
не на то, чему подвергается хлеб во время холода, а на
то, чем ему предстоит наслаждаться в будущем, то тем
более и Тот, Кто обрабатывает всю вселенную и заботится
о наших душах, достоин того, чтобы ты подождал конца;
конец же я разумею не только в настоящей жизни (часто
бывает и здесь), но и в будущей. Конец обеих этих жизней
направляется к одному и тому же домостроительству,
именно - к нашему спасению и прославлению. Если по
времени они и разъединены, то по цели совпадают между
собой; и подобно тому, как в течение года бывает зима и
лето, но оба эти времени сводятся к одному и тому же,
именно - к созреванию плодов, так то же применимо и к
нашим делам. Поэтому, когда ты видишь, что церковь
рассеяна и до крайности страдает, что светильники ее
подвергаются гонению и бичеванию, настоятели ее сосланы
далеко, то не смотри на это только, но и на то, что
выйдет отсюда - на венцы, награды, возмездия,
предоставляемые победителям: "претерпевший же до конца
спасется" ("претерпевый до конца, той спасен будет")
(Матф. 10:22), - говорит Писание.
В Ветхом Завете, когда еще не известно
было учение о воскресении, то и другое совершалось в
настоящей жизни; при Новом же Завете не всегда так, но
бывает здесь скорбь, а блаженства нужно ожидать в
будущей жизни. Хотя блага выпадали (иудеям) и в
настоящей жизни, но они были бы гораздо более достойны
удивления, если бы не наслаждались ими, потому что, не
зная еще ясно учения о воскресении и видя, что все идет
вопреки обетовании Божиих, они не смущались, не боялись,
и не беспокоились, а предавались Его непостижимому
промышлению, нисколько не соблазняясь тем, что все
совершается наоборот, но, зная всю безграничность и
неистощимость Его премудрости, ожидали бы конца, а еще
лучше, если бы и раньше конца с благодарностью
переносили все случающееся с ними и не переставали
славословить Бога, посылающего страдания. Быть может,
рассуждение это покажется вам неясным; поэтому я
попытаюсь сделать его яснее.
Когда Авраам сделался уже стар, и
вследствие преклонного возраста омертвел для
чадорождения, так как для того, чтобы сделаться отцом,
жизненных сил у него оставалось не больше, как у
умершего; когда этот праведник состарился, и очень
состарился, далеко за пределы естественного
чадорождения, притом и сожительницей имея Сарру, более
бесплодную, чем камень, Бог обещал ему, что он будет
отцом стольких потомков, что своим множеством они
превзойдут самое множество звезд. К этому было много
препятствий, потому что патриарх достиг уже последнего
предела своего возраста, а его жена была вдвойне
бесплодной и по своему возрасту, и по природе; она была
бесплодной не по старости только, а и по самой природе,
потому что, и будучи молодой, она была бесполезным
орудием природы; вообще эта женщина была бесплодной.
Поэтому Павел, указывая на это обстоятельство, сказал:
"и утроба Саррина в омертвении" ("и мертвости ложесн
Сарриных") (Рим. 4:19). Не просто сказал - "мертвост...
Саррина", чтобы не подразумевать только возраста, но -
"утроба Саррина в омертвении" ("мертвост... ложесн ее"),
сделавшуюся не от времени только, но от самой природы.
Несмотря, как я сказал, на столько великих препятствий и
зная, что это есть обетование Божие, как оно богато
источниками и средствами, как оно не останавливается
перед препятствиями ни в законах природы, ни в трудности
самого дела, ни в чем-либо другом, а идет вопреки всему,
приводя обетованное в исполнение, (Авраам) принял
сказанное, поверил обетованию и, всецело изгнав опасение
из разума, счел все это достоверным, думая, как это и
действительно, что у Бога достаточно могущества, чтобы
сдержать Свое слово, и не доискивался, как и каким
образом все будет, для чего все это случилось не в
молодости, а в старости, и вообще так поздно. Поэтому и
Павел прославляет его, радостным голосом говоря: "Он,
сверх надежды, поверил с надеждою, через что сделался
отцом многих народов" ("иже, паче упования, во упования
верова, воеже быти ему отцу многим языкам").
(Рим. 4:18). Что такое - "сверх надежды,... с надеждою"
("паче упования, во упования")? Вопреки упованию
человеческому - во упование Божие, все побеждающее, все
могущее, все совершающее. И он поверил не только тому,
что будет отцом, но и отцом многих народов, и это он -
старец, бездетный, имевший жену бесплодную и
состарившуюся, - как сказано ему: "Так многочисленно
будет семя твое". "И, не изнемогши в вере, он не
помышлял, что тело его, почти столетнего, уже омертвело,
и утроба Саррина в омертвении; не поколебался в
обетовании Божием неверием, но пребыл тверд в вере,
воздав славу Богу и будучи вполне уверен, что Он силен и
исполнить обещанное" ("тако будет семя твое, и не
изнемог верою, ни усмотри своея плоти уже умерщвленныя,
столетен негде сый, и мертвости ложесн Сарриных. В
обетовании же Божии не усумнеся неверованием, но возможе
верою, дав славу Богови, и известен быв, яко, еже обеща,
силен есть и сотворити") (Рим.4:18-21). Изречение же это
означает: "Тотчас ободрившись и отбросив от себя немощь
человеческую, всецело полагаясь на обещавшего, принимая
во внимание Его неизреченную силу, он убедился вполне,
что все сказанное будет". И он особенно прославляет Бога
не тем, что любопытствовал или добивался познаний, но
тем, что смирился перед непостижимостью Его премудрости
и силы и нисколько не сомневался в сказанном. Видишь ли,
что особенно славить Бога значит всегда преклоняться
перед непостижимостью Его промышления и перед
неизреченною силою Его премудрости, а не
любопытствовать, не доискиваться и не совопросничать:
для чего это, к чему это, как это будет?
Удивительно же не это одно, а то, что, и
получив повеление принести в жертву сына своего
единородного и истинного, после такого обетования, он не
смутился тогда, хотя было много причин, которые могли бы
смутить человека невнимательного и не бодрствующего. И
прежде всего могло бы смутить самое повеление: неужели
Бог принимает такие жертвы, неужели повелевает отцам
быть детоубийцами, разрушать жизнь насильственной
кончиной, предавать детей безвременной смерти,
собственноручно убивать рожденных от себя, - неужели Он
хочет осквернять Свой жертвенник пролитием такой крови,
вооружая десницу отца против единородного сына, делать
праведника свирепым убийцей? Кроме того, не могла не
волновать и не устрашать и сама природа, не потому
только, что он был отец, но и потому, что он был отец
любящий, был отец сына истинного и единородного, который
был красив видом и хорош умом. Притом (сын его)
находился и в таком возрасте, и в таком расцвете
добродетели, что вдвойне сиял и благообразием души и
благообразием тела. Любовь у него к сыну была немалая, и
именно потому, что он получил его вопреки всякой
надежды. Вы знаете, как любезны те дети, которые
являются вопреки надежд и ожиданий, а не по закону
природы, - а таков и был (Исаак). Но помимо всего этого,
что особенно могло причинять соблазн, так это было самое
обетование и обещание: приказание стояло в полном
противоречии с ним. Обещание было таково: "посмотри на
небо и сосчитай звезды, если ты можешь счесть их. И
сказал ему: столько будет у тебя потомков" ("тако будет
семя твое, яко звезды небесныя") (Быт. 15:5). Повеление
же состояло в том, чтобы сына единородного, от которого
должна была наполниться вся вселенная, он взял из среды
людей и предал смерти и жесточайшему закланию. Но и это
не смутило праведника, и этого не убоялся он, и это
нисколько не причинило ему страдания, как оно причинило
бы страдание всякому неразумному и пресмыкающемуся. Он
не сказал самому себе: "Что это? Неужели я обманут,
неужели обольщен? Неужели это повеление Божие? Нет, не
поверю; мне постыдно сделаться детоубийцей, и этой
кровью осквернить мою десницу; как же исполнится
обетование, и если я вырву корень, откуда же явятся
ветви и откуда плоды? Если иссушить источник, откуда
потекут реки? Если я убью сына, откуда явится множество
потомков, превосходящих множество звезд? Как Он обещал
одно и теперь повелевает противоположное?" Он ничего не
сказал подобного и не подумал даже; но опять, полагаясь
на всемогущество Того, Кто дал ему это обетование, на
бесконечное могущество, которое, столь богатое
средствами и способами устранять все препятствия, стоит
выше всех законов природы и сильнее всего существующего,
не встречает ничего такого, что бы могло противиться
ему, - он исполнил бы повеление и с великой уверенностью
заклал бы своего сына, обагрил бы свою десницу,
окровавил бы свой нож и опустил бы меч на шею сына, да
он и исполнил все это - если не на деле, то в мысли.
Поэтому и Моисей, удивляясь ему,
говорит: "И было, после сих происшествий Бог искушал
Авраама и сказал ему:… возьми сына твоего, единственного
твоего, которого ты любишь, Исаака… и принеси его во
всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе" ("и
быст по глаголех сих, Бог искушаше Авраама и рече
ему:... пойми сына твоего возлюбленнаго, его же возлюбил
еси, Исаака, и... вознеси его... на едину от гор, ихже
ти реку") (Быт. 22:1-2). Это ли слова обещания, слова
обетования, говорящая, что он будет отцом множества
потомков, и семя его будет, как звезды небесные? Видишь,
как после таких слов, услышав, что должно принести в
жертву своего сына, он взял его - того, от которого
должен был получить множество потомков, чтобы именно
умертвить и принести его в жертву, удалить из среды
людей, вознести на алтарь Богу. Поэтому и Павел,
удивляясь ему, так опять увенчал и прославлял его,
говоря: "Верою Авраам, будучи искушаем, принес… Исаака"
("верою приведе Авраам Исаака искушаем"); и затем
показав, какое именно он совершил дело и какую обнаружил
веру, продолжает: "и, имея обетование, принес
единородного" ("и единороднаго приношаше обетования
приемый") (Евр. 11:17). А это означает: "Нельзя сказать,
что у Авраама было два родных сына и, что, по принесении
в жертву одного, он мог надеяться, что будет отцом
множества народов от другого; но у него был только один
сын и к этому одному относилось обетование; и хотя этого
именно он и должен был принести в жертву, однако, как
при обетовании о его рождении вере его не
воспрепятствовало ни собственное омертвение, ни
природное бесплодие его жены, так и здесь он не смущен
был смертью (сына).
Сравни же все это с совершающимся
теперь, и увидишь свое малодушие, увидишь суетность
соблазняющихся, и тебе будет ясно, что этот соблазн
происходит в тебе не от чего-либо другого, как от того,
что ты не преклоняешься перед неизъяснимым промышленном
Божиим, а стараешься во всем доискиваться способа Его
домостроительства, добиваешься причины всего
совершающего, и во все хочешь проникнуть своим
любопытством. Если бы все это допустил Авраам, то он
поколебался бы в вере. Но он не допустил, поэтому к
прославился и получил обещанное: он не смутился ни
старостью, ни последовавшим затем повелением. Он не
думал, что это повеление может послужить препятствием
обетованию, или что эта жертва разрушит обетование, и не
впадал в отчаяние касательно обетования, хотя уже и
достигши самого предела земной жизни. Не говори мне, что
Бог знал, что повеление это не будет приведено в
исполнение и что десница праведника не обагрится кровью;
но смотри на то, что праведник не знал ничего об этом,
ничего о том, что он получит своего сына обратно, и
таким образом возвратится с ним домой, так как напротив
все его мысли были заняты принесением его в жертву.
Поэтому и дважды призывается он с неба. Бог не просто
сказал ему: "Авраам!", но дважды: "Авраам, Авраам!"
(Быт.22:11), таким призыванием возбуждая и укрепляя в
нем склонность к приказываемому жертвоприношению: так
безусловно было это повеление. Видишь, как все в его
мысли было исполнено, и не было никакого соблазна.
Причина же этого заключается в том, что он своим
любопытством не проникал в дело Божие.
А что Иосиф? Скажи мне - разве он не
веровал также? Ведь и ему дано было от Бога великое
обетование, а в действительности опять случилось все
вопреки этому обетованию. В сновидениях ему дано было
обетование, что братья будут поклоняться ему, и это
возвещено было двояким образом - сначала при посредстве
светил, а затем при посредстве снопов. Все же
происшедшее после этих видений было вопреки видениям.
Прежде всего, против него под отеческим кровом началась
жестокая вражда, и его братья, порывая с ним всякую
связь, разрушая законы родства и разрывая узы братского
расположения, наконец, уничтожая самые веления природы,
сделались вследствие этих видений врагами и неприятелями
ему, даже злее врагов по отношению к своему брату, и как
дикие и свирепые звери, имея среди себя агнца, ежедневно
злоумышляли против него. Матерью же этой вражды была
неразумная зависть и несправедливая ревность: пылая
гневом, они ежедневно замышляли убийство, а зависть
разжигала в них как бы огненную печь, из которой
вырывалось пламя. Но так как они не могли причинить ему
никакого вреда, пока он находился и жил со своими
родителями, то они чернили его поведение, распространяли
о нем постыдную молву, возводили злые обвинения, желая
подорвать этим любовь к нему отца и сделать его
восприимчивым к навету. Потом, встретив его вдали от
отцовского глаза, увидев его в пустыне, куда он принес
им пищу и пришел повидаться с ними, они не устыдились
повода его прибытия, не устыдились и братской трапезы,
но наточили против него ножи и задумали погубить его;
все сделались братоубийцами, хотя ровно ничего не могли
выставить против обреченного ими на погибель; за то
именно, за что следовало бы увенчать и прославлять его,
они относились к нему с завистью, враждой и клеветой. Он
не только не удалился от общения с ними, но и при такой
их злобе обнаружил братскую любовь; а они порешили
уничтожить его и, насколько от них зависело, убили его,
обагрили свои руки и совершили братоубийство. Но
бесконечная премудрость Божия, все благоустрояющая и в
неблагоустроенном, в самой бедственности и даже в самых
вратах смерти исхитила его из их злодейских рук. Один
именно из братьев посоветовал им воздержаться от такого
гнусного убийства - а это, конечно, внушил ему Бог, - и
тем воспрепятствовал убийству. Но ужасное дело не
остановилось здесь, а продолжалось дальше. Хотя братья и
встретили препятствие к умерщвлению его, однако дух их
еще пылал гневом, ярость бушевала в них, велико было
пламя их страсти и оно перешло в другую форму гнева.
Сняв с него одежды и связав его, они бросили его в яму -
эти жестокие, бесчеловечные люди, и затем стали
наслаждаться принесенной им пищей: сам он, находясь в
яме, трепетал за свою жизнь, они же упитывались и
упивались.
Но безумие их не остановилось и здесь:
увидев варварских людей, которые из обитаемой ими страны
направлялись в Египет, они продали им своего брата,
подготовляя ему этим другую смерть, еще более
продолжительную и жестокую, исполненную всякой
бедственности. Будучи еще юношей нежным, воспитанным в
отцовском доме с великой свободой, совсем незнакомый с
рабством и связанной с рабством бедственностью, -
подумай только, что он тогда выстрадал, сразу сделавшись
рабом вместо свободного, чужеземцем вместо гражданина, и
повергшись в ужасный плен. Он не только он был повергнут
в рабство, но и лишен отца и матери и всего ему
принадлежащего; нагой, уведенный в чужую землю,
бездомный и не имея своего города, он подвергнут был
закону рабства в варварских руках. Разве недостаточно
было всего этого для того, чтобы повергнуть его в страх?
Разве легко было сносить внезапность, неожиданность,
непредвиденность и жестокость судьбы и притом со стороны
братьев - тех братьев, которых он любил и по отношению,
к которым не оказал ни великой, ни малой
несправедливости, а скорее, благодетельствовал им? И
однако ничто такое не смутило его, а отведенный купцами
в Египет, он переходил из одного рабства в другое. Там
он опять сделался рабом, - еврей жил в варварском доме,
- это благородный-то и свободный двоякой свободой,
свободой тела и свободой души! Но и тут он не возмущался
и не смущался случившимся, хотя и помнил о видениях,
которые возвещали ему совсем иное; он даже и не
любопытствовал, что же из всего этого будет? Между тем,
как братоубийцы, эти волки и звери, совершив такое
беззаконие, наслаждались в отеческом доме, юноша,
которому обещано было господствовать над ними, будучи
теперь пленником, рабом, уведенным на чужбину, сносил
крайнюю бедственность, и не только не господствовал над
ними, но сделался их рабом, вынося как раз
противоположное тому, что обещано было ему в видении. Не
только не получил он тогда господства, но лишен был и
отечества, и свободы, и лицезрения родителей.
Но бедственность его не остановилась и
здесь, а перед ним открылась другая более глубокая
пропасть; опять предстояла ему смерть и гибель, смерть
невыносимейшая, и гибель, исполненная стыда. Госпожа
дома, смотря на него порочными глазами, увлеченная
красотой юноши, очарованная его прекрасным лицом, начала
строить против него козни и умыслы. Утопая в роскоши,
она ежедневно старалась уловить юношу в собственные
покои, ввергнуть его в блудодейство и предать смерти
бессмертной. Сжигаемая страстью и ежедневно палимая этой
нечистой любовью, она ежедневно выходила на такую охоту
и, застав его одного, насильственно старалась склонить к
этой порочной любви, принуждала вступить с нею в
незаконную связь и старалась лишить его целомудрия. Но и
здесь праведник не допустил себя до греха, но, с великой
легкостью преодолев и силу похоти, и страсти молодого
возраста, и козни сладострастной жены, и соблазны
госпожи, и волнения юности, и все то, что могло привести
к падению, и лицо и ярость госпожи, он, как орел на
легких крыльях, поднялся ввысь, сбросил с себя одежды и,
оставляя их в сладострастных руках, вышел нагой, без
одежды, имея светлым одеянием для себя целомудрие,
светлее всякой багряницы. А этим опять он наточил против
себя меч, опять предстояла ему смерть, еще сильнее
вздымались волны, так как ярость этой женщины воспылала
сильнее вавилонской печи. Похоть ее воспылала еще
больше, а гнев, эта другая свирепейшая страсть,
соединился с великим зверством, и она стала умышлять на
его жизнь и прибегла к мечу, чтобы совершить
беззаконнейшее убийство, старалась погубить поборника
целомудрия и подвижника твердости и терпения. Поспешив к
своему мужу, она рассказала обо всем случившемся - не
так конечно, как было в действительности, но как она
сама лицемерно изложила это происшествие, внушила судье
все, что хотела, жаловалась на оскорбление и, как
потерпевшая ущерб, требовала отомщения, в доказательство
чего указывала и на одежды невинного юноши, оставшиеся в
ее нечистых руках. И обманутый судья не повел
обвиняемого в судилище, не дал ему слова, но человека,
никогда не видевшего судилища, осудил как уличенного в
прелюбодеянии, вверг его в темницу и обременил оковами.
И вот человек, который заслуживал бы венцов за свою
добродетель, оказался в темнице вместе с обманщиками,
грабителями гробниц, убийцами и самыми последними
негодяями. И однако, ничто подобное не смутило его.
Другой узник, провинившийся перед царем, был отпущен, а
он должен был долгое время оставаться в темнице и нести
тяжелое наказание за то, за что должно бы увенчать и
прославлять его. И однако он не возмущался и не
смущался, и не говорил: "Что это? Для чего это? Я,
которому обещано господствовать над братьями, не только
не получил такой чести, но и лишен отечества, и дома, и
родителей, и свободы, и безопасности, и именно со
стороны тех, которые должны бы поклоняться мне. После
совершения ими надо мной злодейства я сделался рабом
варваров и постоянно менял господ. Однако и здесь еще не
прекратилась моя бедственность, а повсюду мне угрожают
бедствия и козни. После коварства братьев, после
бедствия и рабства как первого, так и второго, опять мне
угрожали смерть и коварство жесточе прежнего, и наветы,
и пагуба, и неправедное судилище, и постыдное обвинение,
угрожавшее гибелью. Не получив права слова, я просто и
без суда ввержен был в темницу и обременен узами вместе
с прелюбодеями, братоубийцами и самыми негодными людьми.
Виночерпий избавился и от уз и от темницы; я же не могу
пользоваться после него никакой безопасностью; хотя ему
исполнился на деле сон по моему толкованию, но я
нахожусь в невыносимом бедствии. Это ли возвещали бывшие
мне видения? Это ли возвещало известное число звезд? Это
ли возвещали снопы? Куда же девались обетования? Куда
девались обещания? Неужели я был обманут? Неужели я был
обольщен? Где же наконец поклоняются мне братья, мне,
рабу, пленнику, узнику, объявленному прелюбодеем,
находящемуся в крайней опасности, столь далеко живущему
от них? Все исчезло и погибло!" Ничего подобного он не
говорил и не думал, а ожидал конца, зная, как бесконечна
и находчива премудрость Божия, и не только не смущался,
но даже восторгался и хвалился по поводу всего
происходившего.
А что, скажи мне, было с Давидом? Разве
он, после того как уже пользовался царством, принял по
голосу Божию скипетр народа еврейского и одержал
блистательную победу над варварами, разве он не перенес
самых тяжелых бедствий, подвергаясь вражде и наветам от
Саула, опасаясь за самую свою жизнь, вовлекаемый в
народную борьбу, постоянно гонимый в пустыню,
сделавшийся бродягой, лишенным города и дома
переселенцем? Нужно ли говорить много? Наконец он
лишился отечества и совсем удален был из собственной
страны, жил у враждебных, самых неприязненных варваров,
ведя жизнь тяжелее рабства, так как не имел даже и
необходимой пищи. И все это он терпел после посещения
его Самуилом, после возлияния на него елея, после
обетования ему царства, после скипетра, после диадемы,
после рукоположения Божия и избрания; и, несмотря на
это, ничто не смущало его, и он не говорил: "Что это? Я,
царь, которому следовало бы пользоваться властью, не
могу иметь и такой безопасности, какая принадлежит
самому простому человеку, а сделался бродягой, беглецом,
человеком без города и без дома, странником, удалился в
варварскую страну, лишен необходимой пищи и ежедневно
вижу, как угрожает мне крайняя опасность. Где же
обещание царства? Где обетование мне владычества?"
Ничего подобного он не говорил и не думал; он не
смущался тем, что было, но ожидал исполнения обещания.
Можно бы рассказать еще о тысяче других людей, которые,
подвергаясь самым жестоким бедствиям, не страшились, а
полагаясь на обещания Божия, хотя бы случилось и
противное им, таким прекраснейшим терпением заслужили
себе светлые венцы. Так и ты, возлюбленный, терпи сам и
ожидай конца, потому что все исполнится здесь ли, или в
будущем веке. Повсюду преклоняйся перед непостижимостью
промышления и не говори: "Как же за все бедствия будет
дано возмездие?" И не доискивайся, каким способом
совершаются дела Божий.
Все эти праведники не доискивались того,
как и каким образом совершается все это; но видя, что
все это непостижимо для человеческого разума, не
устрашались и не возмущались, а все мужественно сносили,
имея величайшую уверенность в силе обещающего дать
будущие блага, и не впадали ввиду противоположной
действительности в отчаяние. Они ясно видели, что,
будучи благоустрояющим и мудрым, Бог может и после
разрушения все восстановить лучше прежнего, и с великой
точностью исполнить обещанное. Так и ты, возлюбленный,
когда тебя в настоящей жизни обнимает скорбь, прославляй
Бога; когда подвергаешься и бедствиям, также благодари,
нисколько не смущайся, потому что промышление Божие
бесконечно и неисследимо, и все получит свой должный
конец в настоящей ли жизни, или в будущей. Если же бы
кто, слушая меня, по своему малодушию подумал, что все
должно совершиться еще здесь, то мы скажем, что истинная
жизнь и непроходящие блага ожидают нас только там.
Настоящая жизнь есть лишь путь, а тамошняя жизнь есть
отечество; здешняя подобна весенним цветам, а тамошняя
подобна недвижимым скалам; там венцы и награды не будут
иметь конца, там назначаются награды победителям, там
наказания и муки нестерпимые для делающих злое. "Что же,
- скажет кто-нибудь, - ожидает там соблазняющихся?" Но
почему ты не говоришь о тех, которые особенно
прославились, а указываешь на тех, которые сначала
носили маску благочестия, а теперь изобличены? Не видишь
ли, как очищается золото, как обнаруживается олово, как
солома отделяется от хлеба, волки от овец,
притворяющиеся от истинно живущих в благочестии? Когда
увидишь смущение таковых, подумай о славе тех. Некоторые
поколебались; но еще больше таковых, которые остались
твердыми, заслужили великую себе награду, не отступая ни
перед силой наветов, ни перед трудностью времен.
Смущающиеся пусть порассуждают сами с собой: "Ведь три
отрока были лишены и священников, и храма, и
жертвенника, и всего другого, что полагалось по закону,
и однако, живя среди варваров, с великой точностью
исполняли закон; то же самое было и с Даниилом и со
многими другими; и они, уведенные в плен, не нарушали
ничего, между тем как другие, оставаясь дома и пользуясь
всем в своем отечестве, пали и были осуждены".
Если бы ты исследовал, для чего
допускается все это, и не преклонился перед
неизреченными тайнами действий Божиих, а старался все
разузнать, постепенно проникая дальше и доискиваясь
многого другого, например: для чего явились ереси, для
чего диаволы, для чего демоны, для чего злые люди,
соблазняющие многих, и главнее всего этого - для чего
приближается антихрист, имеющий такую силу к обольщению,
что, как говорит Христос, он будет делать нечто такое и
так, что в состоянии будет соблазнить даже и избранных.
Но ты не должен доискиваться этого, а все нужно
предоставить неисповедимой премудрости Божией. Кто уже
твердо уверовал, то хотя бы ярились бесчисленные волны,
хотя бы поднимались бесчисленные бури, он не только не
потерпит никакого вреда, но сделается еще более сильным;
слабый, рассеянный и малодушный человек часто падает,
когда никто не толкает его. Если же хочешь узнать и
причину этого, послушай нашего наставления. Есть много и
другого, что различным образом засвидетельствовало бы
нам о домостроительстве Божием; но мы скажем о том, что
нам известно.
Мы говорим, что соблазны попускаются для
того, чтобы не уменьшалась твердость мужественных; вот
что в беседе с Иовом заявил Бог, говоря: "Ты хочешь
ниспровергнуть суд Мой, обвинить Меня, чтобы оправдать
себя?" ("мниши ли Мя инако тебе сотворша, разве да
явишися правдив") (Иов. 40:3). Также и Павел говорит:
"Ибо надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы
открылись между вами искусные" ("подобает бо и ересем в
вас быти, да искуснии явлени бывают в вас")
(1Кор. 11:19). Когда ты слышишь это изречение: "надлежит
быть и разномыслиям между вами", то не думай, что он
говорит это в смысле приказания или законоположения;
совсем нет, но он предсказывает этим будущее и заранее
напоминает бодрствующим о предстоящей им пользе от
этого. "Когда вы устоите против обольщения, говорит,
тогда именно яснее обнаружится ваша добродетель".
Поэтому же, а также и по другой причине попущены были
злые люди, именно - чтобы и они не были лишены
возможности извлечь пользу из могущей произойти с ними
перемены. Так именно спасен был Павел, так разбойник,
так блудница, так мытарь, так и многие другие. Если же
бы прежде, чем обратиться, они были взяты отсюда, никто
из них не спасся бы.
Касательно антихриста Павел высказывает
и другую причину. Какую же именно? А ту, чтобы устранить
всякую возможность извинения для иудеев. Какое бы могли
иметь извинение те, которые, не приняв Христа, стали бы
веровать в антихриста? Поэтому и говорит апостол: "да
будут осуждены все, не веровавшие истине, но возлюбившие
неправду" ("да суд приимут вси, не веровавшии истине, но
благоволивший в неправде") (2Фес. 2:12), т.е.
антихристу. Ведь иудеи говорили, что не веровали Христу
потому, что Он называл самого Себя Богом: "не за доброе
дело хотим побить Тебя камнями, но за богохульство и за
то, что Ты, будучи человек, делаешь Себя Богом"
("камение не мещем на Тя, но о хуле яко Ты человек сый,
твориши Себе Бога") (Иоан. 10:33), хотя они и слышали,
что Он наибольшее могущество приписывал Отцу и говорил,
что пришел с Его соизволения, что и засвидетельствовал
многими делами; что же они скажут, когда примут
антихриста, который будет говорить, что он есть Бог и,
ничего не упоминая об Отце, все будет делать вопреки
Ему? Поэтому Христос, укоряя их, предсказывал, говоря:
"Я пришел во имя Отца Моего, и не принимаете Меня; а
если иной придет во имя свое, его примете" ("Аз приидох
во имя Отца Моего и не приемлете Мене; Аще ин приидет во
имя свое, того приемлете") (Иоан. 5:43). Вот почему и
допущен соблазн.
Если ты говоришь, что есть
соблазняющиеся, то я представлю тебе еще больше тех,
которые прославились, и опять тебе скажу то же самое,
что не должно, чтобы ради небрежения и лености других
получили ущерб в воздаянии наград могущие бодрствовать и
внимать и лишились из-за этого многочисленных венцов.
Они не стали бы подвергаться испытанию, если бы не
получали залогов награды за эту борьбу; если слабые и
получают вред отсюда, то они не могут по крайней мере
обвинять в этом кого-нибудь другого, а должны самих себя
винить в падении, особенно в виду примера тех, которые
не только не соблазнились, но сделались еще более
славными и сильными.
Какими священниками пользовался Авраам,
скажи мне, какими учителями? Какими назиданиями? Какими
увещаниями, какими советами? Тогда не было еще ни
Писаний, ни закона, ни пророков и ничего другого
подобного: он плыл по неисследованному морю, шел
неиспытанным путем, притом, и родившись в нечестивом
доме и от нечестивого отца. Но ничто такое не повредило
ему, а он просиял такой добродетелью, что и долго
спустя, после пророков, после закона и долгого
воспитания, которое посредством знамений и чудес Христос
преподавал людям, - все это предваряя, он показал на
деле именно искреннюю и горячую любовь, пренебрежение к
деньгам, попечение о близких по рождению; попирая все
земное, и отбросив славу и распущенную жизнь, он стал
жить строже монахов, обитающих на вершинах гор. У него
не было даже и дома, а была только палатка из листьев,
едва способная прикрывать голову праведнику; будучи сам
чужеземцем, он не пренебрегал гостеприимством, а сам
будучи чужеземцем на чужбине, принимал тех, которые
приходили в полдень, и служил им. Он служил им сам, и в
этом добром деле соучастницей сделал и жену свою. А чего
только он не сделал для своего племянника, хотя тот худо
относился к нему, хотел захватить даже лучшую часть
пастбища, и это - после предложенного ему выбора? Не
пролил ли он из-за него и крови? Не вооружал ли всех
домочадцев, не подвергал ли себя явной опасности? Когда
ему приказано было оставить дом, отойти в чужую страну,
не тотчас ли же он послушался? Оставляя и отечество, и
друзей, и всех родственников, и веруя в повеление Божие,
не оставил ли он все наличное, ожидая неизвестного с
гораздо большей уверенностью, чем наличное, ради
обетования Божия, которому он верил непреклонно? После
всего этого, с наступлением голода, он опять сделался
странником, и однако не боялся и не смущался, а опять
проявил то же послушание, любомудрие и терпение, и
отправился в Египет, и повинуясь голосу повелевающего
Бога, не разлучен ли он был с своей женой, не видел ли
он, как египтянин осквернял ее, насколько было возможно
для него, и, будучи поражен в самое чувствительное
место, не потерпел ли он того, что хуже самой смерти?
Что может быть, скажи мне, тяжелее, как видеть, что
жена, связанная с ним законом брака, после стольких
обетовании похищена была у него варварским нечестием,
введена внутрь царских палат и оскорблена? Если даже в
действительности и не случилось так, то он все-таки
ожидал этого, и все сносил мужественно, так что ни
бедствия не смущали его, ни благоденствие не возгордило
его, но и во времена бедственности он сохранил то же
самое состояние духа. А когда обещан был ему сын, то не
было ли бесчисленных препятствий, препятствий от самого
разума? Но, преодолевая все их, подавляя все сомнения,
не воссиял ли он верой? Когда же потом ему дано было
повеление принести своего сына в жертву, не повел ли он
его с великой скоростью, как будто вел его на брак как
жениха? Как будто попирая самую свою природу и перестав
быть человеком, не принес ли он эту странную и
необычайную жертву и не один ли выдержал борьбу, не
призывая к себе на помощь ни жены, ни домочадца, ни
кого-либо другого? Он знал, хорошо знал высоту цели,
тягость этого повеления, величие этой борьбы; поэтому
один порешил совершить это дело и, совершив этот подвиг,
получил венец и был провозглашен победителем. Какой
священник наставлял его на это? Какой учитель, какой
пророк? Ровно никто, но он сам имел благомыслящую душу,
а ее и достаточно было во всех этих делах.
А что было с Ноем? Какого имел он
священника, какого учителя, какого наставника? Не один
ли он, когда вся вселенная погрузилась в зло, шел
противоположным путем, соблюдал добродетель, и так
просиял, что при потоплении вселенной и сам спасся и
других избавил от обуревающих опасностей доблестью
собственной добродетели? Почему он сделался праведником,
почему совершенным? Имел ли он какого священника или
учителя? Никто не мог бы сказать, что имел. А сын его,
хотя и имевший надлежащего учителя, именно, добродетель
своего отца, пользуясь наставлениями и через дела, видя
исход самых дел, имея урок и в погибели (рода
человеческого) и в спасении своего семейства, был злым
по отношению к нему, посмеялся над наготой родителя и
отдал его на посмеяние. Видишь ли, что повсюду требуется
благородство души?
А что, скажи мне, было с Иовом? Каких
пророков он слышал, каким ученьем он пользовался?
Никаким. Однако и он, не имея ничего такого, с великим
рвением проявлял все виды добродетели. Свое имение он
делил с нуждающимися, и не только имение, но и самое
тело. В своем дому он принимал странников и дом его
принадлежал скорее последним, чем самому владельцу;
крепостью же своего тела он помогал угнетаемым, силой и
мудростью языка поражал клеветников и обнаруживал
евангельское благоразумие, проявлявшееся во всех его
делах. Смотри же: "блаженны нищие духом", - говорит
Христос (Матф. 5:3), а это он и оправдывал своими
делами. "Если я пренебрегал, - говорит, - правами слуги
и служанки моей, когда они имели спор со мною, то что
стал бы я делать, когда бы Бог восстал? И когда бы Он
взглянул на меня, что мог бы я отвечать Ему? Не Он ли,
Который создал меня во чреве, создал и его и равно
образовал нас в утробе?" ("Аз же презрех суд раба моего,
или рабыни, прящымся им предо мною: что бо сотворю, Аще
испытание сотворит мне Господь?... Еда не якоже и аз бех
во чреве, и тии быша? Бехом же в том же чреве")
(Иов. 31:13-15). "Блаженны кроткие, ибо они наследуют
землю" (Матф. 5:5). А что кротче было того, о котором
домочадцы говорили: "О, если бы мы от мяс его не
насытились?" ("кто убо дал бы нам от плотей его
насытитися") (Иов. 31:31), - так они сильно любили его.
"Блаженны плачущие, ибо они утешатся" (Матф. 5:4); и
этой добродетели он не был чужд. Послушай, что он
говорит: "Если бы я скрывал проступки мои, как человек,
утаивая в груди моей пороки мои, то я боялся бы большого
общества, и презрение одноплеменников страшило бы меня"
("Аще же и согрешая неволею... не посрамихся...
народнаго множества, еже не поведах перед ними
беззакония моего") (Иов.31:33-34). Человек такого
настроения очевидно плакал с великим избытком. "Блаженны
алчущие и жаждущие правды" (Матф. 5:6). Смотри, и это с
избытком исполнялось им: "Сокрушал, - говорит, - я
беззаконному челюсти и из зубов его исторгал похищенное"
("сотрох... членовныя неправедных, от среды же зубов их
грабление изъях") (Иов. 29:17). "Я облекался в правду, и
суд мой одевал меня, как мантия" ("В правду же
облачахся, одевахся же в суд яко в ризу") (Иов. 29:14).
"Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут"
(Матф. 5:7); а Иов был милостив не только в деньгах, не
только в том, что одевал нагих, кормил алчущих, помогал
вдовам, защищал сирот, исцелял раны, но и самым
сочувствием души. "Не плакал ли я о том, кто был в горе?
не скорбела ли душа моя о бедных?" ("Аз же о всяком
немощнем восплакахся, вздохну...в же, видев мужа в
бедах") (Иов. 30:25). Как бы будучи общим отцом для всех
несчастных, он приходил на помощь в несчастьи к одним,
оплакивал бедствия других и обнаруживал милосердие в
словах и делах, своим состраданием и своими слезами
делаясь как бы общим покровом для всех. "Блаженны чистые
сердцем, ибо они Бога узрят" (Матф. 5:8). И это также
оправдалось на нем. Послушай, что Бог свидетельствует о
нем: "нет такого, как он, на земле: человек непорочный,
справедливый, богобоязненный и удаляющийся от зла"
("несть, яко он, на земли человек непорочен, истинен,
благочестив, удаляяйся от веяния лукавыя вещи")
(Иов. 1:8). "Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть
Царство Небесное"(Матф. 5:10). И в этом отношении он
совершил великое множество подвигов и получил награды.
Его не только гнали люди, но на него напал и сам
начальник всякого зла, демон, который, употребив все
свои козни, напал на него, изгнал его из дома и
отечества, поверг на навоз, лишил всех денег, имений,
детей, здоровья, самого тела, предав его самому
жестокому голоду; после чего даже и некоторые из друзей
его оскорбляли и растравляли раны его души. "Блаженны
вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески
неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь,
ибо велика ваша награда на небесах" (Матф. 5:11-12). И
это блаженство оправдалось на нем с великой полнотой.
Даже и близкие к нему люди тогда
клеветали на него, говоря, что он наказан меньше, чем
погрешил, возводили на него великие обвинения, ложные
слова и тяжкие клеветы. Но он избавил их от угрожавшей
им опасности тяжкого удара, нисколько не упрекая их за
все сказанное ими. И здесь опять исполнилось над ним
изречение: "любите врагов ваших… и молитесь за обижающих
вас" ("любите враги ваша,... молитеся за творящиж вам
напасти") (Матф. 5:44). И он любил своих врагов, молился
за них, утишал гнев Божий и искупил грехи их; хотя не
имел возможности слышать ни пророков, ни евангелистов,
ни учителей, ни кого-нибудь другого, кто бы наставлял
его добродетели. Видишь ли, каково благородство души, и
как она бывает достаточно добродетельна, хотя бы не
пользовалась никаким попечением? Между тем самые предки
его не только не были благочестивы, но отличались
великим злом. О предке именно его говорил Павел: "Чтобы
не было между вами какого блудника, или нечестивца,
который бы, как Исав, за одну снедь отказался от своего
первородства" ("да не кто блудодей, или сквернител, яко
же Исав, иже за ядь едину отдал есть первородство свое")
(Евр. 12:16).
А что, скажи мне, было с апостолами? Не
случались ли с ними тысячи соблазнов? Послушай, что
говорит Павел: "Ты знаешь, что все Асийские оставили
меня; в числе их Фигелл и Ермоген" ("веси ли сие, яко
отвратишася от мене еси иже от Асии, от них же есть
Фигелл и Ермоген") (2Тим. 1:15). Не пребывали ли эти
учители в узах? Не подвергались ли оковам? Не терпели ли
всякого зла от домашних, как и от чужих? Не вторгались
ли в паству после них и вместо них лютые волки? Не
предсказывал ли это Павел ефесянам, призвав их в Милет?
"Ибо я знаю, что, по отшествии моем, войдут к вам лютые
волки, не щадящие стада; и из вас самих восстанут люди,
которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников
за собою" ("Аз бо вем сие, яко по отшествии моем внидут
волцы тяжцы в вас, не щадящии стада. И от вас самех
востанут мужие, глаголющии развращенная, еже отторгати
ученики в след себе") (Деян. 20:29-30). Разве медник
Александр не причинял ему тысячей неприятностей, повсюду
гоня его, восставая и нападая на него и повергая его в
такие бедствия, что он и ученика своего предостерегал от
этого, говоря: "Берегись его и ты, ибо он сильно
противился нашим словам" ("от него же и ты себе блюди:
зело бо противится словесем нашим") (2Тим. 4:15). А
разве весь народ галатский не был совращен тайными
лжебратьями и увлечен в иудейство? А разве не в начале
самой проповеди Стефан, слова которого текли сильнее
рек, всех приводя в молчание и заключая нечестивые уста
иудеев, и который не находил себе противника, так что
никто не мог противостоять ему, когда он ниспровергал
иудейское учение, одерживал светлые трофеи и
блистательные победы, - этот благородный муж, мудрец и
исполненный благодати, принесший такую пользу церкви,
хотя и не долго трудился в деле проповеди, разве он не
был внезапно взят и осужден, и казнен как богохульник? А
что было с Иаковом? Не в самом ли начале взят он был,
так сказать, со своего поприща и обесчещенный, отдан
Иродом в руки иудеев, так что потерял жизнь, такой-то
столп, и такое-то утверждение истины? Многие ли тогда не
смущались этим событием? Но стоявшие продолжали стоять и
даже еще более укреплялись.
Послушай, что говорит Павел в своем
послании к филиппийцам: "Желаю, братия, чтобы вы знали,
что обстоятельства мои послужили к большему успеху
благовествования, так что узы мои о Христе сделались
известными всей претории и всем прочим, и большая часть
из братьев в Господе, ободрившись узами моими, начали с
большею смелостью, безбоязненно проповедывать слово
Божие" ("разумети же хощу вам братие, яко яже о мне паче
во успех благовествования приидоша: яко узы мои явлены,
о Христе быша во всем судищи и в прочих всех: и
множайшии братия о Господе надеявшиися о узах моих, паче
дерзают без страха слово Божие глаголати")
(Фил. 1:12-14). Видишь ли ты это мужество? Видишь ли
дерзновение? Видишь ли твердость души? Видишь ли
любомудрие настроения? Видя, что их учитель заключен в
темницу и узы, подвергался пыткам и побоям и терпел
бесчисленное множество подобных вещей, они не только не
смущались и не волновались, но получали еще больше
дерзновения, страданиями учителя возбуждались еще к
большей ревности в борьбе. "Но, - скажешь ты, - другие
падали". Не противоречу и я этому, потому что ввиду
всего совершившегося необходимо было многим и пасть; но
что я уже говорил и не перестану говорить, скажу и
теперь. Все это праведники должны приписывать себе, а не
природе вещей. Отходя отсюда, Христос оставил нам такое
наследие, говоря: "В мире будете иметь скорбь" ("в мире
скорбни будете") (Иоан. 16:33), и еще: "и поведут вас к
правителям и царям" ("и пред владыки же и цари ведени
будете") (Матф. 10:18), и еще: "наступает время, когда
всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит
Богу" ("приидет час, да всяк, иже убиет вы, возмнится
службу приносити Богу") (Иоан. 16:2). Напрасно поэтому
повсюду указываешь ты мне на соблазняющихся; всегда
случалось то же самое. Да и что и говорить об апостолах?
Сколько было людей, которые соблазнились
у самого креста общего всем нам Господа и, сделавшись
более злыми и дерзкими, проходя, издевались над Ним,
говоря: "Разрушающий храм и в три дня Созидающий! спаси
Себя Самого; если Ты Сын Божий, сойди с креста… и
уверуем в Него" ("разоряяй церковь и трем...я денми
созидаяй, спасися сам: Аще Сын еси Божий, сниди со
креста... иуверуем в Тя") (Матф. 27:40, 42). И, однако
они не имели себе извинения в кресте, потому что во всем
этом их обвиняет разбойник. И он также видел, как
распинали (Христа), и не только не соблазнился, но и
получил отсюда больше повода для любомудрия и, победив
все человеческое и вознесшись на крыльях веры,
любомудрствовал о будущем. Видя Христа оскорбляемым,
бичуемым, осмеиваемым, пьющим желчь, биенным,
отвергаемым народом, осужденным на судилище,
присужденным к смерти, он ничем этим не смутился; но,
видя крест и вбиваемые гвозди, видя все издевательства,
совершаемые развращенным народом, сам он пошел прямым
путем, говоря: "помяни меня... во царствии твоем"
(Лук. 23:42). И этим он заставил смолкнуть обвинителя,
исповедывал собственные грехи и любомудрствовал о
воскресении, хотя не видел, ни как мертвые воскресали,
ни как прокаженные очищались, ни как утишалось море,
изгонялись демоны, умножались хлебы, ни всего того, что
видел народ иудейский, и несмотря на все это, распял
Христа. Видя Христа уничиженным, он исповедывал в нем
Бога, вспомнил о царствии и размышлял о будущем; а они,
видев, как Христос совершал чудеса, наслаждаясь учением
Его и через слова, и через дела, не только не получили
пользы, но и поверглись в крайнюю бездну погибели,
вознеся Его на крест. Видишь ли, что неразумные и
негодные не получают пользы даже и от добра;
благоразумные же и бдительные получают величайшую пользу
и от того, чем соблазняются другие.
То же самое можно видеть и на Иуде, и на
Иове. Иуда не получил спасения даже от Христа, спасшего
вселенную, а Иов не потерпел вреда даже и от
губительного диавола. Но один из них, перенося тысячи
зол, получил венец, а другой, видя чудеса и сам совершая
их, воскрешая мертвых и изгоняя бесов (ведь и он имел
такую власть), слыша множество поучений о царствии и
геенне, принимая участие в таинственной трапезе, будучи
допущен к страшной вечери и вообще пользуясь таким же
благоволением и промышлением, каким пользовались Петр,
Иаков и Иоанн, и даже еще большими, - после всего такого
благоволения и снисхождения, каковыми пользовался в
избытке, так как ему были поручены даже и деньги для
нищих, после всего этого, он все-таки впал в безумие и,
через сребролюбие поддавшись сатане, по собственной воле
сделался предателем и совершил величайшее из зол, продав
за тридцать сребреников такую кровь и предав Господа
коварным поцелуем. Кто бы не соблазнился этим,
совершенным со стороны ученика, предательством? А что
сказать о обитателе пустыни, о плоде бесплодной, о сыне
Захарии, который, удостоившись крестить тую святую и
страшную голову, делается Предтечей собственного
Господа? Когда он пребывал в темнице, был усечен и
сделался предметом награды для блудной плясуньи, как
многие соблазнялись тогда! Но что я говорю - тогда? Как
многие и теперь, после столь долгого времени, слыша это,
соблазняются! Да что говорить об Иоанне, об его темнице,
его усекновении? Зачем обращаться к служителям, когда
можно обратиться к самому Господу?
А крест Христов, искупивший вселенную,
рассеявший заблуждение, землю превративший в небо,
рассекший узы смерти, сделавший ад ненужным, разрушивший
твердыню диавола, закрывший уста демонам, обративший
людей в ангелов, разрушивший жертвенники и ниспровергший
капища, насадивший на земле новое и необычайное
любомудрие, произведший бесчисленные блага, страшные,
великие и возвышенные, - разве он не был соблазном для
многих? Разве Павел не взывает ежедневно, говоря и не
стыдясь: "а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев
соблазн, а для Еллинов безумие" ("мы же проповедуем
Христа распята иудеем убо соблазн, еллином же безумие")
(1Кор. 1:23). Но что же, скажи мне, неужели не нужно
было являться Христу, не нужно было приносить эту
страшную жертву? Неужели не нужно было совершать этих
спасительных дел - потому только, что это было соблазном
для погибающих, и тогда, и после того, и на все времена?
Кто настолько безумен, кто настолько нелеп, чтобы
говорить это?
Здесь нужно иметь в виду не
соблазняющихся, сколько бы их ни было, а спасенных,
исправленных и наслаждающихся любомудрием, и не нужно
говорить что-либо о соблазняющихся, потому что они
должны приписывать это самим себе; так то же самое и
теперь. Соблазн произошел не от природы самого креста, а
по причине самих соблазняющихся, почему и говорит Павел:
"для самих же призванных, Иудеев и Еллинов, Христа,
Божию силу и Божию премудрость" ("самим же званным,
иудеем же и еллином, Христа Божию силу и Божию
премудрость") (1Кор. 1:24). Ведь и солнце причиняет вред
больным глазам, но что же отсюда? Неужели не должно быть
солнцу? Мед кажется горьким для больных. Что же, неужели
и его надо удалить? Не были ли сами апостолы "для одних
запахом смертоносным на смерть, а для других запахом
жизни на жизнь" (2Кор. 2:16)? Равным образом, ввиду
погибающих, разве не должно живым наслаждаться таким
попечением? Самое пришествие Христа, наше спасение,
источник благ, жизнь, бесчисленные благодеяния, скольких
людей обременяли они, скольких лишили извинения и
снисхождения? Не слышишь ли, что говорит Христос об
иудеях: "Если бы Я не пришел и не говорил им, то не
имели бы греха; а теперь не имеют извинения во грехе
своем" ("Аще не бых пришел и глаголал им, греха не быша
имели, ныне же извинения не имут о гресе своем")
(Иоан. 15:22). Что же? Так как после Христова пришествия
грех их сделался неизвинительным, так неужели из-за этих
злых Он не должен был приходить ради тех, которые имели
воспользоваться благом? Кто бы сказал это? Конечно
никто, кроме крайне неразумных. А сколько людей, скажи
мне, соблазнились вследствие самых Писаний? Сколько
ересей возникло под предлогом их? Так неужели следовало
бы уничтожить Писания ради соблазнившихся? Или не
следовало бы давать их с самого начала? Отнюдь нет; но
всем следовало давать ради тех, которые имели получить
от них пользу.
Соблазнившиеся (опять я не перестану
говорить это) пусть сами себе приписывают соблазны; а
для тех, которые имели получить от них величайшую
пользу, разве не было бы великой несправедливостью, если
бы по причине неразумия и нерадения других и те, кто
имели бы получить от них великую пользу, были бы лишены
этой пользы? Итак, не говори мне о погибающих, потому
что, как я уже сказал в предшествующей беседе, никто из
тех, которые сами себе не вредят, не получают вреда и от
других, хотя бы подвергалась опасности самая их жизнь.
Какой вред, скажи мне, получил Авель,
убитый братской рукой и потерпевший безвременную и
насильственную смерть? Не больше ли он получил пользы,
приобретя блистательнейший венец? Какой вред получил
Иаков, столько потерпевший от своего брата, сделавшийся
лишенным отечества беглецом, странником и рабом, и
доведенный до крайнего голода? Сколько потерпел Иосиф,
подобным же образом лишенный отечества и дома,
сделавшийся пленником, рабом и узником, подвергавшийся
крайним опасностям и перенесший столько клевет? Что
потерпел Моисей, столько раз оскорбляемый своим народом,
при чем те самые, которым он благодетельствовал, строили
ему козни? А что было с пророками, которые все терпели
зло от иудеев? Что было с Иовом, на которого восставал
диавол с бесчисленными кознями? Что было с тремя
отроками? Что с Даниилом, которому угрожала крайняя
опасность его жизни и свободе? Что было с Илией,
который, живя в крайней бедности, гонимый, угнетаемый,
пребывая в пустыне, всегда был беглецом и странником?
Что было с Давидом, который столько потерпел сначала от
Саула, а после и от собственного сына? Разве не больше
просиял он, перенося самые крайние бедствия, чем, когда
наслаждался благоденствием? А что было с Иоанном,
пострадавшим через усекновение? Что было с апостолами,
из которых одни были умерщвлены, а другие подвергались
всевозможным бедствиям? Что было с мучениками, которые
испускали дух среди ужасных мучений? Не все ли они тогда
именно особенно и просиявали, когда подвергались
испытаниям, когда подвергались наветам, когда
мужественно выдерживали крайнюю бедственность?
Прославляя общего нам Господа за все
другое, не особенно ли мы прославляем Его, восторженно
восхваляем за крест, за эту бесславную смерть? Не
выставляет ли Павел признаком Его любви к нам то именно,
что Он умер, что Он умер за людей? Не говоря о небе,
земле, море, об всем другом, что сотворил Христос для
нашей пользы и наслаждения, он постоянно возвращается к
кресту, говоря: "Но Бог Свою любовь к нам доказывает
тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще
грешниками" ("составляет же Свою любовь к нам Бог, яко
еще грешником сущим нам Христос за ны умре")
(Римл. 5:8). И отсюда он подает нам добрые надежды,
говоря: "Если, будучи врагами, мы примирились с Богом
смертью Сына Его, то тем более, примирившись, спасемся
жизнью Его" ("Ащебо врази бывше примирихомся Богу
смертию Сына Его, множае паче примирившеся спасемся в
животе Его") (Римл. 5:10). Не этим ли особенно он и сам
хвалится, много размышляет, ликует и восторгается от
удовольствия, так говоря в послании к галатам: "А я не
желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего
Иисуса Христа" ("мне же да не будет хвалитися токмо о
кресте Господа нашего Иисуса Христа") (Гал. 6:14),
И что удивляешься, если Павел ликует,
восторгается и хвалится этим? Сам Христос, потерпевший
столько, называет это дело славой: "Отче, - говорит Он,
- пришел час, прославь Сына Твоего" ("Отче, прииде час,
прослави Сына Твоего") (Иоан. 17:1), и ученик,
написавший это, говорит: "ибо еще не было на них Духа
Святаго, потому что Иисус еще не был прославлен" ("не
убо бе Дух Святый, яко Иисус не у бе прославлен")
(Иоан. 7:39), разумея под славой крест. Когда же хотел
показать им Его любовь, то о чем говорил? О чудесах ли,
знамениях и необычайных действиях? Отнюдь нет; но
указывает на крест, говоря: "Ибо так возлюбил Бог мир,
что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий
в Него, не погиб, но имел жизнь вечную" ("тако бо
возлюби Бог мир, яко и Сына Своего единородного дал
есть, да всяк веруяй в Онь, не погибнет, но имат живот
вечный") (Иоан. 3:16). И Павел тоже говорит: "Тот,
Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех
нас, как с Ним не дарует нам и всего?" ("иже убо Своего
Сына не пощаде, но за нас всех предал есть Его; како убо
не и с Ним вся нам дарствует") (Рим. 8:32). А когда
хочет привести к смирению, то, делая увещания, он
говорит так: "Если есть какое утешение во Христе, если
есть какая отрада любви, если есть какое общение духа,
если есть какое милосердие и сострадательность, то
дополните мою радость: имейте одни мысли, имейте ту же
любовь, будьте единодушны и единомысленны; ничего не
делайте по любопрению или по тщеславию, но по
смиренномудрию почитайте один другого высшим себя" ("Аще
убо кое утешенее о Христе, [или] Аще коя утеха любве,
Аще кое общение духа, Аще кое милосердие и щедроты,
исполните мою радость, да тожде мудрствуете, ту же
любовь имуще, единодушии, единомудренни: ничтоже по
рвению или тщеславию, но смиренномудрием друг друга
честию болша себе творяще") (Фил. 2:1-3), затем, давая
совет, говорит: "Ибо в вас должны быть те же
чувствования, какие и во Христе Иисусе: Он, будучи
образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но
уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись
подобным человекам и по виду став как человек; смирил
Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной"
("сие бо да мудрствуется в вас, еже и во Христе Иисусе:
Иже во образе Божий сый не восхищением непщева быти
равен Богу: но Себе умалил..., зрак раба приим, в
подобии человечестем быв, и образом обретеся яко же
человек, смирил Себе, послушлив быв даже до смерти,
смерти же крестныя") (Фил. 2:5-8). И опять, рассуждая о
любви, говорит следующее: "и живите в любви, как и
Христос возлюбил нас и предал Себя за нас в приношение и
жертву Богу, в благоухание приятное" ("и ходите в любви,
якоже и Христос возлюбил есть нас, и предаде Себе за ны
приношение и жертву Богу в воню благоухания") (Еф. 5:2).
Увещевая жен к единомыслию с мужьями, он говорит:
"Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь
и предал Себя за нее" ("мужие, любите своя жены, якоже и
Христос возлюби церковь, и Себе предаде за ню")
(Еф. 5:25).
Затем и сам Христос, показывая,
насколько Он стремился к этому и насколько жаждал
страданий, когда первый из апостолов, основание церкви,
глава сонма учеников, по неведению сказал: "Будь
милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою...
("милосерд Ты Господи; не имать быти Тебе сие), -
послушай, что Он отвечал ему, - Отойди от Меня, сатана!
ты Мне соблазн!" ("иди за Мною, сатано, соблазн Ми еси")
(Матф. 16:22-23). Самой строгостью этого укора Он
показывает, с каким рвением стремился Он к этому делу.
Свое воскресение Он совершил тайно и в сумраке,
предоставляя свидетельство о нем последующему времени;
крест же Он потерпел на виду всего города, в самый
праздник, среди народа иудейского, в присутствии обоих
судилищ - римского и иудейского, при стечении всех на
праздник, среди дня, на виду всей вселенной. А так как
все происходившее видели только присутствующие, то Он
повелел затмиться солнцу и возвестить об этом злодеянии
по всей вселенной. Хотя для многих, как я сказал, это
сделалось соблазном, но нужно обращать внимание не на
них, а на спасенных, на избавленных.
И что ты удивляешься, если в настоящей
жизни крест так славен, что Христос называет его славой,
и Павел хвалится им. В тот страшный и ужасный день,
когда Он придет показать славу Свою, когда явится во
славе Отца Своего, когда настанет страшный суд, когда
весь род человеческий предстанет перед Ним, когда реки
взволнуются, когда ангелы и высшие силы внезапно
снизойдут вместе с Ним, когда будут раздаваться
бесчисленные награды, когда одни просияют как солнце, а
другие как звезды, когда явятся сонмы мучеников и
апостолов, когда выступят ряды пророков и сонмы
благородных мужей, - тогда именно, в этом блеске, в этом
сиянии придет и Он, испуская блистательные лучи. "Тогда,
- говорит Писание, - явится знамение Сына Человеческого
на небе... солнце померкнет, и луна не даст света
своего" ("явится знамение Сына человеческого на
небеси... солнце померкнет, и луна не даст света
своего") (Матф. 24:29-30). О, блеск страдания, о
светлость креста! Солнце помрачается и звезды падают как
листья, крест же сияет светлее всех их, наполняя все
небо. Видишь ли, как прославляется этим Господь, как Его
уничижение превращается в славу, когда в тот день Он
явится перед всей вселенной с таким блеском?
И ты также, когда увидишь, что некоторые
соблазняются случившимся, прежде всего подумай о том,
что соблазн происходит не отсюда, а от собственной
слабости, о чем свидетельствуют те, которые не
подвергаются соблазну. Потом обрати внимание и на то,
что вследствие этого многие особенно просияли,
прославляя Бога с великим усердием, благодаря Его за
это. Поэтому, смотри не на падающих, а на мужественно
стоящих, на пребывающих неподвижными и на делающихся
более сильными; не на тех, которые боятся, но на тех,
которые плывут по прямому направлению, и плывущих прямо
гораздо больше. Но если бы даже и больше было первых, то
лучше один делающий волю Божию, чем тысячи беззаконных.
Подумай, сколько людей удостоилось
мученического венца. Одни были бичуемы, другие
ввергались в темницу, иные заключались в оковы, как
злодеи, иные изгонялись из отечества, иные лишались
имущества, иные высылаемы были на чужбину, иные терпели
смерть, - одни и действительно, а другие хотя бы только
в намерении. И когда они видели, как изготовлялись на
них копья, точились мечи, так что они ежедневно
находились под ударами новых угроз, как начальники,
пылая гневом, угрожали им смертью, выставляли перед ними
тысячи всяких пыток и наказаний, они и тогда не падали,
и не смущались, но неподвижно стояли (как) на скале,
готовые все это перенести и потерпеть, только бы не
участвовать в беззаконии совершающих зло, - и не только
мужи, но и жены. Эту борьбу выдерживали и женщины, и
часто даже мужественнее самих мужчин. И не только
женщины, но и юноши, и даже дети. Итак, скажи мне,
неужели весь этот сонм мучеников мало пользы принес
церкви? Все они мученики; ведь мучениками были не только
те, которых влекли в судилище, которым приказывали
приносить жертвы, и они, оставаясь непреклонными,
потерпели все это, но и те, которые готовы были
потерпеть все из-за благоугождения Богу. И если
внимательно рассмотреть, то последние даже более, чем
первые. Ведь не одно и то же, когда кто-нибудь, имея
избирать между мучениями и вечной погибелью своей души,
терпит все, чтобы не погибнуть, и когда кто за меньшее
добро терпит то же мучение.
Что мученический венец получают не
только потерпевшие муку, но и те, которые готовы к ней,
и даже, как я сказал прежде, потерпевшие за меньшее суть
большие мученики, это я попытаюсь доказать на основании
изречения Павла. Приступив к перечислению просиявших
среди предков, блаженный Павел, начав с Авеля, затем
переходит к Ною, Аврааму, Исааку, Иакову, Моисею, Иисусу
(Навину), Давиду, Самуилу, Илие, Елисею, Иову, и говорит
так: "Посему и мы, имея вокруг себя такое облако
свидетелей" ("темже убо и мы толик имуще облежащ нас
облак свидетелей") (Евр. 12:1). Между тем, не все они в
действительности были умерщвлены, а вернее ни один из
них, кроме двух-трех, например, Авеля, Иоанна, а другие
все закончили жизнь собственной смертью. Сам Иоанн был
умерщвлен не за то, что ему приказывали принести жертву
и он не послушался, не за то, что он, приведенный к
жертвеннику, не хотел поклониться идолу, а за одно
только слово. Он говорил Ироду: "не должно тебе иметь
жены Филиппа брата твоего" (Мк.6:18). За это он ввергнут
был в темницу и потерпел смерть. Но если за обличение
незаконного брака, каковой он видел перед собой (ведь он
даже не исправил совершаемого греха, а только говорил и
не хотел перестать), - если за то только, что говорил,
не делая ничего больше, он считается мучеником и даже
первым из мучеников, за то, что был усечен, то
потерпевшие столько наказаний и выступавшие не против
Ирода, а против властелинов всей вселенной, и
противившиеся не беззаконному браку, а защищавшие законы
отечества и правила церкви, словами и делами,
обнаруживавшие мужество, подвергавшиеся смерти ежедневно
- и мужи, и женщины, и дети, то разве они не были бы
достойны причисления к сонму мучеников?
Так, Авраам, который в действительности
и не умертвил своего сына, а умертвил его только в своем
намерении, услышал говорящий свыше голос: "не пожалел
сына твоего, единственного твоего, для Меня" ("не
пощадел еси сына твоего возлюбленнаго Мене ради")
(Быт. 22:12). Так всегда намерение, когда оно исходит из
добродетели, получает полный венец. Если же тот, кто не
пощадил сына, провозглашен был таковым, то те, которые
не щадили самих себя, подумай, какую получат они награду
за то, что не один, не два и не три дня, а в течение
всей своей жизни твердо исполняли повеления, подвергаясь
поношениям, оскорблениям, бедствиям и клеветам. А это
немалая заслуга. Поэтому и Павел, восторгаясь ею,
говорит: "то сами среди поношений и скорбей служа
зрелищем для других, то принимая участие в других,
находившихся в таком же состоянии" ("ово убо поношенми и
скорбми позор бывше, ово же общницы бывше живущым тако")
(Евр. 10:33). Что же говорить о тех, которые не только
сами умирали, но и побуждали к стойкости и других мужей
и жен? Апостол восхваляет их.
Многие раздавали свои имущества, чтобы
доставить некоторое утешение узникам и изгнанникам в
постигшем их бедствии, и с радостью принимали расхищение
их имуществ, по слову апостольскому; другие лишались то
отечества, то самой жизни. Поэтому, видя такое
богатство, такую пользу для церкви, видя, сколько
собрано сокровищ, видя, как раньше павшие сделались
потом сильнее огня и, избегая театров, удаляются в
пустыни и превращают долины и горы в церкви, видя, как
никто не пасет стада, а между тем овцы соблюдают порядок
как при пастухах, как воины в отношении мужества и
стойкости соблюдают порядок при военачальнике, и все с
надлежащей ревностью и тщательностью исполняют
повеления, неужели ты не удивишься и не поразишься,
какое отсюда произошло благо? Не только живущие
благочестиво, но многие из тех, которые увлекались
зрелищами и ристалищами, охваченные ревностью сильнее
огня, оставили все это безумство, пошли против самих
мечей, привлекаемые к начальникам и подвергаемые пыткам
насмехались над угрозами, показывая, какова сила
добродетели и как самый негодный человек, когда он
раскается и обратится, возвышается до свода самого неба.
Видя такие подвиги, столько сплетаемых венков, такое
назидание, - откуда, скажи мне, может явиться соблазн?
"От погибших", - скажет кто-нибудь. Но как я уже сказал
и не перестану говорить, эту причину своей погибели они
должны приписывать сами себе. Это именно показало вам
все изложенное слово. Но я укажу и на другое благо.
Как многие из тех, которые носят маску
благочестия и которые имеют прозрачную честность,
почитаются великими, хотя и не состоят таковыми, как
многие из них внезапно в наше время разоблачались и,
обличенные в своем обмане, являлись таковыми, каковы они
есть, а не такими, как они ложно и обманно хотели
казаться? Между тем, весьма и весьма полезно различать
тех, которые покрыты лишь овечьей шкурой, и волков,
скрывающихся так, не смешивать с действительными овцами.
Это время сделалось печью, которая обличила монету,
имеющую в себе медь, расплавляла олово, сжигала солому,
ложно придававшую больше цены драгоценным веществам. На
это именно указывает и Павел, говоря: "надлежит быть и
разномыслиям между вами, дабы открылись между вами
искусные" ("подобает бо и ересем в вас быти, да искуснии
явлени бывают в вас") (1Кор. 11:19).
Итак, не смущайся этим - ни тем, что
священники теперь, сделавшись негодными, свирепее
всякого волка набрасываются на паству, ни тем, что
начальники и правители обнаруживают большую жестокость.
Вспомни, что с апостолами случалось нечто еще более
жестокое. Тогда именно скипетроносец, будучи тайной
беззакония (как назвал его Павел), совершал все виды
зла, всех увлекал ко злу; однако и он не мог повредить
ни церкви, ни благородным тем мужам, а сделал их еще
более славными; священники же иудейские были так негодны
и лукавы, что нужно было запрещать народу ревностно
следовать их жизни: "На Моисеевом седалище сели книжники
и фарисеи; итак все, что они велят вам соблюдать,
соблюдайте и делайте; по делам же их не поступайте" ("на
Моисеове седалищи седоша книжницы и фарисее: вся убо,
елика Аще рекут вам блюсти, соблюдайте и творите: по
делом же их не творите") (Матф. 23:2-3). Что может быть
лукавее священников, ревность в подражании, которым
оказывается гибельной, и однако, несмотря на то, что
тогда властвовали такие люди, лица просиявшие,
увенчанные, не только не потерпели никакого вреда, а
прославились еще больше. Поэтому не нужно удивляться
тому, что произошло.
Повсюду испытания бодрствующим приходят
и от своих, и от чужих. Так и Павел, видя целые тучи
надвигающихся на них опасностей и боясь, чтобы некоторые
из учеников не устрашились, в своем послании говорил: "И
послали Тимофея, брата нашего и служителя Божия и
сотрудника нашего в благовествовании Христовом, чтобы
утвердить вас и утешить в вере вашей, чтобы никто не
поколебался в скорбях сих: ибо вы сами знаете, что так
нам суждено" ("и послахом Тимофея,... яко ни единому
смущатися в скорбех сих: сами бо весте, яко на сие
лежим") (1Фес. 3:2-3). Сказанное же означает: "Такова
наша жизнь, таково свойство апостольского призвания -
чтобы переносить бесчисленные бедствия". "Так нам
суждено" ("Яко на сие лежим"), - говорит он. Что такое -
"Так нам суждено"? Как съестные припасы предназначены
для того, чтобы идти в продажу, так и апостольская жизнь
для того, чтобы подвергаться поношению, терпеть всякое
зло, никогда не успокаиваться, никогда не иметь
облегчения. Но бдительные не только не терпят отсюда
никакого вреда, но и получают большую пользу. Поэтому
апостол восхваляет их, узнавши, что они стояли
мужественно. И о других говорит, что они, ободренные его
узами и его оковами, дерзали безбоязненно проповедовать.
А что было, скажи мне, во времена Моисея? В варварской
стране не попустил ли Бог волхвам показать свою силу? Не
эту ли историю припоминает Павел, говоря: "Как Ианний и
Иамврий противились Моисею, так и сии противятся истине"
("яко же Ианний и Иамврий противистася Моисею, такоже и
сии противляются истине") (2Тим. 3:8). Так всегда не
было недостатка в соблазнах, равно как не было
недостатка и в увенчанных ради них.
Обо всем этом поразмысли, и не об этом
только, а и о том, какая польза была от этого. Посмотри
и на то, что есть и другие непостижимые причины для
этого; ведь не все возможно нам знать, но (несомненно),
что за бедствиями следуют события гораздо более
благоприятные и совершаются чудесные дела. Так сначала
Иосиф находился в бедствии, и долго совершались события,
казавшиеся противными обетованию; но потом произошло
даже больше того, что было обещано. И на кресте не
тотчас же и не сначала совершилось избавление, но
сначала предшествовал соблазн, и если с целью удивить и
исправить злодеев и было несколько знамений, то все они
вскоре исчезли. Если и разорвалась завеса в храме, камни
распались и солнце помрачилось, то все это произошло в
течение одного дня, и вскоре было забыто многими. После
же этого вскоре апостолы, находясь в бегстве, в гонении,
в борьбе, в наветах, скрываясь, трепеща и подвергаясь
опасностям, проповедывали слово (Божие); народ
иудейский, будучи в это время в силе, гнал, преследовал,
терзал и мучил верующих, и так как заодно с ними были и
начальники, то ежедневно они хватали и влекли апостолов
(в судилища). Да что я говорю о народе и начальниках
иудейских? Один делатель палаток, занимавшийся выделкой
кож, именно, Павел (а что может быть пустее делания
палаток?) объят был таким безумством, что хватал мужей и
жен и отдавал под стражу. И Распятый, видя все это,
попускал ему. Но посмотри, как впоследствии этот самый
гонитель превзошел всех (в вере) и его деятельность
просияла ярче солнца, и обняла всю вселенную.
Если же скажешь: "Для чего в Ветхом и
Новом Завете допускается столько опасностей и столько
наветов?" - то узнай и причину этого. Какая же это была
причина? Настоящая жизнь есть ристалище, упражнение и
борьба, печь, мастерская для добродетели. Как кожевник,
получая кожи, сначала разминает их, растягивает,
колотит, бьет о стены и камни, и через тысячи разных
приспособлений делает их пригодными для окраски, и потом
придает им хороший цвет; и как мастера золотых дел
бросают золото в огонь, подвергают его пробе в печи, так
чтобы сделать его наиболее чистым; и как воспитатели
юношей упражняют их на ристалищах посредством различных
трудов, давая им более сильных противников, чтобы они,
все исполняя при упражнении с телами учителей, могли
оказаться стойкими и в действительной борьбе, способными
встретить противников и легко поразить их, так действует
и Бог в настоящей жизни: желая приготовить души к
добродетели, Он и угнетает их, и удручает, и подвергает
самым тяжелым испытаниям, так чтобы падающих и слабых
устранить, а людей достойных сделать еще более
достойными, недоступными для наветов демона и для сетей
диавола, и особенно всех достойными получения будущих
благ. "Человек, - говорит Писание, - не перенесший
испытаний, не обладает опытностью", как и Павел говорит:
"от скорби происходит терпение, от терпения опытность"
("скорбь терпение соделовает, терпение же искусство")
(Римл. 5:3-4).
Чтобы сделать нас более твердыми и
терпеливыми, Бог попускает всякие испытания на нас.
Поэтому Он попустил Иову перенести всякие бедствия,
чтобы он сделался еще более опытным в добродетели и
заградил уста диавола; потому же Он удручал и апостолов,
чтобы они сделались более мужественными и обнаруживали
собственную силу. А это причина немалая. Поэтому и
Павлу, когда он искал облегчения и отдыха от обуревающих
зол, Он сказал: "довольно для тебя благодати Моей, ибо
сила Моя совершается в немощи" ("довлеет ти благодать
Моя: сила бо Моя в немощи совершается") (2Кор. 12:9).
Даже и те, кто еще не приняли учения
христианского, могут получить отсюда великую пользу,
если будут внимательны. Видя, как праведники сносили
несправедливости, терпели оскорбления, были заключаемы в
темницы, подвергались клеветам, окружались кознями, были
обезглавливаемы, сжигаемы, бросаемы в море, и не
устрашались никакого бедствия, подумай, с каким
удивлением относились к этим чудесным борцам и тогдашние
и теперешние люди. Все случившееся не только не
причиняет соблазна людям бдительным, но и оказывается
источником многого назидания. Поэтому и Павел услышал,
что "сила Моя в немощи совершается" (2Кор. 12:9). Это
можно встретить и в Ветхом и в Новом Завете. Подумай,
что должен был испытать Навуходоносор, когда на глазах
столь многочисленного войска он был побежден тремя
отроками, тремя рабами, тремя пленниками, обремененными
цепями, преданными пламени, не в состоянии был
распорядиться телами трех порабощенных и подвластных ему
отроков, лишенных отечества, свободы, чести, власти,
имущества, поселенных вдали от родины. Если же бы не
случилось этого испытания, не было бы и столь светлой
награды, не было бы столь блистательного венца.
Подумай, что должен был испытать Ирод,
когда он, будучи обличаем узником, видел, что этот узник
вследствие уз не только не потерял своего дерзновения, а
напротив - предпочитал скорее погибнуть, чем отказаться
от прекраснейшего дара - свободы слова. Подумай, что
всякий, видя или слыша это, из живших ли тогда, или
родившихся позже, при всей своей немощи, если только
обладает хотя слабым умом, получает отсюда величайшую
пользу. Не говори мне о поступках людей неразумных,
которые ленивы и преданы плоти, и легче листьев (носимых
ветром). Таковые падают не только от великих бедствий,
но и почти от всего, что происходит вокруг их, как это
было с народом иудейским, который, и вкушая манну, и
вкушая хлеб, одинаково был недоволен, и находясь в
Египте, и будучи избавлен от Египта, в присутствии
Моисея и по его отшествии. Но указывай на тех, которые
внимательны, которые бодрствуют, и сообрази, какую они
могут извлекать отсюда пользу, видя душу бесстрастную,
разум не порабощенный, язык дерзновенный, человека,
который, будучи пустынножителем, торжествует над царем;
будучи узником, не уступает; будучи усекаем, не молчит.
Не останавливайся даже и на этом, а
исследуй и то, что было потом. Ирод усек, а Иоанн был
усечен. Кто же из них ублажается всеми? Кто считается
ревнителем? Кто прославляется? Кто увенчивается? Кто
восхваляется? Кто славословится? Кто служит предметом
удивления? Кто обличает доселе? Не тот ли, кто в каждой
церкви провозглашает: "не должно тебе иметь жену брата
твоего Филиппа" (Мк.6:18)? А (Ирод) разве не осуждается
и после своей кончины за свое прелюбодейство, беззаконие
и безумство? Пойми после всего сказанного, какова сила
узника, какова слабость тирана. Последний не мог
заставить смолкнуть и одного языка, а уничтожая его, он
на место него и вместе с ним открыл тысячи уст. А Иоанн
тотчас же стал устрашать его и после казни (ведь совесть
Ирода потрясалась таким страхом, что он стал думать,
будто Иоанн, воскресши из мертвых, начал творить
чудеса), и теперь, в течение всего времени, он обличает
всю вселенную и через самого себя и через других.
Каждый, читая это Евангелие, говорит: "не должно тебе
иметь жену брата твоего Филиппа"; да и помимо Евангелия,
в собраниях и обществах, в домах и на рынке, повсюду,
хотя бы ты пошел в страну персов, хотя бы в страну
индийцев, хотя бы в страну мавров, хотя бы в любую
страну, в которой светит солнце, и до самых последних
пределов ее, везде услышишь ты этот голос и увидишь, как
праведник тот еще и теперь вопиет, проповедует, обличает
зло тирана, и никогда не молчит, так что и самая
продолжительность времени не ослабляет его обличений.
Какой же вред получил этот праведник от своей кончины?
Что вредного от насильственной смерти? Что от уз? Что от
темницы? Не исправил ли он людей благоразумных тем, что
он говорил там, что он выстрадал там, и теперь
проповедуя то же, что проповедовал и при жизни? Поэтому
не говори - "почему допущено ему было умереть?" Это была
не смерть, а венец, не кончина, а начало лучшей жизни.
Научись же любомудрствовать, и не только не получишь
никакого вреда из всего этого, а получишь величайшую
пользу.
А что сказать о египтянке? Не обвиняла
ли она Иосифа? Не распространяла ли о нем худой славы?
Не оклеветала ли его? Не ввергла ли его в темницу? Не
подвергала ли его крайней опасности? Не хотела ли
погубить, когда он был у нее? Но какой вред ему был
тогда, или теперь? Подобно тому, как горячие угли,
скрытые под соломой, сначала кажутся потухшими, но
внезапно начинают пожирать лежащее над ними, и
воспламеняемые этой самой соломой, высоко выбрасывают
пламя, так и добродетель, которая казалась подавленной
клеветой, затем вследствие самых препятствий расцветает
еще более и поднимается до самого неба. Можно ли было
сделать что-нибудь для этого юноши лучше того, что
сделано было для него клеветой и наветами, хотя бы взять
самый престол в Египте и даже царство там? Всегда с
страданиями связываются слава, благоденствие, венцы.
Разве не прославляют его по всей вселенной? И самая
продолжительность времени не ослабила воспоминания о
нем, но блистательнее и тверже царских статуй его
добродетель и мудрость воздвигли себе, так сказать,
статуи по всей вселенной в стране римлян и в стране
варваров, в совести каждого и в языке каждого. Мы все
еще видим, как он, будучи узником и рабом, поучал эту
жалкую и негодную блудницу должным образом вести себя,
делал все от него зависящее для спасения, возбуждал в
ней стыдливость, погашал печь, старался освободить ее от
этой страшной бури и направить в пристань. Но так как
буря продолжалась, корабль стал тонуть, и она потерпела
кораблекрушение, то он бежит от разъяренных волн,
спасается на непоколебимой скале целомудрия, оставляя
свои одежды в руках бесстыдницы и являясь в своей наготе
более блистательным, чем те, которые были в пурпурных
одеждах, и уподобляясь доблестному воину, торжествующему
победителю, получает трофей целомудрия. Воспоминание не
ограничивается и этим, а идя дальше, мы видим, как он
опять отводится в темницу, как он, связанный и
плененный, проводит там долгое время. Поэтому-то и опять
мы особенно удивляемся ему, восторгаемся им и восхваляем
его. Всякий, даже будучи уже целомудренным, думая о нем,
становится еще более целомудренным; всякий бесстыдный,
узнав о такой добродетели, под влиянием этого события
приходит к целомудрию и исправляется вследствие этой
истории.
Итак, припоминая все это, не бойтесь, а
извлекайте пользу из происшедших событий, и терпение
подвижников да будет для вас учителем твердости, и видя,
как вся жизнь благородных и славных мужей возвышалась
через это, не унывайте и не возмущайтесь ни
собственными, ни чужими испытаниями. Ведь и церковь
сначала подвергалась всевозможным бедствиям, а потому
так и умножилась. Не удивляйтесь же, потому что в этом
нет ничего необычайного. Но подобно тому, как в
настоящей жизни, не там, где находится солома, сено или
песок, но там, где находятся золото и жемчуг, там именно
постоянно собираются и злоумышляют пираты и морские
грабители, разбойники и раскапыватели гробниц, - так и
диавол там именно и строит свои козни, где видит
богатства, скопляемые душей и умножающиеся сокровища
благочестия. Но если те, которые подвергаются козням,
будут бодрствовать, то не только ничего не потеряют, но
получат еще большее богатство добродетели, как это
случилось и теперь.
В этом же можно видеть и величайший
признак богатства, благ и могущества церкви. Когда
лукавый демон увидел, что она процветает и
благоденствует, в короткое время поднялась на высоту,
проявляет большую деятельность, добродетельные все более
преуспевают, а грешные раскаиваются, так что это
общество распространялось по всей вселенной, то он
привел в движение все свои козни и поднял ожесточенные
войны. Подобно тому, как он угнетал Иова то потерей
имущества, то смертью детей, то болезнью тела, то
злословием его жены, то оскорблениями, насмешками и
издевательствами друзей, так он нападал и на церковь,
возбуждая против нее, насколько возможно было, и ее
друзей, и ее врагов, и тех, которые вступили в духовный
чин, зачислились в сонм верующих, были почтены саном
епископа, и, наконец, всяких лиц всякого состояния.
Между тем, несмотря на все такие козни,
не только он не мог поколебать ее, но даже сделал ее еще
блистательнее. Нисколько не смутившись, она продолжала
поучать всех, как она поучает и теперь, обуздывать
страсти, сносить испытания, показывать терпение,
пренебрегать житейским, не увлекаться богатством,
пренебрегать честью, презирать смерть, не увлекаться
жизнью, оставлять отечество, соотечественников, друзей,
родных, быть готовыми ко всяким бедствиям, идти против
мечей, и все, что есть светлого в настоящей жизни -
имение, почести, славу, власть, роскошь, - все это
считать ничтожнее весенних цветов. И этому поучает не
один кто-нибудь, не двое, и не трое, а весь народ
(христианский), и не словами только, а и делами, из-за
которых страдают, которыми побеждают, через которые
преодолевают злоумышленников, через которые делаются
тверже адаманта и крепче всякого камня; при этом не
берутся за оружие, не поднимают войны, не прибегают к
луку или стрелам, а будучи каждый огражден стеной
терпения, благоразумия, честности и мужества, они,
перенося зло, еще большим бесчестием покрывают делающих
таковое.
И вот теперь они со светлым лицом и
свободными очами, пользуясь неизреченным дерзновением,
выступают на площади, наполняют дома, стекаются на
собрания, между тем как делавшие им зло всевозможными
кознями теперь скрываются, имея внутри себя злую
совесть, трепещут, боятся и мучатся. Подобно тому, как
дикие звери, которым угрожает смерть, после первого и
второго удара, с особенной яростью бросаются на острие
копий, и сами себе наносят еще более жестокие удары и
ранят себя до сердца; подобно тому, как волны, ударяясь
в скалы, с особенной силой разбиваются и рассеиваются, -
так и злоумышленники роют ямы скорее для себя, чем для
других. Ведь у людей, которые подвергаются козням, есть
вселенная, есть друзья, которые хвалят их, удивляются
им, провозглашают о них, увенчивают их, зная или не зная
их, узнавая о них по их делам, по молве о них, при чем
многие жалеют их, сочувствуют им, доставляют им все
полезное; сами же злоумышленники имеют еще более лиц,
которые ненавидят их, осуждают, укоряют, обличают,
пристыжают их, желают видеть их в наказании и бедствии.
И все это еще здесь; что же предстоит им там?
Если соблазнивший и одного осуждается на
такое наказание, что ему лучше повесить себе жернов на
шею и утонуть в море, то подумай, каким подвергнутся
наказаниям во время страшного суда, каким подвергнутся
бедствиям те, которые возмущают всю вселенную,
ниспровергают церковь, разрушают всякий мир, производя
повсюду тысячи соблазнов? Те же, которые страдают от
них, после того, что они выстрадали, станут вместе с
мучениками, вместе с апостолами, вместе с благородными и
возвышенными мужами, блистая добродетелями, страданиями,
венками, наградами, всяким дерзновением. Они увидят их
наказываемыми, и не смогут избавить их от этого
наказания, хотя бы и чрезвычайно хотели этого; а
последние будут возносить мольбу, но не будут услышаны.
Если один богач, пренебрежительно отнесшийся к Лазарю,
подвергся такому наказанию, и не получил никакого
облегчения, то чему подвергнутся те, которые
преследовали и соблазняли столь многих?
Размышляя обо всем этом, а также
исследуя все, что свидетельствует об этом Божественное
Писание, приготовляйте для себя стену крепкую, а для
немощных еще и надлежащее лекарство, и оставайтесь
твердыми и непоколебимыми, ожидая предстоящих вам благ.
Во всяком случае предстоит вам награда не только равная
трудам, но и неизреченно превосходящая их. Так-то
человеколюбив Бог: с великим любочестием вознаграждает
Он воздаяниями и наградами тех, которые делают или
говорят доброе, получить какие и да сподобимся мы во
Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава во веки
веков.
Иоанн Златоуст, святитель
Цитировано по:
Творения святого отца нашего Иоанна
Златоуста,
архиепископа Константинопольского, в
русском переводе.
Издание СПб. Духовной Академии, 1897.
Том 3, Книга 2, Слово
к тем, которые соблазняются
происшедшими несчастьями, а также
о гонении и бедствии народа и многих
священников,
и о непостижимом, и против иудеев, - С.
497-549.
Азбука веры
Примечание
* Это рассуждение, по свидетельству
Георгия Александрийского, написано святителем из Кукуза
в утешение своим страждущим последователям.
***
Молитва святителю Иоанну Златоусту:
- Молитва святителю Иоанну Златоусту.
Святитель Иоанн Златоуст - величайший и самый
творчески плодовитый христианский богословов,
апологет, нравоучитель, библейский толкователь и
гимнограф.
Святитель Иоанн Златоуст небесный покровитель
ученых, всех церковнослужителей, богословов,
апологетов, миссионеров. Святителю Иоанну молятся об
укреплении веры, в том числе и при гонениях,
даровании молитвенности, разумения веры и Священного
Писания, об обращении иноверцев, сектантов и
раскольников. К его помощи прибегают при душевных
недугах, в состоянии отчаяния и мыслях о самоубийстве
Акафист святителю Иоанну Златоусту:
Канон святителю Иоанну Златоусту:
Житийная и научно-историческая литература о святителе Иоанне Златоусте:
Труды святителя Иоанна Златоуста:
- Шесть слов о священстве
- Огласительное слово на Пасху
- Святого отца нашего Иоанна Златоустого уроки о воспитании - святитель Феофан Затворник
- Против еретиков
- Беседа на день Крещения Христова святителя Иоанна Златоустого, архиепископа Константинопольского - святитель Иоанн Златоуст
- Слово на Богоявление Господне
- Поучения святого Иоанна Златоуста о сквернословии
- На Святое Рождество Христово
- "Беседа о воскресении мертвых"
- "К иудеям и эллинам, и еретикам; и на слова: "был... зван Иисус... на брак""
- "О судьбе и провидении"
- "Против аномеев"
- "Против иудеев"
- "Рассуждение против иудеев и язычников о том, что Иисус Христос есть истинный Бог"
- "Слово к тем, которые соблазняются происшедшими несчастьями"
- "Беседа на слова: "Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, но как Ты""
- "Беседа сказанная в великой церкви, после того как (епископ) сказал немного на Евангелие, на слова: "Сын ничего не может творить Сам от Себя, если не увидит Отца творящего""
- "Беседы о святых Маккавеях"
- "Восемь слов на Книгу Бытия"
- "Беседы на книгу Бытия"
- "Пять слов об Анне"
- "Беседы о Давиде и Сауле"
- "Беседа об Илии и вдовице, а также и о милостыне"
- "Беседы на Псалмы"
- "Две Беседы на слова пророка Давида: "Не бойся, когда разбогатеет человек""
- "Беседа в великую седмицу"
- "О праведном и блаженном Иове"
- "В отношении отсутствующих и изложение состязаний и подвигов блаженного и праведного Иова"
- "Отрывки на книгу блаженного Иова"
- "Толкования на Притчи Соломона"
- "Толкование на пророка Исайю"
- "Толкование на пророка Иеремию"
- "Беседы на слова пророков Исаии и Иеремии"
- "Толкование на книгу пророка Даниила"
- "О неясности пророчеств"
- "О Сусанне"
- "Об Иосифе и целомудрии"
- "Слово о змее, повешенном на кресте Моисеем в пустыне, и о божественной Троице"
- "Слово о пророке Илие"
- "Слово о трех отроках и о печи вавилонской"
- "Обозрение книг Ветхого Завета"
- "О творении мира"
- "Беседа о жене хананейской, сказанная по возвращении святителя из ссылки"
- "Беседы на Евангелие от Матфея"
- "Беседы на святую Пятидесятницу"
- "Беседы о кресте и разбойнике"
- "Беседы о предательстве Иуды"
- "Беседы на Евангелие от Иоанна Богослова"
- "Беседы на Деяния Апостольские"
- "Беседы о надписании книги Деяний"
- "Беседы на Послание к Римлянам"
- "Беседы на первое послание к Коринфянам"
- "Беседы на второе послание к Коринфянам"
- "Толкование на послание к Галатам"
- "Толкование на послание к Ефесянам"
- "Толкование на послание к Филиппийцам"
- "Толкование на послание к Колоссянам"
- "Толкование на первое послание к Фессалоникийцам"
- "Толкование на второе послание к Фессалоникийцам"
- "Толкование на первое послание к Тимофею"
- "Толкование на второе послание к Тимофею"
- "Толкование на послание к Титу"
- "Толкование на послание к Филимону"
- "Толкование на послание к Евреям"
- "Беседа на притчу о должнике десятью тысячами талантов, взыскивавшем сто динариев Мф. 18:23–35, и о том, что злопамятство хуже всякого греха"
- "Семь слов о Лазаре"
- "Беседа о расслабленном, спущенном чрез кровлю; о том, что он не тот же самый, о котором говорится у Иоанна; и о равенстве Сына с Отцом"
- "Слово о четверодневном Лазаре"
- "Гомилия на слова: "И не сим только, но хвалимся и скорбями""
- "Беседа о жизни по Богу и на слова: "Тесны́ врата" и пр. Мф. 7:14, и изъяснение молитвы: "Отче наш""
- "Беседа на слова Апостола: "Знаем, что любящим Бога, ...все содействует ко благу" Рим.8:28, о терпении и о том, сколько пользы от скорбей"
- "Беседа против непришедших в собрание"
- "Две беседы на слова: "Приветствуйте Прискиллу и Акилу" и проч. Рим. 16:3"
- "Беседа на слова апостола: "Не хочу оставить вас, братия, в неведении, что отцы наши все были под облаком, и все прошли сквозь море" 1Кор.10:1"
- "Гомилия на слова апостола: "Ибо надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные" 1Кор. 11:19"
- "Беседы на слова апостола: "Но, имея тот же дух веры, как написано..." 2Кор.4:13"
- "Беседа на слова апостола: "О, если бы вы несколько были снисходительны к моему неразумию!" 2Кор.11:1"
- "Беседа против тех, которые злоупотребляют апостольским изречением: "Как бы ни проповедали Христа, притворно или искренно" Флп. 1:18, и о смирении"
- "Беседа сказанная в старой церкви на слова апостола: "Когда же Петр пришел в Антиохию, то я лично противостал ему" Гал.2:11"
- "Беседа на апостольские слова: "Знай же, что в последние дни наступят времена тяжкие" 2Тим.3:1"
- "Четыре беседы "О перемене имен""
- "Беседа на слова: "Какою властью Ты это делаешь?" Мф.21:23"
- "Отрывки толкований на Соборные Послания"
- "Беседа о Мелхиседеке"
- "О реке Иордане"
- "Беседа о мучениках и о сокрушении и милостыне"
- "Беседа о наслаждении будущими благами и ничтожестве настоящих"
- "Беседа против оставивших церковь и ушедших на конские ристалища и зрелища"
- "Слово о том, что кто сам себе не вредит, тому никто вредить не может"
- "Слово против упивающихся и о воскресении, сказанное во святую и великую неделю Пасхи"
- "К Феодору падшему увещания"
- "О душевном сокрушении"
- "К враждующим против тех, которые привлекают к монашеской жизни"
- "К Стагирию подвижнику"
- "Беседы о бессилии дьявола"
- "Книга о девстве"
- "Слово к жившим вместе с девственницами"
- "Слово к девственницам, жившим вместе с мужчинами"
- "К молодой вдове"
- "Беседы о браке"
- "Беседы о покаянии"
- "Беседа о том, что говорить к народу с угодливостью опасно как для тех, кто говорит, так и для тех, кто их слушает, и что речь против собственных прегрешений – полезна и является величайшей справедливостью"
- "Гомилия "О милостыне""
- "Беседа о том, что не должно разглашать грехов братий и молиться о вреде врагам"
- "Беседа о скорбях"
- "Беседа о воздержании"
- "Беседа о том, что никому не должно отчаиваться"
- "Об утешении при смерти"
- "Беседа о совершенной любви, и о воздаянии по достоинству дел, и о сокрушении"
- "Беседа о том, что один Законодатель Ветхого и Нового заветов, также об одежде священника, и о покаянии"
- "Слово о проклятии"
- "Беседа, когда Сатурнин и Аврелиан были отправлены в ссылку, и Гайна вышел из города, и о сребролюбии"
- "Беседа после землетрясения"
- "Беседы о св. Апостоле Павле"
- "Беседы о статуях"
- "Огласительные гомилии"
- "Похвала египетским мученикам"
- "Похвала епископу Диодору, который предварительно проповедывал и восхвалял Иоанна Златоуста"
- "Похвала святому отцу нашему Евстафию, архиепископу Антиохии великой"
- "Похвалы святым"
- "Слова огласительные"
- "Слово на Новый год"
- "Беседа на кладбище и о Кресте Господа и Бога и Спасителя Иисуса Христа"
- "Похвальные беседы на праздники Господни и святых"
- "Беседа по рукоположении во пресвитера"
- "Беседа по возвращении из изгнания"
- "Слово о принятии Севериана"
- "Беседа пред отправлением в ссылку"
- "Беседы по возвращении из первой ссылки"
- "Письма к разным лицам"
- "Выборки из разных слов св. Иоанна Златоуста"
- "Духовный жемчуг"
- "Одиннадцать бесед св. Иоанна Златоуста"
- "Златые струи от Златых уст"
- "Наставления причастникам святых Христовых Тайн по творениям св. Иоанна Златоустаго"
- "Дополнения к беседам"
- "Две молитвы Иоанна Златоуста"
- "Молитвы об одержимых демонами и всякою немощию"
|