Стремление императора Александра I отказаться от престола
Глава из книги Виктора Федорова "Император Александр
Благословенный – святой старец Феoдор Томский"
Александра на протяжении всей жизни в
Петербурге не покидала мысль – отказаться от престола и
удалиться в частную жизнь. Но особенно сильно это его
желание проявилось, когда он был еще великим князем, и в
последние годы царствования, хотя мотивы этого отказа
были различны. В юные годы он желал, чтобы в стране была
провозглашена республика. В конце царствования, устав от
власти, хотел сбросить с себя ненавистную корону, чтобы
полностью посвятить себя служению Богу.
Портрет Императора Александра I. Художник Джордж Доу,
1826.
Вот тому подтверждение на основании
писем и высказываний самого Александра.
21 февраля 1796 года он пишет своему
воспитателю Ц.Лагарпу письмо. Вот выдержка из этого
письма. "Любезный друг! Дорогой друг! Как часто я
вспоминаю о вас и обо всем, что вы мне говорили, когда
мы были вместе! Но это не могло изменить принятого мною
намерения отказаться впоследствии от носимого мною
звания..." [1.1,т.1,с.111].
Через некоторое время, весной 1796
года, в разговоре со своим другом юности Адамом
Чарторижским, он опять высказал мысль об отречении от
престола. "Весной 1796 года Александр Павлович пригласил
князя Адама Чарторижского посетить его в Таврическом
дворце, и здесь произошла достопамятная их беседа,
продолжавшаяся без перерыва в продолжение трех часов.
"Он сознался мне, что ненавидит деспотизм повсюду, во
всех его проявлениях, что он любит свободу, на которую
имеют право все люди; что он с живым участием следил за
французской революцией, что, осуждая ее ужасные
крайности, он желает республике успехов и радуется им...
Этот великий князь ненавидит основные начала своей бабки
и отрекается от них и от ненавистной политики России!.."
[1.1,т.1,с.116].
В это время (10 мая 1796 года) он также
написал письмо своему другу В.П.Кочубею, в котором
сообщил, что дал себе клятву отказаться от престола.
"...Да, милый друг, повторяю снова: мое положение меня
вовсе не удовлетворяет... Одним словом, мой любезный
друг, я сознаю, что не рожден для того сана, который
ношу теперь, и еще менее для предназначенного мне в
будущем, от которого я дал себе клятву отказаться тем
или другим способом..." [1.1,т.1,с.112].
За полтора месяца до кончины Екатерины
II, 27 сентября 1796 года, он пишет другое письмо своему
воспитателю Лагарпу, решив не просто отказаться от
престола, а принять активное участие в разработке
конституции и провозглашении республики. "Мне думалось,
что если когда либо придет и мой черед царствовать, то
вместо добровольного изгнания себя, я сделаю несравненно
лучше, посвятив себя задаче даровать стране свободу и
тем не допустить ее сделаться в будущем игрушкою в руках
каких либо безумцев. Это заставило меня передумать о
многом, и мне кажется, что это было бы лучшим образом
революции, так как она была бы произведена законною
властью, которая перестала бы существовать, как только
конституция была бы закончена и нация избрала бы своих
представителей. Вот в чем заключается моя мысль"
[1.1,т.1,с.163].
После заграничного похода он уже не
столь восторженно мечтает о республике. Более того, он
теперь убежден, что в России еще не созрели для нее
условия. Его также пугает пагубный пример французской
революции. Утомленный властью, он всецело решил
посвятить себя религии. Теперь у него другая мечта –
остаться в памяти потомков не только как полководец,
освободивший Европу от Наполеона. Он решил оставить свой
след в истории страны, как святой, который своей верой и
жизнью искупил бы невольный и нечаянный грех в смерти
отца. Таким образом, он решил полностью оправдать имя,
данное ему при рождении в честь святого и полководца
Александра Невского.
Первая мысль об отречении после
заграничного похода была высказана им еще в сентябре
1816 года и записана его адъютантом Данилевским.
"В день отъезда государя в Белую
Церковь, 8 сентября 1816 года, за обедом, когда разговор
коснулся обязанностей людей различных сословий, равно и
монархов, Александр неожиданно произнес твердым голосом
следующие слова, за точность которых, пишет Данилевский,
он ручается, потому что записал их тотчас после обеда:
"Когда кто-нибудь имеет честь находиться во главе такого
государства, как наше, он должен в момент опасности
первым становиться лицом к лицу с нею.
Он должен оставаться на своем месте
лишь до тех пор, пока его физические силы будут
позволять это или, чтобы сказать одним словом, до тех
пор, пока он в состоянии садиться на лошадь. После этого
он должен удалиться".
При этих словах на устах государя
явилась выразительная улыбка, пишет Данилевский. И он
продолжал: "Что касается меня, то в настоящее время я
прекрасно себя чувствую, но через десять или пятнадцать
лет, когда мне будет пятьдесят, тогда..."
Тут несколько присутствующих прервали
императора и, как не трудно догадаться, уверяли, что и в
шестьдесят лет он будет здоров и свеж. Данилевский в то
время, конечно, ничего не знал о юношеских мечтах
императора Александра..." [1.1,т.4,с.74].
Спустя три года, "посетив Варшаву в
1819 году, государь возвращался в Петербург; цесаревич
провожал брата несколько станций, и во время этой
поездки Александр обратился к нему со словами: "Я должен
сказать тебе, брат, что я хочу абдикироватъ; я устал и
не в силах сносить тягость правительства; я тебя
предупреждаю для того, чтобы ты подумал, что тебе
надобно будет делать в сем случае".
Цесаревич (Константин) ответил: "Тогда
я буду просить у вас место второго камердинера вашего; я
буду вам служить и, ежели нужно, чистить вам сапоги.
Когда бы я теперь это сделал, то почли бы подлостью, но
когда вы будете не на престоле, я докажу преданность мою
к вам, как благодетелю моему ".
"При сих словах, – рассказывал Константин
Павлович, – государь поцеловал меня так крепко, как еще
никогда в 45 лет нашей жизни он меня не целовал ".
"Когда придет время абдикироеать, – сказал в заключение
Александр, – то я тебе дам знать, и ты мысли свои напиши
к матушке" [1.1,т.4,с.146].
Вскоре после этого разговора, летом 1819
года в Красном Селе, Александр сообщил Николаю о своем
намерении отречься в будущем от престола. "После
учения они обедали у великой княгини Александры
Федоровны втроем. В собственноручных записках ее
находится следующий рассказ о происшедшем тогда
разговоре: "Беседуя дружески, император Александр
переменил вдруг тон и, сделавшись весьма серьезным, стал
в следующих, приблизительно, выражениях говорить нам,
что он остался доволен поутру командованием войсками
Николаем и что он втайне радуется тому, что Николай
хорошо исполняет свои обязанности, так как на нем будет
лежать со временем большое бремя, что он смотрит на
него, как на своего наследника, и что это должно
случиться гораздо раньше, нежели можно ожидать, так как
это случится еще при его жизни. Мы сидели как
окаменелые, широко раскрыв глаза, не будучи в состоянии
произнести ни слова. Император продолжал: "Кажется, вы
удивлены; так знайте же, что мой брат Константин,
который никогда не заботился о престоле, решил ныне,
более чем когда либо, формально отказаться от него,
передав свои права брату своему Николаю и его потомкам.
Что касается меня, то я решил отказаться от лежащих на
мне обязанностях и удалиться от мира. Европа теперь
более чем когда либо нуждается в монархах молодых,
вполне обладающих энергией и силой, а я уже не тот,
каким был прежде, и считаю долгом удалиться вовремя. Я
думаю, что то же самое сделает король прусский, передав
свою власть Фрицу".
"Видя, что мы были готовы разрыдаться,
он постарался утешить нас, упокоил, сказав, что все это
случится не тотчас и что несколько лет пройдет, может
быть, прежде, нежели он приведет в исполнение свой план
"...
"Видя сильное волнение великого князя и
его супруги, – пишет барон Корф, – Александр, с
отличавшей его ангельскою ласкою, старался их ободрить и
успокоить". "Минута переворота, так вас устрашающего, –
сказал он, – еще не наступила; до нее, быть может,
пройдет еще лет десять, а моя цель теперь была только
та, что бы вы заблаговременно приучили себя к мысли о
непреложно и неизбежно ожидающей вас будущности "
[1.1,т.4,с.143].
В этих дневниковых записях мы видим не
только стремление отказаться от престола, но и
"удалиться от мира ", приведя в исполнение "свой план".
"Весной 1825 года приехал в Петербург
принц Оранский, которому император Александр поверил
свое намерение сойти с престола и удалиться в частную
жизнь. Принц ужаснулся и старался отклонить государя от
подобного намерения. Но Александр остался при своем
мнении, и старания принца не привели к желаемой цели;
ему не удалось поколебать намерения государя "
[1.1,т.4,с.350].
И наконец, даже за месяц до загадочной
смерти Александра не покидала мысль отказаться от
престола.
"Вообще, со времени переезда в Таганрог
казалось, что государь снова возвратился к прежним своим
мечтам и помышлял об удалении в частную жизнь. "Я скоро
переселюсь в Крым, – сказал Александр.– Я буду жить
частным человеком. Я отслужил двадцать пять лет, и
солдату в этот срок дают отставку ". Князю Волконскому
он говорил: "И ты выйдешь в отставку и будешь служить у
меня библиотекарем" [1.1,т.4,с.370].
Кроме этих признаний в желании отречься
от престола, он высказывал эту мысль генералу
Васильчикову и Французской писательнице г-же де Сталь. И
это только признания, ставшие достоянием истории,
которые были сообщены собеседниками императора.
К тому же Александр очень часто
разговаривал с разными старцами и духовными лицами,
просил их благословения. И беседа при этом почти всегда
происходила наедине, без свидетелей.
Александр не случайно в разговоре с
Николаем упомянул о возможном перевороте в будущем. Уже
тогда он знал о существовании тайных обществ и,
вероятно, это тоже явилось одной из причин его желания
удалиться в частную жизнь.
"Узнав впервые от генерал адъютанта
Васильчикова о политическом заговоре с приложенным к
доносу списком лиц, участников этого заговора, государь
долго оставался задумчивым и безмолвным и погрузился в
глубокое и тихое размышление. Потом он произнес
по-французски свое решение: "Не мне подобает карать".
Действительно, Александр должен был признать, что
стремления тайных обществ не шли вразрез с его прежними
убеждениями и что, следовательно, преследовать членов
этих обществ значило бы преследовать самого Александра
1801-го и последующих годов. С этого времени в руках
государя находилась еще записка о тайных обществах
генерал адъютанта А.Х. Бенкендорфа, занимавшего тогда
место начальника штаба гвардейского корпуса. В этой
записке описаны существовавшие тогда в России тайные
общества, с такой точностью и верностью, что почти все
сказанное в ней подтвердилось следствием 1826 года;
поэтому записка Бенкендорфа имеет поразительное сходство
с известным донесением следственной комиссии, написанным
Блудовым...
После "кончины" императора Александра
записка Бенкендорфа была найдена без всяких пометок в
кабинете государя в Царском Селе... Император Александр
оставил записку без внимания; мало того, она, кажется,
навлекла на Бенкендорфа даже некоторую немилость..."
[1.1,т.4,с.204,215].
И когда графиня Долли Фикельмон
"предсказала " его будущее, Александр побледнел. "...Он
подошел еще ближе, опустился на одно колено, взял ее
руки и ладонями приложил к своему лицу. "Ну,
предскажите, Сивилла флорентийская, мое будущее". Но тут
же отвел ее руки, встал, отошел и снова сел на диван.
Долли еще не опомнилась от этой мгновенной, такой
необычной ласки его. Сердце ее бешено колотилось и
замирало. Что это? Боязнь, что войдет кто-то непрошеный,
подглядит, как он, император всероссийский, стоит на
коленях перед ней? Боязнь за нее, потому что он
действительно любит ее?
Наконец она справилась с волнением. И,
глядя поверх его головы, сказала: "Вы странный человек,
Александр Павлович. Любой мужчина, а тем более царь,
находясь наедине с женщиной, которую, как он говорит,
любит и знает, правда, не спрашивая ее, что и она его
любит, попытался бы ну хотя бы ощутить на своем лице ее
дыхание, почувствовать тепло ее плеч... Вы странный
человек, Александр... В вас действительно уживаются два
противоположных человека. И будущее ваше я вижу тоже
странным, необычным для царя великой державы..."
При этих словах предсказательницы
Александр побледнел " (из дневника Долли, взятые из
архива) [3.27].
Задумав удалиться в частную жизнь, он
давно решил, что искупить свой невольный грех перед
отцом он сможет только там, куда ссылали всех
неблагонадежных, в далекой и холодной Сибири. Это
косвенно подтверждает его ответ графу Мишо после занятия
французами Москвы. "Государь! Я должен вам признаться,
что оставил армию, от главнокомандующего до последнего
солдата, в неописуемом страхе..."
"Что вы говорите? От чего происходит
страх? Ужели мои русские сокрушены несчастьем?"
"Нет, ваше величество, они только
боятся, чтоб вы, по доброте вашего сердца, не заключили
мира; они горят желанием сразиться и доказать вам
храбростью своею и пожертвованием жизни, сколь они вам
преданы!"
Государь, потрепав графа Мишо по плечу,
сказал: "Вы облегчили мое сердце; вы меня успокоили.
Возвращайтесь в армию, говорите моим верноподданным,
везде, где вы будете проезжать, что если у меня не
останется ни одного солдата, то я созову мое верное
дворянство и добрых поселян, буду сам
предводительствовать и подвигну все средства моей
империи. Россия представляет мне более способов, чем
полагает неприятель. Но если судьбою и промыслом Божьим
предназначено роду моему не царствовать более на
престоле моих предков, то, истощив все усилия, я отращу
себе бороду до сих пор (показывая рукою на грудь свою) и
лучше соглашусь питаться хлебом в недрах Сибири, нежели
подписать стыд моего отечества и добрых моих подданных,
пожертвования коих умею ценить. Провидение испытывает
нас; будем надеяться, что оно нас не оставит ".
При сих словах император начал ходить
по комнате; лицо его пламенело. Возвращаясь скорыми
шагами, он крепко сжал руку посланного и продолжал: "Не
забудьте, что я вам теперь говорю; Наполеон или я, я или
он – но вместе мы не можем царствовать. Я узнал его; он
более не обманет меня" [1.2,т.4,с.531].
Смерть дочери его от фаворитки Мари
(Марьи Антоновны Нарышкиной), которую он любил, как свою
родную дочь (вполне возможно, что она в действительности
и была его родной дочерью), была последней каплей,
переполнившей чашу страданий императора, и "с нею
оборвалась последняя нить, которая привязывала его к
жизни".
"Ваше величество... гонец от Марьи
Антоновны... Мадемуазель Софи..." "Умерла?!" – упавшим
голосом спросил царь. Волконский молча опустил голову.
Александр отшатнулся. Лицо его побледнело до синевы.
Грудь порывисто вздымалась. "Вам дурно, государь?" –
наклонился над ним Виллие. Александр полу открыл полные
слез глаза и жестом попросил оставить его одного...
"Софи!– тихо позвал он…– Софи!" И слезы
живого стали падать на мертвое лицо и скатываться к
золотистым прядям у крошечных, будто алебастровых ушей.
Марья Антоновна провела платком по лицу царя.
"С нею оборвалась последняя нить,
которая привязывала меня к жизни", – глухо проговорил
Александр и опустился на колени" [1.9,с.216,218].
И в заключении этого раздела следует
привести секретный разговор Александра с митрополитом
Серафимом. "После литургии государь пошел завтракать к
митрополиту Серафиму и здесь, отозвав его в сторону,
сказал шепотом: "Прошу вас отслужить для меня одного
послезавтра, в четыре часа утра, панихиду, которую желаю
отслушать перед отъездом в южные губернии". "Панихиду?"
– спросил удивленный митрополит. "Да", – ответил государь
и тяжело вздохнул" [1.4,ч.2,с.200].
Таким образом, первые два раздела вполне
определенно подводят нас к мысли о возможности
инсценировки "смерти" императора Александра.
Продолжение следует...
***
Оглавление книги Виктора Федорова "Император Александр Благословенный – святой старец Феoдор Томский":
Оглавление
Отзывы об историческом исследовании В.И. Федорова
Часть I. Доказательство инсценировки "смерти" императора Александра I
Часть II. Доказательство логическим путем "перевоплощения" скрывшегося императора в таинственного старца
Часть III. Несостоятельность выводов противников перевоплощения Александра I в старца Феодора Кузьмича
Повод к написанию исследования о старце Феодоре Кузьмиче и императоре Александре I
"Царская глупость"
Использованная литература в книге "Император Александр Благословенный - святой старец Феoдор Томский
***
Молитва праведному Феодору Томскому:
- Молитва праведному Феодору Томскому. Своей аскетичной
жизнью в молитве и покаянии получил от Бога дар
прозорливости и рассуждения. За мудрым советом к нему
приходили и богатые и бедные, образованные и неграмотные
- он наставлял людей в вере, направлял на путь доброй
жизни и исправления. По его молитвам тогда и при его
нынешнем небесном заступничестве люди получали и
получают исцеление при многих заболеваниях, помощь в
искушениях. Старца Федора за дар помогать людям в
болезнях почитают за сибирского Пантелеимона.
Акафист праведному Феодору Томскому:
Житийная и научно-историческая литература о праведном Феодоре Томском:
|
