Михаил Пселл. Письма
Михаил Пселл (1018 - около 1078) - учёный
византийский монах, автор исторических и философских
трудов.
Михаил Пселл (слева). Византийская
миниатюра
***
Содержание
Лучше всего молчать, говорит трагик
Софокл. Но разве достанет сил молчать в несчастьях, да
еще столь жутких и мучительных, как те, что постигли
меня? Когда поговоришь о самом страшном, то получаешь
облегчение, поэтому я расскажу тебе немного о том, как
все было с самого начала. Справили свадьбу, и блеском
своим она затмила все свадьбы. Брачный чертог сиял
красою, пелся гименей, стройно играли свирели, все полно
было веселия, но меня там ничто не радовало, все в доме
меня тяготило, и я молил Бога разрешить меня скорее от
этого брака. Господь призрел на меня, услышал молитву
мою [1], и мало времени спустя я стал свободен.
Избавленный от тревог супружества, почитая, что спасся
от бури и пристал к тихой гавани, я вознес Богу жертву
благодарения и порывался снова к тем занятиям, о которых
мы согласились прежде, спешил насладиться учением у
тебя, но какой-то демон, завистливый и мстительный, не
терпя моего счастья, понудил помышлять об ином,
насоветовал и убедил браться за науки с разбором, видеть
лишь выгоды и убытки, забыв о прочем. Послушавшись его,
- зачем только я это делал! - я простился и с жизнью в
столице, и с уроками милой, дорогой риторики, взошел на
судно и устремил свой путь к святым отцам. Когда я
отплывал к ним, то против нас справа лежал наш Агрос
[2], где мы надеялись пристать. Теперь послушай, что с нами
приключилось во время плавания. Мы взошли на корабль
ранним утром, ибо тогда был великий воскресный день,
почитаемый у отцов как праздник. Нас, путешествующих,
было больше двенадцати человек, да еще корабельщиков
трое. Поначалу судно плыло близко от земли, и мимо нас
мелькали берега, потом мы вышли в открытое море, и тут
сразу подул встречный ветер. Дул он не очень сильно и
нимало нас не тревожил. Вскоре, однако, откуда ни
возьмись, набежало облако, ветер стих и стали капать
капли, сперва редкие, затем все чаще, пока наконец не
хлынул ливень, будто после чьего-то удара, так что мы
забыли о прямом пути к отцам и торопились теперь доплыть
до гавани вышеназванного Агроса и подвести корабль к
причалу. Когда это, хотя и не без труда, удалось нам, мы
сошли с корабля и пошли в Агрос. Недолго побыв там,
стали думать о возвращении и желая видеть дым отечества
[3], снова сели на корабль и пустились в
плавание. Это было уже днем, и море, слегка подернутое
волнами, глядело спокойным, не суля нам ничего плохого.
Проплыв свыше двух стадий [4], мы опять вышли в открытое
море, и тут уже не гладкое и не тихое, как в начале
пути, а свирепое и страшное, оно бушевало от ветров, как
кипящий котел. Наш корабль захлестывали волны, и бездна
поглотила бы нас, если бы кормчий не догадался повернуть
корабль назад, и, приметив на берегу гавань, не вывел бы
нас на землю, не так, как феакийцы Одиссея [5], не
спящих, а бодрствующих и напуганных. Когда нас вынесло
на берег и мы ступили на милую землю, то некоторое время
шли пешком, но как только прояснилось и успокоились
морские ветры, мы опять храбро пустились в gлавание и не
раз еще попадали в бурю, пока не прибыли сюда. А о том,
что было после, нет слов рассказывать. Нас поразила
чума, болезненный и мучительный недуг, не позволяющий ни
пить, ни есть. Из-за него, хотя нас и ободряли люди, уже
переболевшие им, мы лежали чуть живые, помышляя об Аиде.
Не отказывайся навестить меня, когда я так хвор, но
приди поскорей проститься со мной, пока я еще не умер.
Думаю, что не вовсе забыта тобой наша
дружба, возлюбленный господин мой, дружба, беречь
которую мы обещали еще в ту пору, когда предавались
общим занятиям, вместе проводили время, вместе обучались
наукам. Если так оно и есть, как я думаю, в тебе
теплится хотя малая искра былой дружбы, если не совсем
угасла она и не развеялась и время не омрачило ее, а
дружба, пришедшая после, не умалила и не опутала
забвением, то яви ее теперь, и я тебе поверю. Чтобы
доказать ее, выполни просьбу. Просьба эта не слишком
велика и не непосильна. Сейчас я изложу тебе ее. К нам
на занятия орфографией ходят два юноши, очень прилежные.
От природы сметливые и усердные, они уже успели пройти
большинство тех упражнений, которые я сам когда-то
составил, и неотступно понуждают нас теперь выпрашивать
их у других, сетуя, что не все впитывают в себя. Не
зная, что им предложить, я прибегаю к тебе, моему
истинному другу, рассудив, что эту честь следует оказать
не иному кому, а именно твоей благой душе. Ведь у тебя
сокровищница упражнений и, говоря по правде, улей, куда
ты, как пчела трудолюбивая, сложил все прекрасное и
полезное, что снял с цветов, самые лучшие и самые
трудные упражнения есть у тебя. Честь эта, думаю, не
велика и не тяжка, ты поступил бы не по-дружески,
отвергнув мою просьбу. Смотри, чтобы не обессудил тебя
кто-либо из потомков.
В словесном искусстве, милейший мой, я
подражаю живописцам, не сразу пишу законченный словесный
образ и не с первой, как говорят, буквы создаю поучение
или опровержение, но делая сначала общий набросок и как
бы наводя легкую тень, вставляю таким способом украшения
и ввожу подобие, соответствующее изображаемому лицу.
Этому я научился впервые не от живописцев, а заимствовал
у философии. Ведь и в ней очень важно то, что предваряет
саму науку: вводные части, общие наброски того, о чем
пойдет речь, равно, как и концовки. Не думай, поэтому,
что спор окончен, что в том, что мной уже написано,
предъявлены все обвинения твоему письму. Если Тимарха,
который выступил в народном собрании с незаконным
обвинением в подкупе, оратор Эсхин [6] прогнал вон
длинной речью, то как не обрушить еще более длинную речь
против тебя, который не себя запятнал, но пытался
навредить речам, смел смотреть философии в глаза и тем
нагло противиться мне, ее тайноводителю? Не одну
философию пытался ты погубить, восставал ты и против
риторских речей, а правовая наука, откуда, как из
акрополя, обрушился ты на нас, сокрушена тобой уже
давно. Кому из них трех дам первой заговорить о том, как
ты преступно обошелся с ней? Хочешь, это выскажет тебе
риторика? Вот она стоит тут и не по-горгиевски, не
по-гиппиевски, не нагло, как у Пола [7], а подемосфеновски держит себя достойно, как сама
благовоспитанность. Если не совсем внятен для тебя ее
голос (ведь язык ее чисто аттический и во многом далек
от обычной речи), то я сам тебе истолкую то, что она
произносит неслышно и неразборчиво для тебя.
Почему, честная душа, вместе с посланием
получил я куропаток? А без куропаток нельзя было? Уж не
облегчают ли крылья куропаток тяжесть письма? Верна,
видно, пословица: "Козу нести-мучение, так валите мне
еще и быка"? К чему клевещешь на Василион, рядясь в
такую нищету? Разве там не плодоносят злаки? Не пасутся
козы? Не сочны травы? Не высятся горы, не раскинулись
широкие долины? Мне он знаком, я там и в купальнях
купался и в теплых источниках плавал. А тогдашний
предстоятель даже подарил мне черную кобылицу с
лоснящейся кожей и мягкие покрывала, на которых мы
возлежим и которыми покрываемся. Или все кругом
переменилось и лоза принесла фиги? Ладно, не шли мне
ничего, кроме писем, их урожаи ведь не оскудели в
Василионе, ибо плодоносит тут воспитанность, а не
равнина, души, а не горы. Ради тебя пусть наполнятся
долы и гладкими станут неровные пути [9], пусть спеют
плоды, и груши на соснах родятся, как сказано в
буколике [10], и, если хочешь, отведывай их все сам, по
одной, без счета. А с меня довольно моих книг и тех
плодов, которые на них вырастают. Если кто отнял бы и
их, я не стал бы сетовать. Тотчас прибег бы к Богу, с
которым меня никто уже не в силах разлучить. Кто сможет
услать меня туда, где бы Его не было?
Михаил Пселл
Цитировано по:
Памятники византийской литературы IX-XIV вв.
Отв. ред.: Фрейберг Л.А. - М.: 1969. - С.151-154
Перевод Т.А. Миллер.
Азбука веры
Примечания
1. Псалом 39,1.
2. Монастырь (Великого) Агроса находился на горе
3. "Одиссея", I, 58.
4. Стадий - мера длины от 1/7 до 1/10 мили.
5. "Одиссея", XIII, 119.
6. Тимарх - оратор IV в. до н.э., сторонник
Демосфена. Эсхин, обвиненный Демосфеном и Тимархом в
государственной измене, выступил в 345 г. до н.э. со
встречным обвинением в речи "Против Тимарха".
7. Горгий, Гиппий, Пол - софисты V в. до н.э.,
осмеянные Платоном в диалогах "Горгий", "Гиппий
Большой", "Протагор".
8. Василеон - митрополия в Галатии (Малая Азия).
9. Перефразированы библейские слова: "Всякий дол да
наполнится...и неровные пути сделаются гладкими" (Книга
Исайи, 40:4).
10. См. Феокрит, I, 134: "Будет пусть все по иному,
пусть груши на соснах родятся" (пер. М.Е. Грабарь-Пассек).
***
Труды Михаила Пселла
|
