Истоки римской теории главенства и непогрешимости
Папы. Непогрешимость Пап в свете исторических фактов
Если латинская теория о главенстве
римского епископа не имеет оснований ни в Евангелии, ни
в книге Деяний Апостольских, то где же искать основания
этой теории? Она коренится в самом Риме, в римской
психологии, и покоится на ряде ложно истолкованных
исторических фактов.
Первый Ватиканский собор (1869-1870). Гравюра. На
нем было принято две догматические конституции:. Dei
Filius и Pastor aeternus, которая провозглашала примат
апостола Петра, папа как преемник Петра, вселенская
юрисдикция Римского епископа, догмат о безошибочности
Папы в вере и морали.
После разрушения Иерусалима и падения
этой древнейшей Церкви, Рим, куда с Востока и Запада, с
Севера и Юга свозились и добровольно стекались тысячи
тысяч исповедников – "свидетелей веры", – Рим, ставший
вселенским вместилищем крови христианских мучеников,
занимает особо почетное место среди апостольских
Церквей, выросших на крови свидетелей Слова. "Сколь
блаженна сия Церковь, – восклицает Тертуллиан, – коей
все свое учение вместе с кровию своею в изобилии
преподали Апостолы, где Петр страданием своим подражает
Господу, где Павел увенчивается Крестителевой кончиной,
откуда и Апостол Иоанн, после того как он, погруженный в
кипящее масло, остался невредим, ссылается на пустынный
остров". Но это обстоятельство, хотя и ставило Римскую
Церковь во внимание всего христианского мира, придавая
авторитет ее голосу, не присваивало ей исключительного
права и исключительной привилегии заботиться о других
поместных Церквях, отзываться на происходящее в них,
принимать непосредственное участие в их внутренней
жизни, советовать и наставлять, когда испытания и
смущения посещали поместные Церкви. История
свидетельствует нам о том, что и Игнатий Антиохийский
писал увещания и наставления Ефесской, Смирнской,
Траллийской, Магнезийской и Филадельфийской Церквям;
епископ Дионисий Коринфский "распространял свою ревность
по Боге не только на паству свою, но в обильной мере на
верных и других Церквей, – говорит историк Евсевий, –
увещая и ободряя их в связи с различными опасностями и
испытаниями в вере, которые они переживали"; Ириней
Лионский считал себя обязанным вмешаться в спор о
времени празднования Пасхи, когда папа Виктор дерзнул на
самовольную попытку "отлучить" от церковного общения всю
провинцию Азии и соседних с нею Церквей; поместные
Церкви в эпоху великих догматических споров принимают
участие – в лице своих представителей – в догматической
жизни всей Церкви вообще, осуществляя тем самым
апостольское слово: "Страждет ли один член, с ним
страждут все члены; славится ли один член, с ним
радуются все члены". Свидетельствует история и о том,
что "роль вселенского учительства выпала и на долю
великих Отцов – Афанасия, Василия, Григория, Илария,
Кирилла и других, бывших светильниками, поставленными
высоко на свещнице и светивших всем в доме – в Церкви".
Во всем этом сказывалось соборное единство всех частей
Церкви и общее сознание ответственности за судьбы всей
Церкви. Это сознание общей ответственности за судьбы
всей Церкви Христовой было действием Духа Божия, в
Церкви живущего как в Теле Христовом и, через избранные
сосуды, наполняющего судьбы Церкви путем соборности; это
сознание общей ответственности жило и горело во всех
великих светочах Церкви, борцах за чистоту и
неповрежденность Веры во всем Теле церковном.
И было бы грубой ошибкой в словах Иринея
Лионского: "Следует, чтобы к этой (Римской) Церкви,
вследствие ее преимущественного первенства, обращалась
каждая Церковь, т.е. верные, которые находятся повсюду,
так как в ней всегда верными, которые приходят отовсюду,
сохранялось предание, идущее от Апостолов" – видеть
признание Римской Церкви хранительницей чистоты Веры.
Нет, не Римская Церковь, взятая в отдельности от всей
Вселенской Церкви, не Римский епископ и его община
охраняют от Апостолов идущую традицию: дело соблюдения
чистоты веры является результатом действия вселенской
Церкви – вот что утверждает св. Ириней Лионский, ибо не
чада Римской Церкви и их епископ, а "верные, которые
приходят отовсюду", охраняют здесь, в Риме, от Апостолов
идущую традицию.
История Церкви ярко свидетельствует о
благотворном и для всей Христовой Церкви спасительном
взаимодействии Православного Востока и Православного
Запада в их органическом единстве, в соборности их
жизни. В лице своих великих богословов – Отцов Церкви –
Православный Восток защитил чистоту Веры, ему
принадлежала руководящая роль (за исключением IV
Вселенского Собора, где руководящая роль принадлежала
папе Льву I) в богословской защите и формулировке
догматов Христовой Церкви, Восток оплодотворил мысль
Православного Запада, а Православный Запад, в лице своих
авторитетных предстоятелей древнеапостольской римской
кафедры оказал мужественную и стойкую помощь
Православному Востоку в его борьбе с ересями и, будучи
независимым по отношению к светской власти, был
неоценимой поддержкой в борьбе за соблюдение церковной
дисциплины. Но Римская Церковь не сумела сохранить
ясного понимания своего назначения, своей призванности
быть старшим братом в Христовой Церкви и
"предводительствовать в служении любви", вследствие
чего, с началом стремления Римских епископов к
господству над всей Церковью, стали постепенно
искажаться принципы ее участия в общецерковной жизни, ее
участия в служении Истине Церкви. Это искажение, как мы
видели, происходило в двух направлениях: 1) в
утверждении господства Римского епископа над всею
Церковью и владычества над миром и 2) в провозглашении
папской непогрешимости в делах веры.
Стремление к светской власти и участие в
политической борьбе не являлось делом отдельных пап, но
вытекало из всей папской системы. Папа Пий IX объявил
религиозно-обязательным для верующего католика признание
за Римским епископом светской власти. Он осудил как
заблуждение мнение, будто "Церковь не имеет власти
производить насилие и вообще не имеет никакой светской
власти, ни прямой, ни косвенной". Стремление к светской
власти заставило пап не только окунуться в политические
интриги, но и вести войны, даже самим
предводительствовать своими войсками (папа Юлий II).
***
***
Более серьезным и роковым для Рима и для
всей Церкви явилось стремление римских предстоятелей
Церкви к утверждению непогрешимости папы в делах веры,
получившее свое завершение на Ватиканском соборе 1870
года. Учение латинян о непогрешимости вытекает, говорил
Хомяков, из малодушия и неверия. Ведь Церковь есть
предмет веры, поскольку она есть Христово Тело и
обиталище Духа Святого. У латинян же место невидимого
Главы занимает видимый "викариус Дэи", "викариус
Христи", вместо же невидимого Духа Божия, живущего в
Теле Церкви, они поставили видимого, внешнего оракула
истины в лице папы, чтобы подчиняться ему. Перед нами
жалкая картина потери мистического понимания существа
Церкви и упадка веры в Церковь.
В истории мы не обнаруживаем
непогрешимости пап в делах веры. История свидетельствует
о взаимно друг друга уничтожающих противоречиях
отдельных пап, облеченных в торжественную тогу
вселенского учительства. Так, папа Либерий подписывает
(354) не в качестве частного лица, а в качестве епископа
Рима, арианский Символ веры; папа Зосима (417–418), в
противоположность своему непосредственному
предшественнику Иннокентию I, высказывается сначала в
пользу Пелагия; папа Вигилий (537–55) в споре о трех
главах три раза менял свое мнение. "Он подчинился,
наконец, решению Собора, заявив про себя, что он являлся
до сих пор, к сожалению, орудием сатаны, работающим на
ниспровержение Церкви, и был посему вовлечен в раздор со
своими сослужителями – епископами Собора, но теперь
Господь просветил его"; разителен пример папы Гонория I
(625–38) в монофелитском споре: "В самом начале спора
папа Гонорий, спрошенный тремя патриархами, высказался в
пользу ереси", а на Шестом Вселенском Соборе (681) в
числе других проповедников этой ереси был осужден и
умерший папа Гонорий; папа Лев III вопреки требованию
Карла Великого запретил добавление в Никео-Цареградском
Символе Веры вставки "и от Сына", а папа Бенедикт VIII
принял "филиоквэ" в Символ Веры, и эта вставка
становится догматом латинской Церкви; папа Сикст V под
угрозой анафем объявил лично им исправленный и изданный
под непосредственным его наблюдением текст Вульгаты за
обязательный для верующих и имеющий достоинство
подлинника, но этот текст оказался настолько кишащим
ошибками, что преемнику Сикста V пришлось скорее изъять
его из употребления. Все это никак нельзя примирить с
догматом непогрешимости в делах веры. Трагедия римского
католичества не в грехах и личных преступлениях
отдельных предстоятелей Римской Церкви, – личных грехов
везде было много, – а в том, что в самое основание
христианского вероучения и духовного строя Церкви введен
дух мира сего, дух власти, дух юридического,
утилитарного и земного искажения тайн Божиих. И привел
этот дух к рабству, печать которого сказалась в
стремлении перенести закон жизни Духа на язык внешнего
механического счета, заслуги, числа и меры, что особенно
сказалось в учении об индульгенциях и в казуистической
морали. Заповедь Божия воспринимается не в качестве
внутренней органической нормы нравственно свободной
жизни во Христе, а как иго неудобоносимое, как
требование сурового заимодавца, которое должно быть
облегчено. Отсюда узаконение так называемой "ментальной
резервации", т.е. сознательное введение ближнего в
заблуждение через намеренно двусмысленный способ
выражения; отсюда и учение о "сверхдолжных делах
святых", из сокровищницы которых папа может покрывать
недочеты верующих; отсюда и возбужденность вместо
духовной уравновешенности и трезвения духовного, и
религиозный сентиментализм с характерным для него
стремлением ударить по нервам, растрогать и поразить
воображение человека.
Католическая Церковь есть Римская
Церковь. Римская не тем, что центр ее в Риме, не по
языку, не потому, что она некогда почти совпадала с
Римской частью империи. Она Римская по усвоенным ею от
Империи духу и праву, по лежащей в ее основе римской
идее. Посему было бы ошибкой утверждать или
предполагать, что теория папства вышла из подтасовок,
прямых подлогов, исторических ошибок, искажений Нового
Завета, на замалчиваниях и иных видах искажения правды и
исторической действительности, – все это послужило лишь
обоснованием в психологии укоренившейся идеи. "История
католичества есть история развития римско-католической
идеи как духовной силы, в тайниках духа рождающейся и
подчиняющей себе все – и учение, и события, и теории, и
формы жизни".
Митрофан Зноско-Боровский, протоиерей
Цитировано по:
Православие, римо-католичество,
протестантизм, сектантство.
Сравнительное богословие. - М.:
Московское Подворья Троицкой
Сергиевой Лавры, 1998
Православие и современность
|
