Святитель Амвросий Медиоланский - творения

Амвросий Медиоланский. О благе смерти

De bono mortis

Амвросий Медиоланский (340-397) – миланский епископ, проповедник и гимнограф. Один из четырёх великих латинских учителей Церкви. Учитель блаженного Августина.

***

Предисловие переводчика

Сочинение "О благе смерти" (De bono mortis, 387–389) принадлежит к числу экзегетических творений свт. Амвросия Медиоланского. Его содержание тесно связано с гомилией "Об Исааке или душе" (De Isaac uel anima, 386), в заключительной части которой звучит призыв не бояться смерти, ибо она есть не что иное, как освобождение души, избавление ее от телесных пут. De bono mortisстановится своеобразным продолжением, на что автор прямо указывает в первых строках этого трактата, развивающего мысль о восхождении души к Богу. По-видимому, как и в случае с некоторыми другими произведениями свт. Амвросия, перед нами отредактированная запись бесед епископа с паствой. Несмотря на литературную обработку, текст сохраняет приметы живого звучащего слова, непосредственно обращенного к слушателю [1].

В структуре этого сочинения отчетливо выделяются две части, вероятнее всего, здесь соединены тексты, которые были подготовлены святителем для двух бесед, объединенных общей темой, но несколько отстоявших друг от друга по времени [2]. Первая часть включает главы 1–7 (1–29), вторая – главы 8–12 (31–57), § 30 выступает в роли краткой связки между частями.

Первая часть открывается размышлением о том, что такое смерть и справедливо ли считать ее злом (1–2); речь идет о трех видах смерти: смерти как следствии греха, смерти мистической, означающей смерть для греха и жизнь для Бога; смерти как разлучения души и тела. При этом первая является злом, вторая – благом, третья же – ни тем, ни другим (3–4). Опираясь на текст Священного Писания, свт. Амвросий ведет речь о том, что для святых и пророков разлучение с телом представлялось желанным, ведь разрешение от телесных уз означало для них приближение к Богу (5–8). Задача человека – освобождаться от страстей и телесных пут, нужно как бы умереть для греха еще при жизни (9–12). Если душа чиста, то для нее не может быть в смерти никакого зла, а для души, которая погрязла во грехе, зло не смерть, а жизнь в плену порока (13–14). И если жизнь полна тягот, то смерть, освобождающая от них, – несомненное благо (15). Еще при жизни необходимо вырваться из земных оков, освободиться от стремления к роскоши и наслаждениям. Всякая страсть словно пригвождает душу к телесному, пленница-душа подобна птице, попавшей в силки (16). Далее свт. Амвросий обращается к образам Песни песней, говоря о душе как о граде, окруженном стеной, о схождении души в сад, отмечая, что эта аллегория души представлена также в "Пире" Платона и заимствована греческим философом из Ветхого Завета (17–21). Душу постоянно искушают власти мира; душа может стать пленницей телесных похотей, а может уподобиться мастеру или музыканту и умело управлять телом словно инструментом (22–25). Душа и тело различны по своей природе, их соединение не означает смешения и растворения одного в другом. Если такое смешение происходит, оно ведет к омертвению души и подчинению ее добродетелей телесным похотям, следовательно, не стоит доверяться телу. Жить согрешая тяжелее, чем умереть, ведь пока живет человек, он умножает свои грехи, если же он умирает, то перестает грешить (26–29).

Вторая часть начинается с размышления, отчасти повторяющего уже сказанное ранее. Речь о том, что страх смерти проистекает не из некоего зла, присущего смерти, он скорее заблуждение неразумных людей, или полагающих, что смерть – это конец человеческого существования, или напуганных рассказами поэтов о загробных муках мифологических героев (31–33). Смерть же – тихая гавань, успокоение, отдых от тревог и забот жизни (34–38). Душа переживет тело, и счастлив удел душ, угодивших Богу (39). Душа согрешающая умирает для Бога, так как живет для греха, а душа, которая не грешит, не умирает, ибо пребывает в своей сущности, пребывает в добродетели и славе (40–42). По смерти тела душа продолжает жить, гробницы – вместилище тела, тогда как обитель душ – на небесах, смерть же – переход. При этом свт. Амвросий делает особый акцент на том, что языческие философы, говоря о бессмертии души, заимствовали эти суждения из Ветхого Завета, но дополнили их своими измышлениями и исказили учением о переселении душ (43–45). Далее следует описание небесных хранилищ, т. е. семи порядков, где обретают благодать праведные души. В основе этого описания – откровение из Третьей книги Ездры (46–48). Мысль о вечном блаженстве побуждает нас жить так, чтобы по смерти мы могли бы приблизиться к Господу и видеть Его лик (49–50). Заключительная глава являет собой горячий призыв всею своею жизнью устремляться ко Христу, к небесным обителям, которые Он приготовил для нас, которые есть страна живых (51–57).

Как и гомилия "Об Исааке или душе", гомилия "О благе смерти" обнаруживает влияние античной философии. Текст насыщен аллюзиями, связанными с диалогами Платона, причем, как отмечает К. Морескини, "аллюзиями из числа тех, что наиболее хорошо известны образованному читателю": концепция тела как темницы души, желание мудреца освободиться от соприкосновения с телом, препятствующим достичь созерцания божественного, бегство от мира душой, освобождение души от страстей, в которые ее вовлекает мир (fuga saeculi) [3] . Свт. Амвросий прямо указывает на один из известнейших сюжетов – миф о Поросе и Пении, изложенный Платоном в "Пире" (203b). Амвросий, по-видимому, намеренно опирается на известный и рассчитанный на узнавание слушателем материал, с тем чтобы переосмыслить его с позиций христианства. Платоновский сад

разума, как было указано выше, у свт. Амвросия оказывается соотнесен с садом, куда вступает душа в Песни песней (5. 19), а пиршество бессмертных богов толкуется как вечная жизнь, уготованная душе, соединенной с Богом (5. 21).

Следует сказать, что аргументация свт. Амвросия во многом указывает на то, что философские заключения Платона были восприняты им опосредованно. Основу для экзегетических и полемических построений свт. Амвросия могли составить несколько источников. Известно, что метод аллегорической экзегезы Амвросий перенимает у Оригена, чье толкование на Песнь песней не могло не повлиять на гомилии "Об Исааке" и "О благе смерти". Вероятно, по этой причине в начале XX в. В. Вильбранд, полагал, что и интерпретацию платоновского мифа также следует возводить к Оригену [4]. Позднее П. Курсель высказал иную, весьма убедительную точку зрения, выявив ряд параллелей с "Эннеадами" Плотина, указав влияние неоплатоника не только на экзегезу платоновского сада (5. 19), но и на ряд образов, рисующих отношения души и тела, как, например, уподобление души музыканту или ремесленнику, а тела – послушному инструменту (6. 25) и др. [5] Другим античным источником, послужившим свт. Амвросию, могло быть сочинение Апулея "О Платоне и его учении" (De Plalone et eius dogmate) – учебник, излагавший основы платонизма [6].

Обращаясь к античной философии, святитель настаивает на подражательности сочинений языческих философов. Он полагает, что Платон, будучи в Египте, познакомился с текстом Ветхого Завета и оттуда почерпнул лучшие из своих идей [7]. Адресуя свое сочинение образованной аудитории, знакомой с учением философов, свт. Амвросий видит свою задачу в том, чтобы убедить эту аудиторию во вторичности языческих сочинений [8], он стремится выделить в них первооснову, отсекая все "искажения", редуцируя все то, что, по его мнению, привнесено язычеством. Он как бы очищает откровение от наслоений и подводит слушателя к мысли, что в поисках истины следует обращаться к чистому источнику, не замутненному языческой ложью, т. е. к Священному Писанию. При всей множественности в тексте античных иллюзий, как философских, так и поэтических [9] – свт. Амвросий, пользующийся умозаключениями языческой философии в той мере, в какой они могут быть полезны в его пастырском служении, выступает отнюдь не как последователь, а как искусный интерпретатор и полемист.

Е. В. Матерова

De bono mortis

1.1. Quoniam de anima superiore libro sermonem aliquem contexuimus, faciliorem uiam putamus de bono mortis conficere aliquid. Quae si animae noceat, malum uideri potest, si autem nihil officiat animae, ne malum quidem. Quod autem malum non est id etiam bonum, quoniam quod uitiosum id malum, quod autem uitio caret id bonum, ideoque bona malis contraria sunt et mala boms. Denique innocentia est, ubi non est nocendi uoluntas, et noxius dicitur qui non sit innoxius, misericors qui remittat, inmisericors qui ignoscere atque inflecti nesciat.

2. Sed forte aliqui adserat: "Quid tam contrarium quam uita morti? Si ergo uita bonum putatur, quomodo mors non est mala?". Et ideo quid sit uita, quid etiam mors consideremus. Vita est frui spirandi munere, mors priuari. Hoc autem spirandi munus apud plerosque in bonis ducitur. Hoc est ergo uita, frui bonis, mors contra bonis exui. Et scriptura dicit: Ecce dedi ante faciem tuam uitam et mortem, bonum et malum, uitam bonum appellans, mortem malum uel ilia sibi priora et haec sibi conferens [10]. Denique ut lectionis diuinac exemplo utamur, in paradiso est positus homo, ut ederet de ligno uitae et ceteris paradisi lignis, de ligno autem in quo esset cognitio boni et mali non ederet, quo die autem ederet, moite moreretur. Non seruauit praeceptum et caruit fructu atque eiectus de paradiso mortem gustauit. Malum igitur mors, quae pretio damnationis infertur.

О благе смерти

1.1. Поскольку в предшествующей книге [11] мы беседовали о душе, то теперь, полагаем, будет легче перейти к размышлению о благе смерти. Смерть можно считать злом, если она вредит душе, но если ничего душе не причиняет, то она совсем не зло. А что не является злом, то конечно же благо, ведь зло – это то, что порочно, тогда как не имеющее порока – благо [12]. По этой причине вещи благие противоположны дурным, а дурные – благим. В самом деле, невиновность там, где отсутствует стремление причинить вред, и виновным называют злонамеренного, милосердным – того, кто прощает, а жестокосердным – того, кто неспособен смягчаться и прощать.

2. Иной, пожалуй, возразит: "Что более противоположно, чем жизнь и смерть? И в таком случае, если жизнь мы полагаем благом, как смерть может не быть злом?" [13] Поэтому давайте разберемся, что такое жизнь и что такое смерть. Жить – значит наслаждаться даром дыхания, умереть – утратить его. Многие этот дар причисляют к благам. Следовательно, жизнь – возможность пользоваться благами, а смерть – лишение благ. И Священное Писание гласит: Вот я дал пред лицом твоим жизнь и смерть, добро и зло (Втор. 30. 15), именуя жизнь добром, а смерть – злом и сопоставляя, таким образом, их между собой. Также воспользуемся для примера [сегодняшним] чтением Писания [14]. Человек был помещен в рай, чтобы вкушать от древа жизни и прочих райских деревьев, кроме древа познания добра и зла, ведь в тот день, когда вкусит от него, смертью умрет [15]. Человек не сохранил этой заповеди и лишился плодов жизни, и, изгнанный из рая, он изведал смерть. Значит, смерть, которая приходит как расплата за преступление, является злом.

2. 3. Sed mortis tria sunt genera. Vna mors peccati est, de qua scripum: Anima quae peccat ipsa morietur. Alia mors mystica, quando quis peccato moritur et deo uiuit, de qua ait idem [16] apostolus: Consepulti enim sumus cum illo per baptismum in mortem. Tertia mors, qua cursum uitae huius et munus explemus, id est animae corporisque secessio. Aduertimus igitur quod una mors sit mala, si propter peccata moriamur, alia mors bona sit, qua is qui fuerit mortuus iustificatus est a peccato, tertia mors media sit; nam et bona iustis uidetur et plerisque metuenda, quae cum absoluat omnes, paucos delectat. Sed non hoc mortis est uitium, sed nostrae infirmitatis, qui uoluptate corporis et delectatione uitae istius capimur et cursum hunc consummare trepidamus, in quo plus amaritudinis quam uoluptatis est. At non sancti et sapientes uiri, qui longaeuitatem peregrinationis huius ingemescebant, dissolui et cum Christo esse pulchrius aestimantcs, denique diem generationis suae exsecrabantur, sicut quis ait: Pereat dies illa, in qua natus sum.

2.3. Вообще, смерть бывает трех родов [17]. Одна – это смерть вследствие греха, о ней говорит пророк: Душа, которая согрешает, погибнет (Иез. 18. 4). Другая смерть – таинственная, когда человек умирает для греха и начинает жить для Бога, об этой смерти говорит апостол: Итак, мы погреблись с Ним крещением в смерть (Рим. 6.4). Третья – смерть, завершающая бег и дар нашей жизни, иначе говоря, разлучение души и тела [18] Заметим, что только одна смерть – зло, когда мы погибаем из-за собственных прегрешений. Вторая, напротив, – благо, ибо тот, кто прежде был мертв, освобождается от греха. Третья же смерть – ни то, ни другое [19]. Для верных она представляется благом, но большинству людей внушает страх. Хотя она освобождает всех, радость дает немногим. И дело здесь не в каком-то изъяне, присущем смерти, а в нашей слабости: нас уловляют телесные желания и прочие удовольствия этого мира, и потому мы страшимся подойти к завершению пути, где нас ждет больше горечи, чем наслаждения. Но иначе думали святые и мудрецы, которые сокрушались о долготе земного странствия и полагали более прекрасным освободиться от земной жизни и пребывать со Христом, они даже проклинали день своего рождения, говоря, подобно Иову: Да погибнет день, когда я родился (Иов. 3. 3).

4.Quid enim est quod haec uita delectet plena aerumnarum et sollicitudinum, in qua innumerae calumniae et multae molestiae et multae lacrimae eorum qui adflictantur molestiis, et non est, inquit, qui eos consoletur? Et ideo laudat Ecclesiastes defunctos magis quam uiuentes et optimus, inquit, supra hos duos qui nondum natus est, qui non uidit hoc malum. Et alibi idem Ecclesiastes meliorem longaeuo uiro eum adseruit quem abortu eiecit mater sua, quia non uidit haec mala, quae fiunt in hoc mundo, nec in has uenit tenebras nec in uanitate ambulauit saeculari, et ideo requiem hic magis habebit qui in hanc uitam non uenit quam ille qui uenit. Quid enim boni est homini in hac uita, qui in umbra uiuit nec expleri potest cupiditatibus suis? Et si expleatur diuitiis, fructum quietis amittit, quia cogitur custodire quod misera auiditate quaesierit, ut miserius eas possideat cui prodesse non poterunt. Quid enim miserius quam ut custodia torqueat quarum abundantia nihil prosit?

5. Itaque si plena oneris uita, utique finis eius adleuamento est. Adleuamentum autem bonum, mors autem finis: mors igitur est bonum. Neque enim aliter gauisus est et Symeon, qui responsum acceperat non uisurum se mortem, nisi prius uideret Christum domini. Et cum parentes in templum inducerent, suscepit manibus suis et dixit: Nunc dimittis seruum tuum in pace, quasi necessitate quadam in hac uita teneretur, non uoluntate. Ita dimitti petit quasi a uinculis quibusdam ad libertatem festinaret. Sunt enim uelut uincula quaedam corporis huius et quod est grauius uincula temptationum, quae nos alligant et ad iniuriam captiuitatis adstringunt quadam lege peccati. Denique in exitu ipso uidemus quemadmodum anima decedentis paulatim soluat se uinculis carnis et ore emissa euolet tamquam carcereo corporis huius exuta gurgustio. Denique festinabat etiam sanctus Dauid de loco hoc peregrinationis exire dicens: Aduena ego sum apud te in terra et peregrinus sicut omnes patres mei. Et ideo tamquam peregrinus ad illam sanctorum communem omnium festinabat patriam petens pro huius commorationis inquinamento remitti sibi peccata, priusquam discederet e uita. Qui enim hic non acceperit remissionem peccatorum illic non erit; non erit enim, qui ad uitam aeternam non potuerit peruenire, quia uita aeterna remissio peccatorum est. Ideoque dicit: Remitte mihi ut refrigerer prius quam eam, et amplius non еrо.

4. Отчего же нам так дорога жизнь, если она полна тягот и тревог, бесчисленных козней, многих мучений и слез тех, кто угнетен скорбями, и нет, как сказано в Писании, того, кто бы их утешил (Екк. 4.1)? И поэтому Екклесиаст более славит умерших, нежели живущих, он говорит: Блаженнее их обоих тот, кто еще не родился, кто не видел этого зла (Екк. 4. 3). И в другом месте [20] также Екклесиаст человеку, прожившему долгий век, предпочитает извергнувшегося до рождения из утробы матери, ибо последний не увидел злых дел, что творятся в мире, не сошел в эту тьму, не погряз в суете века сего. И скорее обретет покой тот, кто не приходил в эту жизнь, чем тот, кто пришел в нее. Чем хороша жизнь для человека, который живет во мраке [21] и не может насытиться своими желаниями? Если он в изобилии приобретает богатства, то теряет плод своего спокойствия, потому что принужден сторожить то, чего он с постыдной алчностью добивался, чтобы теперь еще более жалким образом владеть вещами, которые не могут ему принести пользу. Что может быть более достойно сожаления, чем участь мучительно сторожить богатства, которые, несмотря на изобилие, совершенно бесполезны?

5. Итак, если жизнь полна тягот, то окончание ее, конечно, облегчение. Облегчение – благо, а смерть – окончание [22] мучений, и, следовательно, смерть есть благо. Ведь не иному возрадовался праведный Симеон, получивший откровение о том, что не увидит смерти прежде, чем узрит Господа Христа [23]. И когда родители принесли младенца Христа в храм, он взял Его на руки и сказал: Ныне отпускаешь раба Твоего в мире (Лк. 2. 28), как если бы его удерживала в этой жизни необходимость, а не желание. Он так молит об отпущении, словно спешит к освобождению от оков. Ибо существуют своего рода телесные оковы и, что еще тяжелее, оковы соблазнов, которые стесняют нас и ввергают в беззаконное рабство, подчиняя закону греха. В самый миг смерти мы видим, как душа умирающего постепенно освобождается от плотских цепей и, изойдя устами, улетает прочь, покидая темницу тела, будто жалкую лачугу [24]. И святой Давид также спешил оставить это место земного странствия, говоря: Пришелец я у Тебя на земле и странник, как все отцы мои (Пс. 38. 13). И поэтому, словно путник, он устремлялся к той единой родине всех святых [25], моля, оттого что осквернился, пребывая на земле, отпустить ему грехи прежде, чем он оставит жизнь. Ведь кто в земной жизни не получит прощения грехов, не пребудет в жизни иной. Не пребудет там тот, кто не смог вступить в жизнь вечную, ибо жизнь вечная есть прощение грехов. И потому Давид говорит: Отпусти мне, чтобы мог я отдохнуть прежде, нежели отойду, и более не будет меня (Пс. 38. 14).

6.Quid igitur tantopere uitam istam desideramus, in qua quanto diutius quis tuerit tanto maiore oneratur sarcina [26]? Ipsa dominus ait: Sufficit diei malitia sua et Iacob dixit: Dies annorum uitae meae quos habeo centum triginta minimi et mali, non quia dies mali, sed quia nobis accessu dierum malitiae incrementa cumulantur.

7. Nullus enim dies sine nostro peccato praeterit. Vnde egregie apostolus ait: Mihi enim uiuere Christus et mori lucrum. aliud ad necessitatem uitae referens, aliud ad mortis utilitatem; Christus enim nobis uiuere, cui seruimus, cui oportet sanctis suis in euangelii praedicatione deferatur obsequium. Denique et Symeon, qui ait: Nunc dimittis seruum tuum, propter Christum expectabat. Christus enim rex noster est: ideo quod rex iubet deserere non possumus et contemnere. Quantos imperator terrae huius in peregrinis locis aut honoris specie aut muneris alicuius causa iubet degere! Numquid hi inconsulto imperatore discedunt? Et quanto amplius est diuinis parere [27] quam humanis! Viuere ergo sancto Christus est et mori lucrum. Quasi seruus enim non refugit uitae obsequium et quasi sapiens lucrum mortis ampleelitur; lucrum est enim euasisse incrementa peccati, lucrum fugisse deteriora, ad meliora transisse. Et addidit: Dissolui et cum Christo esse, multo enim melius; permanere autem in came magis necessarium propter uos. Aliud melius, aliud necessarium, necessarium propter fructus operis, melius propter gratiam et copulam Christi.

6.Почему же столь желанна для нас эта жизнь, устроенная так, что чем дольше человек в ней задерживается, тем большим бременем бывает отягощен? Сам Господь говорит: Довольно для каждого дня своей заботы (Мф. 6. 34), и Иаков сказал: Дней моей жизни имею я сто тридцать лет, кратки они и несчастны(Быт. 47. 9). – не потому, что дни плохи, но оттого, что в нас день ото дня накапливается дурное.

7. Ни один наш день не проходит без греха. Прекрасно говорит апостол: Ибо для меня жизнь – Христос, и смерть – приобретение (Флп. 1. 21), указывая первым утверждением на необходимое для жизни, а вторым – на благо, приносимое смертью. Действительно, Христос – наша жизнь, Ему мы служим, послушание Ему должны являть святые Его, проповедуя Евангелие. И Симеон, который говорит: Ныне отпускаешь раба Твоего, ждал своего часа ради Христа. Христос – наш Царь, и не можем мы пренебрегать Его велениями и отступать от них. Сколь многим людям император этой земли повелевает отправиться в чужие края для исполнения ли должности или с каким-либо поручением! Разве могут они уклониться, не имея на то его позволения [28]? А насколько важнее повиноваться велениям божественным, чем человеческим! Итак, для святого жизнь – Христос, и смерть – приобретение. Как раб, не уклоняется он от служения жизни и, как мудрец, ценит то, что обретает по смерти. Приобрести же означает прекратить преумножение грехов, удалиться от дурного и устремиться к лучшему. Апостол заключает: Имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше, а оставаться во плоти нужнее для вас(Флп. 1. 23–24). Одно лучше, другое – нужнее; нужнее из-за плода, который принесут труды, а лучше из-за благодати и соединения со Христом.

.3.8. Ergo quoniam docuit apostolus eum qui euaserit ex hoc corpore, si meruerit tamen, cum Christo futurum, quid sit mors, quid etiam uita consideremus. Itaque scriptura docente cognouimus quia mors absolutio est animae et corporis et quaedam hominis separatio. Soluimur enim hoc nexu animae et corporis, cum recedimus. Vnde et Dauid ait: Disrupisti uincula mea; tibi sacrificabo hostiam laudis. Vincula autem uitae huius, id est coniunctionis nostrae, quae ex anima constat et corpore, significari docet superior uersiculus psalmi eius: Pretiosa in conspectu domini mors sanctorum eius. Et ideo quasi propheta praeuidens secum sanctis et qui pro deuotione animas suas in Christo deposuerunt futurum laetatur, quia et ipse obtulit se fideliter pro dei populo, aduersus Golian singulari certamine cum dimicaret et solus commune periculum et crimen refelleret uel cum se morti pro domini placanda offensione promptus obiceret uel cum se pro salute populi laborantis diuinae ultioni paratus offerret. Sciebat enim gloriosius esse pro Christo mori quam regnare in hoc saeculo; quid enim praestantius quam fieri Christi hostiam? Itaque cum frequenter ab eo legamus domino oblata esse sacrificia, hoc tamen loco addidit: Tibi sacrificabo hostiam laudis. Non "sacrifico" inquit, sed "sacrificabo" significans illud perfectum esse sacrificium, quando unusquisque domino corporis huius uinculis absolutus adsisteret et offerret se hostiam laudis, quia ante mortem nulla est perfecta laudatio neque quisquam in hac uita possit definito praeconio praedicari, cum posteriora eius incerta sint. Mors igitur solutio est animae et corporis. Denique et in apostolo docuimus lectum: Dissolui et cum Christo esse multo melius. Solutio autem ista quid agit aliud nisi ut corpus resoluatur et quiescat, anima autem conuertatur in requiem suam et sit libera, quae si pia est, cum Christo futura sit?

3.8. Следовательно, раз апостол указал, что разрешившийся от тела будет со Христом, если достоин этого, рассмотрим, что есть смерть, а что – жизнь. Итак, мы выяснили, что, согласно Писанию, смерть – это освобождение души от тела и своего рода разделение человека [29]. Мы разрешаемся от уз, связывавших душу и тело, когда оставляем мир. Потому и Давид говорит: Разрушил Ты узы мои; Тебе принесу жертву хвалы (Пс. 115. 7–8). Узы же этой жизни, то есть союза души и тела, изъяснены в предшествующем стихе того же псалма: Честна в очах Господних смерть святых Его (Пс. 115.6). И потому, пророчески предвидя, что пребудет со святыми и с отдавшими по обетованию души свои за Христа, Давид радуется, ведь и он верно жертвовал собою ради народа Божьего, когда на поединке сражался с Голиафом [30] и в одиночку отразил опасность, грозившую всем, или когда был готов на смерть, чтобы изгладить грех свой перед Господом [31], или когда решился сам понести наказание ради спасения народа, пораженного Господней карою [32]. Ведь он знал, что больше чести умереть за Христа, чем царствовать в земной жизни. Что может быть выше, чем соделаться жертвою ради Христа? И хотя можно прочесть о многих жертвах, которые Давид приносил Господу, все же здесь он прибавляет: Тебе принесу жертву хвалы. Не говорит "приношу", но – "принесу", помышляя о той совершенной жертве, когда всякий, разрешившись от телесных уз, предстоит Господу, делая себя жертвою хвалы Его, ибо нет совершенной хвалы прежде смерти, невозможно воздавать кому-либо верную хвалу на земле, когда дальнейшая жизнь еще неизвестна [33]. Итак, смерть есть разлучение души и тела. Так и у апостола мы прочитали: Разрешиться и быть со Христом несравненно лучше (Флп. 1. 23). Что же влечет за собой это разлучение, кроме того, что освобождает тело, дает ему отдохновение, а душе приносит покой и свободу? А то, что если душа благочестива, ей суждено быть со Христом!

9.Quid igitur in hac uita aliud iusti agunt nisi ut exuant se huius corporis contagionibus, quae uelut uincula nos ligant, et se ab his molestiis separare contendant, renuntient uoluptatibus atque luxuriae, fugiant flammas libidinum? Nonne igitur unusquisque in hac uita positus speciem mortis imitatur, qui potest se ita gerere, ut ei moriantur omnes corporis delectationes et cupiditatibus omnibus mundique inlecebris etiam ipse moriatur, sicut mortuus erat Paulus dicens: Mihi enim mundus crucifixus est et ego mundo? Denique ut sciamus quia est mors in hac uita et bona mors, hortatur nos, ut mortem Iesu in corpore nostro circumferamus; qui enim habuerit in se mortem Iesu, is et uitam domini lesu in corpore suo habebit. Operetur igitur mors in nobis, ut operetur et uita, bona uita post mortem, hoc est bona uita post uictoriam, bona uita absoluto certamine, ut iam lex carnis legi mentis repugnare non nouerit, ut iam nobis nulla sit cum corpore mortis contentio, sed sit in corpore mortis uictoria. Atque haut scio ipse an maioris uirtutis mors ista quam uita sit. Certe apostoli moueor auctoritate dicentis: Ergo mors in nobis operatur; uita autem in uobis. Vnius mors quantorum populorum uitam aedificabat! Itaque docet et istam mortem in hac uita positis expetendam, ut mors Christi in corpore nostro eluceat, et illam beatam, qua conrumpitur exterior ut renouetur interior homo noster et terrestris domus nostra dissoluatur, ut habitaculum nobis caeleste reseretur. Imitatur igitur mortem qui se a communione carnis huius abducit atque illis uinculis soluit, de quibus dicit tibi dominus per Esaiam: Sed solue отпет conligationem iniustitiae, dissolue obligationes uiolentarum commutationum, dimitte confractos in remissionem et отпет circumscriptionem iniquam disrumpe.

9. Итак, что делают в этой жизни праведники, как не освобождаются от повиновения телесным страстям, опутывающим нас словно цепи, и силятся сбросить это бремя, и отрекаются от удовольствий и роскоши, и бегут от плотских распалений? Разве не подражает образу смерти всякий, для кого при жизни умерли все телесные наслаждения и сам он умер для страстей и всяких мирских соблазнов, как умер апостол Павел, сказавший: Для меня мир распят, и я для мира (Гал. 6. 14)? Наконец, чтобы знали мы о существовании смерти при жизни, благой смерти, он призывает нас носить смерть Иисусову в теле своем [34], ведь кто принял на себя Его смерть, тот и жизнь Господа Иисуса в теле своем обретет [35]. Так пусть же действует в нас смерть, чтобы могла действовать жизнь. Отрадна жизнь после смерти, то есть отрадна жизнь после победы, отрадна жизнь по окончании борений, ибо закон плоти не восстанет вновь на законы духа, и нет для нас более состязания с телом смерти, есть лишь победа над телом смерти. И я не знаю, не более ли важна эта смерть, чем жизнь. Конечно, мною движет речение апостола, говорящего: Так что смерть действует в нас, а жизнь в вас (2Кор. 4. 12). Смерть одного созидала жизнь стольких народов! И потому учит он, что этой смерти, блаженной для нас, должны желать мы, пребывая на земле, чтобы просияла в нас смерть Христова, от которой истлевает наш внешний человек, чтобы обновился наш внутренний и разрушилось наше земное жилище и открылась нам обитель небесная. Такой смерти сподобляется тот, кто удаляется от единения с плотью и освобождается от ее оков, о которых Господь говорит тебе устам и пророка Исаии: Но разреши все оковы неправды, расторгни обязательства насильных соглашений, и угнетенных отпусти на свободу, и всякую преступную ложь истреби (Ис. 58. 6).

10. Imitatur ille qui se uoluptatibus exuit et a terrcnis [36] delectationibus adtollit atque adleuat et in illo caelesti habitaculo locat, in quo Paulus, cum adhuc uiueret, conuersabatur. Aliter autem non diceret: Nostra autem conuersatio in caelis est, quod pariter ad praesumptionem meriti potest meditationemque conferri. Illic enim erat eius meditatio, illic animae eius conuersatio, illic eius prudentia, quae utique intra angustias carnis huius haerere non solebat. Sapiens enim cum illud diuinum requirit, absoluit animam suam соrporе et eius ablegat contubernium, cum illam ueri tractat scientiam, quam uelut nudam sibi et apertam desiderat demonstrari et ideo retibus quibusdam et nebulis huius соrporis se quaerit exuere. Neque enim manibus istis aut oculis atque auribus conprehendere supernam illam possumus ueritatem, quoniam quae uidentur temporalia sunt, quae autem non uidentur aeterna. Denique saepe fallimur uisu et aliter pleraque quam sunt uidemus, fallimur etiam auditu, et ideo contemplemur non ilia quae uidentur sed quae non uidentur, si nolumus falli. Quando igitur anima nostra non fallitur. quando solium ueritatis adtingit, nisi quando se ab isto secernit corpore neque ab ipso decipitur et inluditur? Inluditur enim uisu oculorum, inluditur auditu aurium, et ideo relinquat illud et deserat. Vnde et apostolus clamat: Ne tetigeritis, ne attaminaueritis, ne gustaueritis, quae sunt omnia ad corruptelam; in corruptelam enim sunt quae sunt in corporis indulgentiam. Et ideo ostendens non per соrporis indulgentiam, sed per animae eleuationem et cordis humilitatem inuenisse quod uerum est addidit: Nostra autem conuersatio in caelis est. Ibi igitur quaerat quod uerum est, quod est et manet seque in sese colligat et congreget omnem aciem uirtutis suae neque aliis committat et credat, sed ipsum se cognoscat et intellegat et quod sibi uidetur uerum esse, hoc sequendum nouerit: quod delectatione carnali eligendum aestimauerit, hoc sciat falsum, ab со fugiat et recedat, quia fraudis est plenum.

10.Такой смерти сподобляется тот, кто отрекается от страстей, возносится над земными [37] наслаждениями и достигает той небесной обители, где апостол Павел пребывал еще при жизни. Ведь иначе не мог бы он сказать: Наше же жительство – на небесах (Флп. 3. 20), – эти слова можно отнести и к высоте заслуг, и к высоте помышлений. Там пребывали его помыслы, там жила его душа, там пребывала его мудрость, которая, без сомнения, не могла оставаться в тесных пределах плоти. Мудрец в поисках божественного отчуждает душу свою от тела, удаляется от приятельства с ним и, когда приближается к познанию истины, желая видеть ее как бы открытой и ясной, стремится сбросить с себя сети и развеять телесное помрачение. И не можем мы уловить эту высшую истину ни руками, ни взором, ни слухом, ибо все видимое – преходяще, тогда как вечное – незримо [38]. Действительно, нас часто обманывает зрение, и по большей части мы видим совсем не то, что есть на самом деле, нас также обманывает и слух [39], а потому станем помышлять более о незримом, чем о видимом, если не хотим быть обманутыми. Когда же еще наша душа не ошибается, когда достигает она престола истины, как не тогда, когда отсекает себя от этого тела и уже не позволяет ему обманывать и морочить себя? Душа бывает обманута тем, что видят глаза, и обманута тем, что слышат уши, а потому да отвергнется она тела и оставит его. Потому восклицает апостол: "Не прикасайся", "не вкушай", "не дотрагивайся", что все истлевает от употребления [40] (Кол. 2. 21–22); ведь к растлению ведут вещи, служащие услаждению плоти. И показав, что не снисхождением к телу, но возвышением духа и смирением сердца обретается истина, он прибавляет: Наше же жительство – на небесах (Флп. 3. 20). Стало быть, на небесах следует искать истину – а она там есть и пребывает, – чтобы обрести себя в себе самом, и собрать всю мощь добродетели, и не расточать, не вверять ее другим, но самого себя познавать и постигать, и осознать необходимость следовать тому, что представляется истинным: познать ложность того, что ценил прежде, выбирая плотское удовольствие, и бежать, и удаляться от этого, ибо оно полно обмана.

11. Merito ergo depretiauit et delionestauit hoc corpus corpus mortis appellans. Quis enim oculis potuit uidere uirtutum splendorem, quis iustitiam manibus conprehendere, quis sapientiam oculorum obtutibus intueri? Denique quando aliquid cogitamus, neminem nobis occurrere, neminem uolumus obstrepere auribus nostris atque ita intendimus animo, ut plerumque non uideamus praesentia. Quin etiam in noctibus sincerius cogitamus et tunc melius quae mouent corde meditamur. Vnde et propheta ait: Quae dicitis in cordibus uestris et in cubilibus uestris conpungimini. Saepe etiam aliqui claudunt oculos, si quid profundae uolunt nisu cogitationis eruere, oculorum inpedimenta uitantes. Saepe etiam solitudines captamus, ne cuius sermo nostris auribus insusurret et quasi semita quaedam inhaerentem cogitationi animam abducat a uero atque ab intentione deflectat.

12. Multas igitur occupationes nobis corporis huius necessitas gignit atque usus inuehit, quibus inpeditur animae uigor et reuocatur intentio. Vnde pulchre dicit sanctus lob: Memento quia lutum me finxisti. Si ergo lutum est corpus, oblinit nos utique, non diluit et coinquinat animam inquinamento intemperantiae. Corium et carnem, inquit, me induisti, ossibus et neruis intexuisti. Ligatur itaque et distenditur anima nostra istius corporis neruis et ideo interdum rigescit, saepe curuatur. Et addidit: Ab iniquitate innocentem me non fecisti. Si enim inpius fuero, uae mihi! si autem sim iustus, non potero me reclinare; plenus enim confusionis sum. lnduxisti super me temptationes.Quid enim est haec uita nisi plena laqueorum? Inter laqueos ambulamus, inter plurimas uersamur temptationes. Denique idem supra ait: Numquid non temptatio est uita hominis in terra? Bene addidit "in terra", quia est uita hominis et in caelo. Sicut mercennarii, inquit, merces uita eius, in labore scilicet et tepore, leuior fabulis et fiuitans et natans uerbis, cuius habitatio in luteis domibus et ipsa uita in luto. Nulla firmitudo sententiae, nulla constantia. In die nox desideratur, in nocte dies quaeritur; ante escam gemitus, inter cibos fletus lacrimae dolores timores sollicitudines, nulla requies a perturbationibus, nulla a laboribus reclinatio. Irae et indignationis motus horridior. Plerique cupiunt mortem et non inpetrant; si autem inpetrauerint, gratulantur, quia sola est mors requies uiro.

11. Значит, справедливо апостол бесславит и ни во что не ставит тело, называя его "телом смерти" [41]. Разве кто сумел очами узреть сияние добродетели, или руками объять праведность, или, бросив взор, разглядеть мудрость [42]? Когда мы о чем-либо размышляем, нам не хочется, чтобы кто-то мешал нам, чтобы кто-то докучал нашему слуху, мы настолько погружены в себя, что зачастую не видим окружающего. Более того, много откровеннее мы размышляем по ночам, когда лучше думается обо всем, чем взволновано сердце. Поэтому и пророк говорит: Что говорите в сердцах ваших, о том на ложах ваших каетесь (Пс. 4.5). К тому же часто некоторые закрывают глаза, если хотят с усилием извлечь что-либо из глубины сознания, избегая таким образом помехи перед глазами. Часто мы ищем уединения, чтобы никто не нашептывал нам в уши своих речей и иная тропинка не увела бы от истины душу, ревностно преданную размышлению, и не сбила бы ее с пути.

12. Итак, нужды и привычки нашего тела порождают и доставляют нам множество забот, отнимающих у души ее силу и мешающих сосредоточенности. Поэтому прекрасны слова святого Иова: Помни, что как глину меня Ты слепил (Иов. 10. 9). Ведь если тело – глина, то, без сомнения, оно марает нас, а не очишает и оскверняет душу нечистотой невоздержания. Кожею и плотыо, – говорит он, – одел Ты меня, костьми и жилами скрепил (Иов. 10.11). И вот связывают и стягивают нашу душу телесные жилы, поэтому порой она впадает в оцепенение и часто бывает согбенна. И добавляет Иов: Не сотворил Ты меня чистым от беззакония. Если нечестив буду, горе мне! Если же праведен буду, не смогу поднять головы, ибо полон смятения. Навел Ты на меня искушения (Иов. 10. 14, 15, 17). Что же наша жизнь, как не ловушки повсюду? Среди них шествуем мы и находимся среди многих искушения [43]. Как выше говорит Иов: Не искушение ли жизнь человеческая на земле (Иов. 7.1)? Верно указывает он – "на земле", ибо существует для человека и жизнь на небесах. Сказано: Словно плата наемника жизнь его (Иов. 7. 1). Это жизнь в трудах под жарким солнцем, более ничтожная, чем пустая молва, непостоянная и колеблющаяся, жилище ему глиняные дома и вся жизнь его – в грязном месиве [44]. Нет в нем ни твердости мысли, ни постоянства [45]: днем желает наступления ночи, ночью призывает день; до еды стон, за едой же стенания, слезы, страдания, страхи и тревоги. И нет человеку ни успокоения от волнений, ни отдыха от трудов. Еще ужаснее приступы ярости и негодования. Многие жаждут смерти и не могут вымолить ее, если же получают, радуются, ибо одна только смерть успокоение для человека.

4.13. Sed dicet aliquis scriptum esse quiä Deus mortem non fecit. Vita erat in paradiso, ubi lignum uitae, et uita erat lux hominum. Mors igitur mala, quae accidit et subintrauit. Sed quomodo mors mala, si aut secundum gentiles sensu caret aut secundum apostolum lucrum Christus est, cum quo esse multo melius? Quomodo igitur nobis mors malum, si nullus post mortem sensus est? Vbi enim nullus sensus, nullus utique iniuriac dolor, quia dolor sensus est. Aut quia est post mortem sensus, est utique uita post mortem et superstes mortis est anima, quae sensu utitur et uita fungitur. Cum autem manet post mortem uita atque anima, manet bonum nec morte amittitur, sed augetur, nee ullo inpedimento mortis retardatur anima, sed operatur magis, quia operatur quae sua sunt sine ulla corporis societate, quod animae maiori oneri quam usui est. Quid igitur est mali animae, quae puritatem suam custodierit et uirtutum disciplinam scruauerit? Aut si non seruauit, non mors malum, sed uita, quia uita non fuit: quae est enim uita uitiis peccatisque obsita? Quid igitur accusamus mortem, quae aut uitae pretium luit aut abolet eius dolorem atque cruciatum? Itaque mors aut suae quietis bono utitur aut malo alieno laborat.

4.13. Но кто-нибудь скажет, дескать, написано: Бог не сотворил смерти (Прем. 1. 3). Жизнь была в раю, там, где древо жизни, и жизнь была свет человеков (Ин. 1. 4). А смерть, стало быть, то зло, которое появилось и проникло в мир потом. Но как же смерть может быть злом, если она либо, как полагали язычники, неощутима [46], либо, по слову апостола [47], является обретением Христа, пребывать с Которым намного лучше? Как может смерть быть для нас злом, если после смерти мы ничего не будем чувствовать? Там, где нет возможности ощущать, разумеется, нет и печали от обиды, ведь печаль – это чувство. Если же по смерти можно чувствовать, то, без сомнения, существует жизнь после смерти, и переживет смерть душа, которая продолжает чувствовать и жить. А так как после смерти сохраняется жизнь и душа, сохраняется и благо, не утраченное в смерти, но приумноженное. Никакой преградой не может смерть удержать душу, которая, напротив, теперь совершает большее, ибо совершает свойственное ей, без какого-либо сообщничества с телом, в коем скорее обуза, нежели польза для души [48]. Может ли быть какое зло для души, стоящей на страже чистоты своей и следующей наставлениям добродетели? Если же душа не сохранила добродетели, то не смерть зло для нее, а эта жизнь, ибо не стала она настоящей жизнью: ведь что за жизнь в плену греха и порока? И отчего тогда мы обвиняем смерть, которая есть либо плата за жизнь, либо прекращение ее скорбей и мучений? Итак, смерть либо приносит благо своего покоя, либо отягощена чужим злом.

14. Nunc illud spectä si uita oneri, mors absolutioni; si uita supplicio, mors remedio; aut si iudicium post mortem, etiam uita post mortem. Vita igitur haec non est bona, aut si hie bona uita, quomodo illic mors non est bona, cum illic nullus supersit terribilis iudicii metus? Sed ipsa hic uita si bona est, quibus rebus bona est? Virtute utique et bonis moribus. Non ergo secundum animae et corporis copulam bona est, sed quia per uirtutcm quod malum est suum repellit, quod autem bonus est mortis adipiscitur, ut quod animae est magis quam id quod contubernii et coniunctionis operetur. Quodsi uita bona, quae animae se a corpore separantis est speculum, et si anima bona, quae se eleuat atque abducit a corporis contubernio, et mors utique est bonum, quae animam a societate huius carnis absoluit et liberat.

15. Omnifariam igitur mors bonum est, et quia conpugnantia diuidit, ne se inuicem inpugnent, et quia port us quidam est eorum qui magno uitae istius iactati salo fidae [49] quietis stationem requirunt et quia deteriorem statum non efficit, sed qualem inuenerit in singulis talem iudicio futuro reseruat et quiete ipsa fouet et praescntium inuidiae subducit et futurorum expectatione conponit. Accedit eo quod frustra homines mortem timcnt quasi finem naturae. Nam si recolamus quod deus mortem non fecerit, sed postquam homo lapsus in flagitium est praeuaricationis et fraudis, sententia conprehenderit, ut in terram suam terra remearet, inueniemus mortem finem esse peccati, ne quo esset uita diuturnior eo fieret culpa numerosior. Passus est igitur dominus subintrare mortem, ut culpa cessaret: sed ne iterum naturae finis esset in morte, data est resurrectio mortuorum, ut per mortem culpa deficeret, per resurrectionem autem perpetuarctur natura. Ideoque mors haec transitus uniuersorum est. Opus est ut constanter transeas: transitus autem a corruptione ad incorruptionem, a mortalitate ad inmortalitatem, a perturbationibus ad tranquillitatem. Non igitur te nomen mortis ofiendat, sed boni transitus beneficia delectent. Quid est enim mors nisi sepultura uitiorum, uirtutum suscitatio? Vnde et ille ait: Moriatur anima mea in animis iustorum, id est consepeliatur, ut sua uitia deponat, iustorum adsumat gratiam, qui mortificationem Christi in corpore suo atque anima circumferunt. Mortificatio autem Christi remissio peccatorum, abolitio criminum, erroris obliuio, adsumptio gratiarum est. Quid autem de bono mortis plenius possumus dicere quam quod mors est, quae mundum redemit?

14. Теперь взгляни на это: если жизнь – бремя, то смерть – освобождение, если жизнь – страдание, то смерть – лекарство; и если будет суд после смерти, будет и жизнь после смерти. Значит, наша земная жизнь не является благой? Или, если здесь жизнь благо, как может там не быть благом смерть, когда там уже нет никакого трепета перед Страшным Судом? Но сама жизнь здесь, если она блага, то чем хороша? Без сомнения, добродетелью и добрыми нравами. Значит, не в соединении души с телом заключается благо жизни, но в том, что душа с помощью добродетели пагубное от себя отталкивает, а благо смерти приобретает, чтобы совершалось то, что для души важнее, чем приятельство и союз с телом. Если благая жизнь – отражение души, отделяющейся от тела, и если блага душа, что возносится и удаляется от соединения с телом, то и смерть, которая душу от плоти разрешает и освобождает, несомненное благо.

15. Итак, смерть во всех отношениях благо: и потому что разделяет борющиеся стороны, чтобы перестали они нападать друг на друга, и потому что служит пристанищем для того, кто, измучен жизненными бурями, ищет покоя в надежной гавани [50], и потому что не ухудшает нашего положения, но каким обретает, таким сохраняет каждого из нас до будущего Суда и самим покоем своим согревает и избавляет от ненависти к настоящему и умиротворяет ожиданием грядущего. Выходит, напрасно люди боятся смерти, словно конца своего существования. Ведь если вновь поразмыслим о том, что Бог не сотворил смерти [51], но только после того, как человек впал в грех непослушания и обмана, явилась мысль, что земля должна возвратиться в землю свою [52], тогда поймем мы, что смерть не что иное, как конец греха, чтобы не умножалась вина тем больше, чем более длится жизнь. Ведь Господь претерпел муки, пойдя на смерть, чтобы вина прекратилась. Однако, чтобы смерть не была, как прежде, концом человеческой природы, даровано было воскресение мертвых: чтобы смерть истребила вину, а в воскресении даровалась жизнь вечная. И потому для всех нас смерть – переход. Тебе нужно уверенно совершать его: ведь это переход от тления к нетленности, от смертности – к бессмертию, от смятения – к покою. Так пусть не устрашает тебя слово "смерть", но радуют благодатные дары этого перехода. Ведь что такое смерть, как не погребение пороков и воскрешение добродетелей? Потому и сказано: Да умрет душа моя среди душ праведников(Числ. 23. 10), то есть будет погребена вместе с ними, чтобы душа могла отложить пороки и стяжать благодать праведников, что носят в теле своем и в душе своей смерть Христову [53]. Смерть же Христова есть отпущение грехов, истребление вины, оставление заблуждений, стяжание благодати. И что большее можем сказать мы о благе смерти, чем то, что смертью искуплен мир?

16. Sed de communi omnium morte dicamus. Quid eam timeamus, quae animae nocere non soleat? Scriptum est enim: Nolite timere eos qui occidunt corpus, animam autem non possunt occidere. Per mortem autem istam anima liberatur, dum a corporis conlubernio secemitur et inuolucris perturbationis exuitur. Vnde et nos, dum in corpore sumus, usum mortis imitantes adleuemus [54] animam nostrum ex istius carnis cubili et tamquam de isto exsurgamus sepulchro. Abducamus nos a corporis nexu, relinquamus omnia quaecumque terrena sunt, ut cum uenerit aduersarius, nihil in nobis inueniat suum. Contendamus ad illud aeternum, ad illud diuinum euolemus pinnis dilectionis et remigio caritatis. Surgamus hinc, hoc est de saecularibus atque mundanis. Dixit enim dominus: Surgite, eamus hinc, praecipiens, ut unusquisque surgat de terris, erigat animam humi iacentem, ad superna adtollat, excitet aqulam suam, illam aquilam, de qua dictum est: Renouabitur sicut aquilae iuuentus tua. Ad animam hoc dictum est. Anima ergo nostra sicut aquila alta petat, supra nubes uolet, renouatis splendescat exuuiis, caelo uolatus suos inferat, ubi laqueos incidere non possit. Auis enim, quae descendit ex alto uel quae in altum se extollere non potest, frequenter aut laqueis capitur aut uisco fallitur aut quibuscumque inretitur insidiis. Sic quoque et anima nostra caueat ad haec mundana descendere. Laqueus in auro, uiscum est in argento, nexus in praedio, clauus in amore. Dum aurum petimus, strangulamur: dum argentum quaerimus, in uisco eius inhaeremus: dum praedium inuadimus, adligamur. Quid inane quaerimus lucrum pretiosae animae detrimento? Exiguus tibi totus est mundus pro unius animae dispendio; quid enim prodest homini, si hunc mundum lucretur, animae uero suae detrimentum patiatur? Aut quam commutationem dabis pro anima tua? non auro redimitur, non argento, immo auro amittitur. Quin etiam mulieris decus, dum temptatur, adstringit. Clauus est libido, clauus tristitia, clauus iracundia, claui sunt omnes passiones, quae uelut ueru quodam animam nostram penetrant et infigunt [55] corpori uisceribusque eius adnectunt.

16. Но поговорим теперь о смерти обшей для всех. Отчего мы страшимся ее, обычно не причиняющей душе вреда? Написано же: Не боитесь убивающих тело, души же не могущих убить (Мф. 10. 28). Ведь этой смертью душа освобождается, удаляясь от приятельства с телом и сбрасывая покровы страстей. Потому и мы, еще пребывая в теле, да воздвигнем по образу смерти свои души с убогого одра плоти, словно восставая из могилы [56]. Вырвемся же из телесных пут, оставляя все, что ни есть земного, чтобы, когда явится враг, не сумел он найти в нас ничего своего [57]. Да устремимся к вечному, да вознесемся к божественному на крыльях любви [58] и веслах благодати. Да поднимемся ввысь отсюда, то есть от мирского и тленного. Ибо сказал Господь: Встаньте, пойдем отсюда (Ин. 14. 31), чтобы каждый поднялся с земли, возвысил душу, лежащую во прахе, воздел ее к небесам, пробудил бы орла своего, о коем сказано: Обновится подобно орлу юность твоя (Пс. 102. 5) [59]. Слова эти обращены к душе. Наша душа, подобно орлу, стремится ввысь, чтобы лететь выше облаков, чтобы засиять, сбросив ветхие одежды [60], чтобы пролагать свой путь в небесах, где она не угодит в силки. Ведь птица, которая спускается с высоты вниз, или та, что не может взлететь высоко, часто бывает или уловлена силками, или завлечена в ловушку [61], или опутана злокозненной сетью. Так и душа наша должна остерегаться сходить к земному. Силки для нее – золото, ловушка – серебро, путы – имущество, оковы – любовная страсть. Когда мы устремляемся к золоту, мы задыхаемся, когда ищем серебра, попадаем в ловушку, когда захватываем добычу, оказываемся связаны. К чему мы ищем суетного богатства, если теряем драгоценную душу? Как ничтожно мал весь этот мир по сравнению с потерей единой души: Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит (Мф. 16. 26) [62]. Или что дашь взамен души твоей [63]? Не купишь ее ни золотом, ни серебром, напротив, из-за золота потеряешь. Так и женская красота, когда она вводит в соблазн, то сковывает душу. Похоть – гвоздь, и уныние – гвоздь, и гнев – гвоздь, все страсти – гвозди, ибо они, словно рожном, прободают нашу душу, пригвождают ее к телу и соединяют с плотью его [64].

17. Fugiamus ergo haec mala et exaltemus animam nostram ad illam imaginem dei et similitudinem. Fuga malorum similitudo dei est et uirtutibus imago dei adquiritur. Ideo qui nos pinxit quasi auctor pinxit uirtutum coloribus: Ecce ego, inquit, Hierusalem, pinxi muros tuos. Non detergeamus pinicillo neglegentiae depicta animae nostrae firmamenta muralia. Ideo dixit: muros pinxi, quibus hostem possimus auertere.

18.Habet anima muros suos, de quibus eminet et de quibus ait: Ego ciuitas munita, ego ciuitas obsessa. His munitur muris, his obsessa defenditur. Et uere murus anima, quae praetendit in castris. Vnde et ipsa ait in Canticis: Ego murus et ubera mea ut turris.Bonus murus, quem pinxit dominus, sicut ipse ait: Jn manibus meis pinxi muros tuos, et in conspectu meo es semper. Bona anima, quae habet speculatorem deum et in manibus eius est, sicut anima prophetica, quae in manus domini commendatur ut spiritus et quae in conspectu dei est: Oculi enim domini super iustos, sicut ipsa ait: Ego eram in oculis eius tamquam inueniens pacem. Bonas turres habet quae habet et de intellegibilibus uerbum et de moralibus disciplinam. Ideoque haec anima habens gratiam suorum uberum ingreditur in hortos et inueniens illic sponsum sedentem et disputantem amicis ait: Qui sedes in hortis uocem tuam insinua mihi. Mihi, inquit, non "amicis". Fuge, frater meus: hortatur ut fugiat sponsus, quia iam sequi potest etiam ipsa terrena fugientem. Dicit ut similis sit dammulae, quae euadit de retibus; uult enim et ipsa fugere et euolare supra mundum.

17. Бежим же от сего зла и возвысим души наши по образу и подобию Божию [65]. Уклонение от зла есть уподобление Богу, а образ Божий обретается добродетелями. И Тот, Кто начертал нас, будто художник, начертал нас красками добродетелей. Вот Я, – говорит Он Иерусалиму, – начертал стены твои (Ис. 49. 16). Так не будем же губкой пренебрежения смывать начертанный Им оплот нашей души [66]. И потому Он сказал: Я начертал стены; стены, с помощью которых мы могли бы отразить врага.

18.Есть у души свои стены, над которыми высится она и о которых говорит: Я град крепкий, я град осажденный (Ис. 27. 3). Этими стенами она укреплена, ими защищена во время осады. И воистину душа подобна стене, окружающей крепость. Потому и говорится в Песни песней: Я стена, и перси мои словно башни (Песн. 8. 10). Блага стена, которую воздвиг Господь, как Сам говорит Он: На руках Моих Я начертал стены твои, и пред очами Моими ты всегда (Ис. 49. 16). Блага душа, на которую призирает Бог, блага та, что в руках Его, словно душа пророка, предающая себя в руки Господни, как дух [67], и пребывающая пред очами Его: Очи Господни на праведных (Пс. 33. 16), как говорит она: Я была в очах его как просившая о мире (Песн. 8. 10). Благие башни у души, которая имеет и слово об умопостигаемом, и учение о нравственном. И потому эта душа, имеющая благодать своих персей, приходит в сад [68] и, найдя там жениха, беседующего с друзьями, говорит: Ты, пребывающий в садах, глас твой дай услышать мне (Песн. 8. 13). "Мне" говорит она, а не "друзьям". Беги, брат мой (Песн. 8.14) – так побуждает она жениха к бегству, ибо уже и сама готова последовать за бегущим от земного. Говорит так, уподобившись козочке, что спасается от пут; ведь хочет она и бежать от мира, и вознестись над ним [69].

19. Hinc hortum ilium sibi Plato conposuit, quem louis hortum alibi, alibi hortum mentis appellauit; louem enim et deum et mentem totius dixit. In hunc introisse animam, quam Venerem nuncupat, ut se abundantia et diuitiis horti repleret, in quo repletus potu iaceret Porus, qui nectar effunderet. Hoc igitur ex libro Canticorum conposuit, eo quod anima deo adhaerens in hortum mentis ingressa sit, in quo esset abundantia diuersarum uirtutum floresque sermonum. Quis autem ignorat quod ex paradiso illo, quem legimus in Genesi habentem lignum uitae et lignum scientiae boni et mali et ligna cetera, abundantiam uirtutum putauerit transferendam et in horto mentis esse plantandam, quem in Canticis Solomon hortum animae significauit uel ipsam animam. Sic enim scriptum est: Hortus clausus soror mea sponsa, hortus clausus, fons signatus; transmissiones tuae paradisus. Et infra ait animä Exsurge, aquilo, et ueni, auster, perfla hortum meum, de fluant unguenta mea. Descendat frater meus in hortum suum. Quanto hoc pulchrius, quod anima ornata uirtutum floribus hortus sit uel in se paradisum habeat germinantem. In quem hortum inuitat dei uerbum descendere, ut anima ilia uerbi imbre caelesti [70] et eius copiis inrigata fructificet. Verbum autem dei pascitur animae uirtutibus, quotiens oboedicntem sibi et opimam inuenerit, et carpit fructus eius atque his delectatur. Cum autem descenderit in eam dei uerbum, defluunt ex ea salubrium unguenta uerborum et diuersarum fraglant longe lateque redolentia gratiarum spiramina.

19. Отсюда происходит и сад Платона, который в одном месте именует его садом Юпитера [71], а в другом – садом разума, считая Юпитера и богом, и вселенским разумом. В этот сад пришла душа (у Платона она названа Венерой), чтобы исполниться его богатств и изобилия; там же, отяжелев от питья, лежал Порос, источающий нектар [72]. Этот рассказ о саде Платон создал на основании Песни песней, поскольку речь идет о душе, которая, прилепляясь к Богу, могла бы войти в сад разума, где изобилуют разнообразные добродетели и цветут словеса. Кто же не знает, что из райского сада, о котором повествует нам книга Бытия, где были древо жизни, древо познания добра и зла и прочие деревья, из того сада решил Платон перенести изобилие добродетелей и насадить их в саду разума, который в Песни песней Соломон обозначил как сад души либо как саму душу? Ведь написано так: Сад, затворенный сестра моя, невеста; сад затворенный, источник запечатанный; поросли твои – райский сад (Песн. 4. 12–13) [73]. И далее говорит душа: Поднимись, ветер северный, и подуй, южный, и повей в саду моем, и да потекут ароматы мои (Песн. 4. 16). Да сойдет брат мой в сад свой(Песн. 6. 2). Насколько же прекраснее, чтобы душа, украшенная цветом добродетели, была садом, или заключала в себе пышно разросшийся райский сад! В этот сад призывает душа сойти Слово Божие [74], чтобы, оросившись небесным дождем Слова и изобилием Его, начала она приносить плоды. Слово Божие питается добродетелями души: всякий раз как Оно находит ее послушной себе и плодоносящей, собирает плоды ее и наслаждается ими. Когда же нисходит к душе Слово Божие, изливаются из нее ароматы спасительных слов и далеко и широко разливается благоухание разнообразных даров.

20. Vnde ait sponsus (sponsus autem animae deus uerbum est, cui anima legitimo quodam conubii foedere copulatur): Ingressus sum in hortum meum, soror mea sponsa, uindemiaui murram meam cum unguentis meis, manducaui panem meum cum melle meo, bibi uinum meum cum lacte meo. Edite, proximi mei, et bibite et inebriamini fratres mei. Ego dormio, et cor meum uigilat. Cognoscamus quos fructus et cibos epulctur deus quibus ue delectetur. Delectatur eo, si quis mortificet peccatum suum, obliteret culpam suam, sepeliat atque abolefaciat iniquitates suas. Murra enim sepultura est mortuorum, mortua autem peccata sunt, quae uitae suauitatem habere non possunt. Perfunduntur autem diuini sermonis unguentis et fortiore cibo uerbi uelut pane et suauiore sermone uelut melle curantur quaedam uulnera delictorum. Sermonum autem cibos esse docet et alibi Solomon dicens: Faui mellis sermons boni.In illo ergo horto sermones boni sunt, alius qui culpam coherceat, alius qui iniquitatem corripiat, alius qui mori faciat insolentiam et uelut sepeliat eam, quando correptus aliqui erroribus suis renuntiat. Est etiam fortior sermo, qui confirmat cor hominis ualidioribus scripturae caelestis alimentis. Est etiam sermo suasorius, dulcis ut mel et tamen peccatoris conscientiam in ipsa suauitate conpungens. Est etiam feruentioris spiritus sermo, qui inebriat sicut uinum et cor hominis lactificat, est etiam lacteus sermo, purus et candidus. Hos cibos dulcium utiliumque sermonum epulandos sponsus proximis suis dicit; proximi autem sunt qui eum sequuntur et nuptiis eius intersunt. Quo cibo et potu repleta anima – bibit enim unusquisque aquam de suis uasis et de puteorum suorum fontibus – atque inebriata saeculo dormiebat, uigilabat deo, et ideo, sicut posteriora docent, aperiri sibi deus uerbum eius ianuam postulabat, ut earn suo repleret ingressu.

21. Hinc ergo epulatores illi Platonici, hinc nectar illud ex uino et melle prophetico, hinc somnus ille translatus est, hinc uita ilia perpetua, quarn deos suos dixit epulari, quia Christus est uita. Ideoque talium sermonum seminibus animae eius repletus est uenter atque ipsa exiuit in uerbo. Quae autem exit anima seruitio isto et eleuat se a corpore uerbum sequitur.

20. Потому Жених (а Жених души – Бог Слово, с Которым душа словно сочетается законным брачным союзом) говорит: Вошел Я в сад Мой, сестра Моя невеста, набрал Я мирры Моей с ароматами Моими, поел хлеба Моего с медом Моим, испил вина Моего с молоком Моим. Ешьте, ближние Мои, и пейте, и упивайтесь, братья Мои. Я сплю, а сердце Мое бдит (Песн. 5. 1–2). Давайте посмотрим, какие плоды и какую пищу вкушает Бог, что услаждает Его. А услаждает Его, когда кто-то умерщвляет грех свой, изглаживает вину свою, истребляет и предает погребению беззакония свои. Мирра означает погребение мертвых [75], мертвые же суть грехи, в которых не может быть сладости жизни. Однако раны, причиненные грехом, умащаются благовониями божественных речений, исцеляются более твердой пищей Слова, словно хлебом [76], и более сладкой речью, словно медом [77]. Так и Соломон наставляет, что существует пища речений [78], говоря в другом месте: Соты медовые – благие речи (Притч. 16. 24). Итак, в этом саду благие речи: одна обуздывает грех, другая смиряет беззаконие, третья принуждает к смерти гордыню и словно хоронит ее, когда кто-то виновный объявляет о своих прегрешениях. Есть там и слово более сильное, что укрепляет человеческое сердце пищею Божественного Писания. Есть там и слово более приятное, сладостное как мед, но все же уязвляющее грешника самою своею сладостью. Есть там и слово более пламенного духа, что опьяняет подобно вину и веселит человеческое сердце [79], есть и слово, как молоко целомудренное и чистое. Жених говорит Своим ближним, чтобы подали они на стол эти яства сладостных и полезных речей; ближние же сии – те, кто сопровождают Его и участвуют в брачном пиршестве [80]. Насытившись этой пищею и питьем – ибо всякий пьет воду из своих сосудов и от источников колодцев своих [81], – душа, будто опьяненная, для мира сего спала, бодрствовала для Бога [82]. И потому, как говорится далее, Бог Слово требовал, чтобы она открыла дверь Ему и мог Он войти и наполнить ее.

21. Отсюда и те сотрапезники Платоновы, отсюда и тот нектар, приготовленный из вина и пророческого меда, отсюда и тот сон заимствованы, отсюда и та вечная жизнь, которую, по Платону, вкушают его боги, ибо Христос есть жизнь [83]. И потому семена таких речений наполнили чрево души, и она сама изошла в Слове [84]. А душа, которая уходит от земного рабства и возносится от тела, следует Слову.

22. Sed sunt principatus aerii et potestates mundi, qui nos uel de muro deicere animae uel inpedire recta gradientes uel ad altiora tendentes quaerunt deponere atque ad terrena reuocare. Sed nos multo magis ad sublimia mentem erigamus uerbum sequentes dei. Illi principatus offundunt saecularia, quibus tuam mentem incuriient. Tunc magis ad Christum, anima, dirige gressus tuos. Iniciunt cupiditatem auri, argenti, uicinae possessionis, ut adquirendae eius gratia excuses a cena illius, qui ad nuptias uerbi te inuitauit: tu caue excuses, sed uestem te indue nuptialem et utere conuiuio diuitis, ne diues, qui te inuitauerat, cum tu excusaueris, dum es saecularibus occupatus, alios inuitet et tu excludaris. Iniciunt etiam honoris adpetentiam potestates mundi, ut te extollas sicut Adam et, dum uis adaequare deum similitudine potestatis, diuina praecepta despicias et quae habebas incipias amittere. Qui enim non habet et quod habet auferetur ab eo.

23. Quotiens in oratione nobis, qua maxime deo adpropinquamus, offunduntur ea quae plena sunt obprobrii alicuius aut scelcris, quo nos a studio precationis auertant! Quotiens inimicus cordi nostro conatur inserere quo nos reflectat a sanctitatis proposito et piis uotis! Quotiens corporeos inflammat ardores, quotiens occursare facit oculos meretricios, quibus castum iusti temptet affectum, ut inprouiso amoris spiculo feriat inparatum! Quotiens inserit animo tuo uerbum iniquum et cogitationes cordis absconditas! De quo tibi dicit lex: Attende tibi, ne jiat uerbum absconditum in corde tuo iniquum et dical tibi Iesus: Quid cogitas mala in corde tuo? Neue cum abundaueris auro et argento et opimis agrorum fructibus uel honoribus dicas: Virtus mea dedit mihi haec et obliuiscaris dominum deum tuum.

24. His ergo anima quae cupit cuolare deponitur. Sed tu obluctare quasi bonus miles Christi Iesu et inferiora despiciens, terrena obliuiscens ad caelestia et aeterna contende. Attolle animam tuam, ne earn inliciat esca laqueoruiu. Voluptates saeculi escae quaedam sunt et quod peius escae malorum, escae temptationum. Dum uoluptatem quaeris, laqueos incurris. "Oculus" enim "meretricis laqueus amatoris est". Oculus ergo meretricis est laqueus: laqueus est etiam sermo meretricis, qui obdulcat ad tempus fauces tuas et postea exasperat eas amaritudine conscientiae peccatricis. Laqueus est aliena amoenitatis plena possessio. Omne iter istius uitae plenum laqueorum est. Vnde iustus dicit: In uia hcic, quam ambulabam, ahsconderunt laqueos mihi. In uia, inquit, hoc absconderunt: ideo tu illam uiam ambula, quae dicit: Ego sum uia et ueritas et uita, ut dicas: Animam meam conuertit: deduxit me super semitas iustitiae propter nomen suum.

6. 22. Но есть начала воздушные и власти мира [85], что стремятся либо низвергнуть нас со стены души нашей, либо сбить с верного пути, либо воспрепятствовать нам и возвратить к земному, когда мы устремляемся ввысь. Но тогда сильнее должны мы ободрять дух свой к горнему, следуя Божьему Слову. Начала эти ввергают тебя в мирское, чтобы сломить дух твой. И тогда, о душа, еще решительнее направляй стопы свои ко Христу. Эти начала пробуждают жажду золота, серебра, имения ближнего, чтобы ради стяжания всего этого отреклась ты от трапезы Позвавшего тебя на брачный пир Слова [86]. Берегись отрекаться, но облекись в одежды брачные и угощайся на пиршестве Богатого, чтобы Он, пригласивший тебя, не позвал других и не извергнул тебя вон, оттого что ты отказалась прийти, занятая мирскими заботами. Эти власти мира побуждают желать почестей, чтобы ты возгордилась, словно Адам, желая уподобиться Богу и обладать Его могуществом, чтобы нарушила Божественные заповеди и потеряла то, что имеешь. Ведь кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет (Мф. 13. 12).

23. Как часто во время молитвы, когда мы особенно приближаемся к Богу, вторгаются в нас глумливые или преступные помыслы, отвлекая от молитвенного делания! Как часто враг пытается заронить в наше сердце то, что отвращает нас от устремления к святости и благочестивых обетов! Как часто он разжигает телесный жар, как часто представляет нам блудливые взоры, которыми искушает он целомудрие праведника, чтобы, застигнув его врасплох, внезапно уязвить жалом страсти! Как часто внушает он душе твоей слово беззакония и тайные помыслы сердца! О них закон говорит тебе: Внимай себе, чтобы не сделало слово тайное в сердце твоем беззакония (Втор. 15.9) и чтобы не говорил тебе Иисус: Для чего мыслишь дурное в сердце своем (Мф. 9.4)? – и, когда ты приобретешь в избытке золота, и серебра, и плодов с полей твоих, и почестей, чтобы не смог ты сказать: "Добродетель моя дала мне их" [87] – и забыть Господа Бога твоего.

24. Вот такие помыслы сдерживают душу, жаждущую полета [88]. Ты же выступай на брань как добрый воин Иисуса Христа (2Тим. 2. 3), презирая низменное и забывая о земном, устремляйся к вечному и небесному. Возвысь душу свою, чтобы соблазн не заманил ее в ловушку. Удовольствия века сего словно приманки, и, что хуже, они суть приманки зла, приманки искушений. В то время как ты ищешь удовольствий, ты направляешься прямиком в капкан. Ведь око блудницы – ловушка для влюбленного [89]. Значит, ловушка – взгляд блудницы, ловушка и речи ее, которые лишь на время услаждают гортань твою, а после обдают ее горечью сознания греха [90]. Ловушкой является и чужое имение, притягательное для нас. Весь путь земной жизни полон ловушек [91]. Потому праведный говорит: На сем пути, по которому шествовал я, скрытно расставили сети мне (Пс. 141.4).. "На сем пути", говорит он, "расставили", потому ты следуй другою дорогой, о которой в Священном Писании говорится: Я есмь путь, и истина, и жизнь (Ин. 14. 6), чтобы мог сказать ты: Душу мою обратил, наставил меня на путь правды имени ради Своего (Пс. 22. 3).

25. Moriatur igitur nobis hoc saeculum, moriatur nobis carnis istius sapientia, quae inimica est deo. Subiciamus animam nostram soli Christo, ut dicat unusquisquë Nonne deo subdita est anima mea? Non saeculo subdita, non mundo, inquit, subdita. Non potest hoc pecuniosus, non potest auarus dicere, sed dicit iustus et continens. Auarus autem dicit: Anima, habes multa bona in annos multos posita; requiesce, manduca, bibe et epulare, quia auari anima subdita est luxuriae corporali, iusti autem anima utitur corpore ut instrumento aut organo, quae uelut praeclara artifex quo uult obsequium corporis ducit et effingit de co speciem quam elegit et eas quas uoluerit facit in eo resonare uirtutes, pangens nunc modulos castitatis, nunc modulos temperantiae, sobrietatis carmen, integritatis dulcedinem, uirginitatis suauitatem, grauitatem uiduitatis. Interdum tamen modulator conpatitur organo suö et ideo honesta modulare, ut sit honesta conpassio. Nam et ille qui uidet uidendo plerumque et audiens audiendo afficitur. Et ideo dicit scripturä oculi tui recta uideant et infrä Ne multus fueris ad alienam. Noli intendere in oculos iuuenculae, noli intendere in uerba meretricis.

25. Да умрет для нас сей век, да умрут для нас помышления плотские, враждебные Богу [92]. Да предадим душу нашу одному лишь Христу, чтобы мог сказать всякий: Разве не Богу повинуется душа моя (Пс. 61. 2)? Он говорит, что не веку повинуется и не миру повинуется. Не может сказать так наживавший деньги, не может сказать алчный, но говорит праведный и воздержный. Алчный же говорит: Душа, много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, веселись (Лк. 12. 15)! Ведь душа алчного повинуется похотениям тела, тогда как душа праведного обращается с телом будто с орудием или музыкальным инструментом [93]. Словно искусный мастер, направляет она куда хочет покорное ей тело, придает ему образ, который избрала, заставляет звучать в нем те добродетели, какие пожелает, извлекая то напевы целомудрия, то напевы умеренности, то песнь трезвения, радость чистоты, сладость девства, величие вдовства. Между тем музыкант сострадает инструменту своему; и потому исполняй достойные мелодии, чтобы достойным было и твое сопереживание телу. Ибо на видящего по большей части имеет влияние то, что он видит, а на слышащего – то, что слышит. И потому Священное Писание говорит: Глаза твои пусть прямо смотрят (Притч. 4. 25) – и ниже: Не мног будь к чужой (Притч. 5. 20). Не направляй взора к очам юных девиц, не прислушивайся к словам блудниц.

26. El quid de extraneis laqueis loquor? Nostri nobis laquei sunt cauendi. In ipso hoc corpore nostro laquei circumfusi nobis sunt, quos debemus uitare. Non credamus nos huic corpori, non misceamus cum eo animam noslram. Cum amico, inquit, misce animum tuum, non cum inimico. Inimicum tibi corpus est tuum, quod repugnal menti tuae, cuius opera inimicitiae, dissensiones, lites perturbationesque sunt. Noli cum eo miscere animam tuam, ne utrumque confundas. Nam si miscetur, ergo melior fit caro, quae inferior est, quam anima, quae superior, quia anima uitam corpori tradit, caro autem mortem animae transfundit. Confunditur ergo utriusque operatio, confunditur prope ipsa utriusque substantia. Igitur suscipit in se anima insensibilitatem defuncti corporis et corpus omnibus animae uirtutibus fungitur. Ac ne forte quia infunditur anima corpori etiam confundi putetur, exemplo nobis sit huius luminis gratia, siquidem et lumen terreno loco infunditur nec tamen confunditur. Non sit ergo confusa operatio, quorum dispar substantia est, sed sit anima in corpore, ut uiuificet corpus, hoc gubernet, inluminet.

7. 26. Но что я говорю о ловушках внешних, когда нам нужно опасаться собственных наших ловушек? В самом теле своем носим мы для себя опасности, которых должны избегать. Не станем же доверять сему телу, не станем сочетать с ним душу свою. С другом, сказано, сочетай душу твою, не с врагом (Сирах. 6. 13). Враг твой – тело твое, восстающее на дух твой, дела его полны вражды, раздора, ссор и возмущений. Не сочетай с ним душу свою, чтобы не смешивать одно с другим. Если она сочетается с плотью, то сильнее делается плоть, которая ниже души. Душа же выше, потому что она дает телу жизнь, тогда как плоть вливает в душу смерть [94]. Смешивается тогда действие их обеих, смешивается самое их существо. В этом случае душа принимает на себя нечувствие мертвого тела, а тело распоряжается всеми добродетелями души. И не следует думать, что если душа вливается в тело, то она растворена в нем, примером для нас могла бы послужить благодать света [95]: хотя свет и вливается в земной мир, однако не смешивается с ним. Следовательно, не следует смешивать действие души и тела, сущность которых неодинакова, но пусть душа пребывает в теле, чтобы оживлять тело, управлять им, освещать его [96].

27. Negare tamen non possumus quod conpatiatur corpori suo. Nam et contristatur, siquidem Iesus ait: Tristis est anima mea usque ad mortem, affectum hominis in se exprimens et alibï Anima mea turbata est, siquidem ut modulator [97] modulis suis aut tibiae aut citharae aut organi uoce, gestu affectuque conpatitur, in tristibus sonis tristior, in laetis laetior, in acutioribus excitatior in ipsis mitioribus mitior atque mansuetior, ut sonos cantuum ipse commendet et quodammodo moduletur affectus, anima quoque in hoc corpore tamquam in lidibus musicis, quae sobria est, tamen summis, ut ita dicam, digitis uelut neruorum sonos ita pulsat carnis istius passiones, ut consonum reddat morum atque uirtutum consentientemque concenlum, ut in omnibus cogitationibus suis, in omnibus operibus id custodiat, ut omnia consilia et facta sibi concinant. Anima est ergo quae utitur, corpus quod usui est, ac per hoc aliud quod in imperio, aliud quod in ministerio, aliud quod sumus, aliud quod nostrum est. Si quis animae pulchritudinem diligit, nos diligit: si quis corporis decorem diligit, non ipsum hominem, sed carnis diligit pulchritudinem, quae tamen cito marcescit et defluit.

27. Однако не можем мы отрицать того, что душа сострадает своему телу. Печалится она вместе с телом. Ведь Иисус говорит: Душа Моя скорбит смертельно (Мф. 26. 38), проявляя в Себе человеческое естество, и в другом месте: Душа Моя возмутилась (Ин. 12. 27). Как музыкант, играя на флейте, кифаре или органе, выражает сочувствие своей мелодии голосом, жестом и настроением: при звуках печальных он становится печальнее, при радостных – радостнее, при звуках более резких – более взволнованным, при нежных – более нежным и кротким, таким образом, звуками песен он выражает свои чувства; также и душа, будучи трезвенна, обращается с телом как с музыкальным инструментом и, я бы сказал, кончиками пальцев, словно по струнам, ударяет по страстям этого тела, чтобы извлечь гармоничное и согласное звучание нравов и добродетелей, чтобы во всех своих помыслах, во всех делах придерживаться этого, чтобы все мысли и поступки друг с другом пребывали в согласии. Душа, стало быть, та, которая пользуется, тело же – то, чем пользуются, поэтому одно распоряжается, а другое служит, одно – это мы, а другое – то, что принадлежит нам [98]. Если кто любит красоту души, он нас самих любит; когда же кто-то любит красоту внешнюю, то не человека он любит, а красоту плоти его, которая, однако, вскоре увядает и истлевает.

28. Vnde illi intende de quo dicit prophetä Qui non accepit in uanum animam suam. In uanum accepit animam suam, ut iam de huius uitae dicamus molestiis, qui saecularia struit, aedificat corporalia. Cotidie ad edendum et bibendum surgimus, el nullus expletur, ut non post momentum esuriat ac sitiat. Cotidie lucrum quaerimus, et nullus cupiditati modus ponitur. Non satiabitur, inquit, oculus uidendo nec auris auditu. Qui diligit argentum non satiabitur argento. Nullus finis laboris et nullus est fructus abundantiae. Cupimus cotidie scire noua, et quid est ipsa scientia nisi cotidiani doloris abiectio? Omnia quae sunt iam fuerunt et nihil sub sole est nouum, sed omnia uanitas. Totam uitam odio habui, dixit Ecclesiastes. Qui uitam odio habuit utique mortem praedicauit. Denique laudauit mortuos magis quam uiuentes et ilium iudicauit beatum, qui in hanc uitam non uenit nec inanem hunc suscepit laborem. Circumiuit, inquit, cor meum, ut scirem impii laetitiam et ut considerarem et quaererem sapientiam et numerum et ut scirem per impium laetitiam et molestiam et iactationem, et inuenio ego eam amariorem quam mortem, non quia amara sit mors, sed quia impio amara. Et tamen amarior uita quam mors. Grauius est enim ad peccatum uiuere quam in peccato mori, quia impius, quamdiu uiuit peccatum auget, si moriatur, peccare desinit.

29. Plerique criminum suorum absolutione laetantur. Si emendaturi, recte; si perseueraturi in eis, stulte, quia longe illis plus damnatio profuisset, ne incrementa facerent peccatorum de quo sublimis apostoli sententia dicentis quod non solum ii qui fiagitiosa agunt, sed etiam qui ea probant digni morte sunt. Sed et illos qui talia condemnant in aliis qualia ipsi agunt inexcusabiles liaberi ut et sua damnatos sententia; cum enim alios condemnant, se ipsos condemnant. Nec sibi eos blandiri oportere, quia poenarum ad tempus inmunes uidentur et exortes reatus, cum grauiores poenas intra se luant et sibi rei sint, qui aliis non uidentur, atque in se intorqueant grauiorem conscientiae sententiam, cum de aliorum peccatis iudicant. Sed noli, inquit, о homo, diuinae bonitatis et patientiae thensauros contemnere; bonitas enim dei ad paenitentiam te prouocat, ad correctionem inuitat; duritia autem tua, qua in erroris pertinacia perseueras, futuri iudicii auget seueritatem, ut dignam retributionem tuorum accipias delictorum.

28. Поэтому внимай словам пророка: Кто не принял всуе душу свою (Пс. 23. 4). Всуе принимает душу свою – как сказали бы мы о тяготах этой жизни – тот, кто устраивает мирское и возводит телесное. Каждый день встаем мы с тем, чтобы есть и пить, и никто не может насытиться и через некоторое время не испытывать вновь голод и жажду. Каждый день ищем мы корысти, и нет предела нашей алчности. Сказано: Не насытится око зрением, не наполнится ухо слушанием (Екк. 1.8). Сребролюбивый никогда не насытится серебром. Нет конца усилиям и нет плода от сего обилия. Каждый день жаждем мы узнать новое. Но что это знание, как не томление от вседневной скорби? Все сущее уже было прежде, и ничто под солнцем не ново, но все суета (Екк. 1.9). "Всю жизнь возненавидел я", – говорит Екклесиаст (Екк. 2. 17). Возненавидевший жизнь, несомненно, с похвалой говорит о смерти. Притом он славит более умерших, нежели живущих, полагая блаженным того, кто вовсе не приходил в этот мир и не брал на себя тщетного труда [99]. Священное Писание говорит: Обратил я сердце мое, чтобы узнать радость нечестивого, исследовать и изыскать мудрость и меру, и познать через нечестие радость, и муку, и смятение, и нашел я ее горше смерти (Екк. 7. 25–26) – не оттого, что смерть горька, но оттого, что горька она для нечестивого. И все же жизнь более горька, чем смерть. Ибо жить, согрешая тяжелее, чем во грехе умереть, ведь пока живет человек, умножает он свои грехи, если же он умирает, то перестает грешить.

29. Большинство людей радуется освобождению от своих провинностей. Если они стремятся к исправлению, то верно поступают; если же намерены упорствовать, они глупцы, ибо кара принесла бы им гораздо больше пользы, чтобы не преумножали они грехов. Об этом возвышенное речение апостола, который говорит, что не только творящие бесчестье, но и те, кто одобряют его, заслуживают смерти [100]. Однако и те, кто порицают в других то, что сами делают, не заслуживают прощения и по слову своему осуждены, ведь когда они осуждают других, осуждают самих себя [101]. Но не следует им обольщаться тем, что на время кажутся они свободными от наказания и как будто бы не стоят перед судом, поскольку свое наказание, более тяжкое, носят в себе, и, хотя для других это незаметно, перед собой они ответчики, ведь против себя обращают они более тяжкое осуждение собственной совести, когда судят о чужих грехах. Но, говорит апостол, о человек, не пренебрегай сокровищами благодати божественного долготерпения, ведь благодать Божия призывает тебя к покаянию и побуждает к исправлению, в то время как твое упрямство, из-за которого продолжаешь ты упорствовать в заблуждениях, умножает суровость грядущего Суда, так что получишь ты достойное воздаяние за свои прегрешения [102].

30. Non igitur mors malum. Nam neque apud uiuentes mors est neque apud defunctos; apud alios enim non est, quia adhuc uiuunt, alii transierunt. Itaque neque apud eos amara est qui eam adhuc nesciunt hoc ipso quia nesciunt neque apud eos qui iam et secundum corpus nihil sentiunt et secundum animam liberati sunt.

8. 31. Quodsi terribilis apud uiuentes aestimatur, non mors ipsa terribilis, sed opinio de morte, quam unusquisque pro suo interpretatur affectu aut pro sua conscientia perhorrescit. Suae igitur unusquisque conscientiae uulnus accuset, non mortis acerbitatem. Denique iustis mors quietis est portus, nocentibus naufragium putatur. Certe his quibus grauis est timor mortis non est graue mori, sed graue est uiuere sub metu mortis. Non ergo mors grauis, sed metus mortis. Metus autem opinionis est, opinio nostrae infirmitatis, contraria ueritati; nam per ueritatem uirtus, per opinionem infirmitas. Opinio autem non mortis utique, sed uitae est. Ergo illud graue uitae magis inuenitur esse. Liquet igitur quia mortis metus non ad mortem referendus est, sed ad uitam. Non enim habemus quod in morte metuamus, si nihil quod timendum sit uita nostra commisit. Etenim prudentibus delictorum supplicia terrori sunt, delicta autem non mortuorum actus sunt, sed uiuentium. Vita igitur ad nos refertur, cuius actus in nostra potestate est, mors autem nihil ad nos; est etenim separatio animae et corporis; anima absoluitur, corpus resoluitur. Quae absoluitur gaudet, quod resoluitur in terram suam nihil sentit. Quod nihil sentit nihil ad nos.

30. Стало быть, смерть не зло. Нет ее ни для живых, ни для умерших, ведь первые все еще живы, а вторые уже ушли [103]. И потому не может она быть горька ни для тех, которые ее до сих пор не знают, именно потому, что не знают, ни для тех, чье тело ничего уже не чувствует, а душа освобождена [104].

8.31. Если что и представляется ужасным для живых, так это не сама смерть, но мысль о смерти, которую каждый воображает согласно собственным ощущениям или страшится в зависимости от состояния своей совести. Стало быть, всякий должен порицать язвы собственной совести, а не жестокость смерти. Ведь для праведника смерть словно тихая гавань, тогда как душам преступным она мнится кораблекрушением [105]. Несомненно, тем, кого тяготит страх смерти, тяжко не умереть, а тяжко жить под страхом смерти. Значит, не смерть тягостна, но страх смерти. Страх происходит от нашего мнения о смерти, а мнение, в противоположность истине, – от слабости нашей; ведь в истине – сила, тогда как в мнении – слабость [106]. Мнение же свойственно не смерти, но жизни. Значит, получается, что это тягостное скорее присуще жизни. Итак, очевидно, что страх смерти нужно связывать не со смертью, а с жизнью. Ведь нам нечего опасаться в смерти, если своей жизнью не заслужили мы того, что должно внушать нам страх. Итак, у людей рассудительных есть страх наказания за проступки, однако проступки совершают не мертвые, но живые. Значит, в нашем ведении – жизнь, деяния которой в нашей власти, смерть же для нас ничто, ведь она означает разлучение души и тела, когда душа освобождается, а тело разрушается. Та, что освобождается, ликует, а то, что возвращается в землю свою, более ничего не чувствует. А то, что ничего не чувствует, для нас – ничто [107].

32. Tamen si mors malum, quomodo iuuenes non timent fieri senes nec finitimam morti uerentur aetatem paticntiusque deficit qui pracsumpta morte deficit quam qui inopinata. His qiioque qui mortem malum putant aptum responsum arbitror, quia per uitam ad mortem est transitus, per mortem autem ad uitam reditus; neque enim nisi qui mortui fuerint possum resurgere. Insipientes autem mortem quasi summum malorum reformidant, sapientes quasi requiem post labores et tinem malorum expetunt.

33. Duabus autem ex causis mortem insipientes uerentur. Vna, quod eam interitum appellent. Interitus autem hominis esse non potest, cum anima superstes corpori sit, saluo eo quod ipsum corpus manet resurrectio. Altera autem causa, quod poenas reformident, poetarum uidelicet fabulis territi, latratus Cerberi et Cocyti fluminis tristem uoraginem. Charonem tristiorem, Furiarum agmina aut praerupta Tartara, tunc [108] quibtis hydria saeuior sedem habeat, Tityi quoque uiscera reparandis fecunda suppliciis, quae uultur inmanis sine ullo fine depascitur, Ixionii quoque orbis perpetuam sub poenae atrocitate uertiginem, tum saxi desuper inminentis super capita adcubantium inter epulas inpendentem ruinain. Haec plena sunt fabularum: nec tamen negauerim poenas esse post mortem. Sed quid ad mortem id quod post mortem est? Si autem quae post mortem sunt referantur ad mortem, eadem etiam quae post uitam sunt referuntur ad uitam. Nulla ergo erunt supplicia, quae referantur ad mortem. Mors enim, ut supra diximus, absolutio est et separatio animae et corporis: non est autem mala solutio, quia dissolui et cum Christo esse multo melius. Non igitur mala mors. Denique et mors peccatorum pessima, non utique mors pessima generaliter, sed pessima specialiter peccatorum. Denique pretiosa iustorum. Vnde liquet acerbitatem non mortis esse, sed culpae.

32. Однако если смерть зло, отчего юноши не боятся стать стариками и не пугает их возраст, столь близкий к смерти, и тот, чья смерть ожидаема, принимает ее более смиренно, чем умирающий внезапной смертью? Я полагаю, что тому, кто считает смерть злом, подобает дать такой ответ: потому что через жизнь человек переходит в смерть, а через смерть – он возвращается к жизни; ведь воскреснуть могут лишь те, кто прежде умер [109]. Неразумные страшатся смерти как худшего из зол, а мудрые ждут ее как отдохновения от трудов и окончания бед.

33. По двум причинам страшатся смерти неразумные. Во-первых, оттого, что называют ее гибелью. Но не может погибнуть человек, поскольку душа переживет тело, более того, и самому телу предстоит воскреснуть. А во-вторых, оттого, что они, по-видимому запуганные россказнями поэтов, трепещут посмертных наказаний: лая Цербера, скорбной бездны Коцита и еще более скорбного Харона, стаи Фурий, пропасти Тартара, обиталища свирепой гидры, вечных страданий Тития, чью утробу без конца терзает чудовищный коршун, мучительной казни Иксиона на непрерывно вращающемся колесе, наконец, обрушения скалы, что высится над головами возлежащих за пиршественным столом [110]. Все это вымысел. Однако я не стал бы отрицать существование посмертного воздаяния. Но как характеризует саму смерть то, что будет после смерти [111]? Ведь если относилось бы к смерти то, что происходит после смерти, тогда и то, что происходит после жизни, относится к жизни. Значит, нет таких мучений, которые относились бы к смерти. Ведь смерть, как мы сказали выше, есть разлучение души и тела: а освобождение не зло, ибо разрешиться и быть со Христом несравненно лучше (Флп. 1. 23). Стало быть, смерть не является злом. Только смерть грешников люта (Пс. 33. 22), не вообще люта смерть, но именно смерть грешников. В самом деле, честна смерть праведных (Пс. 115. 6). Отсюда ясно, что горечь не в смерти, но в провинности.

34. Pulchre autem Graeci finem mortem appellauerunt; τελευτή enim mortem appellant, eo quod finis istius uitae sit. Sed etiam somnum mortem scriptura nuncupat, sicut est illud: Lazarus amicus noster dormit; sed uado ut suscitem eum. Somnus autem bonus, quoniam quies est, sicut scriptum est: Ego dormiui et quieui et resurrexi, quoniam dominus suscipiet me. Dulcis igitur quies mortis. Denique dominus suscitat quiescentes, quia dominus resurrectio.

35. Illud quoque egregium quod ait scripturä Ante mortem non laudaueris quemquam.Vnusquisque enim in nouissimis suis cognoscitur et in filiis aestimatur, si bene filios suos instituit et disciplinis conpetentibus erudiuit, siquidem ad neglegentiam patris refertur dissolutio filiorum, tum quia unusquisque, quamdiu uiuit, obnoxius est lapsui, nec senectus inmunis a crimine. Ideo legis quia Abraham mortuus est in bona senectute, eo quod in propositi sui bonitate permansit. Mors igitur uitae est testimonium. Nam si laudari ante gubernator non potest quam in portum nauem deduxerit, quomodo laudabis hominem, priusquam in stationem mortis successerit? Et ipse sui est gubernator et ipse uitae huius iactatur profundo quamdiu in salo isto tamdiu inter naufragia. Dux ipse nisi confecto proelio non sumit lauream nec miles arma deponit nec stipendii mercedem adipiscitur nisi hoste superato. Mors igitur stipendiorum plenitudo, summa mercedis, gratia missionis est.

36. Quantum autem morti dedit sanctus lob, qui dixit: Benedictio morituri in me ueniat! Nam etsi Isaac benedixerit filios suos moriens et Iacob benedixerit patriarchas, tamen benedictionis illius gratia poterat solis benedicentium mentis deputari uel pietati paternae. Hic uero nulla praerogatiua meritorum est, nulla pietatis, sed solius mortis priuilegium, cum benedictio cuiusque morituri tantum uirtutis habet, ut earn sibi sanctus propheta optauerit. Ac per hoc cogitemus semper hunc uersiculum et corde teneamus.

34. Греки прекрасно назвали смерть кончиной. Они зовут ее смерть [112], поскольку смерть есть завершение этой жизни. А Священное Писание также именует смерть сном, как, например, здесь: Лазарь друг наш уснул, но Я иду разбудить его (Ин. 11. 11). Сон же – благо, ведь он означает покой, как сказано: Я уснул, и успокоился, и восстал, ибо Господь оберегает меня (Пс. 3. 6). Сладок, стало быть, покой смерти. Господь же воздвигает покоящихся, ибо Господь есть воскресение [113].

35. Знаменательны и другие слова Писания: Прежде смерти не хвали никого (Сирах. 11. 28) [114]. Ведь каждый познаётся в конце своих дел, и судят о нем по детям его: хорошо ли воспитал он сыновей своих и в достойных ли науках наставил, ибо родительская небрежность ведет к сыновней распущенности; наконец, всякий, пока жив, подвержен падениям и даже в старости не защищен от проступков. Потому – как можешь прочесть ты – Авраам скончался в доброй старости (Быт. 25. 8), что сохранил в благости свои намерения. Итак, смерть есть свидетельство жизни. И если нельзя хвалить кормчего, прежде чем приведет он корабль в порт, то как будешь ты хвалить человека, раньше, чем он достигнет смертной гавани? Ведь для себя самого он будто кормчий, и все время, пока носит его по бескрайнему морю этой жизни, он рискует потерпеть крушение [115]. И полководец принимает лавры, не иначе как завершив сражение, и воин откладывает оружие и получает свое жалованье, не иначе как сокрушив врага. Смерть, таким образом, означает полноту возмездия, вершину воздаяния, благодать освобождения [116].

36. А сколь большое значение придал смерти святой Иов, сказав: Благословение умирающего да придет на меня (Иов. 29. 13)! Ведь хотя и благословил Исаак, умирая, своих сыновей [117], а Иаков благословил патриархов [118], благодать благословения объяснялась либо заслугами благословляющих, либо отеческой любовью. Здесь же нет никакого первенства заслуг, никакого родственного чувства, но одна лишь привилегия смерти, когда благословение всякого умирающего обладает столь великой силой, что его пожелал для себя даже святой пророк. И поэтому давайте всегда размышлять об этих словах и держать их в своем сердце.

37. Si quem uiderimus pauperem moriturum, sumptu iuuemus: dicat unusquisque nostrum: Benedictio morituri in me ueniat. Si quem uiderimus debilem, non deseramus, si quem in extremis positum, non relinquamus; occurrat et nobis dicerë Benedictio morituri in me ueniat. Laudet et te unusquisque moriturus, unusquisque depositus aeuo, unusquisque confectus uulnere graui, unusquisque morbo absumptus et iam morti proximus. Hiс uersiculus quantos benedici fecit! Quotiens mihi pudorem incussit, si moriturum praeterii, si non uisitaui grauiter aegrum, si fastidiui inopem, si captiuum non redemi, senem spreui! Sit ergo in corde semper, ut stimulet duriores, ut admoneat promptiores. Resonent te postrema uerba morituri et benedictionуm tui egrediens e corpore anima secum uehat. Eripe etiam eum qui ad mortem ducitur, qui periturus erat, nisi tu subuenisses, ut dicas: Benedictio perituri ueniat in me.

38. Quis igitur dubitet de bono mortis, cum id quod inquietum, id quod erubescendum, id quod inimicum nobis est, id quod uiolentum, id quod procellosum et ad omnia uitia inlecebrosum est conquiescat et iaceat et quasi fera in cauea claudatur sepulchri, relinquatur rabies eius exanimis et emortua conpago uiscerum in terrain resoluatur, id autem quod familiare uirtutibus, amicum disciplinis, studiosum gloriac, sequax boni, deo subditum est ad illud sublime euolet et cum illo puro et perpetuo bono atque inmortali maneat, ipsi adhaereat ct cum ipso sit, de quo cognationem ducit, ut quidam ait: Cuius et genus sumus? Non enim mori animam cum corpore manifestum est, quia non est de corpore. Non esse autem earn de corpore scriptura multis modis edocet. Nam et Adam a domino deo nostro accepit spiritum uitae etfactus est in animam uiuentem et Dauid ait: Conuertere, anima mea, in requiem tuam, quia dominus benefecit mihi. Et in quo bcnefecerit audï Quia liberauit, inquit, pedes meos a lapsu.Vides gratulari eum mortis huius remedio. quia finis est factus erroris, quia culpa, non natura defecit.

37. Если мы видим умирающего в бедности, поможем ему своим участием; пусть скажет всякий из нас: Благословение умирающего да придет на меня! Если видим кого-то в немощи, да не отступимся от него; если видим в крайней нужде, да не оставим его; пускай придет и нам мысль сказать; Благословение умирающего да придет на меня! Да восславит и тебя всякий умирающий, всякий одряхлевший от старости, всякий погибающий от тяжелой раны, всякий сокрушенный болезнью и уже близкий к смерти. Сколь многим этот библейский стих принес благословение! Как часто он внушал мне стыд, если я проходил мимо умирающего, если не посещал тяжелобольного, если отвергал немощного, если не выручал плененного [119], если пренебрегал стариком! Да будет всегда это слово в нашем сердце, чтобы пробуждать черствых и укреплять ревностных. Да отзовутся в тебе последние слова умирающего, и душа, оставляя тело, да унесет с собой слова, благословляющие тебя. Вырви у смерти и того, кого влекут к ней [120], кто может погибнуть, если ты не придешь на помощь, чтобы сказать: Благословение приблизившегося к погибели да придет на меня!

38. Итак, кто мог бы усомниться в благе смерти, когда-то беспокойное, то принуждающее краснеть от стыда, то враждебное нам, неукротимое, буйное и склонное ко всем порокам, теперь укрощено и лежит, словно дикий зверь, заключенное в клетке могилы? Бездыханной остается его ярость и то, что было соединением членов, омертвев, возвращается в землю, другое же, родственное добродетелям, дружественное наставлениям, ревностное к подвигу, сопутствующее добру, преданное Богу, взмывает к небесному и пребывает вместе с тою непорочной, вечной, бессмертной благодатью, к ней прилепляется и остается с ней, от которой ведет свое происхождение, как говорит некто: Мы Его род (Деян. 17. 28). Ясно, что душа не умирает вместе с телом, ибо она не телесной природы. Многими примерами наставляет нас Священное Писание в том, что душа не происходит от тела. Ведь и Адам от Господа Бога нашего получил дыхание жизни и сотворен был душой живою (Быт. 2. 7), и Давид говорит: Возвратись, душа моя, в покой свой, ибо Господь сотворил благо мне (Пс. 114. 7). В чем же благодетельствовал ему Господь, послушай: Освободил ноги мои от преткновения (Пс. 114.8). Видишь, как рад он лекарству, что дала ему эта смерть, ибо настал конец блужданиям, ибо иссяк грех, а не естество.

39. Denique quasi exutus et liber dicit: Placebo domino in regione uiuorum. [Ilia est enim regio]. Denique illam animarum requiem dicit terram esse uiuentium, quo peccata non penetrent, ubi uirtutum uiuit gloria. Ista autem regio plena est mortuorum, quia plena est delictorum, meritoque dictum est: Relinque mortuos sepelire mortuos suos. Sed et supra similiter ait: Anima eius in bonis demorabitur, et semen eius hereditabit terram, hoc est: anima timentis deum habitabit in bonis, ut semper in eis sit et secundum ea. Quod potest etiam de eo accipi qui sit in corpore, ut et ipse, si timeat deum, in bonis habitet et in caelestibus sit et possideat corpus suum et dominetur ei quasi in seruitutem redacto et possideat hereditatem gloriae et caelestium promissorum.

40. Vnde et nos si uolumus post mortem corporis huius in bonis esse, caueamus ne adglutinetur anima nostra huic corpori, ne commisccatur, ne inhaereat, ne trahatur a corpore et tamquam ebria perturbationibus eius uacillet et fluitet nec se ei credat atque eius delectationibus, ut committat se eius sensibus. Nam et oculus eius error et fraus est, quia fallitur uisus, et auris eius deceptio est, quia et auditus inluditur, et sapor eius deceptio est. Denique non otiose dictum est: Oculi tui recta uideant et: Lingua tua non loquatur peruersa. Quod non esset dictum, nisi frequenter errarent. Vidisti meretricem, captus es uultu eius et formam decoram putastï errauerunt oculi tui, peruersa uiderunt, alia nuntiarunt. Nam si uere uidissent, uidissent deformem meretricis affectum, inhorrentem procaciam, indecentem inpudicitiam, marcentes libidines, taetram conluuionem, animi uulnera, conscientiae cicatrices. Qui uiderit, inquit, mulierem ad concupiscendum eam. Vides quod iste falsum quaesiuit qui non ueritatem, sed adulterium requisiuit. Videre enim quaesiuit, ut concupisceret, non ut uerum cognosceret. Errat igitur oculus, ubi errat affectus. Affectus ergo deceptio est, deceptio uisus – et ideo tibi dicitur: Neque capiaris oculis, id est non capiatur anima tua; mulier enim uirorum pretiosas animan capit -, deceptio auditus. Denique multo blandimento sermonis mulier fornicaria saepe iuuenis cor seduxit, decepit, inlusit.

39. Затем, словно сбросивший оковы [121] и освобожденный, Давид говорит: Благоугожду Господу в стране живых (Пс. 114. 9) [122]. Он говорит, что успокоение для душ – страна живых, куда не вторгаются грехи [123], где живет слава добродетелей. А наша земля, напротив, полна мертвых, ведь она полна грешников, и справедливы слова: Предоставь мертвым погребать своих мертвецов (Мф. 8. 22). И выше подобное сказано: Душа его пребудет во благе и семя его унаследует землю (Пс. 24. 13), то есть душа богобоязненная поселится во благе, чтобы всегда пребывать в нем и в соответствии с ним. Это можно отнести и к тому, кто еше пребывает в теле, ведь и он, если имеет страх Божий, может поселиться во благе и пребывать среди небесных, и владеть телом своим, подчиняя его как отданное в услужение, и обрести наследие славы и небесных обетований.

40. Потому и мы, если желаем после телесной смерти пребывать с благими, остережемся прилеплять душу свою к сему телу, чтобы не смешалась она, не приросла к нему, не влачилась за ним и не шаталась бы, точно пьяная, от страстей его, не доверялась бы ему и его усладам, поддавшись плотским чувствам. Ведь и око телесное есть заблуждение и ложь, поскольку ошибается зрение, и ухо заключает обман, ведь и слух бывает обольщен, и вкусовое ощущение – обман. Неслучайно же сказано: Глаза твои пусть прямо смотрят (Притч. 4. 25) [124], и еще: Язык твой да не говорит лживого (Пс. 33. 14). Не было бы сказано так, если бы наши глаза и язык не ошибались столь часто. Ты увидел блудницу, был пленен видом ее и решил, что она красива; но глаза твои ошиблись, они увидели ложное, они показали тебе иное, чем есть в действительности. Ведь если бы они видели истинно, они бы увидели, как обезображена она блудной страстью, увидели бы взъярившуюся наглость, отвратительное бесстыдство, изнемогающее распутство, мерзостные нечистоты, язвы души и раны совести. Кто смотрит на женщину с вожделением (Мф. 5. 28), – говорит Священное Писание. Ты видишь, что лжи искал тот, кто искал не истины, но прелюбодеяния. Он стремился видеть, чтобы желать, а не чтобы познать истину. Итак, глаз ошибается там, где ошибается состояние души. Состояние души, стало быть, – обман, обман зрения, потому сказано тебе: Не будь уловлен очами (Притч. 6. 25), то есть да не будет уловлена душа твоя; жена же мужей драгоценные души уловляет (Притч. 6. 26) – обман слуха, ведь распутная женщина множеством льстивых речей часто соблазняет, обманывает, губит сердце [125] юноши.

4l. Ergo non laqueis credamus et retibus his, quae decipiunt et inludunt, quia corda temptantur, inpediuntur cogitationes. Quae inpediuntur uisu, inpediuntur auditu odore tactu sapore. Non sequamur inlecebrosa et seductoria, sed sequamur illud quod bonum est, illi adhaereamus, illud imitemur, illius praesentia, illius communicatio nos meliores faciat, mores nostros coloret, illius quaedam nos societas informet. Qui enim bono adhaeret adsumit inde quod bonum est, quia scriptum est: Cum sancto sanctus eris et cum peruerso subuerteris et cum innocente innocens eris; adsiduitate enim atque imitatione quaedam similitudinis imago formatur Ideoque addidit: Quoniam tu inluminas lucernam meam, domine. Etenim qui adpropinquat lumini citius inluminatur, et plus in eo splendor aeterni luminis refulget e proximo. Ergo anima, quae adhaeret illi inuisibili bono deo atque inmortali, et ipsa соrporеа haec fugit et terrena et mortalia derelinquit fitque illius similis quod desiderat et in quo uiuit et pascitur. Et quia inmortali intendit, non est ipsa mortalis. Quae enim peccat moritur non utique aliqua sui dissolutione, sed merito moritur deo, quia uiuit peccato. Ergo quae non peccat non moritur, quia manet in substantia sui, manet in uirtute et gloria.

41. Итак, не станем же доверяться сетям и капканам, которые обманывают и морочат нас, ибо они искушают наши сердца и испытывают помыслы. Они испытывают нас тем, что мы видим, испытывают тем, что слышим, осязаем, обоняем, ощущаем на вкус. Не станем же следовать соблазнам и вещам пагубным, но последуем тому, в чем заключено благо, к нему прилепимся, ему станем подражать, его присутствие, общение с ним сделает нас лучше, преобразит наши нравы, сочетание с ним как бы придаст нам новый облик [126]. Тот, кто прилепляется к благу, приобретает от него благое, ибо сказано: Со святыми свят будешь, и со строптивым развратишься, и с неповинным неповинен будешь (Пс. 17. 26–27), ведь от сопребывания и подражания возникает некий подобный образ. И потому Давид прибавляет: Ибо Ты просветишь светильник мой, Господи (Пс. 17. 29). Ведь тот, кто приближается к свету, быстрее просвещается, и вблизи ярче сияет на нем отблеск вечного света. Следовательно, душа, которая прилепляется к Богу, незримому и бессмертному благу, сама бежит от телесного и оставляет смертное и становится подобна тому, чего она жаждет, чем живет и питается. И поскольку она устремлена к бессмертному, постольку и сама не является смертной. Душа же, согрешающая, умирает, и хотя не происходит ее распада, но воистину она умирает для Бога, так как живет для греха. А душа, которая не грешит, не умирает, ибо пребывает в своей сущности, пребывает в добродетели и славе.

42. Nam quomodo substantia eius interire potest, cum utique anima sit, quae uitam infundit? Et cui anima infunditur uita infunditur, a quo anima discedit uita discedit. Anima ergo uita est. Quomodo potest mortem recipere, cum sit contraria? Sicut enim nix calorem non recipit, nam statim soluitur, et lux non recipit tenebras, nam statim discutit – infuso enim lumine tenebrarum horror aufertur sicut admoto igni niuium rigor desinit – ita et anima, quae uitam creat mortem non recipit, non moritur: anima autem mortem non recipit: anima ergo non moritur.

43. Habemus ergo rationem. Sed haec humana, illud diuinum, quod ait dominus: Potestatem habeo ponendi animam meam et potestatem habeo iterum sumendi eam.Vides igitur quia non moritur cum corpore quae et ponitur et resumitur et in manus dei patris commendatur. Sed forte dicas: specialiter: scilicet [127] quod Christi est. Et quamuis ille quae sunt hominis susceperit, tamen, quia alterius est causa et istud adstruere, ne tempus teramus, audi dicentem: qui scis an nocte a te tua anima reposcatur? Numquid dixit: moriatur in te anima tua? sed: reposcatur a te. Quae data est rcposcitur uel repetunt a te. Repetitur enim anima, non interimitur. Quae repetitur manet, quod interimitur non manet. Quomodo enim interimitur, de qua dixit sapientia dei non timendum quemquam, qui potest corpus occidere, animam autem non potest? De qua dicit prophetä Anima mea in manibus tuis semper. Semper, inquit, non "in tempore".

42. Ведь как может погибнуть ее сущность, когда, без сомнения, душа – это то, что вливает жизнь [128]? И в кого влита душа, в того влита жизнь, а кого оставляет душа, того оставляет жизнь. Следовательно, душа есть жизнь. Как же она может принять смерть, если противоположна ей? Как снег не приемлет тепла, так как тотчас тает, и свет не приемлет тьмы, потому что тотчас рассеивает ее – ведь стоит только забрезжить свету, как уносится прочь ужас тьмы, стоит лишь приблизить к снегу огонь, и отступает холод, – так и душа, которая рождает жизнь, не приемлет смерти и не умирает. Душа не приемлет смерти, следовательно, душа не умирает.

43. Значит, есть у нас объяснение. Но одно объяснение человеческое, а другое – божественное [129], то, что говорит Господь: Имею власть отдать душу Мою и имею власть опять принять ее (Ин. 10. 18). Как видишь, не умирает она вместе с телом, но отдана, и принята вновь, и предана в руки Бога Отца [130]. Но ты можешь, пожалуй, сказать: "Это особый случай, ведь речь о душе Христа". И хотя принял Он человеческое естество, все же, поскольку дело другой беседы разъяснить это [131], не теряя понапрасну времени, послушай Самого Христа, говорящего: "Как узнаешь, не ночью ли возьмется душа твоя от тебя?" [132] Ведь не сказал Он: "умрет в тебе душа твоя", но "возьмется от тебя". Ту, что была дана, возьмут или потребуют от тебя. Ведь душа берется, а не уничтожается. То, что берется, продолжает существовать, что уничтожено, более не существует. Как же погибнуть той, о которой изрекла Божественная мудрость, что не следует бояться того, кто может убить тело, душу же убить не может [133]? О ней говорит пророк: Душа моя в руках Твоих всегда (Пс. 118. 109) [134]. "Всегда" говорит он, а не "на время".

44. Et tu commenda animam tuam in manus domini.Non solum cum recedit e corpore, sed etiam cum est in corpore, est in manibus domini, quia non uides eam, unde ueniat aut quo uadat. Est et in te, est et cum deo. Denique cor regis in manu domini et ab eo regitur et gubernatur. Cor repletur mente, quia mens animae principale est et uirtus animae est. Non eam uirtutem dico, quae in lacertis, sed quae in consiliis, temperantia, pietate atque iustitia est. Si cor hominis in manu domini, multo magis anima. Si anima in manu dei est, non utique anima nostra sepulchro simul cum corpore includitur nec busto tenetur, sed quiete pia fungitur. Et ideo frustra homines pretiosa struunt sepulchra, quasi ea animae, non solius corporis receptacula sint.

45. Animarum autem superiora esse habitacula scripturae testimoniis ualde probatur, siquidem et in Hesdrae libris legimus quia, cum uenerit iudicii dies, reddet terra defunctorum corpora et puluis reddet ea quae in tumulis requiescunt, reliquias mortuorum. Et habitacula inquit reddent animas, quae his commendatae sunt, et reuelabiiur altissimus super sedem iudicii. Hae sunt habitationes, de quibus dicit dominus multas mansiones esse apud patrem suum, quas suis pergens ad patrem discipulis praepararet. Sed Hesdrae usus sum scriptis, ut cognoscant gentiles ea quae in philosophiae libris mirantur translata de nostris. Atque utinam non superflua his et inutilia miscuissent, ut dicerent animas hominum pariter ac bestiarum esse communes earumque summum praemium, si magnorum philosophorum animae in apes aut luscinias demigrarent, ut qui ante hominum genus sermone pauissent postea mellis dulcedine aut cantus suauitate mulcerent. Satis fuerat dixisse illis quod liberatae animae de corporibus Ἅιδην peterent, id est locum, qui non uideretur, quem locum latine infernum dicimus.

44. Предай и ты душу свою в руки Господни. Не только когда она покидает тело, но и пока пребывает в нем, она в руках Господа, ибо не видишь ты ее, откуда приходит и куда уходит. Она в тебе и одновременно с Богом. Действительно, сердце царя в руке Божьей (Притч. 21. 1), и Он руководит им и направляет его. Сердце исполняется разума, ибо разум есть важнейшее начало души и сила души. Но я имею в виду не ту силу, что заключена в мышцах, но ту, которая состоит в благоразумии, умеренности, благочестии и справедливости [135]. Если сердце человека пребывает в руке Господа, то тем более и душа. Если душа в руке Божьей, то, без сомнения, душа наша не заперта во гробе вместе с телом и не томится в могиле, но наслаждается блаженным покоем. И потому напрасно люди возводят пышные гробницы, как будто они вместилище души, а не одного лишь тела.

45. Но обители душ гораздо выше, как ясно свидетельствует Священное Писание, поскольку и в книгах Ездры мы читаем, что, когда настанет Судный день, возвратит земля тела усопших, и прах возвратит тела покоящихся в могилах, останки мертвых. И жилища отдадут вверенные им души, и явится Вышний на престоле суда (3Езд. 7. 32–33). Об этих жилишах Господь говорит, что много обителей у Отца Его и, пойдя к Отцу, Он приготовит их ученикам Своим [136]. Однако я обратился к писаниям Ездры, чтобы поняли язычники: то, чем восхищаются они в своих философских книгах, заимствовано из наших книг [137]. Но пусть не приплетают к ним вздорное и бесполезное, когда говорят, что души людей и души животных совершенно одинаковы, а высший дар, когда души великих философов переселяются в пчел или соловьев, чтобы они, питавшие прежде человеческий род речами, впоследствии ублажали его сладостью меда или нежностью пения [138]. Достаточно только сказать, что, по их мнению, души, освободившись от тел, отправляются в Аид – ΄A­ιδην, то есть в место, которое невозможно видеть [139], место, которое мы называем преисподней.

46. Denique et scriptura habitacula ilia animarum promptaria nuncupauit, quae occurrens querellae humanae, со quod iusti qui praecesserunt uideantur usque ad iudicii diem per plurimum scilicet temporis debita sibi remuncratione fraudari, mirabiliter ait coronae esse similem iudicii diem, in quo sicut non [140] nouissimorum tarditas, sic non priorum uelocitas. Coronae enim dies expectatur ab omnibus, ut intra eum diem et uicti erubescant et uictores palmam adipiscantur uictoriae. Illud quoque non reliquit occultum, eo quod superiores uideantur qui ante generati sunt, infirmiores qui postea. Conparauit enim utero mulieris partus saeculi huius, quoniam fortiores sunt qui in iuuentute uirtutis nati sunt, infirmiores qui in tempore senectutis. Defecit enim multitudine generationis hoc saeculum tamquam uulua generantis et tamquam senescens creatura robur iuuentutis suae uelut marcenti iam uirium suarum uigore deponit.

46. Наконец, и Священное Писание эти обители душ именует хранилищами, упреждая людские сетования о том, что праведники, которые жили прежде нас, по-видимому, дольше всех до самого Судного дня не получают должного им воздания. Писание дивно говорит, что венцу подобен день Суда, где как нет замедления последних, так нет и ускорения первых (3Езд. 5. 42). Ведь день венца ожидают все, чтобы в этот день и побежденные посрамлены были, и победители стяжали пальму победы. Не оставило втайне Писание и того, что более сильными оказываются те, кто рождены раньше, и более немощными те, кто – позднее. Поколение века сего уподоблено порождению чрева жены, ибо более крепки те, которые рождены в крепости молодой силы, более немощны те, которые – под старость (3Езд. 5. 53–55). Истощился наш век, словно ложесна роженицы от многих родов, как создание, старея, утрачивает крепость юности своей из-за увядания жизненных сил [141].

47. Ergo dum expectatur plenitudo temporis, expectant animae remunerationem debitam alias manet poena, alias gloriä et tamen nec illae interim sine iniuria nec istae sine fructu sunt. Nam et illae... uidentes seruantibus legem dei repositam esse mercedem gloriae, conseruari earum ab angelis habitacula, sibi autem dissimulationis et contumaciae supplicia futura et pudorem et confusionem, ut intuentesgloriam altissimi erubescant in eius conspectum uenire, cuius mandata temerauerint. Sicut enim praeuaricatio Adae ita et confusio, quoniam sicut ille per incuriam mandatorum caelestium lapsus est et pudore se prolapsionis abscondit, fulgorem diuinae praesentiae uerecundia peccatricis conscientiae subire non ausus, ita et animae peccatorum uibrantis luminis eius splendorem non sustinebunt, quo teste se reminiscentur errasse.

48. Iustarum uero animarum per ordines quosdam digesta laetitia. Primum quod uicerint carnem nec inlecebris eius inflexae sint. Deinde quod pro pretio sedulitatis et innocentiae suae securitate potiantur nec quibusdam sicut impiorum animae erroribus et perturbationibus inpliccntur atque uitiorum suorum memoria torqueantur et exagitentur quibusdam curarum aestibus. Tertio quod seruatae a se legis diuino testimonio fulciantur, ut factorum suorum incertum supremo iudicio non uereantur euentum. Quartum quia incipiunt intellegere requiem suam et futuram sui gloriam praeuidere caque se consolatione mulcentes in habitaculis suis cum magna tranquillitate requiescent stipatae praesidiis angelorum. Quintus autem ordo exultationis habet uberrimae suauitatem, quod ex hoc corruptibilis corporis carcere in lucem libertatemque peruenerint et repromissam sibi possideant hereditatem. Est enim ordo quictis, quia est et resurrectionis. Sicut enim in Adam omnes moriuntur, ita et in Christo inquit omnes uiuificabuntur, unusquisque autem in ordine suö primitiae Christus, deinde qui sunt Christi, qui in aduentum eius crediderunt, deinde finis. Erit igitur ordo diuersus claritatis et gloriae, sicut erit ordo meritorum. Processus quoque ordinum processum exprimit claritatis. Denique sexto ordine demonstrabitur his quod uultus earum sicut sol incipiat refulgere et stellarum luminibus comparari, qui tamen fulgor earum corruptelam iam sentire non possit. Septimus uero ordo is erit, ut exultent cum fiducia et sine ulla cunctatione confidant et sine trepidatione laetentur festinantes uultum eius uidere, cui sedulae seruitutis obsequia detulerunt, de quo innoxiae conscientiae recordatione praesumant gloriosam mercedem laboris exigui, quam incipientes recipere cognouerunt indignas esse huius temporis passiones, quibus remunerationis aeternae gloria tanta refertur. Hic ordo, inquit, animarum, quae sunt iustorum, quos etiam inmortales non dubitauit dicere in quinto ordine eo quod spatium, inquit, incipiunt recipere fruentes et inmortales. Haec est, inquit, requies earum per septem ordines et futurae gloriae prima perfunctio, priusquam in suis habitationibus quietae congregationis munere perfruantur. Vnde ait propheta ad angelum: Ergo dabitur tempus animabus, postquam separatae fuerint de corporibus, ut uideant ea quomodo dixisti. Et dixit angelus: septem dies erit libertas earum, ut uideant in septem diebus qui praedicti sermones, etpostea congregabuntur in habitaculis suis. Haec ideo plenius de iustorum ordinibus expressa sunt quam de passionibus inpiorum, quia melius est cognoscere quomodo innocentes saluentur quam quomodo crucientur flagitiosi.

47. Итак, пока не придет время, души ожидают заслуженного воздаяния. Одним предстоит кара, другим – слава; но все же тем временем ни первые не остаются без возмездия, ни вторые – без награды. Ведь и те [142] видят, что соблюдающим закон Божий дана в награду слава [143], что жилища их оберегают ангелы, тогда как им, за их пренебрежение и гордыню, в будущем уготованы муки, стыд и смущение, чтобы, видя славу Вышнего, стыдились они предстать пред очами Того, Чьи заповеди они попрали. Каково было предательство [144] Адама, таково их смущение, ведь как тот по небрежению небесными заповедями согрешил и покрыл себя позором грехопадения и не осмелился приблизиться к сиянию Божественного присутствия [145], укоряемый грешной совестью, так и души грешников не смогут вынести сияние Его пламенеющего света, по свидетельству которого вспомнят они, что совершили грех.

48. Радость праведных душ распределена на несколько чинов [146]. Первый чин – тех, которые победили плоть и не поддались ее соблазнам. Второй – тех, которые за усердие и целомудрие получают в награду безмятежность, их, в отличие от душ нечесчивых, не увлекают заблуждения и страсти, не истязает памятование пороков, не преследуют жгучие заботы. В третьем пребывают те, которые, согласно божественному свидетельству, сохранили закон, так что на последнем Суде не опасаются они неблагоприятного исхода своих дел. В четвертом – начинают постигать свой покой и предвидеть свою грядущую славу и, радуясь этому утешению, с великим спокойствием пребывают в своих обителях в окружении ангельских сонмов. Пятый же чин услаждает изобильной радостью, ведь души, вырвавшись из темницы бренного тела, достигли света и свободы и владеют обетованным им наследством. Есть и чин упокоения, потому что есть и чин воскресения. "Как в Адаме все умирают, так во Христе", – говорит апостол, – все оживут, каждый в своем порядке: первенец Христос, потом Христовы, которые в пришествие Его уверовали, а затем конец (1Кор. 15. 22–24). Будет, стало быть, иной порядок почестей и славы, равно как будет и порядок заслуг [147]. Восхождение по чинам также означает восхождение к славе. Затем, в шестом чине, души увидят, как лицо их заблистает, будто солнце, и уподобится сиянию звезд, однако сияние их уже не может ощущать тления [148]. В седьмом чине будут радоваться с уверенностью, и доверять без колебания, и без страха ликовать, торопясь увидеть лицо Того, для Кого несли они послушание усердного служения, от Кого принимают они, памятуя о невинной совести, славное вознаграждение за малый труд. Начавшие получать это вознаграждение постигли, сколь ничтожны страдания века сего, за которыми приходит столь великая слава вечного воздаяния. Это, – говорит Ездра, – удел душ праведных, которых он также, не сомневаясь, в пятом чине называет бессмертными: ибо простор, – говорит он, – начинают обретать блаженные и бессмертные (3Езд. 7. 96–99). Это есть упокоение душ по семи чинам и первое исполнение грядущей славы, прежде того, как в обителях своих станут они наслаждаться даром мирного собрания (3Езд. 7. 91 ) [149]. Потому говорит пророк ангелу: Значит, дано будет время душам по разлучении их с телом, чтобы видеть то, что сказал ты? И сказал ангел: Семь дней будет свобода их, чтобы увидели за семь дней то, о чем сказано, и после соберутся они в жилищах своих (3Езд. 7. 100–101). Потому полнее изъяснено об уделе праведных, чем о страданиях нечестивых, что лучше знать, как спасаются невинные, чем то, как мучаются преступные [150].

49. Ergo quia iusti hanc remunerationem habent, ut uideant faciem dei et lumen illud, quod inluminat отпет hominem. Abhinc induamus huiusmodi studium, ut adpropinquet anima nostra deo, adpropinquet oratio, adhaereat illi nostrum desiderium, non separemur ab eo. Et hic quidem positi meditando legendo quaerendo copulemur deo, cognoscamus eum ut possumus; ex parte enim hic cognouimus, quia hic inperfecta illic perfecta omnia, hic paruuli illic robusti. Videmus, inquit, nunc per speculum in aenigmate, tunc autem faciem ad faciem. Tune reuelata facie gloriam dei speculari licebit, quam nunc animae corporis huius concretis uisceribus inuolutae et quibusdam carnis huius maculis et conluuionibus obumbratae sincere uidere non possunt. Quis enim, inquit, uidebit uultum meum et uiuet? Et recte. Nam si solis radios oculi nostri ferre non possunt et si quis diutius e regione solis intenderit, caecari solere perhibetur, si creatura creaturam sine fraude atque offensione sui non potest intueri, quomodo potest sine periculo sui uibrantem cernere uultum creatoris aeterni corporis huius opertus exuuiis? Quis enim iustificatur in conspectu dei, cum unius quoque diei infans mundus a peecato esse non possit et nemo possit de sui cordis integritate et castimonia gloriari?

49. Стало быть, поскольку воздаяние праведным таково, что видят они лицо Божие и свет Его, Который просвещает всякого человека (Ин. 1.9), давайте отныне мы облечемся в усердие, чтобы приблизилась наша, душа к Богу, приблизилась молитва, прилепилось к Нему наше желание, да не отделялись бы мы от Него. И еще пребывая здесь, на земле, размышляя, читая, находясь в поиске, соединимся с Богом и познаем Его как можем. В этом мире мы можем лишь отчасти узнать Его, ибо здесь все несовершенно, а там – совершенно, здесь мы малые дети, там – будем в полной силе. "Теперь мы видим", – говорит апостол, – как бы сквозь тусклое стекло, гада тельно, тогда же лицом к лицу (1Кор. 13. 12). Тогда с открытым лицом возможно будет созерцать славу Божию, которую сейчас души, окутанные тяжкой дебелостью этого тела и как бы помраченные бесчестьем плоти и нечистотой, ясно видеть не могут. Кто, – говорит Господь, – увидит лицо Мое и будет жить (Исх. 33. 20)? И это верно. Ведь если солнечных лучей не могут вынести наши глаза, и если говорят, что обычно слепнет тот, кто слишком долго пристально глядит на солнце [151], если одно создание не может созерцать другое создание, не причиняя вреда и обиды, как может одетый в лохмотья этого тела без опасности для себя видеть пламенеющее лицо вечного Создателя? Кто оправдается в глазах Божьих [152], когда даже младенец одного дня от роду не может быть чист от греха [153] и никто не может хвалиться непорочностью и чистотой своего сердца [154]?

50. Non timeamus igitur recipi ab hominibus, non uereamur ilium debitum omnibus finem, in quo Hesdra remunerationem suae deuotionis inuenit dicente ei dominö Tu enim recipieris ab hominibus et conuersaberis residuum cum filio meo et cum similibus tuis. Quod si illi gloriosum et iocundum erat cum similibus conuersari, quanto nobis gloriosius erit et iocundius ad meliores pergere et conuersari cum his quorum facta miramur!

51. Quis utique prior Hesdra an Platon? Nam Paulus Hesdrae, non Platonis secutus est dicta. Hesdra reuelauit secundum conlatam in se reuelationem iustos cum Christo futuros, futuros cum sanctis. Hinc et Socrates ille festinare se dicit ad illos suos deos, ad illos optimos uiros. Nostra sunt itaque quae in philosophorum litteris praestant. Et ille posuit ea quorum proprium testimonium non habebat, nos diuini praecepti habemus auctoritatem. Moyses et Helias cum Christo apparuerunt, Abraham duos alios cum deo suscepit hospitio, Iacob dei castra conspexit, Danihel iustos sicut solem et stellas fulgere in caelo reuelante sibi sancto spiritu declarauit.

52. His igitur freti intrepide pergamus ad redemptorem nostrum Iesum, intrepide ad patriarcharum concilium, intrepide ad Abraham patrem nostrum, cum dies aduenerit, proficiscamur, intrepide pergamus ad ilium sanctorum coetum iustorumque conuentum. Ibimus enim ad patres nostros, ibimus ad illos nostrae fidei praeceptores, ut, etiamsi opera desint, fides opituletur, defendatur hereditas. Ibimus et ubi sinum suum Abraham sanctus expandit, ut suscipiat pauperes, sicut suscepit et Lazarum, in quo sinu requiescunt qui in hoc saeculo grauia atque aspera pertulerunt.

50. Итак, не будем бояться, что нас разлучат с людьми, не станем опасаться того положенного всем предела, в котором Ездра нашел награду за свою преданность, когда Господь сказал ему: Ты же взят будешь от людей и проведешь остаток жизни с Сыном Моим и подобными тебе (3Езд. 14. 9). Если для пророка славно и радостно обращаться с подобными ему, то насколько для нас еще более славно и радостно приблизиться к достойнейшим и пребывать с теми, чьи деяния восхищают нас.

51. Кто же в самом деле был прежде – Ездра или Платон? Ведь апостол Павел следует словам Ездры, а не Платона. Ездра сообразно данному ему откровению возвестил, что праведные со Христом пребудут, пребудут со святыми. Потому и Сократ говорит, что он спешит к этим своим богам, к этим превосходнейшим мужам [155]. Итак, наши они, те мысли, что обнаруживаются в сочинениях философов. Сократ изложил [156] то, к чему не имел собственных свидетельств, мы же имеем основание божественного Завета. Моисей и Илия явились вместе со Христом [157], Авраам принял в доме своем двоих, явившихся вместе с Богом [158], Иаков узрел воинство Божие [159], Даниил возвестил явленное ему Духом Святым откровение, что праведные сияют на небе, как солнце и звезды [160].

52. Итак, полагаясь на эти свидетельства, шагнем бестрепетно к Спасителю нашему Иисусу, бестрепетно – к сонму патриархов, бестрепетно – к отцу нашему Аврааму, отправимся в путь, когда настанет день, бестрепетно шагнем к сему сонму святых и собранию праведников. Мы пойдем к нашим отцам, пойдем к тем наставникам веры нашей, и, если недостанет дел, поможет вера, и наше наследство сохранится. Мы пойдем и туда, где святой Авраам распростер объятья свои, чтобы принять бедняков, как принял и Лазаря [161], на лоне его покоятся претерпевшие в веке сем тяготы и скорби.

53. Sed nunc, pater, etiam atque etiam extende ad suscipiendum hinc pauperem manus tuas, aperi gremium tuum, expande sinus tuos, ut plures suscipias, quia plurimi in dominum crediderunt. Sed tamen quamuis fides creuerit, abundat iniquitas, refrigescit caritas. Ibimus ad eos qui recumbunt in regno dei cum Abraham et Isaac et lacob, quoniam rogati ad cenam non excusauerunt. Ibimus eo, ubi paradisus iocunditatis est, ubi Adam, qui incidit in latrones, nescit iam uulnera sua flere, ubi et latro ipse regni caelestis consortio gratulatur, ubi nullae nubes, nulla tonitrua, nullae coruscationes, nulla uentorum procella neque tenebrae neque uesper neque aestas neque hiems uices uariabunt temporum, non frigus, non grando, non pluuiae, non solis istius erit usus aut lunae neque stellarum globi, sed sola dei fulgebit claritas. Dominus enim erit lux omnium et illud lumen uerum, quod inluminat отпет hominem, fulgebit omnibus. Ibimus eo, ubi seruulis suis dominus Iesus mansiones parauit, ut ubi ille est et nos simus; sic enim uoluit. Quae sint illae mansiones audi dicentem: In domo patris mei mansiones multae sunt, quae sit uoluntas: Iterum, inquit, uenio ei accerso uos ad me ipsum, ut ubi ego sum et uos sitis.

54. Sed dieis quia solis discipulis loquebatur, quod ipsis solis spoponderit multas mansiones: igitur undecim tantum discipulis praeparabat. Et ubi est illud, quod ex omnibus partibus uenient et recumbent in dei regno? Vnde uoluntatis diuinae dubitamus effectus? Sed Christi uelle fecisse est. Denique demonstrauit et uiam, demonstrauit et locum dicens: Et quo uado uos scitis et uiam meam scitis. Locus apud patrem est, uia Christ us est, sicut ipse ait: Ego sum uia et ueritas et uita. Nemo uenit ad patrem nisi per me. Ingrediamur hanc uiam, teneamus ueritatem, uitam sequamur. Via est quae perducit, ueritas quae confirmat, uita quae per se redditur. Et ut sciamus ueram uoluntatem, addidit in posterioribus: Pater; quos dedisti mibi, uolo ut ubi ego sum et illi sint mecum ut uideant claritatem meam, pater [162] . Repetitio ista confirmatio est sicut illud: Abraham, Abrahaml et alibï Ego sum, ego sum qui deleo iniquitates tuas. Pulchre autem quod supra promisit hic poposcit. Et quia ante promisit et sic poposcit, non ante poposcit et sic promisit, promisit quasi arbiter muneris, conscius potestatis, poposcit a patre quasi pietatis interpres. Et ante promisit, ut potestatem agnoscas, poposcit postea, ut pietatem intellegas. Non poposcit ante et sic promisit, ne uideretur promisisse potius quod inpetrauerat quam quod promiserat praestitisse. Nec superfluum putes quod poposcit, cum tibi exprimat paternae uoluntatis consortium, in quo unitatis indicium, non incrementum est potestatis.

53. Но ныне, отче [163] вновь и вновь простирай руки твои, чтобы принять бедняка, раскрой лоно твое, распахни объятья твои, чтобы многих принять, ибо многие уверовали в Господа. Но хотя вера и возросла, множится беззаконие, охладевает любовь. Мы пойдем за теми, что покоятся в Царствии Божием вместе с Авраамом, и Исааком, и Иаковом [164], потому что они, будучи призваны на пир, не отреклись [165]. Мы пойдем туда, где рай сладости [166], где Адам, попавшийся разбойникам [167], теперь не знает, что значит оплакивать раны свои, где и сам разбойник радуется вступлению в Царствие Небесное [168], где нет ни туч, ни громов, ни молний, ни ярости ветров, нет ни мрака, ни сумерек, ни лета, ни зимы, где не будет смены времен года, ни стужи, ни града, ни дождя, где не будут нужны ни это солнце, ни луна, ни шары звезд [169], но будет сиять одна только светлость Божия (3Езд. 7. 42) [170]. Господь же будет свет всем [171], и Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир (Ин. 1. 9), будет светить всем. Мы пойдем туда, где Господь Иисус рабам Своим приготовил обители, чтобы и нам быть там, где Он, ибо так пожелал Он [172]. Что же это за обители? Послушай, что говорит Господь: В доме Отца Моего обителей много (Ин. 14. 2). Какова воля Его? Приду опять, – говорит Он, – и возьму вас к Себе, чтобы и вы были, где Я (Ин. 14. 2).

54. Но ты можешь возразить: поскольку Он говорил так только ученикам, только им обещал многие обители, значит, лишь для одиннадцати Своих учеников Он приготовлял их. Но как же тогда слова о том, что со всех концов земли придут и возлягут в Царствии Божьем [173]? Отчего мы подвергаем сомнению исполнение Божией воли? Ибо у Христа пожелать – значит уже исполнить. К тому же показал Он и дорогу, показал и место, говоря: А куда Я иду, вы знаете, и путь Мой знаете (Ин. 14. 4). Место – у Отца, путь – Христос, как Сам говорит Он: Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня (Ин. 14.6). Так вступим же на этот путь, станем держаться истины, последуем за жизнью. Путь – это то, что ведет, истина – то, что укрепляет, жизнь – то, что возобновляется через себя самое. И чтоб знали мы истинную волю, прибавил далее: Отче! которых Ты дал Мне, хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною, да видят славу Мою, Отче! (Ин. 17. 24). Это повторение означает подтверждение, как и это: Аврааме! Аврааме! (Быт. 22. 1), и в другом месте: Я есмь, Я есмь, изглаживающий беззакония твои (Ис. 43. 25). И прекрасно, что просит Он здесь о том, что прежде пообещал. И поскольку Он просит о том, что прежде обещал, а не обещает то, о чем прежде попросил, то Он пообещал, как повелитель дара, сопричастник могущества, Он просит Отца как посредник милости [174]. И прежде Он дал обещание, чтобы ты постиг могущество, а после просил Отца, чтобы ты узнал милость. Но не попросил сначала, а после пообещал, чтобы не казалось, что Он скорее обещал то, что вымолил, чем исполнил то, что обещал. И не думай, что излишнего просил Он, потому что Он являет тебе общность с волей Отца, в этом признак единства, а не умножение силы [175].

55. Sequimur te, domine lesü sed ut sequamur accerse, quia sine te nullus ascendet. Tu enim uia es, ueritas uita possibilitas fides praemium. Suscipe tuos [176] quasi uia, confirma quasi ueritas, uiuifica quasi uita. Pande illud tuum bonum, quod uidere desiderabat Dauid inhabitans in domo domini, ideoque dicebat: Quis ostendet nobis bona?et alibï Credo uidere bona domini in terra uiuentium. Ibi enim sunt bona, ubi uita perpetua est, uita sine crimine. Alibi quoque dicit: Replebimur in bonis domus tuae. Quod ideo frequentauit, ut scires hinc bonum illud philosophos transtulisse, quod summum adserunt. Pande ergo illud uere bonum tuum, illud diuinum, in quo et uiuimus et sumus et mouemur. Mouemur quasi in uia, sumus quasi in ueritate, uiuimus quasi in uita aeterna. Demonstra nobis illud quod est bonum, simile sui, semper indissoluble atque inmutabile, in quo simus aeterni in agnitione omnis boni, sicut uas electionis tuae Paulus testificatus est dicens: Forsitan enim ideo discessit ad horam ut aeternum illum reciperes. Aeternum ergo ministrum dei dixit scribens ad Philemonem, cuius fidem in agnitione omnis boni, quod in sanctis est, in Christum Iesum euidentiorem fieri postulabat. In quo bono est requies pura, lux inmortalis, gratia perpetua, hereditas animarum pia et secura tranquillitas, non morti subiecta, sed erepta de morte, ubi nullae lacrimae, nullus est fletus, – unde enim illic fletus, ubi nullus est lapsus? – ubi sancti tui erroribus et sollicitudinibus, insipientia atque ignorantia, timore ac metu, cupiditatibus atque omnibus corporeis conluuionibus et passionibus absoluti, ubi regio uiuentium, et ut adsertioni huic adiungamus auctoritatem, de quo bono propheta dicit: Conuertere, anima mea, in requiem tuam, quia dominus benefecit mihi, quoniam eripuit animam meam de morte, oculos meos a lacrimis, pedes meos a lapsu. Placebo domino in regione uiuorum. Placebo dixit, non placeo, hoc est de tempore sibi blanditur futuro. Contraria sunt autem praesentibus futura et temporalibus aeterna. Et ideo quoniam ibi uiuorum regio, hie utique mortuorum.

55. Мы следуем за тобой, Господи Иисусе, но чтобы мы последовали, призови нас, ибо без Тебя ни один не сможет подняться. Ты ведь путь, истина, жизнь, возможность, вера, награда. Прими Твоих [177] как Путь, укрепи их как Истина, оживи как Жизнь [178]. Яви то благо Твое, которое желал увидеть Давид, живущий в доме Господнем [179], и потому говорил: Кто явит нам благо (Пс. 4. 6). И в другом месте: Верую, что увижу благо Господа на земле живых (Пс. 26. 13). Ведь там благо, где жизнь вечная, жизнь без греха. Также и в другом месте он говорит: Исполнимся во благих дома Твоего (Пс. 64. 5). Так часто повторял он эти слова, чтобы знал ты, что отсюда философы позаимствовали то благо, которое они объявили высшим благом [180]. Яви же то истинное Твое благо, то божественное благо, которым мы живем, и существуем, и движемся [181]. Мы движемся как по дороге, существуем как в истине, живем как в жизни вечной. Покажи нам, что есть благо, подобное себе самому, всегда нераздельное и неизменное, в котором мы могли бы быть вечны в познании всякого блага, как апостол Павел, сосуд избранный Твой [182], свидетельствовал, говоря: Может быть, он для того на время отлучился, чтобы тебе принять его навечно (Флм. 15). Вечным, значит, назвал он служителя Божия, обращаясь в Послании к Филимону, которого призывал, чтобы в познании всякого блага, заключенного во святых, вера его во Христа Иисуса становилась все более явной. В этом благе непорочный покой, бессмертный свет, бесконечная милость, благое наследство душ и уверенное спокойствие, не подчиняющееся смерти, но отнятое у смерти, где нет ни слез, ни стенаний, – да и откуда взяться стенаниям там, где нет падения? – где святые Твои освобождены от заблуждений и тревог, от неразумия и неведения, от страха и опасения, от похотей и от всякой телесной нечистоты и страстей, там, где страна живых, – и чтобы это утверждение нам подкрепить авторитетом, об этом благе пророк говорит: Возвратись, душа моя, в покой свой, ибо Господь сотворил благо мне, ибо освободил душу мою от смерти, глаза мои от слез, ноги мои от преткновения. Благоугожду Господу в стране живых (Пс. 114. 7–9). "Благоугожду" говорит он, а не "благоугождаю", то есть он радуется своему будущему. Противоположно ведь настоящее грядущему, временное вечному. И значит, если там страна живых, здесь – страна мертвых [183].

56. An non mortuorum haec regio, ubi umbra mortis, ubi porta mortis, ubi corpus est mortis? Denique donatur Petro, ne portae inferni praeualeant ei. Portae inferni istae sunt terrenae, unde et ille ait: Qui exaltas me de portis mortis. Sicut enim portae iustitiae, in quibus sancti domino confitentur, ita sunt criminum portae, in quibus impii dominum negauerunt audi quoniam regio ista sit mortuorum: Si quis igitur mortuum tetigerit, inmundus erit; inmundus autem in conspectu domini omnis iniquus. Si quis igitur tetigerit iniquitatem, inmundus erit, si quis in deliciis, mortuus, quoniam quae in deliciis uiuens mortua est. Et qui infideles sunt descendunt in infernum uiucntes: etsi nobis cum uidentur uiuere, sed in inferno sunt. Si quis usuram accipit, rapinam facit, uita non uiuit, ut habes in Ezechiel. Si quis autem iustus iustificationes domini custodit, ut faciat eas, uita, inquit, uiuet, et uiuet in eis. Ipse est ergo in regione uiuorum, in ilia regione, ubi uita non abscondita, sed libera, ubi non umbra, sed gloriä hic enim nec ipse Paulus uiuebat in gloria. Denique in corpore mortis ingemescebat. Audi dicentem: nunc enim uita nostra abscondita est cum Christo in deo; cum autem Christus apparuerit, uita nostra, tunc et nos cum illo apparebimus in gloria.

57. Festinemus ergo ad uitam. Si quis uitam tangit, uiuit. Denique tetigit illa mulier, quae tetigit fimbriam eius et a morte dimissa est, cui dicitur: Fides tua te saluam fecit. Vade in pace. Si enim qui mortuum tangit inmundus est, sine dubio qui uiuentem tangit saluus est. Quaeramus ergo uiuentem. Sed iterum uideamus ne eum quaeramus inter mortuos et dicatur nobis sicut mulieribus illis: Quid quaeritis uiuentem cum mortuis? Non est hie, sed resurrexit. Ipse quoque dominus ubi quaeri uellet ostendit dicens: Vade ad fratres meos et dic eis: ascendo ad patrem meum et patrem uestrum, deum meum et deum uestrum. Ibi ergo quaeremus eum, ubi quaesiuit lohannes et inuenit. Ille eum in principio quaesiuit et inuenit uiuentem apud uiuentem, filium apud patrem. Nos eum in temporum fine quaeramus et conplectamur pedes eius et adoremus eum, ut dicat et nobis: Nolite timere, id est nolite timere a peccatis saeculi, nolite timere ab iniquitatibus mundi, nolite timere a fluctibus corporalium passionum: ego sum peccatorum remissio. Nolite timere a tenebris: ego sum lux. Nolite timere a mortë ego sum uita. Quicumque ad me uenit mortem non uidebit in aeternum, quoniam ipse est plenitudo diuinitatis et ipsi est decus gloria perpetuitas a saeculis et nunc et semper et in omnia saecula saeculorum.

56. Не эта ли страна мертвых, где тень смерти [184], где врата смерти, где тело смерти? Потому и Петру дана власть, чтобы врата адовы не одолели ее [185]. Врата адовы суть земные врата [186], потому и говорит пророк: Ты, который возносишь меня от врат смерти (Пс. 9. 14). Ведь как существуют врата праведности, где святые исповедают Господа, так существуют и врата греха, где нечестивые отверглись Господа. Послушай, ибо это страна мертвых: Если кто коснется мертвого, нечист будет (Числ. 19. 11); нечист [187] же пред Господом всякий беззаконный. Значит, если кто прикоснется к беззаконию, нечист будет, если – к похотям, будет мертв, так как сластолюбивая заживо умерла (1Тим. 5. 6). И те, которые неверны, сходят заживо в преисподнюю: хоть и кажется, что они живут вместе с нами, но они в преисподней. Когда кто-то лихоимствует, творит хищение, он не живет жизнью, как ты можешь прочесть у Иезекииля [188]. "Когда же кто праведный правду и суд Господа блюдет, чтобы исполнять их, жизнью будет жить", – говорит пророк. – и будет жить в них (Иез. 33. 19). Значит, он пребывает в стране живых, в той стране, где жизнь не сокрыта, но свободна, где нет тени, но пребывает слава; тогда как в сем мире и сам апостол Павел не жил во славе. Напротив, он томился в теле смерти. Послушай, что говорит он: Жизнь наша сокрыта со Христом в Боге. Когда же явится Христос, жизнь наша, тогда и мы явимся с Ним во славе (Кол. 3. 3–4).

57. Итак, поспешим к жизни. Если кто прикасается к жизни, он живет. Ведь прикоснулась к жизни та женщина, которая коснулась края ризы Его, и была спасена от смерти та, которой сказано было: Вера твоя спасла тебя. Иди с миром (Мф. 9. 22). Если тот, кто касается мертвого, нечист, то, без сомнения, тот, кто касается живого, – спасен. Итак, станем искать живого. Но да увидим вновь, что не следует искать Его среди мертвых, и сказано будет нам, как и тем женам: Что вы ищете живого между мертвыми? Его нет здесь: Он воскрес (Лк. 24. 5–6). Также и Сам Господь показывает, где Он хочет, чтобы Его искали, говоря: Иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему (Ин. 20. 17). Стало быть, там мы будем искать Его, где Иоанн искал и нашел. Иоанн искал Его в начале [189] и нашел живым у живого, Сына в недре Отчем (Ин. 1. 18). Станем же и мы в конце времен искать Его, и обнимем ноги Его, и поклонимся Ему, чтобы и нам Он сказал: Не боитесь(Мф. 28. 10), то есть не бойтесь грехов века сего, не бойтесь беззаконий мира, не бойтесь волнений плотских страстей: Я есмь прощение грехов. Не бойтесь тьмы: Я есмь свет. Не бойтесь смерти: Я есмь жизнь. Всякий приходящий ко Мне не увидит смерти вовек (Ин. 8. 51), ибо Он есть полнота Божества и Ему честь, слава, вечность от века и ныне, и присно, и во веки веков.

Амвросий Медиоланский, святитель

Азбука веры

Примечание

1. В частности, здесь неоднократно встречаются глагольные формы, выражающие побуждение, призванные привлечь внимание аудитории, как, например: "давайте рассмотрим" (consideremus, 1.2) или "взгляни теперь на это" (nunc illud specta, 4. 14) и др. Кроме того, в тексте запечатлены черты, отчасти обрисовывающие ситуацию, в которой звучит слово, пример тому – апеллирование к библейскому чтению, которое, по-видимому, предваряло беседу (1. 2).

2. Во второй части повторяются некоторые пассажи, ранее уже прозвучавшие в первой части. Ср.: 4. 15 и 8. 31, 8. 35; 3. 8 и 8. 35. Скорее всего, эти повторения связаны со стремлением свт. Амвросия напомнить слушателям некоторые положения, которые служат отправной точкой для последующего развития мысли. Вряд ли такая необходимость возникла бы в том случае, если бы это было одно целостное выступление.

3. Морескини К. История патристической философии. М., 2011. С. 485.

4. См . Wilbrand W. Ambrosius und Plato // Römische Quartalschrift. 1911. 25. S. 42–49.

5. Cм.: Courcelle P. Plotin et Saint Ambroisc// Revue de Philologie. 1950. 76. P. 29–56. О влиянии Плотина см. также П. Адо: Hadot P. Platon et Plotin dans trois sermons de Saint Ambroise // Revue des Etudes Latines. 1956. 34. P. 202–220.

6. Подробно вопрос о влиянии Апулея на сочинения свт. Амвросия рассматривается в работе П. Курселя: Courcelle Р. De Platon a Saint Ambroise // Revue de Philologie. 1961. 35. P. 15–28.

7. Та же мысль звучит у свт. Амвросия в "Изъяснении 118-го псалма" (ехр. ps. 118).

8. Ср 12.51.

9. См. аллюзии на латинских "школьных" классиков – Цицерона, Вергилия, Лукреция и др.

10. ilia sibi propria et haec sibi contraria conferens Schenkl.

11. Имеется в виду гомилия "Об Исааке или душе"; ее заключительная часть, как и начало этой беседы, восходит к Плотину. Переход от одной гомилии свт. Амвросия к другой соответствует переходу от 6-го к 7-му трактату первой "Эннеады" Плотина.

12. Определение зла как порочного, дурного в нравственном отношении было характерно для стоиков. См., например, в письмах Сенеки (epist. 85,30), также у Цицерона: Nihil est... malum, nisi quod turpe atque uitiosum est (tusc. 2. 12. 29); solum igitur bonum, quod honestum (tusc. 5. 15. 44).

13. Аналогичный вопрос см. у Плотина (enn. 1. 7. 3).

14. По-видимому, гомилии предшествовало чтение Св. Писания.

15. Ср.: Быт. 2. 16–17.

16. idem: item Schenkl.

17. Подобное рассуждение о трех видах смерти неоднократно встречается в трудах свт. Амвросия (exc. fr. 2. 37–38, 47; Cain et А. 2. 9. 35; exp. Luc. 7. 35–39). Возможно, источником этой мысли был Ориген (ad Rom. 6. 6).

18. Это определение, распространенное у античных философов, восходит к Платону (apol. 40с; Phaed. 64с, 67d), ср. также у Цицерона: sunt enim qui discessum animi a corpore putent esse mortem (tusc. 1 9. 18). У свт. Амвросия определение смерти как secessio (separatio) будет повторено ниже, во второй части настоящего сочинения (7. 31, 33). См. также: exc. fr. 2. 35; Cain et A. 1. 3. 8; 2. 9. 35; patr. 9. 39.

19. Буквально сказано mors media. свт Амвросий обращается к термину medium (ηέoov), обозначавшему у стоиков явления, которые с точки зрения морали нельзя назвать ни дурными, ни хорошими возможно, источником такого словоупотребления для свт. Амвросия стал Цицерон, см.: fin. 3. 58–59.

20. См.: Екк. 6. 3–5.

21. То есть во мраке греха, см.: Ис. 9. 2; 58. 8.

22. Свт. Амвросий вновь использует здесь термин, взятый у Цицерона, finis (предел, греч. τέλος) (fin. 3. 43, 104; 5. 80).

23. См.: Лк. 2. 26.

24. Суждение о теле как темнице души, характерное для ряда философских школ Античности – пифагорейцев, платоников, стоиков. – встречается также у Филона Александрийского и Оригена У сиг. Амвросия эта мысль повторяется в ряде сочинений: exam. 6. 9. 55; parad. 12. 54; Cain et A. 2. 9 36, Abr. 2 6. 27; Isaac 6. 52; exp. Luc. 2. 59, 8 48, 9. 29; exc. fr. 1 73, 2.20.

25. Речь о Царствии Небесном как истинной родине души, см. также: Isaac 8.78–79; отголосок Плотина, размышляющего о "бегстве" души в небесное отечество (enn. 1. 6. 8). Также см. у Цицерона (tusc. 1. 22. 51; 31. 75;49. 118) и Сенеки (Маrc. 20. 2; 23. 1).

26. maiore con. Schenkl.

27. parerë placere Schenkl.

28. Пример относительно повиновения императору неслучаен: за ним стоит опыт свт. Амвросия, в прошлом имперского чиновника.

29. Свт. Амвросий вновь (как и в 1. 3) обращается к определению смерти как разлучение души с телом, подчеркивая, что это представление основывается на Священном Писании, а не на суждениях философов.

30. . См.: 1Цар. 17. 40

31. См.: 2Цар. 12. 13.

32. См.: 2Цар. 24. 17.

33. См.: Сирах. 11. 28.

34. См.: 2Кор. 4. 10.

35. См.: 2Кор. 4.11.

36. a terrenis: aeternis Maurini.

37. В рукописях кроме варианта a terrenis (delectationibus attolit), встречает ся также aeternis, что может быть переведено как "возносится к вечным наслаждениям".

38. См.: 2Кор. 4. 18.

39. Мотивы, восходящие к Платону: мудрец стремится отрешиться от общения с телом, чувства вводят душу в заблуждение, см.: Phaed. 65bcd, 83а.

40. В настоящем тексте цитата приведена по Синодальному переводу, однако следует отметить, что буквально у свт. Амвросия сказано: "ибо все ведет к растлению" (quae sunt omnia ad corruptelam). Слова ап. Павла, оторванные от текста послания и помещенные в иной контекст, получают здесь другое истолкование. Употребление их как призыв к аскетизму см. также: pacnit. 2. 10. 97.

41. См:Рим. 7. 24.

42. Ср. аналогичный вопрос у Платона: Phaed. 65с.

43. См.: Сирах. 9. 18; размышление об этих строках Писания см. также в exp. ps. 118. 6. 20.

44. См.: Иов 7. 6.

45. См.: Иов 7. 4.

46. Мысль, возникшая у эпикурейцев и получившая впоследствии широкое распространение и за пределами этой философской школы. См. у Цицерона (tusc. 1. 11. 25). Ниже, подводя итог первой части настоящей беседы, свт. Амвросий вновь обращается к положению о невозможности ощутить смерть. Это суждение, наряду с тезисом об освобождении души из телесного плена, служит доводом к тому, что смерть не следует считать злом (см.: 8. 30).

47. См.: Флм. 1. 21, 23.

48. Некоторые комментаторы (Wiesner, Schenkl) указывают на это выражение как на отголосок Саллюстия (bell. luguri. 14. 4).

49. fidae Schenkl: fide codd.

50. Топос "смерть – тихая гавань", традиционный для так называемого "утешения" (consolatio), неоднократно встречается в сочинениях свт. Амвросия: см. ниже 8. 31, 35; 9. 38; Cain et А. 1. 3. 11; ехс. fr. 2. 22; Jacob 1. 6. 24: 2. 6. 28. Ср. у Цицерона (tusc. 1. 49. 118; senect. 19. 71) и Сенеки (epist. 70, 3; cons, ad Pol. 9. 6–7).

51. См.: Прем. 1. 3.

52. См: Быт. 3. 19.

53. См.: 2Кор. 4. 10

54. adleuemus Schenkl: ableuemus codd.

55. et infigunt: et infigunt Schenkl.

56. Тело, уподобленное могиле, – один из платоновских образов (Gorg. 493а; Crat. 400с). См. также: parad. 14. 70; Noe 29. 113; Cain et A. 2. 9. 31.

57. См.: Ин. 14. 30

58. Метафору "крылья любви" исследователи возводят как к Священному Писанию (Ис. 40. 31; Wiesner), так и к Платону (Phaedr. 246а; см. подробнее:Courcelle Р. Connais-toi toi-même, de Socrate á Saint Bernard. P. 562–624). Свт. Амвросий отстаивает библейское происхождение образа крылатой души, см.: uirgb. 18. 116–117; fug. 5. 27. 30.

59. Согласно воззрениям древних, орел обладал чудесным свойством каждые 10 лет "обновляться", то есть вновь становиться юным. Этот образ из Пс. 102. 5 особенно любим свт. Амвросием, который обращается к нему в ряде трудов и связывает его с воскресением: exp. ps. 118, 14. 39; cpist. 29, 17; exp. Luc. 8. 55; fug. 5. 31; uirgb. 18. 115.

60. Мотив снятых одежд, символизирующий освобождение души от плотского и греховного, см. ниже 9. 39; 11. 49.

61. В оригинале uiscum – так называемый птичий клей, который изготавливался из ягод омелы.

62. Также см.: Л к. 9. 25.

63. Ср.: Мф. 16. 26; Мк. 8. 37.

64. Образ души, пригвожденной к телу страстями, восходит к Платону, см.: Phaed. 83d. П. Курсель высказывает предположение, что источником, из которого свт. Амвросий мог позаимствовать эту метафору (claui sunt omnes passiones), является сочинение Порфирия De regressu animae (Courcelle P. Recherches sur les Confessions de Saint Augustin P. 338–344). См. также: exp. Luc. 4. 65.

65. Ср. тезис Плотина о бегстве от зол мира ради уподобления божеству (еnn 1.2. 1).

66. Иерусалим понимается как образ человеческой душой, см. также: Isaac 5.39, где Иерусалим может пониматься двойственно, означая или Церковь, или душу.

67. См.: Пс. 30. 6.

68. См.: Песн. 6. 1.

69. Как и в Isaac, мистический смысл Песни песней рассматривается в сближении со спиритуализмом Платона, см. представленное ниже толкование сада из Песни, откуда, по мнению свт. Амвросия, заимствован образ сада в мифе о происхождении Эрота от Пороса и Пении, изложенном у Платона (symp. 203bcd).

70. caelesti Maurini Schenkl Wiesner: caelestis codd.

71. Вопреки тому, что у Платона употреблены греческие имена богов – Зевс, Афродита, – свт. Амвросий, ссылаясь на сюжет "Пира", именует их в соответствии с римской традицией – Iuppiter, Venus.

72. Аллегорическое толкование этого мифа ранее было дано Плотином, указавшим, что Афродита – это душа. Порос – разумное начало вселенной, логос, Зевс – дух, причина причин, сад же – совокупность эйдосов духа, обитель истинной красоты и славы (еnn. 3. 5. 8–9). Свт. Амвросий корректирует эту интерпретацию сообразно собственному убеждению в том. что этот миф являет собой изложение идей, почерпнутых греческим философом из Ветхого Завета, однако облеченных им в иную форму.

73. Экзегеза на эти стихи представлена в Isaac 5. 48.

74. Речь о мистическом браке души и Бога Слова; согласно толкованию свт. Амвросия, Порос, представленный в диалоге Платона, должен быть понят как Слово Божие. Теме брака души с Богом посвяшена беседа "Об Исааке или душе".

75. Аллегорическое толкование мирры представлено в Cain et А. 1. 5. 19.

76. Образ слова, уподобленного лекарству, исцеляющему раны души, см. также: exp. Luc. 7. 75.

77. См.: Пс. 103. 15; I Кор. 3. 2.

78. Подобный образ cibus sermonum (пища речений) см. также в exp. ps. 118, 13.23.

79. См.: Пс. 20. 5; 103. 15: Сирах. 40. 20.

80. См.: Песн. 5. 1

81. См.: Притч. 5. 15.

82. Мистический образ sobria ebrietas (трезвенного опьянения), см. также: Isaac 5. 49, 6. 50.

83. См.: Ин. 14. 6

84. См.: Пс. 16. 14.

85. См.: Еф. 6. 12.

86. См.: Мф. 22. 11–12.

87. См.: Втор. 8. 17.

88. Вновь возникает образ крылатой души, см. выше 5. 16.

89. Сентенция Oculus enim meretricis laqueus amatoris est встречается также в exp. ps. 118, 8. 36.

90. См.: Притч. 5. 3.

91. Ср.: Isaac 4. 34.

92. См.: Рим. 8. 7.

93. Образ души, уподобленной ремесленнику и управляющей телом, словно орудием, восходит к Плотину (enn. 1. 1. 3).

94. Ср. тезис Плотина о том, что при смешении души и тела последнее обретает преимущество, так как оно становится причастным жизни, тогда как душа оказывается в худшем положении, так как соприкасается со смертью и незнанием. Также Плотин высказывает предположение о том, что полное смешение души и тела невозможно, как невозможно смешение двух разных природ (еnn. 1.2. 1)

95. Образ света для разъяснения присутствия души в теле также восходит к Плотину, говорящему о том, что душа, находясь в теле, свободна от его страстей, как свет, который свободен от того, что им освещается (enn. 1. 1.4:4. 3. 22).

96. Суждение о том, что душа оживляет тело и управляет им, встречается у Платона (Phaed. 80а), у свт. Амвросия см. также: exp. Luc 4. 62; Noe 11. 38. Глаголы infundere (вливать) и confundere (сливать, смешивать), употребленные здесь, соотносятся с понятиями χράσις и σύγχυσις; которыми оперирует Аристотель, а также стоики. Так, σύγχυσις означает смешение, в результате которого две сущности соединяются и образуют нечто третье, отличное от исходных субстанций, a χράσις– такое соединение, при котором каждая из сущностей сохраняет свои свойства. Соединением именно такого рода, как указывает свт. Амвросий, должен быть союз души и тела, для обозначения которого он пользуется термином infusio (­κράσις) допускать же их смешения, растворения одного в другом – confusio (­σύγχυσις) – не следует.

97. ut modulator corr. Schenkl: et modulator сodd.

98. Положение о том, что человек есть душа, а тело лишь орудие, которым человек пользуется, восходит к Платону (Alcib. 1. 130а, 133d). Свт. Амвросий здесь почти дословно повторяет сказанное им в Isaac 2. 3

99. См.: Екк. 4. 2–3, свт. Амвросий вновь возвращается к мысли, уже высказанной в этой беседе ранее (2. 4).

100. См.: Рим. 1. 32.

101. См.: Рим. 2. 1–3.

102. См.: Рим. 2. 4.

103. Высказывание эпикурейского характера, также см. выше 4. 13. Однако свт. Амвросий ведет речь о том, что умерший не соприкасается со смертью не оттого, что он, как утверждай Эпикур, более не существует, а оттого, что он переходит к иному существованию. Указывая на различие между душой и телом, подчеркивая, что душа освобождается именно тогда, когда тело перестает что-либо ощущать, он в корне преобразует эпикурейскую сентенцию.

104. Этот небольшой по объему раздел выступает связующим звеном между двумя частями настоящего сочинения, являющегося, по-видимому, записью двух бесед.

105. Уподобление смерти кораблекрушению восходит к Плотину (enn. 1. 1. 4; 4. 3. 17), также о смерти как "тихой гавани" см. выше 4. 15.

106. Ср. противопоставление мнения и знания у Платона (Theaet. 187abc). Ср. перевод δόξαкак "мнение": Платон. Собр. соч. В 4 т. Т. 2 М. 1993. - С. 245–246 ("Теэтет" в пер Т. В. Васильевой). – Примеч. ред.

107. Суждение эпикурейского толка, вероятнее всего известное свт. Амвросию в изложении Цицерона, см. tusc. 5. 31. 88.

108. loca in add. Moreschini uestibula in con. Schenkl in quibus (отisso tunc) Maurini.

109. Мысль о том, что как жизнь – путь к смерти, так и смерть – путь к вечной жизни, у свт. Амвросия также получает развитие в его утешениях, см:, obit V. 45: exc. fr. I. 71.

110. Описание посмертной участи – вероятная реминисценция из классических "школьных" авторов – Вергилия (Аеn. 6. 562) и Цицерона (tusc.5. 10).

111. Ср. у Плотина: enn. 1. 7. 3.

112. Переводится как "смерть", "завершение", "исполнение".

113. См.: Ин. 11.25.

114. К этому библейскому стиху свт. Амвросий уже обращался ранее, см. выше 3. 8; эта цитата встречается и в других его сочинениях, например, см.: exp. ps. 118, 22. 25; expl. ps. 12, 1. 16 и др.

115. Повторяется образ смерти как кораблекрушения, восходящий к Плотину, см. выше 8. 31.

116. Трактовка смерти как освобождения, которое человек получает от Бога, перекликается с высказанной у Платона мыслью о том, что люди как бы находятся под стражей, от которой не следует избавляться по своей воле, но только по воле божества (Phaed. 62b). Это суждение также получает развитие у Цицерона, который, обращаясь к примеру Сократа и Катона Утического, говорит, что мудрец идет навстречу смерти, повинуясь божественному зову так, как подчиняются законной власти (tusc.1.30. 74). Ср. выше: свт. Амвросий (3. 7) также сопоставляет подчинение императору и подчинение Богу, ставя исполнение Божественной воли превыше всего.

117. См.: Быт. 27. 27, 39.

118. См.: Быт. 49. 1–33.

119. Свт. Амвросий принимал деятельное участие в сборе средств для выкупа пленных. Так, в 378 г. во время готского нашествия он приказывает взять из храмов золотые и серебряные сосуды, чтобы выплатить варварам выкуп за пленников. Позднее, когда ариане будут упрекать епископа за этот поступок, тот, объясняя, что побуждало его действовать таким образом, дает подлинно христианский ответ: "Лучше сохранить живые чаши душ, чем чаши из металла" (off. 2. 28. 136–138). Кроме того, он поясняет, что сосуды не были проданы в их настоящем виде: их ломали и переплавляли, дабы избежать нечестивого употребления священной чаши (off. 2. 28. 143).

120. Ср.: Iacob 3. 10, также: Притч. 24. 11.

121. Буквально сказано exutus, т. е. обнаженный, сбросивший с себя одежду, освободившийся, – вновь у свт. Амвросия возникает метафора снятой одежды как освобождения от плотского, телесного, см. выше 5. 16.

122. "Страна живых" (regio uiuorum) здесь связана с вечной жизнью души, освободившейся от плоти, см. также: obit. Th. 30. Следующая в тексте фраза не имеет завершения (Ilia est enim regio...). Можно предположить, что это связано с ошибкой переписчика или утратой фрагмента текста.

123. См.: Пс. 26. 13.

124. Ср. выше 5. 25.

125. См.: Притч. 7. 21

126. Ср. у Платона о приближении души к высшему благу и уподоблении ему (Phaed. 84ab).

127. specialiter scilicet Schenkl: specialiter se uel specialiter esse codd. speciale esseMaurini.

128. Рассуждение, восходящее к Платону, см. Phaed. 105cd, 106 ab.

129. "Человеческое", т. е. платоновское объяснение природы и бессмертия души, не может быть достаточным, свт. Амвросию важно привести аргументы, опирающиеся на Священное Писание.

130. См.: Лк. 23. 46.

131. Человеческая составляющая личности Христа стала предметом отдельного сочинения свт. Амвросия "О тайне воплощения" (De incarnationis dominicae sacramento).

132. См.: Лк. 12.20.

133. См.: Мф. 10. 28.

134. И свт. Амвросий (exp. ps. 118, 14. 109), и блж. Августин (enarr. ps. 118, 23.5) указывают на разночтения в тексте этого псалма. Здесь свт. Амвросий выбирает подходящий к контексту вариант.

135. Свт. Амвросий сохраняет четырехчастное деление добродетелей, ср.: Isaac 8. 65 и примеч.

136. См.: Ин. 14. 2.

137. Вновь указание на то, что Священное Писание предшествует языческому знанию и является источником для него; ср. выше 5 19.

138. Свт. Амвросий неоднократно говорит о нелепости учения о переселении душ (метемпсихозе), см.: ехс. fr. 2. 127, а также в утраченном трактате De philosophia, фрагмент которого сохранился у блж. Августина: cont. Iul. Pelag. 2. 7. 19–20.

139. Этимология Аида как "незримого" восходит к "Федону" Платона, см.: Phaed. 80d, также у Плотина (6. 4. 16).

140. sicut non ed. Romanä sicut codd.

141. Мысль об одряхлении мира встречается у авторов: языческих (2. 1131 – 1175), иудейских (opif. mund.) и христианских (Demetr). Свт. Амвросий, обращаясь к Третьей книге Ездры, объясняет наблюдающееся измельчание человечества.

142. В тексте лакуна.

143. См.: 2Тим. 4. 8.

144. Термин praeuaricatio в римской судебной практике обозначал сговор с противоположной стороной и, таким образом, предательство того дела, которое необходимо защищать. В словоупотреблении христиан это слово стало обозначать вероотступничество, когда христианин встает на сторону врага (см.:Свт. Амвросий Медиоланский. О покаянии // Собр. творений. Т. 1. М., 2012. С. 305. примеч. 3). – Примеч. ред.

145. См.: Быт. 3. 8.

146. См.: 3Езд. 7. 91–96. Это описание – предшественник визионерской литературы Средневековья, вплоть до Данте с его небесами блаженных душ.

147. На вопросе о разных чинах славы свт. Амвросий останавливается и в exp. Luc. 5. 61.

148. См.: 3Езд. 7. 96–98.

149. Ср.: Дан. 12. 3; Мф. 13. 43; 1Кор. 15. 41.

150. В 3Езд. 7. 81–87 сказано, что мучения грешников, как и блаженства праведников, разделяются на семь видов. При этом в пророческой книге отсутствует непосредственное описание загробных мучений, но имеется указание на муки, имеющие исключительно духовный характер: сознание своих преступлений, невозможность раскаяния и т. д. Свт. Амвросий объясняет лаконизм Ездры в отношении посмертных мук тем, что пример праведников более действен и способен принести большие плоды. Ср. также его скептическое отношение к описанию ужасов загробного мира у поэтов-язычников (см.: 8. 33).

151. Ср. у Платона: Phaed. 99d.

152. См.: Пс. 142. 2.

153. См.: Иов. 14. 5.

154. См.: Притч. 20. 9.

155. См. также у Платона: Phaed. 63 bc.

156. В данном случае точнее было бы сказать, что изложил Платон, так как речь идет о Сократе как о действующем лице платоновского "Пира" (symp. 203bcd).

157. См.: Мф. 17. 3.

158. См.: Быт. 18. 2.

159. См.: Быт. 32. 1.

160. См.: Дан. 12. 3.

161. См.: Лк. 16. 23.

162. pater add. Schenkl. pater iuste ed. Romana.

163. Свт. Амвросий обращается к праотцу Аврааму.

164. См.: Мф. 8. 11.

165. См.: Лк. 14. 18.

166. См.: 3Езд. 7. 36.

167. См.: Лк. 10.30.

168. См.: Лк. 23. 43.

169. Ср. сходное описание у Лукреция: 3. 18–24.

170. В основе этой картины лежит мысль, что вся тварь исчезает пред лицом Создателя в сознании своего ничтожества. Ср.: Откр. 21. 23; 22. 5.

171. См.: Ин. 1.4.

172. См.: Ин. 14. 2–3.

173. См.: Мф. 8. 11.

174. Особо подчеркивается, что Иисус сначала дал обещание и затем просил Отца об исполнении, чтобы через это обетование было явлено Его могущество. См.: exp. Luc. 5. 42.

175. Этот пассаж – отголосок борьбы с арианами, утверждавшими неравенство Сына Божия с Богом Отцом. Свт. Амвросий подчеркивает, что обращение Христа к Отцу отнюдь не означает иерархических отношений между Лицами Святой Троицы и не противоречит учению об Их единстве.

176. tuos: tu nos con. Schenkl.

177. Наряду с tuos. i. е. "(прими) Твоих", в рукописях встречается вариант tu nos,т. е. "(прими) Ты нас".

178. См.: Ин. 14. 6.

179. См.: Пс. 22. 6.

180. Свт. Амвросий настойчиво проводит мысль, что в христианстве полнее и глубже выражено то, к чему тщетно устремлялись язычники.

181. См.: Деян. 17. 28.

182. См.: Деян. 9. 15.

183. См. выше 9. 39.

184. См.: Мф. 4. 16.

185. См.: Мф. 16. 18.

186. Свт. Амвросий толкует "адовы врата" как врата греха.

187. Возможно, здесь игра слов: inmundus (нечистый) – значит пребывающий в мире сем (in mundo).

188. См.: Иез. 33. 18.

189. См.: Ин. 1. 1.

***

Молитва святителю Амвросию Медиоланскому:

• Молитва святителю Амвросию Медиоланскому. Святитель Амвросий - яркая звезда Православного Запада: образованнейший муж, мудрейший праведник и церковный писатель, благотворитель, гимнограф и апологет. Обладал даром исцелений. Покровитель учителей и миссионеров, певчих. К нему обращаются за помощью о вразумлении сектантов и неверующих, в нужде и болезнях (особенно детских), для преодоления похоти и сохранения девства.

***

Акафист святителю Амвросию Медиоланскому:

• Акафист святителю Амвросию Медиоланскому

Канон святителю Амвросию Медиоланскому:

• Канон святителю Амвросию Медиоланскому

Житийная и научно-историческая литература о святителе Амвросие Медиоланском:

• Святитель Амвросий, епископ Медиоланский (краткое житие) - Православие.Ru

Труды святителя Амвросия Медиоланского:

• О покаянии
• "О покаянии"
• "Слово о надежде воскресения"
• "Слово на смерть Феодосия Великого"
• "Слово утешительное на смерть императора Валентиниана младшего"
• "К Августу Грациану три книги о Святом Духе. Книга первая"
• "Об Исааке, или душе"
• "О таинствах"
• "О тайнах"
• "Объяснение Символа"
• "Надежда Воскресения"
• "О девстве и браке"
• "Об обязанностях священнослужителей. Книга первая"
• "Об обязанностях священнослужителей. Книга вторая"
• "Об обязанностях священнослужителей. Книга третья"
• "Слово в Неделю Ваий"
• "Слово на Святую Пасху"
• "Слово о взаимной любви христиан"
• "Слово о том, как должно сретать день Рождества Христова"
• "Слово обличительное по случаю затмения луны"
• "О благе смерти"
• "О таинстве Пасхи"
• "Об Иакове и блаженной жизни"
• "Об Иосифе"
• "Церковь, мистическая Ева"
• "Шестоднев"
• "Письма (1–53)"
• "Письма (54–77)"
• "Письмо LVII императору Евгению"
• "Послания Валентиану против восстановления алтаря Победе"
• "Гимны"

Читайте другие публикации раздела "Творения православных Святых Отцов"