Популизм вместо богословия
Глава Богословской комиссии УПЦ
архиепископ Августин предложил: Визнати, що примусове присвоєння
православному вірянинові будь-якого електронного
ідентифікатора позбавляє його імені, отриманого ним у
Таїнстві Хрещення" - http://orthodoxy.org.ua
Увы, это не богословие самый дурной
популизм. Воспроизвожу главку из моей книги "О нашем
поражении".
Лишает ли "номер" имени?
Формула "номер вместо имени" оказалась
одним из самых действенных средств для порождения в
людях возмущенно-негативного отношения к ИНН. Как
публицистический прием, как поэтическая вольность такого
рода формула вполне уместна. Но если из какой бы то ни
было поэтической метафоры делают "догмат", начиная
понимать ее слишком буквально – это может стать и
глупостью и даже ересью (например, многих людей смущает
то, что в поэтических Богослужебных текстах есть
молитвенное обращение ко Кресту Господню – откуда
некоторыми делается вывод, будто Крест есть особая
личность).
Не преминули скатиться в крайность и
листовки, призывающие ужаснуться перед "номерами": "ИНН
– это личный код-номер человека, принятие которого, по
свидетельству Богомудрых Старцев, является отречением от
данного нам во Св. Крещении Имени Святого, отречением от
Бога!" .
Что ж, присмотримся к этому вопросу
повнимательнее.
Возникнет ли опасность для моей духовной
судьбы и жизни, если государство папку, в которой оно
содержит данные обо мне, пометит цифрами ("Дело №...")?
Нет, и в этом случае моей душе и ее связи со Христом
ничего не угрожает. Дела были пронумерованы и в архивах
христианских империй (Российской, Австрийской...). Свои
номера были и у папок, в которых хранились данные о
гражданах Советского Союза. Но это не мешало людям
получать дары Духа Святого (в том числе и дар
претерпения мук).
В ГУЛАГе номера нашивались на одежду, и чекисты
обращались к людям обезличенно - математически:
"Заключенный номер такой-то". И арестованные христиане,
отзываясь, говорили: "Я!" Неужели при этом благодать
Божия оставляла этих исповедников? Так же и сейчас: если
государство решит своих подконвойных граждан пометить
номерами – это будет неприятно. Ибо что же приятного
видеть, что к тебе относятся как к вещи при
инвентаризации помещения. Ношение номерка будет роднить
человека с мебелью и с… собаками.
Неприятно, конечно. Но неприятность и
трагичность – не одно и тоже. Ясно, что "Барс" останется
"Барсом" - даже если в мэрии его будет именовать по
другому. Ясно, что человек, которому присвоили "номер",
(=неприятность) не утратил в результате этой земной
компьютерной операции уникальность в глазах Божиих, не
превратился в вещь ни в глазах Творца, ни в своем
собственном самопознании, ни в глазах Церкви и ближних
людей (что было бы трагедией).
В современной Российской армии у каждого
солдата и офицера есть личный номер (чтобы раненного или
убитого человека можно было опознать своим и нельзя было
узнать о нем, о его родственниках и месте былого
жительства врагам). Более того – жетон с выбитым на нем
номером носится на груди. Рядом с нательным крестиком.
Но как же мы поминаем этих воинов? Неужели по номеру?!
Неужели мы считаем, что в Чечне за Россию сражается
безымянная обезличенная масса, а не люди с теми именами,
что дали им их матери?
Вот слово, пришедшее с этой войны (автор
- Виктор Куценко):
Раскаленный камень, пули рикошет
Исподлобья пламень в 19 лет.
Исподлобья жгучий взгляд через прицел.
Я пока везучий, я пока что цел.
Взвод за перевалом отошел к своим.
Времени навалом отпустил я им.
Банду здесь, у кручи задержать сумел…
Я пока везучий, я пока что цел.
Ни глотка во фляге, но не в том беда.
В этой передряге кровушка вода.
Под огнем колючим есть всему предел.
Я пока везучий, я пока что цел.
Строчка пулемета провалилась в тишь.
Где ж вы, вертолеты? Что ты, связь, молчишь?
И на всякий случай я чеку поддел…
Я пока везучий, я пока что цел.
Что – нет души у того, кто так пишет и у
тех, о ком он пишет? Это все про "жетоны", не про людей?
Есть, есть душа и у тех, кто носит жетоны с личными
номерами. А вот совести слишком часто не хватает у тех,
кто кликушествуя, уверяет, будто принявшие номер
вычеркнуты из Книги Жизни…
Да, человек есть образ Божий. То есть – икона. На иконе
всегда неприятно видеть написанный на ней или прибитый к
ней "инвентарный номер"… Эмоции прошли? А теперь скажите
– выбрасывают ли из храма икону, на которой есть
инвентарный номер? Перестают ли почитать икону, на
которой оказался этот номер? Как молятся перед иконой с
номером – "Преподобный отче Сергие, моли Бога о нас",
или же "Преподобне отче номер 79283, моли Бога о нас"?
Именно сравнение человека с иконой показывает, что
опасение, будто "номер лишает имени" эмоционально
понятен, но логически несостоятелен. Номер на иконе –
для проверяющей госкомиссии. А для верующих она всегда
останется с именем. Вот так же и человек никогда не
лишается своего имени – даже если при инвентаризации он
будет числиться под "номером".
По православному учению икона связана со
своим Первообразом именно именем. Когда верующий человек
при взгляде на икону называет изображенное на ней святым
именем – тогда он этим именованием отождествляет образ и
Первообраз и вступает в живое общение с изображенным
через молитвенную речь, изливаемую перед изображением.
От того, что кто-то не умеет так действовать перед
иконой и так относиться к ней – икона в глазах верующего
человека не теряет своей святости. Если во мне кто-то не
видит образа Божия – это может меня печалить, но это не
ведет к тому, что сама по себе Богообразность, с которой
я был создан Творцом, от этого стирается. Она
истирается, только если я сам забыл о своем
происхождении, о своей Богообразности и своими
произвольными выборами и грехами уподобляюсь не Творцу,
а "зверю"…
Что это означает? Икона становится свята
под взглядом, направленным на нее со стороны – под
взглядом молящегося. Человек же освящается в зависимости
от того, как он сам понимает себя самого и смысл своей
жизни. Это означает, что сакральный статус иконы гораздо
более уязвим, более зависим от внешнего отношения к ней.
И тем не менее, на иконах даже в храмах есть номера. И
икона, плененная музеем и пронумерованная им, все равно
свята для православного. И иконы остаются иконами, а не
превращаются в пронумерованные доски… Тем более не
произойдет этого с людьми, на которых государство
повесило "номерки" – если мы сами не будем считать себя
"номерами", но сохраним в себе память о том, Чьим
образом мы являемся.
***
Читайте также по теме:
***
Человек вообще по-разному именует себя в разных
ситуациях. В храме он называет себя "раб Божий
такой-то". В других ситуациях представляется по фамилии…
А ведь фамилия имеет много общего с идентификационным
кодом: как и код, фамилия не выбирается, как и код,
фамилия несменяема и остается с человеком (по крайней
мере, с мужчиной) на всю жизнь. Как и код, фамилия
должна называться при всех контактах человека с
официальными структурами. Как и код, фамилия в обиходе
не включает в себя сведений о принадлежности человека к
христианской Церкви. Как и код, фамилии появились
сравнительно недавно – они не были в ходу на "Святой
Руси", и очень мало кто из отцов древней Церкви имел
фамилию (почему и именуем мы их по месту рождения или
подвига). Более того, церковный человек, бывает, уже
утратил свою фамилию (приняв монашество, христианин
уходит из своего рода, из своей семьи, утрачивая
отчество и фамилию), но при этом для государства он все
равно будет обладателем определенной фамилии, вписанной
в его паспорт. И на выборах, равно как и в налоговой
полиции, его будут записывать не "иеромонахом Иоанном",
но "гр. Петровым А.В.".
А ведь в иных случаях человек
представляется и совсем не называя своего имени: "Я –
таксист"; "Я – почтальон"; "Я – слесарь"; "Я – ваш
депутат"…
Более того – при желании ситуацию
многоимянности человека можно истолковать как вполне
благочестивую. Мол, мое священное, крещальное имя
–только для храма и общения с Богом и братьями по вере.
А вне храма, в мирской жизни, свое святое имя я не буду
использовать. "Не давайте святыни псам" (Мф. 7, 6). Во
многих религиях сакральное имя табуируется. Для общения
с иноплеменниками имеется одно имя, а для общения в
семье и со жрецом – другое (или даже другие: "Прямое
имя" св. царевича Димитрия - Уар (см. Карамзин Н. М.
История государства Российского. Кн. 3. т. 9. Спб.,
1845. -С. 251.) Вероятно, оно скрывалось из боязни, чтобы
на царевича не навели "порчу"). В наше время были (и еще
есть) люди, носившие двойные имена. Одно имя – советское
(Октябрина, Владлен) или нехристианское (Рустам,
Руслан), другое – церковное. И священники не требовали
смены паспортов, вполне терпимо относясь к тому, что вне
храма человек зовется иначе, чем в Церкви.
Вспомним также, что креститель Руси
князь Владимир вошел в историю со своим языческим
именем, а не с крещальным (Василий). Русские цари перед
смертью принимали монашеский постриг – но поминаем мы их
все же по их мирским именам… А блаженная Ксения
Петербургская представлялась именем своего мужа…
Напротив, первый русский мученик
почитается под именем, которого он никогда не носил. Это
– св. Феодор Киевский. Был он варягом и носил варяжское
имя Порор или Турд. В Проложном сказании он зовется Тур
- отсюда, видимо, и Турова божница в Киеве, упоминаемая
в одной из версий Проложного жития св. Владимира (В
другом чтении – "Петрова церковь": "И оттоле наречеся
место святое, идеже ныне цьркы есть Петрова, и тъ бысть
первыи ходатаи нашему спасению". При таком чтении не
избежать вывода о первичном латинском влиянии на
крещение Руси (см. Назаренко А. В. Был ли крещен
киевский князь Ярополк Святославич // Византийский
временник. М., 2006, т. 65 (90)).
Возможно, его имя было Оттар (тогда
русские его произносили Утор). Утор стало Тудором, а
Тудор - Федором (См.: Шахматов А. А. Как назывался
первый русский христианин-мученик? // Известия
Императорской Академии наук. Спб., 1907, т. 9. -С.
261-264; Марков А. Как звали первых мучеников на Руси?
// Сборник Харьковского историко-филологического
общества. Харьков, 1909, т. 18; Рожнецкий С. Как
назывался первый русский святой-мученик? // Сборник
отделения русского языка и словесности. 1914. Пг., 1915,
т. 19, кн. 4. -С. 94-98. Гиппиус А.А., Успенский Ф. Б. К
вопросу о соотношении языческого и христианского имени
// Славяне и их соседи. Христианский мир между Римом и
Константинополем. М., 2000. -С. 33-34).
Апостол же Павел… Стоп! Кто помнит, как
звали "апостола языков"? Его изначальное имя – Саул,
Савл. С этим именем он был рожден, с этим именем он был
крещен (Деян. 9:17). А затем он вдруг становится Павлом,
принимает языческое, римское имя. Происходит это на
Кипре после встречи с римским проконсулом Сергием Павлом
(Деян 13:7). Поскольку до этого эпизода Савл в книге
Деяний всегда именуется лишь Савл и никогда – Павел -
очевидно, что есть какая-то связь между принятием
языческого имени и обстоятельствами его проповеди на
Кипре. Почему апостол меняет свое исконное и крещальное
имя на языческое, вдобавок имя светского начальника?
Фаррар полагает, что "он или и прежде носил попеременно
это имя для удобства в своих сношениях с язычниками, или
это римское имя могло указывать на обладание им правами
римского гражданства и быть может на некоторую связь его
отца или деда с Эмилиевым семейством, носившим прозвание
Павла" (Ф. В. Фаррар. Жизнь и труды св. апостола Павла.
Спб., 1886. -С. 244). "Если он усвоил это имя при
настоящем случае, то это быть может потому, что оно
ближе всего подходило к еврейскому имени Савл, особенно
в его греческой форме. Но эту форму он не мог
употреблять в сношениях с греками вследствие того, что
слово это по гречески было бы созвучно с насмешливым
термином "верхоглядный" или "пустой человек". Самая
перемена имени была таким обыкновенным делом, что она с
давнего времени была в ходу среди его соотечественников.
Иосиф известен был у египтян под именем Цафнаф-Панеах;
Даниил у ассириян — под именем Валтасара; Гадасса у
персов — под именем Есфири. Иногда перемена имени среди
язычников зависела от случайных обстоятельств, как напр.
Иосиф принял прозвание "Флавий" в честь Веспасиана. В
этом отношении мы имеем и другие примеры в Деяниях
Апостольских в лице Иоанна и Иосии, которые были
известны под латинскими именами Марка и Иуста" (Там же).
Каковы бы ни были мотивы апостола, мы не
можем не отметить, что нынешние "ревнители благочестия"
его бы, несомненно, осудили за "утрату христианского
имени". Уж они-то ему напомнили бы, что "имя есть ядро
личности, ее неизменная величина" . И апостол узнал бы в
этом тезисе весьма распространенные в язычестве Ближнего
Востока верования в то, что имя есть судьба (Востоковеды
полагают, что в шумерском языке может существовать связь
между словами судьба и называть. Назвать что-либо по
имени значит установить его судьбу (см. Клочков И. С.
Духовная культура Вавилонии: человек, судьба, время. -
М., 1983. -С. 34-35) … Вот только кто же послал апостола
на проповедь: шумерские боги или Иисус из Назарета?
А еще "группа священноиноков и мирян"
своим заявлением о том, будто "человек с момента своего
творения (от Адама) от Бога получает имя" заставила меня
вспомнить, что как раз "с момента творения" человек не
имеет никакого личного имени. Бытописатель ни разу не
называет имени человека, который жил в этом саду. В
рассказе о грехопадении нет Адама и Евы. Имя Евы
зазвучало лишь в Быт. 3,20, то есть уже по ту сторону
грехопадения. А Адам как имя (без артикля) в еврейском
тексте появляется лишь в Быт. 4,25. До этого же в
библейском тексте стоит не Адам, но ха-Адам, то есть –
"человек".
Иногда же роль "идентификатора", приставляемого к имени
человека для обозначения именно этой персоны служит как
раз … цифра. Так происходит при упоминании владык
светских и церковных: Николай Второй, Алексий Второй…
Преп. Феодор Студит в одном из писем к
своим собратьям предлагал – ввиду неизбежной
перлюстрации писем - обозначить действующих лиц буквами
греческого алфавита. Сам Феодор подписывался последней
буквой алфавита - "омега", а его духовника, игумена
Платона, обозначала буква "альфа" (Послание 41. К
Силуану и Евпрепиану // преп. Феодор Студит. Послания.
кн. 1. М., 2003. -С. 140-141). Для всех 24 букв
греческого алфавита (и для трех дополнительных) нашлись
обозначаемые ими персонажи. Так что это не были первые
буквы имен. Мы видим, что Святой считал возможным не
подписываться своим именем, а других людей упоминал под
некими, как сейчас сказали бы, "никами". Отдельно же
написанная буква в греческом языке имеет еще и числовое
значение. Но древних святых это не пугало.
Наконец, в самой священной части нашей речи – в нашей
речи о Творце - мы сами порой заменяем Имена цифрами
("Вторая Ипостась, Третья Ипостась…")… "Единица, от
начала подвигшаяся в двойственность, остановилась в
троичности", - пишет св. Григорий Богослов о Троице,
цифрами заменяя ипостасные имена Отца, Сына и Духа
(Слово 29).
Имя – это один из способов опознать ("идентифицировать")
человека. И обычно идентификация предшествует
именованию. Сначала я вижу знакомого, узнаю его знакомые
черты (по голосу, походке, одежде, чертам лица…). И лишь
затем, уже узнав его - я вспоминаю его имя. Иногда же
(скажем в письме или при разговоре по телефону) имя
выступает в качестве преимущественной или даже
единственной опознавательной приметы. Есть опознание
людей по отпечаткам пальцев. Если человека, погибшего в
катастрофе, опознали именно по результатам генетической
экспертизы (а именно генетические паспорта и
распознаватели вскоре войдут в нашу жизнь) или по
отпечаткам пальцев – отпевать в храме его будут по имени
или же в ектеньях будут называть данные экспертизы?
Ясно, что по имени, а, значит, каким бы образом ни
идентифицировали человека – для Церкви и для родных он
всегда будет связан с именем.
В жизни много ситуаций, когда человек
действует анонимно. Например, проходя в метро, я же не
останавливаюсь для того, чтобы громко оповестить всех –
начиная от пассажиров и контролера и кончая уважаемым
турникетом: "Внимание, я, диакон Андрей Кураев, прохожу
в метро!". Я просто бросаю совершенно анонимный пятачок
или жетон в этот самый турникет, или засовываю в него не
менее безымянную магнитную карточку. Из того, что при
этом моем контакте с государственной службой я не назвал
своего крещального имени, никак не следует, будто я от
этого своего имени отрекся. Более того - разве нам
хотелось бы, чтобы турникеты в метро узнавали нас по
имени и знали, когда и куда мы едем? Нет? Мне, например,
не нравится, когда меня узнают неведомые мне люди в
магазинах или на улицах. Если налоговый номер спрячет
мое имя от любопытствующих клерков из налоговой
инспекции - я буду только рад. А использование номера в
налоговых документах не позволяет людям, работающим с
этими документами сразу узнавать – с кем же именно они
имеют дело.
ИНН - это номер налогоплательщика. Не
человека, а налогоплательщика. Что ж, когда я выступаю
именно в качестве налогоплательщика - речь идет об одном
из моих социальных проявлений. Если это проявление
обозначат номером - мне от этого ни холодно, ни жарко.
Когда я проявляю себя в качестве пассажира метро - то
турникет вообще никак меня не обозначает - ни именем, ни
даже номером. Я для него просто тень в фотодатчике. Но
я-то сам не тождествен этой своей тени. Точно также я не
тождествен той тени, что я оставляю в базах данных
налоговой инспекции.
Так что сама по себе ситуация, в которой
человек не называет себя своим крещальным именем, не
есть ситуация вероотступничества. Нет оснований
утверждать, будто "идентификационный номер лишает
человека имени" (листовка Одесского Успенского
монастыря). Ничто не мешает человеку в одной ситуации
называть себя по церковному имени, а в другой – по
фамилии, в одном месте упомянуть свою должность, а в
другой – номер, под которым хранится информация о его
жизни. Разве те люди, что уже приняли идентификационный
номер, утратили свои имена? Разве при вcтречах они
приветствуют друзей: "Здравствуй, номер такой-то!"?
Разве в храмах они именуют себя: "Раб налоговой полиции
за номером таким-то"?
Замечательны случаи, когда люди,
выступающие против "номеров", совершают сами эти
выступления анонимно, подписываясь "иеромонах N",
"группа мирян", или же – "священник П., а имя Господь
знает" (статья "Глобализация – перестройка человека в
беса" в "Русском вестнике" №48-49, 2001). Конечно,
Господь знает имя. И этого священника, и того
налогоплательщика, который подал свою статью
(декларацию) с указанием не имени, а ИНН.
В феврале 2000 года на собрании братии
Троице-Сергиевой Лавры один из насельников воспроизвел
эту страшилку о том, что, мол, принятие и пользование
налоговым номером лишает человека имени. В ответ я
просто взял в руки официальный бланк Лавры и, глядя на
него, сказал: "Я обращаюсь к братии обители номер
5042016770… Почему вы не откликаетесь? Это и есть ИНН
Лавры. Он указывается на всех ее документах – рядом с
указанием полного юридического имени, адреса,
банковского счета. Но, заметьте – он указывается рядом с
ее именем, а не вместо него. Никто не перестал называть
Лавру обителью преподобного Сергия. Никто не обращается
в своих молитвах к Преподобному: "Игумен номер
5042016770, моли Бога о нас". Все осталось по-прежнему.
И вряд ли кто станет утверждать, что Лавра стала
безблагодатной с тех пор, как у нее появился свой ИНН.
Так что если ИНН не лишил имени ни преп. Сергия, ни
каждого из вас, то зачем же пугать прихожан слухами о
том, будто принятие номера лишает человека христианского
имени?!".
Итак, то, что при некоторых
обстоятельствах человек будет фиксироваться не по своему
святому имени, не является угрозой для христианина. То,
что у человека есть иные имена, помимо крещального
(точнее говоря – не имена, а прозвища и характеристики),
не означает отречения от Христа.
Разве на исповеди священники спрашивают
детей: "Не отзывался ли ты на клички, с которыми
обращались к тебе твои приятели? Не позволял ли ты
называть себя "Мишкой" вместо церковного имени "Михаил"?
Не откликался ли ты, когда вместо имени к тебе
обращались "Рыжий!"?" Клички и прозвища всегда
малоприятны. Но зачем же заверять, будто "принятие кодов
есть грех отречения от христианского имени"?
Дело же ведь не в том, как кто-то
опознает меня, а в том, кем я сам себя считаю. Верно
сказано в листовке Одесского монастыря: "Представление о
личности в Православном учении и Предании является одним
из основополагающих элементов духовности и спасения
человека. Основы самосознания личности коренятся в
религии" . Вот-вот: в религии, а не в компьютере. И
основа личностного бытия – и в самом деле есть
само-сознание, а не осознание меня кем-то посторонним.
Мое же само-сознание никак не меняется от того, под
какой кличкой кто-то хранит информацию обо мне.
Мой кот меня распознает по каким-то ему
одному ведомым признакам. Он не знает моего имени. И что
же – это означает, что у меня имени и вовсе нет, если
мой кот о нем не знает? Если некий замок будет
распознавать меня по отпечатку приложенного пальца – это
также не будет означать, что теперь я превратился в
отпечаток пальца или что я лишился имени. Если же
налоговый компьютер будет распознавать меня с помощью
набора цифр – то и это не будет означать, что я лишился
христианского и человеческого имени. Мы же разрешаем
младенцам коверкать наши имена и не смущаемся тем, что
они неправильно их произносят (мой младший брат звал
меня "Дей!" – и меня это радовало). Ну а компьютер еще
менее интеллектуален, чем наши малыши – он даже слогов
идентифицировать не желает. И что же - нам из-за этого
на стенку лесть?
Если в канцелярии я подскажу
растерявшейся девушке-делопроизводителю: "Посмотрите мое
дело вон в том шкафу! Я полагаю, что оно стоит там под
таким-то номером" – разве будет в этом грех? Точно так
же приходя в налоговую полицию и называя номер, под
которым в полиции хранится информация обо мне, я лишь
облегчаю работу чиновникам и сокращаю время своего
контакта с госструктурами.
Уверение, будто регистрация человека под
цифрами лишает его имени, лишается всякой разумности,
если вспомнить, какова вообще сегодня технология
фотографирования, видеозаписи и телевещания. Всюду
сегодня производится т.н. "цифровая запись". Это
означает, что лицо любого человека, заснятого на
современную видеокамеру или на современный фотоаппарат,
анализируется компьютером и изображение этого человека
разбирается на множество "точек", каждая из которых
затем хранится в памяти компьютера или транслируется по
сетям связи в виде потока цифр… И что же – неужели тот,
кого засняли такой аппаратурой во время его посещения
храма, уже перестал существовать как человек или потерял
свое христианское имя? Неужели тот, кто сам поместил
такое свое фото в свой компьютер, уже растворился в
машине и отрекся от христианского имени? Патриарх Кирилл
многократно зафиксирован с помощью этой цифровой
технологии . И что же – мы теперь ежедневно молимся о
"комбинации цифр", а не о человеке, носящем имя Кирилла
и патриарший сан? Такой вывод абсурден? – Ну, значит,
абсурдно и представление, будто регистрация под набором
цифр лишает человека его христианского имени.
Я не испытываю никаких "трансформаций" и
"мистических воздействий", когда компьютер при
сканировании моего фото превращает мои черты лица в
поток цифр. Тогда зачем же опасаться что какая-то
мистическая дурь произойдет со мною, если компьютер
сделает то же самое при подсчете моих денег. А турникет
в метро вообще "узнает" только мою тень (и то он не
может ее отличить от тени другого прохожего). И что же –
раз я прошел через турникет – то и превратился тем самым
в тень на его фотодатчике? Осталась ли моя "свобода воли
и действия" заложником у московского метро?
Есть ли грех в том, что мое имя будет
занесено в компьютер? Нет, компьютер всего лишь хранит в
своей памяти ту информацию, которую вносят в него люди.
Как магнитофонная запись хранит записанные на нее голоса
и при этом не оказывает никакого тайного воздействия на
тех людей, чьи голоса зафиксированы на пленке, так и
компьютер никак не влияет на души тех людей, чьи имена
записаны на диске. Раньше при оформлении на работу
автобиографию я писал на бумаге, потом – печатал на
машинке, теперь вот набираю на компьютере. Это – чисто
техническая перемена, которая просто экономит нам время.
И даже если мое имя вносится в
компьютер, который находится в руках людей, враждебных к
христианству и ко мне, – это никак не вредит мне самому.
Например, по нескольку раз в год появляются статьи и
листовки, в которых весьма критически упоминается мое
имя. Эти статьи публикуются в сектантских изданиях,
изготовленных с помощью компьютерной верстки. Значит,
мое имя хранится в памяти тех компьютеров, что находятся
в руках сект (оккультных и протестантских). Но неужели
же оттого, что они занесли меня в свои компьютеры, я
перестал быть христианином?
***
Вывод Синодальной Богословской Комиссии:
"На вопрос о том, утрачивает ли христианин свое имя,
принимая ИНН, мы можем ответить словами архимандрита
Иоанна (Крестьянкина): "Дорогие мои, как мы поддались
панике - потерять свое христианское имя, заменив его
номером? Но разве это может случиться в очах Божиих?
Разве у Чаши жизни кто-то забудет себя и своего
небесного покровителя, данного в момент крещения? И не
вспомним ли мы всех тех священнослужителей,
мирян-христиан, которые на долгий период жизни должны
были забыть свои имена, фамилии, их заменил номер, и
многие так и ушли в вечность с номером. А Бог принял их
в Свои Отеческие объятия как священномучеников и
мучеников, и белые победные ризы сокрыли под собой
арестантские бушлаты. Не было имени, но Бог был рядом, и
Его водительство вело верующего заключенного сквозь сень
смертную каждый день. У Господа нет понятия о человеке
как о номере, номер нужен только современной
вычислительной технике, для Господа же нет ничего дороже
живой человеческой души, ради которой Он послал Сына
Своего Единородного Христа-Спасителя. И Спаситель вошел
в мир с переписью населения"".
Андрей Кураев, протодиакон
Живой журнал - 30.03.2011.
|
