Иоанн Кассиан Римлянин. О совершенстве
Из "Писания к семи другим, посланным к епископу Гонорату и Евхерию,
собеседованиям отцов, живших в египетской пустыне
Фиваиде"
Память: 28 февраля / 13 марта, 29 февраля / 13 марта
***
Иоанн Кассиан Римлянин или Иоанн Массалийский (360 - 435) - христианский монах и богослов, один из основателей монашества в Галлии, видный теоретик монашеской жизни.
Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин
***
Содержание
Предисловие
Хотя добродетели вашего совершенства,
которым вы, как какие-нибудь светила в этом мире, сияете
с удивительным блеском, многие из святых, поучающихся
вашим примером, едва могут подражать; однако вы, святые
братья, Гонорат и Евхерий [1], похвалою тех высоких
мужей, от коих мы приняли первые постановления
отшельничества, воспламенились так, что один из вас,
начальствуя над большим общежитием [2] братьев, желает,
чтобы общество его, которое поучается ежедневным
видением вашей святой жизни, было наставляемо еще и
заповедями тех отцов, а другой захотел отправиться в
Египет, чтобы поучаться и телесным видением их, так что,
оставив эту область, оцепеневшую от суровости галльского
холода, как чистая горлица, полетел бы в те земли,
которые ближе освещаются солнцем правды и изобилуют
зрелыми плодами добродетелей. Это невольно возбудило во
мне любовь, так что я, утешаясь желанием одного и трудом
другого, не уклонился от опасности коротко написать,
лишь бы только у первого увеличился авторитет между
монахами, а у второго отклонилась необходимость опасного
мореплавания. Поскольку вере и горячности вашей не могли
удовлетворить ни те постановления киновий, которые в
двенадцати книгах мы написали, как могли, к епископу
блаженной памяти Кастору, и десять собеседований отцов,
пребывающих в скитской пустыне, которые мы кое-как
изложили святым епископам Елладию и Леонтию, по их
повелению, – то теперь, чтобы был известен способ и
порядок нашего пути, я решился посвятить вам написанные
таким же слогом семь собеседований трех, увиденных нами
первых отцов, обитающих в другой пустыне, чтобы этими
собеседованиями восполнить то, что в прежних наших
писаниях о совершенстве, может быть, темно выражено или
опущено. А если и эти писания не смогут насытить святую
жажду вашего усердия, то думаю, что другие семь
собеседований, которые будут посланы к святым братьям,
пребывающим на Стихадских [3] островах, исполнят ваше
пламенное желание.
Во время пребывания нашего в Сирийском
общежитии, когда мы, не довольствуясь первыми опытами
веры, начали несколько преуспевать в ней и желать
большей благодати совершенства, то вознамерились
немедленно отправиться в Египет и проникнуть в самую
дальнюю фивскую пустыню, в особенности посетить там тех
святых, слава о которых носилась всюду, если не по
ревности к подражанию им, то, по крайней мере, из
желания узнать их. Итак, совершив путь водою, мы прибыли
в египетский город Феннез. Поскольку жители этого города
со всех сторон окружены частью морем, частью соленым
озером и земли у них нет, то они занимаются одной
морской торговлею, от которой приобретают богатство и
все для себя необходимое, так что материалы для строения
домов своих вынуждены привозить на судах издалека; ибо
собственная земля не может им дать их.
Бог, способствующий исполнению нашего
желания, в одно с нами время устроил путь сюда
блаженному и отличнейшему мужу, епископу Архебию.
Отторгнутый от сонма отшельников, он поставлен был
епископом города Панефиса (См Кн. 5, гл 37); но на всю
жизнь свою постоянно сохранил расположение к уединению,
так что нисколько не ослабел в прежнем своем смирении и
не почитал для себя лестным то достоинство, в которое
возведен был. Он ясно говорил, что не был способен к
прохождению этого звания, в которое был призван, и
скорбел о том, что отлучили его от отшельников, как
недостойного быть в их обществе; потому что, пребывая в
нем тридцать семь лет, никак не мог достигнуть чистоты
их жизни. Этот муж, по прибытии нашем в город Феннез,
куда привел его случай избрания тамошнего епископа,
принял нас весьма благосклонно и ласково, и когда узнал
о желании нашем посетить святых отцов в самых отдаленных
странах Египта, то сказал нам: идите и посмотрите пока
старцев, находящихся в недальнем расстоянии от нашего
монастыря. Многолетняя жизнь их обнаруживается на
согбенных телах их, и святость сияет даже в самом взоре
их, так что одно воззрение на них может быть весьма
поучительно. Не столько из слов их, сколько из самого
примера их святой жизни вы можете научиться тому, о
потере чего я скорблю и чего, как уже утраченного, не
могу сообщить вам. Впрочем, думаю, что моя скудость
несколько восполнится тем, если постараюсь, по крайней
мере, указать вам, где вы можете удобнее найти искомую
вами евангельскую жемчужину (Мф 13, 46), хотя сам и не
имею ее.
Итак, взяв посох и суму, как обычно
отправляются в путь все тамошние монахи, он сам, вместо
проводника, повел нас в свой город Панефис. Земля, на
которой стоит этот город, и большая часть сопредельной с
ним страны некогда была самая плодоносная; ибо с нее,
как говорят, доставлялась пища для всей области. Но
после случившегося землетрясения, когда всколыхнувшееся
море вышло из берегов своих, затопило и истребило на ней
почти все селения, и эта некогда тучная земля покрылась
солеными болотами, так что к ней, в буквальном значении,
можно отнести то пророчество, которое у Псалмопевца
имеет смысл духовный: "Он превращает реки в пустыню и
источники вод – в сушу, землю плодородную – в
солончатую, за нечестие живущих на ней" (Пс 106, 33–34).
Таким образом, в этих местах, из многих разрушенных
наводнением селений, после удаления из них жителей,
образовались возвышенные холмы и составили собою как бы
некие острова, которые доставляют приятное уединение для
святых отшельников, в числе коих находились тогда три
самых ветхих старца: Херемон, Нестор и Иосиф.
Блаженный Архебий захотел привести нас
прежде к Херемону, который находился ближе к его
монастырю и был годами старше двоих других. Хотя он был
еще бодр духом, но поскольку протекал уже сотый год его
жизни, то и от старости, и от непрерывного пребывания в
молитвах хребет его был так согбен, что он, как
малолетнее дитя, ходил с опущенными и до самой земли
простертыми руками. Мы с удивлением смотрели как на его
лицо, так и на необыкновенное хождение его. Хотя все
члены его были измождены и умерщвлены, но он никак не
оставлял прежнего строгого образа жизни своей. Когда мы
стали покорно просить его, чтобы он сказал нам
что-нибудь в назидание, и когда объявили ему, что только
желание духовных наставлений заставило нас придти к
нему, то он, тяжко вздохнув, сказал: что я могу сказать
вам в назидание, когда немощь старости ослабила во мне
прежнюю бодрость и вместе с тем отняла дерзновение у
языка моего? Ибо как я начну учить тому, чего сам не
делаю? Или как стану наставлять другого в том, в чем и
сам я, как сознаю, уже мало и слабо упражняюсь?
Поэтому-то, чтобы мне примером своим не ослабить усердия
другого, я до сих пор никому из юных не позволял жить
вместе со мною. Ибо наставление никогда не будет
действительно, если наставник не укоренит его в сердце
наставляемого собственным примером своим.
Приведенные такими словами в немалое
смущение, мы отвечали: хотя бы ты был безмолвен, мы
можем получить здесь достаточное для себя назидание;
одно неудобство настоящего местоположения и сама
уединенность жизни, которую и полная силами юность едва
ли может переносить, уже довольно вразумляют нас и
приводят в сокрушение. Но мы еще просим тебя: оставь,
хоть на малое время, свое безмолвие и удостой слышать от
тебя наставление в том, как мы можем сделаться
способными не только удивляться, но и подражать той
добродетели, которую видим в тебе. Ибо хоть по
недостатку ревности, который конечно не сокрыт от тебя,
мы не заслуживаем получить то, чего просим; но, по
крайней мере, должны получить это за понесенный нами
труд в столь дальнем пути, какой мы предприняли сюда из
Вифлеемского общежития, желая слышать ваши наставления и
стараясь в собственном преуспевании.
Тогда блаженный Херемон сказал: три
побуждения заставляют людей уклоняться от пороков, т. е.
страх будущего мучения в геенне или боязнь настоящей
строгости законов; надежда и желание получить Царство
Небесное; наконец расположение и любовь к самой
добродетели. Что страх гнушается скверны зла, о том
говорится в Притчах: "страх Господень – ненавидеть зло"
(Притч. 8:13). Надежда также удерживает от увлечения
пороками; ибо сказано: "никто из уповающих на Него не
погибнет" (Пс.33:23). Любовь также не боится падения
греховного; "ибо любовь, – сказано, – никогда не
перестает" (1Кор.13:8), и в другом месте: "любовь
покрывает множество грехов" (1Пет.4:8). Потому-то святой
апостол все дело спасения заключил в исполнении трех
этих добродетелей. "А теперь пребывают, – говорит он, –
сии три: вера, надежда, любовь" (1Кор.13:13). Вера
страхом будущего суда и мучений отклоняет нас от скверны
пороков; надежда ожиданием небесных воздаяний, отторгая
ум наш от настоящего, заставляет презирать все плотские
удовольствия; любовь, огнем своим воспламеняя в душе
нашей любовь к Христу и к преуспеванию в духовных
добродетелях, побуждает с совершенной ненавистью
отвращаться всего, что противно им. Хотя эти три
добродетели ведут нас, по-видимому, к одному концу, т.
е. побуждают воздерживаться от всего запрещенного, но
степенями своего превосходства сильно различаются между
собою. Две первые свойственны тем людям, которые
стараются преуспевать в добродетелях, но не имеют еще
постоянного расположения к ним; третья же особенно
принадлежит Богу и тем людям, которые восстановили в
себе образ и подобие Божие. Ибо один Бог творит все
благое не из побуждений какого-либо страха или
воздаяния, но по одной Своей благости. "Все сделал
Господь ради Себя", – говорит Соломон (Притч.16:4), т.
е. ради благости Своей. Он обильно изливает всякие блага
на достойных и недостойных; поскольку не может быть ни
огорчен обидами, ни раздражен беззакониями людей, как
вечно совершенная и по природе Своей неизменяемая
благость.
Поэтому кто стремится к совершенству,
тот с первой ступени страха, собственно называемого
рабским, по словам Господа: когда исполните все
повеленное вам, говорите: "мы рабы ничего не стоящие"
(Лк.17:10), – должен постепенно восходить на стезю
надежды. Здесь человек уподобляется уже не рабу, а
наемнику, ибо действует в ожидании будущего воздаяния.
Уверенный в прощении грехов своих, он уже не страшится
наказания за них, а сознавая в себе добрые дела, думает
получить за них милостивую награду. Но, несмотря на то,
он еще не имеет в себе такого расположения, какое
прилично сыну, который в полном уповании на отеческое
благоволение к себе не сомневается усвоить себе все, что
принадлежит отцу. Так распутный тот юноша, который,
расточив имение отца своего, вместе с тем утратил и имя
сына, не смеет даже помыслить о своем сыновнем
состоянии, когда говорит: я "уже недостоин называться
сыном твоим" (Лк.15:19). Ибо после тех рожков, которые
ели свиньи и которыми наполнить чрево свое никто не
давал ему, т. е. после гнусной пищи пороков, когда он
пришел в себя и поражен был спасительным страхом, начал
ужасаться этой свиной нечистоты и мучений жестокого
голода, он стал уже как раб, который, помышляя о
награде, уже желает быть в числе наемников. "Сколько
наемников у отца моего, – говорит он, – избыточествуют
хлебом, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему
и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и
уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число
наемников твоих" (Лк.15:17–19).
Едва же он произнес эти слова,
выражающие смиренное раскаяние его, как отец, поспешно
выйдя навстречу ему, принял его с любовью больше прежней
и тотчас, миновав обе низшие степени, возвратил ему
прежнее достоинство сына, не довольствуясь меньшими
дарами. Поэтому и мы должны ускорять свое шествие, чтобы
посредством никогда не перестающей благодати любви
взойдя на третью степень сынов, почитающих своим все,
принадлежащее отцу, удостоились воспринять на себя образ
и подобие Небесного Отца и, следуя примеру истинного
Сына Его, могли взывать: "все, что имеет Отец, есть Мое"
(Ин.16:15). Святой апостол по отношению к нам говорит:
"все ваше: Павел ли, или Аполлос, или Кифа, или мир, или
жизнь, или смерть, или настоящее, или будущее, – все
ваше" (1Кор.3:21–22). Также и слова Спасителя побуждают
нас к тому, чтобы мы старались уподобляться Богу:
"будьте совершенны, – говорит он, – как (Это означает не
равенство, а подобие качеств, мы не можем сравняться с
Богом, а только можем подражать, уподобляться Ему)
совершен Отец ваш Небесный" (Мф.5:48). Ибо у тех,
которые находятся в состоянии рабов и наемников,
расположение к добру иногда прерывается, т. е. когда
душа, по причине некоторого охлаждения ее чувства и по
причине развлечения мирскими удовольствиями и радостями,
перестает поражаться страхом геенны или желанием будущих
благ. Некоторая же ступень совершенства, на которой они
находятся, дает нам понять только то, что мы, начав
уклоняться от пороков из страха наказаний или в надежде
наград, можем взойти и на ступень любви: ибо "в любви, –
говорит апостол, – нет страха, но совершенная любовь
изгоняет страх, потому что в страхе есть мученье.
Боящийся несовершен в любви. Будем любить Его, потому
что Он прежде возлюбил нас" (1Ин.4:18–19). Итак, мы
можем достигнуть того истинного совершенства не иначе,
как возлюбив Бога единственно по побуждению любви, а не
по чему-либо другому; поскольку и Он прежде возлюбил нас
единственно ради нашего спасения, а не по какой-либо
другой причине. Для того-то мы должны стараться с
пламенной ревностью восходить от страха к надежде, от
надежды на ступень любви к Богу или к совершенству
добродетелей, чтобы, снискав расположение к добру,
смогли пребывать в нем неуклонно, насколько это возможно
для человеческой природы.
Великое различие находится между тем,
кто страхом геенны или надеждою будущего воздаяния
погашает в себе пламя пороков, и между тем, кто
отвращается порочности и нечистоты по чувству любви
божественной, – кто обладает благом чистоты единственно
по любви к святости, и делает все, не обращая уже
внимания на обещанную в будущем награду или наказание,
но услаждаясь сознанием настоящего доброго дела своего.
В таком состоянии человек, хоть и не имел бы ни одного
свидетеля дел своих, не решится воспользоваться случаем
к греху и не может увлечься самыми сокровенными,
обольстительными помыслами; ибо, питая искреннейшую
любовь к добродетели, он не только не приемлет сердцем
ничего противного ей, но и с величайшим ужасом
отвращается этого. Поистине, иное дело – иметь ненависть
к порокам и плотским сквернам из чувства удовольствия,
получаемого от совершения доброго дела, иное –
обуздывать беззаконные похоти, имея в виду будущую
награду; иное – опять бояться настоящего вреда, и иное –
страшиться будущего наказания. Наконец, гораздо больше
значит не хотеть отстать от добра ради самого добра,
нежели не соглашаться на зло из боязни зла. Ибо в первом
случае добродетель является свободной, а в последнем –
как бы принужденной, как бы против воли, насильно
исторгнутой страхом наказания или желанием награды. Ибо
кто из страха уклоняется от обольщений пороков, тот,
после отнятия страхом полагаемого препятствия, снова
обратится к тому, что любит, и потому не всегда будет
тверд в своей добродетели и никогда не свободен от
нападения пороков; поскольку не будет иметь твердого и
непрерывного мира внутренней чистоты. Где не перестают
войны, там невозможно не опасаться поражений. Сколь бы
кто мужественно ни сражался, хотя бы часто наносил
противникам смертельные раны, но если он находится среди
самой битвы, то по необходимости должен иногда терпеть
удары меча вражеского. Напротив, кто, преодолев
нападение пороков, уже наслаждается спокойствием мира и
проникнут любовью к самой добродетели; тот неуклонно
пребудет в этом состоянии добродетели; коей весь уже
предан, поскольку не считает ничего для себя гибельнее,
как потерять внутреннюю чистоту. Вместе с тем ничего
приятнее, ничего драгоценнее этой чистоты не находит для
себя тот, для кого гибельное нарушение правил
добродетели или заражение себя сквернами порока служит
тяжким наказанием. Ему нисколько не прибавит честности
опасение присутствия людей, и уединение нисколько не
уменьшит ее, но, всюду и всегда нося с собою судью не
только дел, но и помышлений своих – совесть, он более
старается угождать Тому, Кого нельзя ни обмануть, ни
укрыться.
Кто, надеясь на помощь Божию, а не на
собственное старание, удостоится достигнуть этой степени
совершенства, тот из рабского состояния, в котором
действует страх, и из состояния наемнического, в котором
обнаруживается не столько признательность к благости
дающего, сколько желание заслуженной награды, переходит
в состояние усыновления, в коем не имеют места ни страх,
ни корыстное желание, но непрерывно действует никогда не
перестающая любовь. Кому приличен этот страх, а кому
любовь, сам Господь ясно открывает нам, когда укоряет
некоторых в недостатке этих добродетелей. "Сын чтит отца
и раб – господина своего; если Я отец, то где почтение
ко Мне? и если Я Господь, то где благоговение предо
Мною?" (Мал.1:6) Таким образом, необходимо бояться тому,
кто раб; "раб же тот, который знал волю господина
своего, и не был готов, и не делал по воле его, бит
будет много" (Лк.12:47–48). А кто посредством любви
достигнет уподобления Богу, тот будет находить
удовольствие в добре по самому уже расположению к добру.
Обретя терпение и кротость, подобные отчасти Божеским,
он не будет гневаться на согрешающих ни за какие пороки,
но скорее станет умолять о их прощении, помня, что и сам
был одержим подобными страстями, пока милосердие Господа
не спасло его от них. Понимая же, что не своим старанием
избавился он от плотской борьбы, но Божие
покровительство спасло его, он, станет изливать на
заблуждающихся не гнев, а милость, обращая к Богу, в
полном спокойствии сердца, этот стих: "Ты разрешил узы
мои. Тебе принесу жертву хвалы" (Пс.115:7–8). Также:
"если бы не Господь был мне помощником, вскоре вселилась
бы душа моя в странумолчания" (Пс.93:17). А находясь в
таком смирении духа, он может исполнить и такую высокую,
евангельскую заповедь: "любите врагов ваших,...
благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас
и гонящих вас" (Мф.5:44); и таким образом может получить
и ту награду, которая состоит в том, что удостаиваемся
не только носить на себе образ и подобие Божие, но и
называться сынами Божиими, и о которой тут же говорится:
"да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он
повелевает солнцу своему восходить над злыми и добрыми и
посылает дождь на праведных и неправедных" (Там же,
(Мф.5:45). Св. Иоанн, сознавая, что он достиг такой
любви, говорит: "имеем дерзновение в день суда, потому
что поступаем в мире сем, как Он" (1Ин.4:17). Ибо чем
человек, по природе своей немощный и бренный, может быть
таким, как Он, если не любовью, которую он, подобно
Богу, в невозмутимой кротости сердца своего способен
изливать на добрых и злых, на праведных и неправедных?
Итак, тот должен творить благое из любви к самому благу,
кто хочет достигнуть истинного усыновления, о чем тот же
апостол говорит так: "всякий, рожденный от Бога, не
делает греха, потому что семя Его пребывает в нем; и он
не может грешить, потому что рожден от Бога" (1Ин.3:9),
и еще: "мы знаем, что всякий, рожденный от Бога, не
грешит; но рожденный от Бога хранит себя, и лукавый не
прикасается к нему" (1Ин.5:18). Это, впрочем, нужно
понимать не о всяком роде грехов, а только о грехах
смертных. Кто не хочет удерживать и очищать себя от них,
о том и молиться не следует, как говорит апостол же
Иоанн: "если кто видит брата своего согрешающего грехом
не к смерти, то пусть молится, и Бог даст ему жизнь, то
есть согрешающему грехом не к смерти. Есть грех к
смерти: не о том говорю, чтобы он молился" (1Ин.5:16). А
от тех грехов, которые называются грехами не к смерти,
не могут быть свободны и самые верные рабы Христовы, с
каким бы вниманием ни охраняли себя от них. Ибо
говорится: "если говорим, что не имеем греха, обманываем
самих себя" (1Ин.1:8), и еще: "если говорим, что мы не
согрешили, то представляем Его лживым, и слова Его нет в
нас" (1Ин.1:10). Поистине, невозможно и самым святым не
впасть в те малые прегрешения, которые бывают в слове, в
мысли, в желании, по неведению, по забвению, по
какой-нибудь крайности, по нечаянному случаю. Хотя они
отличны от того греха, который называется грехом к
смерти, однако не могут быть безвинны и безукоризненны;
итак, если кто, как мы выше сказали, приобретет любовь к
добру и сделается подражателем Богу, тот, облекшись в
милосердие и долготерпение Господне (Кол.3:12), будет
молиться и за своих гонителей, взывая подобно своему
Господу: "Отче! прости им, ибо не знают, что делают"
(Лк.23:34). Очевидный же признак души, не очищенной еще
от скверн пороков, состоит в том, когда не имеющий
чувства сожаления к чужим проступкам произносит на них
строгий суд. Ибо как может обладать совершенством сердца
такой человек, который не имеет того, что, по словам
апостола, составляет исполнение закона? "Носите бремена
друг друга, – говорит он, – и таким образом исполните
закон Христов" (Гал.6:2). Он не имеет и той добродетели
любви, которая не превозносится,... не раздражается, не
мыслит зла, которая все покрывает, все переносит, всему
верит (1Кор.13:4–5, 7). Ибо "праведник печется и о жизни
скота своего; сердце же нечестивых жестоко"
(Притч.12:10). Следовательно, если монах с беспощадной,
бесчеловечной строгостью осуждает другого, то это верный
знак, что он сам предан тем же порокам. "Кто затыкает
ухо свое от вопля бедного, тот и сам будет вопить, – и
не будет услышан" (Притч.21:13)
Герман. Подлинно, сильна и возвышенна
беседа твоя о совершенной любви к Богу; но смущает нас
то, что ты столько восхвалив эту добродетель, страх
Божий и надежду вечного воздаяния признал
несовершенными, между тем как пророк, кажется, судит о
них иначе, когда говорит: "бойтесь Господа, [все] святые
Его, ибо нет скудости у боящихся Его" (Пс.33:10); и в
другом месте он ясно открывает, что к сохранению
оправданий Господних побуждала его мысль о воздаянии.
"Приклонил, – говорит он, – сердце мое к исполнению
уставов Твоих навек, до конца" (Пс.118:112). Апостол
также говорит: "верою Моисей, придя в возраст, отказался
называться сыном дочери фараоновой, и лучше захотел
страдать с народом Божиим, нежели иметь временное
греховное наслаждение, и поношение Христово почел
большим для себя богатством, нежели Египетские
сокровища; ибо он взирал на воздаяние" (Евр.11:24–26).
Следовательно, как можно счесть эти добродетели
несовершенными, когда св. Давид хвалится тем, что он
творил оправдания Господни, имея в виду воздаяние, и
когда говорится, что Законодатель, взирая на будущие
награды, пренебрег достоинством царского сына и
тягчайшее страдание предпочел египетским сокровищам.
Херемон. Божественное Писание побуждает
свободную волю нашу стремиться к различным степеням
совершенства, смотря по состоянию и мере духовных
способностей каждого. Оно не могло предложить
одинакового для всех венца совершенства, потому что не у
всех одинаковы силы к достижению его или не все имеют
одинаковое расположение и стремление к тому; потому
слово Божие и назначило различные степени и различные
меры в самих совершенствах. Это ясно показывает различие
евангельских блаженств. Ибо, хотя блаженными называются
и те, коим принадлежит Царство Небесное, блаженны и те,
которые наследуют землю, блаженны и те, которые
утешатся, блаженны и те, которые насытятся; однако,
думаем, большое различие между обитанием в Царстве
Небесном и наследованием земли, какая бы она ни была,
между восприятием утешения и полным насыщением правдою;
также большое различие между теми, которые получат
помилование, и теми, которые удостоятся наслаждаться
славным видением Бога. Ибо "иная слава солнца, иная
слава луны, иная звезд; и звезда от звезды разнится в
славе. Так и при воскресении мертвых" (1Кор.15:41–42).
Когда же таким образом Божественное Писание хвалит
боящихся Бога и обещает им полное блаженство, говоря:
"блажен всякий, боящийся Господа" (Пс.127:1), а в другом
месте говорит: в любви нет страха, но совершенная любовь
изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение.
"Боящийся несовершен в любви" (1Ин.4:18); также, когда
служение Богу почитает делом достославным, говоря:
"служите Господу со страхом" (Пс.2:11); "мало того, что
Ты будешь рабом Моим" (Ис.49:6); "блажен тот раб,
которого господин его, придя, найдет поступающим так"
(Мф.24:46), и, однако, Сам Господь говорит к апостолам:
"Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что
делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому
что сказал вам все, что слышал от Отца Моего"
(Ин.15:15), и выше: "вы друзья Мои, если исполняете то,
что Я заповедую вам" (Ин.15:14), то из этого можете
видеть, что степени совершенства различны, и что Господь
побуждает нас восходить со степеней высоких к более
высшим. Если кто, сделавшись, например, блаженным и
совершенным в страхе Божием, приходит, как говорит Св.
Писание, "от силы в силу" (Пс.83:8) и от совершенства к
новому совершенству, т. е. перейдет от страха к надежде,
восходя с бодростью духа, то таковой призывается к
новому, блаженнейшему состоянию, которое есть любовь; он
поступит в число друзей и чад Божиих, когда сделается
рабом верным и мудрым (Мф.24:45). В этом-то смысле нужно
понимать и наши слова. Мы не говорим, что мысль о вечном
наказании или обещанном святым блаженнейшем воздаянии ни
к чему не служит; напротив, такие мысли полезны,
поскольку приводят руководствующихся ими к началу
блаженства. Но что касается любви, то она, будучи
преисполнена большим дерзновением и непрестанной
радостью, возводит преданных ей со степени рабского
страха и наемнической надежды на степень сыновней любви
к Богу и из совершенных делает их некоторым образом
более совершенными. Ибо "в доме Отца Моего, – говорит
Спаситель, – обителей много" (Ин.14:2). И хотя все
светила видятся на небе, но между светлостью солнца и
луны, также денницы и прочих звезд различие большое
(1Кор.15:41), так и по отношению к любви апостол,
предпочитая ее не только страху и надежде, но и всем
великим и чрезвычайным дарованиям, показал, что она
превосходит все прочие добродетели. Именно, по
исчислении всех духовных дарований, желая описать
свойства этой добродетели, он говорит: "я покажу вам
путь еще превосходнейший. Если я говорю языками
человеческими и ангельскими... Если имею дар
пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и
всю веру, так что могу и горы переставлять... И если
раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а
любви не имею, нет мне в том никакой пользы"
(1Кор.12:31, 13:1–3). Итак, видите, что нельзя найти
ничего драгоценнее, ничего совершеннее, ничего выше и
ничего, так сказать, долговечнее любви. Ибо "любовь
никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и
языки умолкнут, и знание упразднится" (1Кор.13:8); без
нее не только все превосходнейшие роды дарований, но и
слава самого мученичества ничто.
Итак, кто будет утвержден на основании
совершенной любви, тот непременно взойдет на высшую
степень того особенного страха, который рождается не от
опасения наказаний и не от желания наград, но от великой
любви. Это такой страх, которым сын страшится нежнейшего
отца, или брат брата, или друг друга, или супруг
супруги; здесь мы боимся не наказания или укоризны, а
малейшего оскорбления любви и всегда находимся в
величайшем опасении, чтобы не только каким-нибудь
поступком, но даже и словом не охладить горячности любви
к нам. Один из пророков, Исайя, хорошо изобразил
достоинство этого страха, когда сказал: богатство
спасения – мудрость и разум; страх Господень, сие есть
сокровище его (Ис.33:6). Он не мог очевиднее выразить
достоинство и пользу этого страха, как сказав, что им
сохраняется богатство спасения нашего, состоящее в
божественной премудрости и разуме. К такому страху
призываются пророческим вещанием не грешники, а святые.
"Бойтесь Господа, – говорит Псалмопевец, – [все] святые
Его, ибо нет скудости у боящихся Его" (Пс.33:10), т. е.
ни в чем не нуждается совершенство тех, которые убоятся
Господа сим страхом. О другом ее мучительном страхе ясно
говорит апостол Иоанн: "боящийся несовершен в любви,
потому что в страхе есть мучение" (1Ин.4:18).
Следовательно, великое находится различие между тем
страхом, коему ничего не недостает, который есть
сокровище премудрости и разума, и тем несовершенным
страхом, называющимся "началом премудрости" (Пс.110:10),
и который, имея в себе муку, по достижении полноты любви
изгоняется из сердец людей совершенных. "В любви нет
страха, но совершенная любовь изгоняет страх"
(1Ин.4:18). Поистине, если страх составляет начало
премудрости, то в чем будет заключаться совершенство ее,
если не в любви к Христу, которая, совмещая в себе страх
совершенной любви, называется уже не началом, а
сокровищем премудрости и разума? Таким образом, две
степени страха, и одна из них – начинающих, т. е. тех,
которые находятся еще под игом рабского страха, о коем
говорится у пророка: раб чтит господина своего
(Мал.1:6), также в Евангелии: "Я уже не называю вас
рабами, ибо раб не знает, что делает господин его"
(Ин.15:15), и потому говорит: "раб не пребывает в доме
вечно" (Ин.8:35). Спаситель побуждает нас переходить из
состояния мучительного страха в состояние полной свободы
любви и дерзновения друзей и чад Божиих. Также и святой
апостол, перешедший силою Господней любви низшую степень
рабского страха, свидетельствуя об обогащении себя от
Господа большими дарованиями, говорит: "ибо дал нам Бог
духа не боязни, но силы и любви и целомудрия"
(2Тим.1:7); – и тем, которые горели совершенной любовью
к Небесному Отцу, и которых божественное усыновление из
рабов сделало уже сынами, увещевает в следующих словах:
"потому что вы не приняли духа рабства, чтобыопять жить
в страхе, но приняли Духа усыновления, Которым взываем:
Авва Отче!" (Рим.8:15). И пророк при описании
семиобразной благодати Св. Духа, имевшей низойти на
воплотившегося Сына Божия, сказав: "и почиет на Нем Дух
Господень, дух премудрости и разума, дух совета и
крепости, дух ведения и благочестия", как нечто
особенное присовокупляет: "и страхом Господним
исполнится" (Ис.11:2–3). Здесь в особенности нужно
обратить внимание на то, что пророк не сказал: и почиет
на Нем Дух страха Божия, как говорил о прежних дарах, но
говорит: и страхом Господним исполнится. Ибо Дух тот
столь обилен, что если он однажды обымет кого своей
силою, то овладеет всей его душою, а не одной только
частью ее. Так и должно быть, потому что страх,
соединенный с любовью, никогда не перестающей, не только
исполняет того, кем овладеет, но и непрерывно и
неразлучно пребывает с ним, не уменьшаясь ни от каких
временных удовольствий и радостей, как это иногда бывает
со страхом вон изгоняемым. Поэтому тот страх, которым,
как сказано, исполнен был Богочеловек, пришедший не
только искупить род человеческий, но и показать образец
совершенства и примеры всех добродетелей, есть страх
совершенства. Рабского страха мучений истинный Сын
Божий, Который "не сделал никакого греха, и не было
лести в устах Его" (1Пет.2:22), иметь не мог.
Герман. До сих пор речь была о
совершенстве любви; мы хотим кое-что узнать также и о
конце целомудрия. Ибо мы не сомневаемся, что высокое
совершенство любви, посредством которой, как сказано,
восходят к образу и подобию Божию, не может быть
достигнуто без совершенства чистоты. Но мы хотим узнать,
можно ли приобрести постоянную чистоту, так чтобы
раздражение похоти никогда не нарушало чистоты нашего
сердца, и, живя в теле, можем ли быть свободны от этой
плотской страсти, так чтобы никогда не воспламеняться
огнем похоти?
Херемон. Конечно, составляет высшее
блаженство и особенную заслугу – постоянно учиться или
учить тому расположению, посредством коего соединяемся с
Господом, так чтобы размышление об этом, по изречению
Псалмопевца (Пс.1:2), занимало нас все дни и ночи нашей
жизни, и дух наш, ненасытно алчущий и жаждущий правды,
постоянно питало этой пищею. Но надо позаботиться и о
теле нашем по благому промышлению нашего Спасителя,
чтобы оно не ослабело в пути (жизни). Ибо "дух бодр,
плоть же немощна" (Мф.26:41); и ныне надо подкрепить ее
принятием хотя бы малого количества пищи, чтобы после
подкрепления ее и духу придать больше силы для более
прилежного исследования того, чего вы желаете.
Иоанн Кассиан Римлянин,
преподобный
Азбука веры
Примечание
1. Гонорат был епископом Арелатским и
вместе с тем настоятелем монастыря Евхерий был,
вероятно, настоятелем монастыря, а впоследствии
епископом Лионским.
2. Этот монастырь, как думают, был на
остров Лерине, рядом с другим островом Леро, недалеко от
Марселя Ныне последний называется островом Маргариты, а
первый – Гонората.
3. Три Стихадских острова, рядом
расположенные, находятся в 60 милях от Марселя, недалеко
от островов Лерина и Леро. На этих островах,
благоприятствовавших монашеской уединенной жизни,
довольно было многолюдных монастырей.
***
Труды преподобного Иоанна Кассиана Римлянина:
- "О духе блуда"
- "Первое собеседование аввы Моисея. О намерении и конце монаха"
- "Второе собеседование аввы Моисея. О рассудительности"
- "Третье собеседование аввы Пафнутия. О трех отречениях от мира"
- "Четвертое собеседование аввы Даниила. О борьбе плоти и духа"
- "Пятое собеседование аввы Серапиона. О восьми главных страстях"
- "Шестое собеседование аввы Феодора. Об умерщвлении святых"
- "Седьмое собеседование аввы Серена первое. О непостоянстве души и о злых духах"
- "Восьмое собеседование аввы Серена второе. О начальствах и властях"
- "Девятое собеседование аввы Исаака Скитского первое. О молитве"
- "Десятое собеседование аввы Исаака Скитского второе. О молитве"
- "Одиннадцатое собеседование аввы Херемона первое. О совершенстве"
- "Двенадцатое собеседование аввы Херемона второе. О чистоте"
- "Тринадцатое собеседование аввы Херемона третье. О покровительстве Божием, или о том, как благодать Божия содействует совершению добрых дел"
- "Четырнадцатое собеседование аввы Нестероя первое. О духовном знании"
- "Пятнадцатое собеседование аввы Нестероя второе. О божественных дарованиях"
- "Шестнадцатое собеседование аввы Иосифа первое. О дружестве"
- "Семнадцатое собеседование аввы Иосифа второе. Об определении"
- "Восемнадцатое собеседование аввы Пиаммона. О трех древних родах монахов"
- "Девятнадцатое собеседование аввы Иоанна Диолкосского. О цели киновии и пустынножительства"
- "Двадцатое собеседование аввы Пинуфия. О времени прекращения покаяния и об удовлетворении за грехи"
- "Двадцать первое собеседование аввы Феоны первое. О льготах в пятидесятницу"
- "Двадцать второе собеседование аввы Феоны второе. О ночных искушениях"
- "Двадцать третье собеседование аввы Феоны третье. О словах апостола: доброе, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю"
- "Двадцать четвертое собеседование аввы Авраама См Соб 15, гл 4, 5. О самоумерщвлении"
- "Послание к Кастору, епископу Аптскому, о правилах общежительных монастырей"
|