Нил Синайский. О различных лукавых помыслах
Память: 12 / 25 ноября
Преподобный Нил
Синайский (†450) – ученик Иоанна Златоуста,
автор аскетических трудов и толкователь Священного
Писания.
Преподобный Нил
Синайский
***
Содержание
Главы 1 2
3 4 5
6 7 8
9 10 11
12 13 14
15 16 17
18 19 20
21 22 23
24 25 26
27
Из демонов, противников наших в жизни
деятельной, первыми восстают на брань заведующие
удовольствиями или пожеланиями чревоугодия, также
внушающие нам сребролюбие и вызывающие нас на
искательство славы у людей. Все же прочие, ходя вслед за
ними, берутся за тех, которые уловлены уже первыми. Ибо
тому невозможно впасть в руки духу блуда, кто не пал от
чревоугодия. Невозможно и гневу возмутить того, кто не
борим неразумными вожделениями или яств, или денег, или
славы. И невозможно избежать демона печали тому, кто или
лишился, или не мог получить всего этого. Человек не
избежит гордыни – этого первого диавольского порождения,
пока не исторг корня "всем злым – сребролюбия" (ср. 1
Тим. 6:10), так как, по слову премудрого Соломона,
"нищета мужа смиряет" (Притч. 10:4).
Короче сказать, невозможно человеку
впасть в руки демону, если не уязвлен он прежде
сказанными выше первого ряда демонами. Почему и
Спасителю представлял тогда диавол сии три помысла,
советуя сперва камни соделать хлебами, потом, если падет
и поклонится, обещая целый мир, а в-третьих, уверяя, что
если послушается, то, ничего не потерпев от такого
падения, прославится. Господь же наш, став выше всего
этого, повелел диаволу идти назад, научая тем и нас, что
невозможно прогнать от себя диавола, не пренебрегши сих
трех помыслов.
Все демонские помыслы вносят в душу
представления чувственных вещей, и ум, приняв в себя их
отпечаток, удерживает в себе образы сих вещей, а потом
по самой вещи узнает приблизившегося демона. Например,
если в мысли у меня явится лицо причинившего мне вред и
бесчестие, то обличается сим появившийся помысел
памятозлобия. Если также явится припоминание о деньгах
или славе, то явно, что по этому самому узнан будет и
сокрушающий нас помысел. То же бывает и при других
помыслах. По представляющемуся в помысле найдешь, какой
демон приступил к тебе и внушил сии мечтания. Не говорю,
однако, что все припоминания о таковых вещах бывают от
демонов, потому что и сам ум, приводимый в движение
человеком, воспроизводит обыкновенно представления того,
что было, – но от демонов все те припоминания, которые
влекут за собою неестественным образом раздражение или
вожделение.
Ибо ум, вследствие возмущения сими двумя
силами, мысленно прелюбодействует и бывает ими борим,
будучи не в состоянии воспринять в себя представления о
положившем ему законы Боге [1], и светозарность сия
появляется во владычественном уме только во время
молитвы, по устранении всех представлений о вещах.
Невозможно же человеку отложить страстных воспоминаний,
если в рассуждении вожделения и раздражения не приложит
попечения, чтобы первое истребить постом, бдением,
возлежанием на голой земле, а последнее укротить
долготерпением, непамятозлобием, милостынями, потому что
от сих двух страстей составляются все почти демонские
помыслы, ввергающие ум в пагубу и гибель.
Невозможно человеку преодолеть эти
страсти, если не презрит он совершенно и снеди, и
деньги, и славу, даже и собственное свое тело, чем
страсти часто предпринимают наносить ему удары. Поэтому
весьма необходимо подражать бедствующим в море, которые,
по причине стремительных ветров и восстающих волн,
начинают выбрасывать из корабля все, чем он снабжен. Но
при сем должно обращать строгое внимание, чтобы,
выбрасывая, чем снабжен корабль, делать это не напоказ
людям, потому что, так поступая, восприемлем "мзду свою"
(ср. Мф. 6:2) и с нами последует иное, опаснейшее
первого, крушение от сопротивных дуновений демона
тщеславия.
Почему и Господь наш в Евангелии, поучая
нашего кормчего – ум, говорит: "Внемлите милостыни вашея
не творити пред человеки, да видими будете ими: аще ли
же ни, мзды не имате от Отца вашего, Иже есть на Небесех"
(Мф. 6:1). И еще: "Егда молитесь, не будьте якоже
лицемери, яко любят в сонмищах и в стогнах путий стояще
молитися, яко да явятся человеком. Аминь глаголю вам,
яко восприемлют мзду свою" (Мф. 6:5). И еще сказует: "Егда
же поститеся, не будите якоже лицемери сетующе:
помрачают бо лица своя, яко да явятся человеком
постящеся. Аминь глаголю вам, яко восприемлют мзду свою"
(Мф. 6:16).
Напротив того, должно при сем
внимательно взирать на Врача душ, как Он
раздражительность врачует милостынею, вожделение
приводит в бессилие постом и также очищает молитвою ум,
и из сего созидается новый человек, обновленный "по
образу Создавшаго его" (Кол. 3:10), в котором, по
причине святого бесстрастия, "несть мужеский пол, ни
женский" (Гал. 3:28), а по причине единой веры и любви,
"несть еллин, ни иудей, обрезание и необрезание, варвар
и скиф, раб и свобод, но всяческая и во всех Христос"
(Кол. 3:11).
Спрашивается: как демоны в сонных
мечтаниях производят отпечатки и образы в нашем
владычественном? Подобное сему обыкновенно бывает с
умом, когда он или видит глазами, или слышит ушами, или
приемлет что каким-либо чувством, или заимствует из
памяти, которая производит отпечатки во владычественном
не посредством тела, но приводя в движение то самое, что
имело оно посредством тела.
Посему и демоны, кажется мне, производят
отпечатки во владычественном, приводя в движение память,
потому что телесные органы сном содержатся в
бездействии. А поэтому снова спрашивается: как же демоны
приводят в движение память? Конечно, посредством
страстей. И сие явствует из того, что чистые и
бесстрастные не терпят ничего подобного. Но возможно
простое некое движение памяти [2], происходящее от нас
самих или от святых сил, по которому входим во сне в
общение, беседуем и сопиршествуем со святыми. Впрочем,
должно принять во внимание, что, какие образы приемлет в
себя душа с телом, такие память приводит в движение и
без тела. И сие ясно видно из того, что часто испытываем
это и во сне, когда тело покоится.
Ибо как можно вспоминать о воде и при
жажде, и без жажды, так можно вспоминать о золоте с
любостяжательностию и без любостяжательности. А то же
сказать должно и об иных вещах. Но что ум в
представлениях находит те или другие отличия, сие служит
признаком злоухищрения демонов. А вместе надлежит знать
и то, что демоны для произведения мечтаний употребляют и
внешние вещи, например: для плывущих – шум волн.
Намерению демонов очень способствует наша
раздражительность, возбужденная не в естественной мере;
и она делается весьма годною для всякого их злоухищрения.
Почему ни один из них не отказывается возмущать и ночью
и днем сию раздражительность.
А когда демоны видят, что она связана
кротостию, тогда, по справедливым предлогам, немедленно
дают ей свободу, чтобы, став более стремительною,
способствовала к возбуждению зверских их помыслов.
Почему необходимо не возбуждать раздражительность ни
чем-либо справедливым, ни несправедливым и нападающим
демонам не давать опасного меча, что, как знаю, делают
часто многие и по маловажным предлогам воспламеняются
более надлежащего.
Из чего, скажи мне, так скоро приходишь
в борение, если пренебрег ты и снеди, и славу, и деньги?
На что кормишь пса, дав обет не иметь у себя ничего? А
если он лает и нападает на людей, то явно, что имеешь у
себя что-нибудь и хочешь это сберечь. И я уверен, что
таковой далек от чистой молитвы, ибо знаю, что
раздражительность губительна для таковой молитвы. А
сверх того дивлюсь, что забыты и святые: и Давид,
который взывает: "Престани от гнева и остави ярость" (Пс.
36:8), и Екклезиаст, который предписывает: "Отстави
ярость от сердца твоего, и отрини лукавство от плоти
твоея" (Еккл. 11:10), и Апостол, который повелевает
воздевать ко Господу "на всяцем месте… преподобныя руки
без гнева и размышления" (1 Тим. 2:8). Почему же не
извлекаем для себя урока из этого знаменательного и
древнего обычая у людей изгонять из дому псов во время
молитвы, который дает разуметь, что в молящихся не
должно быть раздражения? И еще сказано: "Ярость змиев
вино их" (Втор. 32:33); а от вина воздерживались
назореи.
Да и некто из языческих мудрецов
утверждал, что желчь и бедро не вкушаются богами, сам не
разумея, как думаю, что говорил, ибо полагаю, что желчь
есть символ гнева, а бедро – скотского вожделения. О том
же, что не должно заботиться об одеждах или яствах,
излишним почитаю и писать, потому что воспретил сие Сам
Спаситель наш в Евангелии, говоря: "Не пецытеся душею
вашею, что ясте, или что пиете, или во что облечетеся"
(ср. Мф. 6:25). Вполне свойственно сие язычникам и
неверным, отвергающим Владычный Промысл и отрицающим
Создателя, а христианам совершенно чуждо что-либо
подобное, как уверенным, что и два воробья, продаваемые
за один ассарий, состоят под смотрением святых Ангелов.
Между тем в обычае у демонов с нечистыми помыслами
влагать и помыслы заботливости, чтобы от столпившихся в
обители разума помышлений уклонился Иисус и "слово",
подавляемое терниями заботливости, осталось "без плода"
(Мф. 13:22).
Поэтому, отложив помыслы заботливости,
возвергнем "на Господа печаль"(Пс. 54:23) нашу, "доволни
сущими" (Евр. 13:5), ведя убогую жизнь и прикрываясь
убогою ризою, с каждым днем будем совлекаться сих отцов
тщеславия. А если кто почитает неприличным носить убогую
ризу, то пусть посмотрит на святого Павла, который "в
зиме и наготе" (2 Кор. 11:27) ожидал себе "венца правды"
(ср. 2 Тим. 4:8). Но поелику Апостол мир сей наименовал
"позором" (ср. 1 Кор. 4:9) и "позорищем" (ср. 1 Кор.
9:24), то вникнем, возможно ли облекшемуся в помыслы
заботливости достигать "почести вышняго звания" (Флп.
3:14) или исходить на брань "к началом и ко властем [и]
к миродержителем тмы века сего"(Еф. 6:12)?
А я, вразумляемый тем, что познаем
чувственно, не знаю, возможно ли это, потому что и
борца, конечно, запнет и задержит хитон, а равно и ум
запнут помыслы заботливости, так как истинно слово,
повелевающее уму пребывать при собственном своем
сокровище. Ибо сказано: "Идеже бо есть сокровищетвое, ту
будет и сердце" (Мф. 6:21) твое.
Из помыслов одни пресекают, другие
пресекаются, и лукавые пресекают благие, а также благими
пресекаются лукавые. Поэтому Дух Святый взирает на
помысел, первоначально установившийся, и по нему нас
осуждает или приемлет. Смысл же сказанного мною таков.
Имею некий помысел страннолюбия, и имею его ради
Господа, но он пресекается привзошедшим искусительным
помыслом, внушающим быть страннолюбивым ради славы. И
обратно: имею помысел страннолюбия, чтобы видимым быть
от людей, и он пресекается привзошедшим лучшим помыслом,
который добродетель нашу направляет паче ко Господу, а
не для людей понуждает нас делать.
Посему если в самых уже делах останемся
при первых помыслах, хотя и искушают нас вторые, то
приимем воздаяние только за первоначально установившиеся
помыслы, потому что, как человеки и боримые демонами, не
имеем сил правый помысел удерживать навсегда
нерастленным, а также, приобретя семена добродетели, не
изведать когда-либо и лукавого помысла. Впрочем, если
какой-либо из пресекающих помыслов замедлит и утвердится
в области искушаемого, то по оному уже помыслу будет
действовать движимый им человек. Между помыслами
ангельскими, человеческими и бывающими от демонов, как
дознали мы по многом наблюдении, различие таково:
помыслы ангельские прежде всего доведываются о естестве
вещей и исследуют духовный их смысл, например: для чего
сотворено золото, почему оно рассеяно в виде песка
где-то в дольних частях земли и отыскивается с великим
усилием и трудом, а когда найдено, промывается водою,
ввергается в огонь, а потом передается в руки
художников, делающих из него для скинии "светилник… и
кадильницу… чашицы… и фиалы" (ср. 2 Пар. 4:21), из
которых по благодати Спасителя нашего не пиет уже ныне
царь вавилонский (см.: Дан. 5:3), но в которых Клеопа
приносит горящее от сих таинств сердце (см. Лк. 24:32).
Помысел же демонский не ведает и не
сознает сего, но бесстыдно внушает одно приобретение
чувственного золота и предсказывает будущие от него
наслаждение и славу. А помысел человеческий ни
приобретения не ищет, не доведывается и о том, что
знаменует золото, но вносит в ум один чистый образ
золота, отдельно от страсти любостяжания. Тот же закон,
по сему правилу таинственно приноровляемый, будет иметь
место и в рассуждении других вещей.
Есть демон, называемый скитающимся: он
большею частию приходит к братиям под утро и ум
отшельника водит из города в город, из веси в весь, из
дома в дом, причем ум сначала имеет одни свидания,
сходится с кем-либо из знакомых, вступает в долгие
разговоры, нарушив для встречающихся свой устав, и
мало-помалу делается далеким от боговедения и
добродетели, приходит в забвение о своем обете. Посему
отшельнику должно наблюдать за сим демоном: с чего он
начинает и на чем останавливается, потому что не даром и
не как случилось делает он этот длинный круг, но с
намерением расстроить состояние отшельника, чтобы ум
его, распаленный всем этим и упоенный многими встречами,
впал во власть демону блуда, или демону гнева, или
демону печали, которые наиболее делают вреда светлости
его состояния.
А мы, если только имеем в виду ясно
узнать всю хитрость сего демона, не вдруг будем вступать
с ним в беседу и объявлять, что с нами делается, как
мысленно производит он свидания и как постепенно
увлекает ум к смерти, потому что иначе бежит от нас
демон, так как не терпит он, чтобы видели, как он делает
это, и мы нимало уже не узнаем того, что дознать
старались. Напротив того, дозволим ему день или два
продолжать свое дело, чтобы, в точности дознав коварный
его замысл, потом, обличив словом, обратить его в
бегство.
Но когда во время искушения произойдет,
что ум, возмутившись, не видит в точности, что делается,
тогда по отшествии демона сделай следующее: оставшись
наедине сам с собою, припоминай, что с тобою
происходило, чем ты начал, и до чего дошел, и на каком
месте уловлен был духом блуда, или гнева, или печали, и
как опять случилось все, что с тобою было, – в ясности
дознай это и хорошо запомни, чтобы тебе, когда демон
придет к тебе, обличить его и указать скрываемое им
место и не следовать за ним более.
Если же хочешь довести его и до
неистовства, то обличи тотчас, как явится, назови и
первое место, где приступил к тебе, и второе, и третье;
тогда сильно раздражится демон, не терпя стыда.
Доказательством же, что говорил ты с ним благовременно,
будет то, что бежит от тебя помысел, ибо невозможно уже
устоять ему, когда обличен явно. А за сим побежденным
тобою демоном последуют самый тяжелый сон, омертвение с
великим охлаждением век, непрестанная зевота, тяжесть и
онемение в плечах, но все это, по усильной молитве,
прекратит Дух Святый.
Ненависть к демонам весьма содействует
нашему спасению и способствует деланию добродетели. Но
сами в себе не в силах мы воспитать ее как некое доброе
порождение, потому что искажают ее духи сластолюбия и
снова призывают душу к приязни и близости. Сию-то
приязнь, лучше же сказать, неисцельную заразу Врач душ
врачует оставлением, ибо попускает нам ночь и день
терпеть от демонов нечто страшное. И тогда душа снова
возвращается к первоначальной ненависти, научаемая
говорить ко Господу словами Давида: "Совершенною
ненавистию возненавидех я: во враги быша ми" (Пс. 138:
22). Ибо тот совершенною ненавистию ненавидит врагов,
кто не согрешает ни в действительности, ни мысленно, что
служит признаком первого и самого великого бесстрастия.
О демоне же, который делает душу
бесчувственною, должно ли что и говорить? Ибо боюсь
писать о нем и о том, как душа выходит из собственного
своего состояния, потому что, во время пришествия этого
демона, она отлагает и страх Божий, и благоговение,
греха не вменяет в грех, беззакония не почитает
беззаконием, о мучении же и Суде вечном помнит как о
пустых речениях, и посмевается над сим огненосным
подлинно трясением, и хотя исповедует Бога, но, что
повелено Им, того не ведает. Ударяешь ты в перси, когда
душа стремится ко греху, – и она не чувствует этого;
говоришь ей от Писаний – и она в совершенном ослеплении
и не слышит; представляешь ей укоризну людей – и она ни
во что вменяет людской стыд и вовсе не понимает его,
наподобие свиньи, смежившей глаза и пробивающейся сквозь
ограду. Но сего демона, от которого, "аще не быша
прекратилися дние оны, не бы убо спаслася всяка плоть" (Мф.
24:22), наводят на нас закосневшие в нас помыслы
тщеславия.
И хотя помыслы сии редко являются к
братиям, однако же демон бывает и в них, чему причина
очевидна. Ибо при бедствиях других, или удрученных
болезнями, или бедствующих в темнице, или подвергающихся
внезапной смерти, в бегство обращается сей демон, потому
что душа мало-помалу приходит в сокрушение и сострадание
и отъемлется слепота, происшедшая от демона. Но мы
лишены этого, по причине пустыни и по редкости у нас
немощных.
Сего наипаче демона обращая в бегство,
Господь повелел в Евангелии навещать больных и посещать
находящихся в темнице, ибо говорит: "Болен бех, и
посетисте Мене: в темнице бех, и приидосте ко Мне" (ср.
Мф. 25:36). Сверх того, должно знать, что если кто из
отшельников впал во власть сему демону и не принял
блудных помыслов или не оставил дома от уныния [3], то
он приял нисшедшие с Небес целомудрие и терпение и
блажен, сподобившись такового бесстрастия. А те,
которые, дав обет жить благочестиво, предпочитают
водворяться с мирянами, да остерегаются сего демона. Но
я сказать или написать о нем что-либо более стыжусь и
людей.
Все демоны учат душу сластолюбию. Один
демон печали не берется делать это, даже расстраивает
помыслы об удовольствиях, уже привзошедших в душу,
пресекая в ней и иссушая печалью всякое наслаждение, так
как "мужу же печальну засышут кости" (Притч. 17:22).
Нападая умеренно, демон сей делает отшельника
благоискусным, потому что убеждает его не терпеть ничего
мирского и избегать всякого удовольствия. Когда же
нападает с большим ожесточением, тогда порождает
помыслы, которые советуют отшельнику извести душу свою
или понуждают его бежать далеко от места. Сие помыслил и
потерпел некогда и святой Иов, тревожимый сим демоном,
ибо сказал: "Аще бы возможно было, сам бых себе убил,
или молил бых иного, дабы ми то сотворил"(Иов. 30:24).
Сего-то демона символом служит ехидна, этот зверь,
которого яд, данный в малом приеме, делает
недействительными яды других зверей, неумеренно же
принятый убивает принявшее его живое существо. Сему
демону предал Павел учинившего беззаконие в Коринфе,
потому и пишет к коринфянам, говоря: "Тщательно
утвердите к нему любовь…, да не како многою скорбию
пожерт будет таковый" (2 Кор. 2:8:7).
Но этот мучащий людей дух может
сделаться для них и добрым снабдителем покаяния. Почему
и Иоанн Креститель уязвляемых сим демоном и прибегающих
к Богу называл рождениями ехидны, говоря: "Кто сказа вам
бежати от будущаго гнева? сотворите убо плод достоин
покаяния, и не начинайте глаголати в себе: отца имамы
Авраама: глаголю бо вам, яко может Бог от камения сего
воздвигнути чада Аврааму" (Мф. 3:7–9). Впрочем, всякий,
кто подражает Аврааму и вышел "от земли" своей "и от
рода" (Быт. 12:1), стал сильнее и сего демона.
Если кто преодолел раздражительность, то
преодолел он демонов, а если кто порабощен сей страсти,
то вовсе чужд он монашеской жизни и далек от путей
Спасителя нашего, так как сказуется, что сам Господь наш
научает "кроткия путем Своим" (Пс. 24:9). Потому и
неуловимым делается ум отшельников, прибегающий в юдоль
кротости, ибо ни одной добродетели не боятся так демоны,
как кротости. Ее приобрел и великий оный Моисей,
названный кротким "паче всех человек" (Чис. 12:3). И
святой Давид сказал, что она достойна поминовения Божия,
ибо говорит: "Помяни, Господи, Давида и всю кротость
его" (Пс. 131:1). Да и Сам Спаситель повелел нам быть
подражателями Его кротости, говоря: "Научитеся от Мене,
яко кроток есмь и смирен сердцем: и обрящете покой душам
вашым" (Мф. 11:29). А если кто воздерживается от яств и
питий, но возбуждает в себе раздражительность лукавыми
помыслами, то подобен он кораблю, который переплывает
море, имея кормчим демона. Потому сколько есть сил
должно обращать внимание на этого нашего пса и обучить
его терзать одних волков, но не поедать овец, оказывая "всяку…
кротость ко всем человеком" (Тит. 3:2).
Один из других помыслов, помысел
тщеславия, многовеществен, объемлет целую почти
вселенную, всем демонам отворяет двери, став как бы
неким лукавым предателем доброго города. Потому весьма
унижает ум отшельника, наполняя его множеством понятий и
вещей, делая вред его молитвам, которыми старается он
врачевать все язвы души своей. Этот помысел возвращают
все побежденные демоны, и снова чрез него получают они
доступ в души, делая в подлинном смысле "последняя…
горша первых" (Лк. 11:26). От сего-то помысла рождается
и помысл надмения, низринувший с Небес на землю "печать
уподобления… и венец доброты" (Иез. 28:12). Но беги от
сего помысла, не останавливайся на нем долго, чтобы не
предать "живота" нашего "иным", и "жития" нашего
"немилостивым" (ср. Притч. 5:9).
Обращает же в бегство сего демона
усильная молитва и то, чтобы добровольно не делать и не
говорить [4] ничего такого, что имело бы целию проклятую
славу. Когда ум живущих в отшельничестве приобретет
несколько бесстрастия, тогда, добыв себе коня тщеславия,
немедленно мчится он по городам, упиваясь неумеренною
похвалою славы. И тогда-то, по Смотрению Божию,
встречает его дух блуда и, заключив в одном из свиных
загонов, научает его не оставлять более одра прежде
совершенного выздоровления и не подражать тем
нетерпеливым больным, которые, имея еще в себе остатки
недуга, пускаются в путешествия, отваживаются на
безвременные купания и впадают в прежние болезни.
Поэтому, оставаясь лучше на месте, будем
внимательны к себе, чтобы, преуспевая в добродетели,
соделаться нам неудобоподвижными к пороку, обновляясь же
в ве́дении, приобрести множество различных познаний и,
снова возвысившись в молитвенном состоянии, яснее узреть
свет Спасителя нашего.
Всех коварств демонских описать я не в
состоянии и злоухищрения их перечислять стыжусь, боясь
простоты будущих моих читателей. Однако же послушай о
хитрости духа блуда. Когда приобретет кто бесстрастие
вожделевательной части и скверные помыслы станут уже
охладевать, тогда вводит он мужчин и женщин, которые
обращаются между собою вольно, и делает отшельника
зрителем срамных вещей и телодвижений. Но это искушение
не из числа продолжительных, потому что прилежная
молитва и самый суровый образ жизни, с бдением и
упражнением в духовных размышлениях, рассевают оное, как
безводное облако. Но иногда этот вселукавый касается и
плоти, доводит ее до неразумного воспламенения,
примышляет тысячи и других ухищрений, которые нет нужды
делать известными и предавать письменам. Но против таких
помыслов весьма действительно и возбужденное против
демона воскипение раздражительности; демон наипаче
боится сей раздражительности, когда приводится кто в
возмущение помыслами и расстраивает его умышления.
Сие-то и значат слова: "Гневайтеся, и не согрешайте" (Пс.
4:5).
Полезно врачевство сие, если прилагается
к душе в подобных сим искушениях. Сему демону подражает
и демон гнева, и он представляет в призраках, будто бы
кто-либо: или родители, или друзья, или родные, или
домашние – терпят обиды от недостойных, и возбуждает в
отшельниках раздражительность, почему мысленно
представшим произносят или причиняют они что-либо
недоброе. И на таковые призраки нужно не обращать
внимания, но скорее отвлекать от них ум, чтобы, долго
останавливаясь на них, не сделаться подвижнику, во время
молитвы, дымящеюся головнею. А искушениям сим
подвергаются люди раздражительные, наипаче же от всего
воспламеняющиеся гневом; они далеки от чистой молитвы и
от ве́дения Спасителя нашего Иисуса Христа.
Помышления века сего Господь, как овец –
доброму пастырю, передал человеку; ибо сказано: "Век дал
есть в сердце" (Еккл. 3:11) его, сочетав в помощь ему
раздражение и вожделение, чтобы раздражением обращал в
бегство умышления волков, а вожделением любил овец,
подвергаясь нередко дождям и ветрам. Сверх этого Господь
дал ему и закон, как пасти овец, и "место злачное", и
"воду покойную" (ср. Пс. 22:2), и псалтирь, и гусли, и
"жезл", и "палицу" (ср. Пс. 22:4), чтобы от паствы сей и
питался, и одевался он, и собирал "сено нагорное"
(Притч. 27:25). Ибо сказано: "Кто пасет стадо, и от
млека стада не яст?" (1 Кор. 9:7).
Посему отшельнику должно день и ночь
стеречь это стадо, чтобы какое-либо помышление не было
уловлено зверями или не попалось в руки разбойникам, а
если бы и случилось что-либо подобное в дебри,
немедленно исхищать "из уст" у льва или медведицы (см. 1
Цар. 17:34–35). Бывает же уловлено зверем помышление о
брате, если оно в нас пасется вместе с ненавистию,
помышление о женщине, если питается нами вместе со
скверным вожделением, помышление о серебре и золоте,
если водворяется вместе с любостяжательностию, даже
помышления о святых дарованиях, если пасутся в уме со
тщеславием. То же будет и с другими помышлениями, если
расхищаются они страстями.
Должно же не днем только наблюдать за
помышлениями, но и ночью стеречь их неусыпно. Ибо
случается, что воображающий что-либо срамное и лукавое
губит свою собственность. Сие-то и означает сказанное
святым Иаковом: "Овцы звероядины не принесох к тебе: аз
воздаях тебе от мене самаго татбины денныя и татбины
нощныя: бых во дни жегомь зноем, и студению в нощи, и
отхождаше сон от очию моею" (Быт. 31:39–40). Если же от
утомления придет на нас и какое-либо уныние, то,
восшедши несколько на камень вЕдения, займемся псалтирию,
ударяя добродетелями в струны вЕдения, и снова будем
пасти овец под горою Синайскою, чтобы Бог отцов наших и
нам воззвал "из купины" (см. Исх. 3:1–4) и даровал
словеса знамений и чудес. Как разумное естество,
умерщвленное грехом, воскрешает Христос созерцанием всех
веков, так Отец Его душу, умершую Христовою смертию,
восставляет вЕдением себя самой.
Сие-то и означает сказанное Павлом: "Аще
же умрохом со Христом, веруем, яко и живи будем с Ним"
(Рим. 6:8). Когда ум, совлекшись ветхого человека,
облечется в человека благодатного, тогда состояние свое
во время молитвы узрит он подобным сапфиру, или
небесному цвету, что Писание именует и "местом" Божиим,
какое видели старцы под горою Синаем (см. Исх. 24:10).
Когда, наступив на тебя, который-либо из
врагов нанесет тебе язву и тебе желательно, по
написанному, обратить меч его в сердце его (см. Пс.
36:15), тогда поступай, как сказываем. Разбери сам с
собою пущенный им помысел: каков он, из чего составился
и что в нем особенно поражает ум. Смысл же слов моих
таков. Пусть пущен им в тебя помысел сребролюбия.
Разбери же его и рассмотри принявший его ум, понятие о
золоте, самое золото и страсть сребролюбия.
Потом спроси: что же из этого есть грех?
Ум ли? Но как ему быть грехом? Он образ Божий. Не
понятие ли о золоте? Но и это скажет ли кто, имеющий ум?
Не самое ли золото есть грех? Почему же оно сотворено?
За сим остается, что не есть ни самостоятельная по
сущности вещь, ни понятие о вещи, а также и не
бесплотный ум, напротив же того, есть какое-то
человеконенавистное услаждение, порождаемое свободою и
принуждающее ум во зло употреблять Божии твари, –
услаждение, которое отсечь в нас предоставлено Божию
Закону. И как скоро разберешь ты это, рассеется помысел,
разлагаемый в собственном его воззрении, и демон бежит
от тебя, как скоро мысль твоя сим ве́дением восхищена
будет на высоту.
Если же не хочешь воспользоваться мечом
вЕдения, а желаешь прежде покорить его с помощию пращи
своей, то брось и ты камень из пастушеского своего "тобольца"
(ср. 1 Цар. 17:49) и взыщи следующего умозрения: почему
Ангелы и демоны соприкасаются с нашим миром, а мы не
соприкасаемся с их мирами? Ибо ни Ангелов не можем мы
приблизить более к Богу, ни демонов не преднамереваемся
сделать более нечистыми. Спроси также, как "спаде…
денница восходящая заутра" (Ис. 14:12) на землю и "мнит
же море яко мироварницу и тартар бездны якоже пленника:…
возжизает же бездну, якоже пещь медяну" (ср. Иов. 41:
22–23), всех возмущая своею злобою и над всем желая
начальствовать?
Умозрение о сих предметах жестоко
уязвляет демона и обращает в бегство все его полчище. Но
сие бывает только для тех, которые достигли некоторой
чистоты и прозирают несколько в законы сотворенного.
Нечистые же не знают сего умозрения и если бы,
научившись у других, вздумали сообщать кому, то не будут
услышаны от множества пыли и сильного шума, во время
брани производимого страстями. Ибо, без сомнения, нужно
стану иноплеменников успокоиться несколько, чтобы один
Голиаф вышел навстречу нашему Давиду. Так и в
рассуждении всех нечистых помыслов будем употреблять это
различение и этот род брани.
Из нечистых демонов одни искушают
человека как человека, а другие приводят человека в
смятение как животное бессловесное. И первые, нападая на
нас, влагают в нас мысли тщеславия, или гордости, или
зависти, или осуждения, которые не касаются ни одного из
бессловесных. А другие, приближаясь к нам, возбуждают
сверхъестественное раздражение или вожделение, потому
что страсти сии общи нам и бессловесным животным,
скрываясь в нас под природою разумною.
Потому и Дух Святый тем, которые впадают
в человеческие помыслы, вещает: "Аз рех: бози есте, и
сынове вышняго вси: вы же яко человецы умираете, и яко
един от князей падаете" (Пс. 81:6–7). Но что говорит тем,
которые приходят в движение неразумно? "Не будите яко
конь и меск, имже несть разума: броздами и уздою челюсти
их востягнеши, не приближающихся к тебе" (Пс. 31:9). "Душа
же согрешающая, та умрет" (Иез. 18:20). Явно, что люди,
умирающие как люди, людьми и погребены будут, а
умерщвляемые или падающие как бессловесные, соделаются
снедию неясытей и воронов, которых птенцы – одни
призывают Господа (см. Пс. 146:9), а другие "валяются в
крови" (Иов. 39:30). "Имеяй ушы слышати да слышит" (Мф.
11:15).
Когда некоторые из нечистых помыслов
скорее других обратятся в бегство, будем доискиваться
причины, отчего сие произошло: по редкости ли вещи и по
тому, что трудно достать вещество, или по нашему
бесстрастию не возымели над нами силы враги? Например:
если кому из отшельников, по внушению демона, придет на
мысль, что вверяется ему духовное правление в
первенствующем городе, то явно, что недолго будет он
занят сим помыслом, и причина сему, по сказанному,
известна. Если же кто представит себе, что делается
правителем какого ни есть города, и рассудит о сем
подобно первому, то блажен он за свое бесстрастие.
Подобным образом окажется, что такой же способ
исследования имеет место и в рассуждении других помыслов.
Сие же необходимо знать для нашего усердия и силы, чтобы
известно нам стало, переступили ли мы за Иордан и близко
ли к "граду фиников" (ср. Втор. 34:3), или находимся в
пустыне и бьют нас иноплеменники?
Ибо весьма разнообразным и
изобретательным на обольщения кажется мне демон
сребролюбия. Он нередко, стесняясь строгим отречением от
мира, вдруг притворяется домостроительным и нищелюбивым,
радушно принимает неприбывших еще странников, отправляет
на служение к другим нуждающимся, посещает темницы в
городе, выкупает продаваемых, присоединяется к богатым
женщинам, указывает, кому должны сделать добро, а также
и иным, у кого кошелек полон, дает совет отречься от
мира и, таким образом постепенно обольщая душу,
подчиняет ее помыслам сребролюбия и передает демону
тщеславия.
И сей-то демон вводит множество
прославляющих главного виновника сих распоряжений, и,
представив ему, что иные заводят понемногу разговор о
священстве, предсказывает потом скорую смерть настоящего
иерея, и присовокупляет, что, употребив тысячи средств,
не избежать ему избрания. Так бедный ум, связанный сими
помыслами, препирается с теми, которые не одобряют
выбора, а одобривших с готовностию осыпает дарами,
хвалит их за признательность, а иных, подающих противный
голос, предает судиям и требует изгнать их из города.
Потом за этими помыслами, вошедшими
внутрь его и вращающимися в уме, предстает вдруг и демон
гордыни, частыми молниями бороздит воздух в келлии,
насылает крылатых змиев и – последнее зло – лишает
человека ума. Но мы, пожелав гибели сим помыслам, с
благодарением будем жить в нищете. "Ничтоже бо внесохом
в мир сей: яве, яко ниже изнести что можем. Имеюще же
пищу и одеяние, сими доволни будем" (1 Тим. 6:7–8),
помня, что сказал Павел: "Корень бо всем злым
сребролюбие есть" (1 Тим. 6:10). Все нечистые помыслы,
надолго оставаясь в нас по причине страстей, доводят ум
до пагубы и гибели. Ибо как мысль о хлебе надолго
остается в голодном по причине голода и мысль о воде в
жаждущем по причине жажды, так и мысли об имении и
деньгах держатся в них долго по причине
любостяжательности и мысли об яствах и о скверных
помыслах, рождающихся от яств, держатся долго по причине
страстей. Подобное сему откроется и в рассуждении
помыслов тщеславия, также и других помыслов. Но ум,
подавляемый таковыми мыслями, не может предстать Богу и
увенчаться венцом правды. Сими-то помыслами низвлекаемый,
и оный – упоминаемый в Евангелии – окаянный ум отрекся
от вечери ве́дения Христова (см. Лк. 14:15:18–20).
А также и связанный по рукам и ногам, и
вверженный "во тму кромешную", имел из сих же помыслов
сотканное одеяние, которое звавший признал недостойным
брачного пира (см. Мф. 22:11–13). Поэтому брачное
одеяние есть бесстрастие разумной души, отвергшейся
мирских похотей. Какая же тому причина, что долго
остающиеся в нас помышления о вещах чувственных
растлевают вЕдение, сказано о сем в главах о молитве.
У демонов, противящихся деятельной жизни,
начальствуют три предстоятеля, за которыми следует все
полчище сих филистимлян; они-то первые стоят на брани и
нечистыми помыслами вызывают душу на грех. Они заведуют
пожеланиями чревоугодия, они влагают в нас сребролюбие и
они вызывают нас искать человеческой славы. Посему,
вожделевая чистой молитвы, наблюдай за
раздражительностию и, любя целомудрие, владей чревом, не
давай утробе своей в сытость хлеба, притесняй ее и в
воде. Бодрствуй в молитве и памятозлобие держи от себя
далеко. Словеса Духа Святаго да не оскудевают у тебя, и
в двери Писаний [5] стучи руками добродетелей.
Тогда воссияет в тебе бесстрастие сердца
и звездоподобным узришь в молитве ум. Из мыслей одни в
нашем владычественном кладут свой отпечаток и образы, а
другие доставляют только вЕдение, не оставляя в уме ни
отпечатка, ни образа. Сказанное: "В начале бе Слово, и
Слово бе к Богу" (Ин. 1:1), влагает в сердце некую мысль,
но не производит в нем ни образа, ни отпечатка. А сие: "Приемь…
хлеб" – оставляет в уме образ, и также слово "преломи" (Мк.
14:22) – производит в уме отпечаток. Сказанное: "Видех
Господа седяща на престоле высоце и превознесенне" (Ис.
6:1) оставляет в уме отпечаток, исключая слов "видех
Господа", в которых самое изречение оставляет,
по-видимому, отпечаток в уме, означаемое же им не
оставляет никакого отпечатка. Исаия пророческим оком
видел, что естество разумное, возвышенное деятельною
жизнию, прияло в себя ве́дение, и именно Богове́дение.
Ибо сказуется, что Бог восседает там,
где познается. Потому и престолом Божиим называется
чистый ум. Называется же и престолом бесчестия жена, то
есть душа, ненавидящая правду, а бесчестием души – грех
и невежество. Поэтому мысль о Боге не из числа
оставляющих в уме отпечаток, но принадлежит к мыслям, не
оставляющим в уме отпечатка. Посему молящемуся должно
всячески отрешиться от всего, оставляющего в уме
отпечаток. Спросишь: что имеет место в рассуждении тел и
помыслов о них, то имеет ли также место и в рассуждении
вещей бестелесных и их понятий, и иначе ли ум приемлет в
себя отпечаток, взирая на ум, и иначе, взирая на понятие
об уме? Из сего-то и познаем, сколько духовное ведение
поставляет ум выше мыслей, оставляющих в нем отпечаток,
представляет же его Богу не имеющим на себе отпечатков,
потому что помысел о Боге не в числе оставляющих
отпечатки. Также из умозрений, не оставляющих в уме
отпечатка, одни означают сущность вещей бестелесных, а
другие – понятия о них. И в рассуждении вещей
бестелесных бывает не то же, что и в рассуждении тел.
Ибо мысли о телах одни оставляют отпечаток в уме, а
другие не оставляют, здесь же ни одна мысль не оставляет
в уме отпечатка.
Когда демон чревоугодия после великих и
усильных борений не возможет растлить напечатленного в
душе воздержания, тогда ввергает ум в вожделение
высочайшего подвижничества, почему представляет ему на
вид скудную Даниилову жизнь и служившие пищею "семена" (Дан.
1:16), напоминает и о некоторых других отшельниках,
целую жизнь так живших или начавших так жить, и
понуждает соделаться их подражателем, чтобы, погнавшись
за неумеренным воздержанием, не успел человек и в
воздержании соразмерном, потому что не способно к тому
тело по собственной своей немощи.
Конечно же, демон восхваляет за сие тело
и предает проклятию сердце. И справедливым признаю для
подвижников не слушаться демона сего и не удерживаться
вовсе от хлеба, елея и воды. Ибо вот образ жизни, по
испытанию братий, самый прекрасный: вкушать и сего не в
сытость и однажды в день – для меня было бы удивительно,
если бы кто, пресыщаясь хлебом и водою, возмог приять
венец бесстрастия. Бесстрастием же называю не сокрушение
греха в его действенности (ибо это называется
воздержанием), но сокрушение его, пресекающее в уме
страстные помыслы, которое святой Павел наименовал
духовным обрезанием иудея, "иже в тайне" (Рим. 2:29).
Если же кто теряет бодрость, слыша сказанное, то да
приведет себе на память "сосуд избран" (Деян. 9:15) –
Апостола, в гладе и жажде совершившего свое течение.
Но демону чревоугодия подражает и
противоборник истины – демон уныния, внушая терпеливому
мысль о самом строгом отшельничестве, призывая стать
соревнователем Иоанна Крестителя и начатка отшельников –
Антония, чтобы, не перенесши долговременного и
вышечеловеческого отшельничества, бежал подвижник со
стыдом, оставив место, а он мог наконец в похвальбу себе
сказать: "Укрепихся на него" (Пс. 12:5).
Нечистые помыслы к приращению своему
приемлют и вещественное и простираются на многое, ибо по
великой горячности страсти переплывают мысленно великие
моря, не отрекаются совершать дальние путешествия.
Очистившиеся же сколько-нибудь помыслы бывают гораздо их
теснее и по немощи страсти не простираются на многое.
Почему приходят более в противоестественные движения, и,
по слову премудрого Соломона, "время… некое вне глумятся"
(ср. Притч. 7:12), и собирают "тростие" для беззаконного
"плинфоделания" (ср. Исх. 5:12:7), "да спасутся аки
серна от тенет и яко птица от сети" (Притч. 6:5). Ибо
удобнее очистить нечистую душу, нежели очистившуюся и
снова уязвленную возвратить опять к здравию, потому что
не допускает сего демон печали, но во время молитвы
носит всегда пред зеницами кумир греха.
Демоны не знают сердца нашего, как
думают некоторые из людей, потому что Сердцеведец один "сведый
ум человеч" (Иов. 7:20) и "создавый на едине сердца их"
(Пс. 32:15). Но по произносимому слову и движениям
телесным познают демоны многие сердечные движения, о чем
намеревался я теперь поговорить яснее, но удержал меня
святой иерей, сказав, что подобные вещи не стоят того,
чтобы делать их общеизвестными и говорить о них вслух
непосвященным. "Так как, – продолжал он, – и бывшие
вместе с сидевшим в засаде по закону подлежат
ответственности". Впрочем, скажу: поелику демоны по
таковым знакам узнают сокровенное в сердце и берут от
сего повод действовать против нас, а мы нередко обличали
некоторых злоречивых, не питая в себе к ним любви, то
посему стали и мы добычею демона памятозлобия и снова
возымели против них те лукавые помыслы, которые, как
известно нам, составились прежде.
Посему-то справедливо обвиняет нас и Дух
Святый: "Седя на брата твоего клеветал еси и на сына
матере твоея полагал еси соблазн" (Пс. 49:20), отворял
дверь помыслам памятозлобия, приводил в смятение ум во
время молитвы, представляя всегда лицо врага своего и
даже боготворя его. Ибо, конечно, на что взирает ум,
молясь, то достойно того, чтобы признать сие богом. Но
будем, возлюбленные, бегать болезни осуждения, не станем
ни о ком никогда воспоминать худо и при воспоминании о
ближнем не будем отвращать взоров, потому что всякое
наше телодвижение с любопытством наблюдают лукавые
демоны и ничего не оставляют в нас не замеченным: ни
восклонения на ложе, ни сидения, ни стояния, ни слова,
ни выхода, ни взгляда – на все смотрят пристально, все
употребляют в дело, "весь день" поучаются на нас "льстивным"(ср.
Пс. 37:13), чтобы во время молитвы оклеветать смиренный
ум и угасить в нем блаженный свет.
Смотри, что и святой Павел говорит Титу:
"Во учении целость, ...слово здравое, незазорное, да
противный посрамится, ничтоже имея глаголати о нас
укорно" (Тит. 2:7–8). А блаженный Давид даже молится,
говоря: "Избави мя от клеветы человеческия" (Пс. 118:
134), человеками, по разумности природы, именуя и
демонов. Да и Спаситель в Евангелии всевающего в нас
плевелы греха назвал "врагом человеком" (ср. Мф. 13:28),
от которого да избавимся по благодати Христа и Бога
нашего. Ему подобает честь и слава вовеки! Аминь.
Нил Синайский, преподобный
Азбука веры
***
Труды преподобного Нила Синайского:
***
Примечания
1. Слово: Θεου дополнено по рукописи.
2. Слово "памяти" дополнено по рукописи.
3. По рукописи читается: τόν οίκον άπό
άκηδίας ού καταλέλοιπεν.
4. Сие слово дополнено по рукописи.
5. Слово "Писаний" дополнено по рукописи.
|
