Нил Синайский. К Евлогию монаху
Память: 12 / 25 ноября
Преподобный Нил
Синайский (†450) – ученик Иоанна Златоуста,
автор аскетических трудов и толкователь Священного
Писания.
Преподобный Нил
Синайский
***
Содержание
Слово первое. Главы 1 2
3 4 5
6 7 8
9 10 11
12 13 14
15 16 17
18 19 20
21 22 23
24 25 26
27 28 29
30 31 32
33 34
Слово втрое. Главы 1 2
3 4
Трудами приобретающие в удел Небесную
область не на чрево и попечение о тленном обращают
внимание, подобно тем, которые из выгоды творят молитвы,
думая, что благочестие доставит им прибыль, но духовным
видением как ничем не оскверненный сонм, озаряемый
светом Божественной славы, причащаются они самого
благочестия, питающего умы высокие.
И сам ты, таинник добродетелей, Евлогий,
питая священную сущность светозарностию превыспреннего,
от сонмища помыслов удалил тяготу плоти, зная, что
вещество плоти делается пищею помыслов. А как жалом
трудов сразивший козни, мне поручаешь стать устами сих
дел твоих. Но если бы не дерзко было нарушить повеление
любви, то отказался бы я от такого плавания по сему
морю. Поелику же единодушным повиноваться паче должно,
нежели противиться, то ты будь для меня "в тех, яже к
Богу" (Рим. 15:17), "да дастся ми слово во отверзение
уст моих" (Еф. 6:19), и я буду тем, чего требует
послушание, да и тебе дано будет пожать плоды сеяния.
Первый из достославных подвигов есть
странническая жизнь, особливо когда выходишь на оную как
борец, мужественно оставляя и отечество, и род, и имение
и один представ на достославные сии подвиги. Если так
начнешь по Богу, шествуя в начало путей [1] пламенною
верою, Божественным духом и обречением себя на терпение,
соблюдая жизнь сию неизменною, то душа твоя на
позлащенных крылах добродетели отлетит [2] из места
своего и поспешит воспарить к самому Небу. Но крыла сего
жития старается подрезать отец греха, ту землю, из
которой ведет род свой подвижник, представляя ему как в
зеркале, особливо во время приключающихся ему
болезненных припадков. И пока пребывает еще на месте,
понемногу отвлекает от пламенно желаемого переселения;
когда же дознает, что душа изнурена скорбями, тогда этот
ночной ворон, наведя ночь помыслов, омрачает в душе луч
Совершеннейшего. А если подвижник одиноко вступит в
подвиг на поприще пустыни и случится телу быть уязвлену
болезнию, то враг тем паче трудною представляет душе
странническую жизнь, внушая, что преуспеяние в
добродетелях зависит не от места, а от образа жизни и
что дома, имея утешение от родных, без затруднения
сохранит он для себя награды за отречение от мира. Там
удобны и пособия против болезни, там нет и злострадания,
и мучительного изнеможения, какие терпит теперь, тем
паче, что у братии редко бывает старание о
странноприимстве.
"Иди и потому еще особенно, – скажет
враг, – что радость и славу принесешь с собою родным
своим, которых безжалостно покинул предаваться
несносному сетованию. Ибо многие, и не бежав из
отечества, среди родства своего достигли верха
добродетели" [3]. Но кто вступлением в странническую
жизнь облекается в порфиру скорбей и увенчивается
надеждами на труды, тот верою, терпением и благодарением
отразит восстающие внутри его бури сих помыслов. И чем
более пронзают они сердце, заставляя возвратиться, тем
паче будет возглашать им: "Се, удалихся бегая и
водворихся в пустыни" (Пс. 54:8).
Ибо укоризнами своими причиняют нам
скорби и льстиво убеждают возвратиться, чтобы, лишив
принятого нами намерения, пресечь и благодарность,
оказываемую в терпении, а таким образом с великою уже
свободою шире и шире раскидывают сети свои даже и с
помощию родных.
Поэтому начинающий упражняться в
добродетели пусть взвесит и угрожающую ей брань, чтобы,
явившись без предварительного упражнения, как неготовому
не быть отвлеченным от дела. Ибо похвально мужество
добродетели и во время мира, но еще похвальнее доблесть
ее при наставшей брани. Добродетель дает себя видеть не
столько в том, что производит, но и в бедствиях, которые
борются с нею. Бесстрастен тот, кто победил, пострадав
во многих бранях, а тот страстен, кто говорит, что
приобрел добродетель без брани. Сообразно с
распоряжениями доблестного в трудах военачальника
распоряжается и злоба противников. Сердце, у которого
нет брани, лишается возможности оказать добродетель,
потому что добродетель (άρετή) есть имя, означающее
деятельность, и производится от имени, означающего
подвиги (άριστειά). Добродетель не ищет людской похвалы,
не утешается почестию – этою матерью зол. Начало почести
– человекоугодие, а конец ее – гордость. Кто домогается
почестей, тот возвышает сам себя, а таковой не умеет
перенести уничижения. Желание почести – мечта, и кто
любит почесть, тот мечтает получить одобрение. Для тебя
пусть будет почестию труд добродетелей, а бесчестием –
желаемая похвала. Не ищет славы от плоти, кто низлагает
с себя плотские страсти, взыскует же лучшего. Это и для
тебя пусть будет славою.
Кто желает, чтобы воздавали ему честь,
тот завидует превосходящему славою, а к этому
соревнованию присовокупляет и ненависть. Кто препобежден
сильным желанием почестей, тот не терпит, чтобы кто-либо
был ему предпочтен, но себе восхищает первенство, чтобы
не показаться низшим; почитает несносным оказать честь
заслуживающему похвалу и в его отсутствие и славу трудов
его представляет ничего не значащею. Обида славолюбивому
– самый острый нож: получив ее, никак не избегнет он
негодования.
Таковой – в рабстве у жестокой госпожи и
продан многим властелинам: превозношению, зависти,
ревности и всем упомянутым выше толпам духов. А кто духа
чести поражает смирением, тот одолевает целый полк
демонов. Кто по смирению делает себя рабом всякого, тот
уподобится Смирившему Себя и Приявшему "зрак раба" (Флп.
2:7). Если себя самого меряешь малою мерою, то не будешь
меряться с другим. Кто душевную немощь обнаруживает в
слезах, тот не будет высоко думать о трудах своих.
Демоны смиренномудренных приводят в унижение и делают им
обиды, чтобы, не терпя унижения, оставили они
смиренномудрие. Кто по смирению мужественно переносит
бесчестия, тот сим самым возносится паче на высоту
любомудрия. Оскорбляемый Давид ничего не сказал
напротив, но даже остановил мстительность Авессы (см. 2
Цар. 16:10). И ты, терпя обиду, не воздавай обидою, но
укроти и правдиво отмщающего за тебя. Переноси обиду и
губами замкни дверь раздражению – это для тебя
преуспеяние. Вовсе ничего не отвечай угрожающим, чтобы
молчанием укротить уста, дышащие пламенем. Тогда
причинишь чувствительную боль угрожающим и обидчикам,
когда на челюсти свои наложишь узду. Когда молчишь,
обида не поглотит тебя, а обидчик гораздо более
терзается при твоем молчании, когда дерзость его
переносишь великодушно. Отрывай от своей внутренности
похвалу человеческую, чтобы прежде ее отразить кичливый
помысел. Блюдись и от самоугодия, особливо пребывай на
безмолвии, чтобы, возвеличивая себя пред осмеливающимся
говорить свободно, не уничижить как-либо и его.
Один из братий обижен был благоговейным
братом и, потерпев обиду, отошел вместе и с радостию и с
печалию, с радостию, что обижен несправедливо и не
смутился, а с печалию, что благоговейный брат был
обманут и обманувший радовался тому. Уразумей и то, что
обманщик чувствовал так же и то и другое, без сомнения
радовался, что одного смутил, а больше печалился, что
другой не смутился.
Когда демоны увидят, что не
воспламенились мы при самом нанесении нам обид, тогда,
напав в безмолвии, стараются возбудить владычественное в
нас, чтобы заочно вооружились мы смелостию против тех, с
которыми, быв вместе, блюли мир. Посему, когда кончишь
спор или неудовольствие с братом, себя самого почитай
погрешившим, чтобы на безмолвии в сердце своем не найти
тебе борьбы помыслов, из которых один будет укорять за
причинение неудовольствия, а другой за то, что за
неприятность не отплатил ты неприятностию же. Когда
сильное раздражение огорчает братий в общежитии, тогда
помыслы внушают ублажать живущего в уединении, чтобы,
лишив нас долготерпения, удалить и от любви.
Кто гнев отражает от себя
долготерпеливостию и печаль – любовию, тот отражает двух
злых зверей, поборая их двумя доблестными делами. Кто
коленопреклонно умоляет раздражившего, чтобы прекратил
гнев, тот обоих отводит от раздражения, потому что
примиряющий гневающихся препобеждает самый дух гнева. Но
сам придет в негодование, кто содействием своим поощряет
к гневу родственников, потому что принял он на себя
ссору ближних. Кто ради мира терпит человека дерзкого,
тот усиливается стать сыном мира. Но не между людьми
только должно искать союза мира, а и в теле своем, и в
духе своем, и в душе своей.
Ибо, когда миром соединишь союз этой
тройственности твоей, тогда, как соединенный заповедию
Божественной Троицы, услышишь: "Блажени миротворцы: яко
тии сынове Божии нарекутся" (Мф. 5:9). А если и плоть,
вожделевающую противного духу, умиришь трудами, то
будешь иметь славу блаженств Будущего Века, победив
врага, который в теле твоем "противу воюет закону ума
твоего и пленяет тебя законом греховным, сущим во удех"
(Рим. 7:23) твоих. Велик тот союз ума, при котором
присоединяется и радость, просвещающая мысленное око к
созерцанию Совершеннейшего. Почему если приобретем в
трудах мирную радость, то с благодарением отразим ею
постигающие нас неприятности и не примем в себя
рыкающего демона печали, который наипаче нападает на
душу, ослабляя ее скорбями, и уготовляет место духу
уныния, чтобы омрачить им душу и придать новые труды.
Поэтому в сердце нашем написанным
законом да будет радость мира, которая и печаль удаляет,
и гнев тушит [4], и ненависть изгоняет, и мстительность
уничтожает, и унынию полагает конец, и печаль изменяет;
потому что, укрываясь в мирном долготерпении, как
водами, окружая себя благодарностию и терпением, она
есть море добродетелей и крестом потопляет сопротивное
диавольское полчище. Но разумей и то, что бывает
противная ей смутная радость, и, обманувшись тенью, не
прими одну за другую, потому что демоны подделываются и
под духовные дарования, чтобы, введя ум в заблуждение
призраком, лишить его смысла. Ибо духовная радость
приходит в сердце без всякой внешней причины, потому что
находит превыспреннего вождя печали по Богу; потом же
предает душу и духу печали, потому что соделала ее
пленницею духовной радости.
Скажу и то, что одному из братий внушил
сам опыт, а именно: как вместо радования о Господе
губитель вводит собственную свою радость, а вместо
печали по Богу искушает ум противною ей печалию, чтобы
посредством превратных изменений в душе попечениями
затмить луч Совершеннейшего. Двоякая греховная печаль
сопряжена бывает с каждым деланием: одна происходит в
сердце без видимой причины к печали, другая же рождается
и вторгается от причин странных.
Печаль по Богу подкрепляет душу слезами,
не приемля радости и печали, происходящих от причин
противных, заботится же о приближающейся смерти и суде и
ожидает сего с терпением и любовию. Неисполнившиеся
пожелания насаждают в душе печали, а молитвы и
благодарения иссушают их. Гневающихся тревожит взаимная
печаль. Если кто из них первый отрезвится, восстанет от
страсти и подаст другому руку, то извинением изгоняет
горькую печаль. Печаль бывает болезнию души и плоти и
душу отводит в плен, а плоть изнуряет, оставляя на
месте. Печаль рождается от того, что противно, от печали
же происходит негодование, а от них обоих порождается
умоисступленное злоречие.
Если хочешь подавить печаль и
негодование, то обойми долготерпеливость любви и
облекись в радость незлобия. Радость твоя да не будет
печалию для другого. Радующийся о неправде будет плакать
о благоволении. И кто переносит печали, терпя
несправедливо, тот светло возрадуется, потому что
будущее противоположно настоящему.
Наипаче будь благодарен в скорбях,
потому что чрез них яснее ощутишь вспомоществующую
благодать. Так, в благодарении пересиливая постигающие
тебя скорби, не помрачишь блистательной красоты
терпения. Когда демон будет поражать плоть твою бичом
своим, тогда окажется он для тебя виновником величайшей
награды, если удары его примешь в повод к благодарности.
Ибо сим и его обратишь в бегство. А чтобы награда твоя
еще более излилась на тебя за терпение, для сего
терпение твое да ополчится всякими мужественными
трудами, потому что и уныние ополчается против тебя всею
злобою и, наблюдая за всеми твоими трудами, пытает их. И
если найдет оно, что кто-либо не пригвожден терпением,
то обременяет его и подклоняет под себя. Если же демон
уныния окажется слабым пред терпением в трудах, то
преуспеянию снова угрожает зверь высокоумия. Почему если
отгонишь его осторожным благоразумием, то отгонишь с ним
и тщеславного духа во время Божией службы. Когда
нападает на тебя дух уныния, тогда подаст он душе мысль,
что псалмопение обременительно, и противоборником
тщательности противопоставляет леность, чтобы, усвоив
псалмопение, дать плоти отдых, напоминая о том, что по
какой-то причине она утомлена.
Поэтому, когда бываем на бдении ночью,
не будем во время службы по унынию садиться, чтобы не
пришли демоны, не собрали плевелы помыслов и не посеяли
их в сердце. Ибо, как скоро потеряем связь псалмопений,
собираем мы сонмище помыслов. Проснувшись перед службою,
займем сердце помыслами светлыми, чтобы приуготовиться с
бодрственною мыслию предстоять на псалмопении.
Иногда псалом на бдении должно читать
скоро, а иногда предполагается заняться пением псалма,
потому что и нам необходимо преображаться соответственно
козням противника; посему, если когда душою владеет
уныние, внушается побуждать язык к скорости, а иногда
сами враги вызывают на то, чтобы читать нараспев, потому
что умное око от света, как от пищи, заимствует силу и
ум, долго занятый ви́дением чего-либо возвышенного, по
примеру Елисееву, приобретает более острозрительное око.
Когда восстает помысел, враждебный сердцу твоему, не
другого помысла вместо него ищи в молитве, но меч слез
изостри против помысла враждебного. Ибо таким образом в
борьбе нанесешь сильнейший удар и скорее достигнешь
того, что враг отступит от нас.
Люби украшать себя рукоделием, а паче
молитвенною памятию [5], потому что одно не всегда, а
другое непрестанно доставляет пользу деланию. Не отлагай
воздать молитвенный долг, слушаясь помысла, что пора
заняться делом, и не приводи в беспорядок дела, беспокоя
тело, чтобы не возмутить вместе и сердце для молитвы.
Как внешний наш человек делает своими руками, чтобы не
обременить другого, так и внутренний пусть работает,
чтобы не обременился ум.
Ибо помыслы тогда предлагают душе
собственную свою работу, когда найдут, что не занята она
мыслями по Богу; возделывай как рукоделие из
человеколюбия, так и мысль умственной силы из
любомудрия, чтобы первое служило к препитанию странных и
к воспламенению твоему в лености, а другое было вождем к
созерцанию и охлаждением помыслов. Смело будем нападать
на услаждение помыслами, обращая на них весь гнев, чтобы
иначе, с удовольствием принимая доставляемое ими, в той
же мере не сделаться нам снисходительными и к самым
помыслам.
Приуготовь себя быть кротким и
браннолюбивым: кротким с соплеменником и браннолюбивым с
врагом, ибо на то и может быть употреблена
раздражительность, чтобы по вражде бороться со змием, а
также к тому служит скромность кроткого, чтобы во любви
быть великодушным к брату и вести брань с помыслом.
Поэтому кроткий пусть будет и браннолюбивым, не
распространяя кротости на обманчивые помыслы и
браннолюбия на близких по естеству. Употребления
раздражительности не обращай в противоестественное,
чтобы, уподобляясь змию, раздражиться на брата и,
снисходя к помыслам, вступать в приязнь со змием.
Кроткий, если терпит что и бедственное, не оставляет
любви, ибо ради любви оказывает великодушие и доброту,
все покрывает и терпит. Если дело любви – быть
великодушным, то не ее дело – раздраженно вести брань,
потому что раздражительность возбуждает печаль и
негодование, а любовь уменьшает и раздражительность, и
печаль, и негодование. Если твердо шествие твое в любви,
то ей паче внимай, а не тому, что оскорбляет тебя. Служи
Богу со страхом и любовию: со страхом, как Владыке и
Судии, с любовию, как Человеколюбцу и Питателю. Кто
приобрел добродетели любви, тот взял в плен негодные
страсти. И кто от Святой Троицы имеет сии три
добродетели: веру, надежду, любовь, тот будет градом,
который обнесен тройною стеною, и как бойницами укреплен
сими добродетелями.
Не в том только оказывайся исполненным
любви, что не берешь у другого, но пусть об отречении
твоем от мира дознают из того, что и свое отдаешь,
ничего не жалея. Когда раздаешь вещественное, старайся
сеять чистые семена, чтобы вместо пшеницы не взошла у
тебя крапива. Когда даешь что-либо, памятуй о Боге, и
подающем, и приемлющем, чтобы награды за отречение от
мира воздал Он тебе с похвалами.
Нестяжательный беззаботно наслаждается
жизнию, а у любостяжательного всегдашняя болезнь –
попечение о богатстве. Тогда отведешь в плен толпу
помыслов, когда не предашь сердца заботам о
вещественном. Тогда и крест понесешь не развлекаясь,
когда отречешься от пожелания иметь собственность.
Помысел же о вещественном пророчит тебе и старость, и
болезни, чтобы упование твое на Бога разделить с
упованием на имущество. Кто намеревается отречься от
мира, тот да огородит себя верою, да укрепит любовию, да
утвердит надеждою, потому что вера – не оставление, но
утверждение Совершеннейшего в уповании терпения и в
любви жизни.
Когда отрекаешься от всякого внешнего
вещества, тогда обрати внимание на темные помыслы,
укоряющие тебя в нищете и скудости, представляющие тебе
и уничижение, и бесславие. Убийцы сии стараются обманом
привести тебя в раскаяние о такой славной добродетели.
Посему если разумно обратишь внимание на подвиг, то
найдешь скорее, что за сие самое, в чем укоряют тебя,
сплетается тебе венец. Ибо, отрекаясь от мира, для тех
подвигов и отрекаешься, за которые укоряешь себя.
Поэтому не предавайся борьбе внутренних помыслов, потому
что не в начале отречения восхваляется конец, но при
конце терпения увенчиваются начала и не за телесное
только упражнение рукоплещут подвигам, но борьбою
помыслов достигается право на венец.
Суди помыслы на судилище сердца, чтобы
по истреблении разбойников пришел в страх и начальник
их. Ибо строгий исследователь помыслов есть вместе и
истинный любитель заповедей.
Поэтому, когда сердцу твоему предстает
помысел неудобоизыскуемый, тогда наиболее усильные труды
употреби на него, ибо он или убежит, не вынеся твоей
горячности, как противной ему, или вытерпит оную, как
свойственный пути правому. Иногда бывает, что демоны,
внушив сердцу помысел добрый и вскоре потом
преобразившись, показывают вид, что противятся оному,
чтобы из противления сего заключить тебе, что знают они
помышления сердца твоего, даже не только тебе заключить,
но и им быть вправе судить совесть твою, как
препобеждаемую добром при сопротивлении зла. А иногда
также указывают тебе на собственную твою бдительность,
чтобы подумал ты сам о себе, что ты мудр. Когда помыслы
перенесут на то место, которое, по их предположению,
любим, тогда заставляют раскаиваться об этом, чтобы
сделать нас во всем непостоянными и бесплодными. Потому
не будем простираться с места на место, но предадимся
лучше безмолвию и трудам, потому что по лености нашей
помыслы берут над нами силу.
Кто изведал искушение помысла, тот да
пребывает на том месте, на которое призван Богом, а не
изведавший сего находится еще в борении. Перемена места
пусть делается для жития более духовного, а не более
спокойного. Терпение, великодушие, любовь в скорбях
благодарят, а уныние, легкомыслие, самолюбие любят
покой. У человека беспокойного душа борется с видениями
чувств, а любитель покоя, охраняя чувства, борется с
помыслами.
Поэтому вождь твой поведение чувств да
подчинит постановлению закона, чтобы ни зрением, ни
слухом не наносить тебе гибельных ударов душе своей.
Состоя из двух сущностей, наблюдай, чтобы каждой
предоставлен был свой чин и, когда одна берет верх,
другая не противоречила. И мучителю не уступай права
повелевать, потому что, когда предан он будет огню,
воздашь ты и последний кодрант. Когда поборешь причины
страстей и обратятся они в бегство, тогда да не
возвеличивает тебя лукавый помысел, чтобы тебе, поверив
духу лести, не лишиться ума. Но старайся высчитывать
недовершенное в том, над чем трудишься, чтобы прибытки
преуспеяний не были у тебя похищены внутренними врагами.
Иные, быв восхвалены за преуспеяние, со временем
вознерадели о трудах, и похвала прошла мимо, и труды
пропали. Иные, будучи удручены бременем зол, почтены
великими, и совесть души покрылась струпами, а болезнь
от похвалы усилилась; помыслы же, отвратив душевный взор
от язв, похвалами отняли труды.
Когда самые трудолюбивые обогащаются
почестями от людей, тогда демоны уготовляют и наводят
бесчестие, чтобы, лишенные почестей, не перенесли
бесчестия и не вытерпели оскорблений. Когда приносишь
великое покаяние в грехах, тогда демоны, возвеличивая
подвиги в трудах, умаляют грехи и нередко прикрывают их
забвением или наводят на мысль, что они прощены, чтобы,
положившись на труды свои, не почитал ты более нужным
горько оплакивать свои падения.
Кто вступает в битву, чтобы отсечь
борющиеся с ним страсти, тот вооружит на брань не одни
страсти, но великое число воинов. Не забывай своего
падения, хотя и покаешься, но напоминанием о грехе твоем
к уничижению твоему да служит плач, чтобы тебе, уничижив
себя, по необходимости отсечь гордость. Если кто из
делавших непозволенное намерен впредь жить хорошо, то
худые свои поступки вполне да заменит противоположно
соответственными лучшими. Ибо каждому пороку
противопоставляющий противоположную деятельность
поражает змия стрелами из разумного колчана
добродетелей. А самое острое оружие у сего зверя есть
тщеславие, подстреливающее труды. Кто предупредил оное
тайными воинствованиями дел, тот близок к тому, чтобы
сразить главу самому диаволу. Ароматы трудов твоих
запечатлей молчанием, чтобы, будучи разрешены языком, не
стали окраденными в славе.
Скрывай язык свой в деятельном
прохождении подвижничества. Ибо молчА свидетелями жизни
и трудов своих будешь иметь достоверных сожителей. У
кого некому засвидетельствовать о настоящих трудах, тот
да не свидетельствует о себе собственным языком. Иные,
сложив с себя тяготу трудов, в покров лености выставляют
дела прошлого времени, не совсем основательно, за
неимением дел настоящих, употребляя их вместо очевидных
свидетелей. Как скрываешь от людей грехи свои, так
скрывай от них и труды свои, потому что противоборствует
тайнам сердца скрытность запинаний, а возобновления
брани укрепляют тебя против них. Если же ошибки скрываем
с осторожностию, а труды об их исправлении открываем
неосторожно, то в обоих случаях делаем противное тому,
что надлежало делать. Ты стыдишься открыть срамоту,
чтобы того, что полезно для души, не обратить в
поношение и уничижение? Бойся показывать и труды, чтобы
обвинение в человекоугодии не принесло душевной гибели.
Но если одному Богу открываешь постыдные падения, то не
открывай людям своих противоборствий оным, чтобы не были
почтены победными венцами.
От благодати приявшие силы к трудам да
не думают, что имеют их по собственной своей крепости.
Ибо виною всего доброго в нас есть слово заповедей, как
и виною всего худого – внушитель обманчивого [6].
Поэтому, какое добро ни сделаешь, принеси благодарение
Виновнику добра.
А если тревожит тебя что худое, то
повергни это главному виновнику худого. Конец всякого
труда – принеси благодарение Совершеннейшему, чтобы,
когда приношение твое принесено законно, посрамлена была
тем злоба. Кто к делу присовокупил благодарность, тот
будет иметь неокрадываемое сокровище сердца, соорудив
двойную стену против греха. Достоин похвалы тот муж,
который с деятельностию сочетал вЕдение, чтобы из обоих
источников орошалась душевная нива для произращения
добродетели. Ибо вЕдение возносит умную сущность к
созерцанию Совершеннейшего, а деятельность умерщвляет
"уды..., яже на земли: блуд, нечистоту, страсть, злобу,
похоть злую"(Кол. 3:5). Посему оградившие себя
всеоружием и деятельности, и вЕдения удобно уже
наступают на демонское лукавство. Демоны воюют с душою
помыслами, а сильно бывают отражаемы терпением, даже,
видя сего мощного предводителя битвы, с робостию
вступают уже в борьбу.
Если хочешь вести брань с полчищем
демонов, то врата души своей загради безмолвием и ухо
свое приложи к словесам отечества, чтобы тогда, точнее
дознав, пожечь тебе терния помыслов. Когда внимаешь
советам отеческим, будь не судиею дел, но испытателем
речений.
У подобных помыслов в обычае внимание
твое обращать на деятельность советующего, чтобы тебя,
поставив грозным его судиею, отвратить от полезного
совета. Когда предлагают тебе совет, хотя ты и сведущ,
не отвергай его. Ибо если деятельное отрешено от силы
вЕдения, то приводящему в стройность обе добродетели
потребна страшная правдивость в суде. Кто не допускает
до слуха отеческую заповедь, тот преслушает и заповедь
Закона. Не только с наслаждением говори о преуспеяниях
отцов, но и от себя требуй быть самым трудолюбивым
делателем оных. Кто тщательно разыскивает, какой помысел
какому труду противится, тот оказывается искусным в
борьбе с заблуждением. Если в целой совокупности
духовных твоих трудов будет у тебя какого-либо
недоставать, то вместо него вкрадывается похитивший его
помысел.
Помни о сем, чтобы сердце соблюдало
благоразумие в трудах и чтобы забвение попечения о
трудах лучших, окрав его, не предало в плен помыслам,
потому что забвение о сем пленении пролагает путь
пороку, так что оный, как скоро ум окраден, входит в
него беспрепятственно. Ум, в котором похищена мысль о
Боге и который далек стал от памятования о Нем,
погрешает в равной мере и внешними чувствами. И таковой
ум не в состоянии быть руководителем и слуха, и языка,
потому что внутри его не стало приверженности к трудам.
Когда один любит выслушивать, как другой кого-либо
поносит, тогда оба содействуют двум содействующим друг
другу духам, потому что выслушивание о ком-либо худого
делается содействующим осуждению и на гибель сердцу
любят они друг друга.
Заграждай уста свои для пересудов, чтобы
не впасть тебе с ними в двоякое беззаконие, и себя
приучая к опасной страсти, и других не удерживая от
злоязычия. Любящий насмехаться расхищает в душе, что
есть в ней лучшего, клеветами подкапывая слабый слух.
Кто бегает языка, который злословит ближнего, тот и сам
избежит порока злословия. Кто с приятностию слушает
злословящего, тот ушами всасывает звериный яд. Пусть ухо
твое не вкушает этого горького яда, чтобы и тебе не
растворить его как-нибудь для другого. Не огорчай слуха
своего пересудами, чтобы тебе, когда продан будешь этой
страсти, не стать рабом многострастия, потому что одна
страсть, нашедши в тебе место, в ту же ограду вводит и
другие страсти.
Владычественный ум делается рабом многих
пороков, когда, сопрягшись со страстию, отрешается от
трудов. Кто старается разбирать насмешки других, тот не
разбирает самым делом поступков своих. Не смейся над
кончившим жизнь как над жившим нерадиво, чтобы, по
привычке судить живых, не стать злым судиею и мертвого.
Не преследуй падших кичливым помыслом, надмевающим тебя,
как судию, но себя самого разбирай помыслом трезвенным и
оценивающим поступки твои. Падая, воздыхай, а
преуспевая, не надмевайся. Не величайся тем, что ты
достоин не пренебрежения, чтобы, вместо украшения, не
облечься тебе в порок. Иные, не имея возможности
сделаться известными по благоговению, постарались
приобрести известность пороком. Другие же,
преисполнившись завистию, уничижают утвердившихся в
добродетелях, поражая их вымышленными обвинениями. Иные,
прославившись в народе дурным поведением, принимают на
себя вид жития честного не для того, чтобы греховные
падения свои оплакивать в трудах, но чтобы заглушить
укоризненную о них молву.
Но не прикрашивайся для обольщающего
тебя и не радуйся тому, что ты обольщен. Ибо если
приобретешь одно имя ревностных, то работаешь не Богу, а
людям. Не входи в сближение с живущим не в трудах, хотя
в этом поставляет он великую для себя славу. Он друг в
угодность лицу, но время сделается его обвинителем.
Насмешника сделай заботливым другом,
чтобы найти тебе в нем покров для своих падений, а что
достойно в тебе зависти, то скрывай наипаче от
завидующего. Когда друг твой, унижаемый похвалами трудам
твоим, предается зависти и даже при посторонних будет
труды твои поражать словами тщеславия, чтобы
распространяющуюся о тебе славу омрачить насмешками над
тобою, тогда не обращай внимания на его зависть и не
терзайся этим, чтобы горький яд не влился в душу твою.
Ибо дело сатаны – как его воспламенять завистию, так
тебя убивать горестию. Лучше же будем смиряться пред
таковыми, "честию... болша творяще" (Рим. 12:10) и
ублажая за трапезою, чтобы укротить рассвирепевший от
ревности дух.
Не укоряй друга в ревности как бы от
другого лица, чтобы, укоряя его как бы устами друга,
себя самого выставить невинным и возвысить пред ним как
неукоризненного. Ибо это – превращение сатаны, который
от лица змия хулит Всевышнего, чтобы, как устами другого
выразившему ненависть свою к Богу, самому не быть
почтену ненавистником. Не покушайся застигнуть брата в
падении, с намерением как бы поработить его себе, чтобы
тебе самому не соделаться содейственником сатаны. Кто
пал, тот да не наблюдает, что говорят или в чем падают
другие, чтобы не одному быть падшим во зло (ибо и сие
было первым делом диавола по его падении), но пусть
раскаивается в неприличных поступках, признавая
необходимыми против них слезы скорби, и также да
приобретет первенствующий из трудов – безмолвие,
являющее ему ви́дение многоочитых добродетелей. Кто
безмолвствует языком, тот да мужается против помыслов,
потому что мужество души выказывается не только в
безмолвии уст, но и в твердости помыслов, в спокойном
перенесении оскорблений и обид, так как сим при взаимных
встречах отражаются страшные бичи диавола.
Да будут соблюдаемы не уста только, но и
сердце, ибо, когда ум в бездействии, тогда и душевное
око омрачается оком угодливости. Да будет ум твой слеп
для срамного (таковых слепцов умудряет Бог),
острозрителен же для хорошего, чтобы слепотствовать для
худого. Разумей же, что два отдельные рода блуда бывают
совокуплены вместе, блуд телесный и блуд духовный. Когда
блудный помысел соединяется с духом твоим, тогда душа
твоя сродняется с обольстительным в ней отпечатлением.
Демон принимает на себя лицо женское,
чтобы привлечь душу к соединению с ним. Бесплотный демон
принимает на себя облик образа, чтобы непотребным
помыслом ввести в блуд душу. Поэтому не увлекайся не
имеющим существенности призраком, чтобы не сделать
чего-либо подобного и плотию. Обольщены были духом блуда
все таковые, не отразившие крестом внутреннего
прелюбодеяния духов. Воздержанием от снедей поражай
помыслы, чтобы говорили не о блуде, но о голоде.
Молитвенное бдение да источает слезы, чтобы иметь тебе
помощь в настоящей брани. Во время блудной брани
отказывайся от приглашений на пиршества.
И, услуживая пришедшему страннику, его
упокой, а себя, укрыв, огради воздержанием от пищи.
Сугубая будет тебе награда за оба дела, если каждому из
них уделишь деятельность свою ради добродетели. Не ради
чрева вкушай пищу с братом, но ради Христа любовию
водвори его с собою. Пресыщение пищею питает помыслы, и
упившийся напояет сон мечтою. Приятность наслаждения
умерла, как скоро пища прошла чрез гортань, но
похотливость чрева оживает в этом гробе. Труды суровой
жизни кончаются упокоением, а роскошное поведение
кончается воспламенением. Кто приводит в увядание цвет
плоти, тот ежедневно во плоти помышляет о своей кончине.
Расчетливость сердца да соразмеряется с телом, чтобы,
когда тело поражено, не страдать и ему самому. Для плоти
довольно сокращать естественные требования; телесное
твое упражнение да имеет в виду устроение нравов, чтобы
научиться трудиться сердцем и вместе трудиться душою.
Отличающиеся в подвижнической жизни
бледностию лица да отвергают от себя людскую похвалу
прежде, нежели она приходит, когда помысл еще до встречи
с людьми влагает в сердце помышление о ней. Когда
проведешь много времени, воздерживаясь от вина, елея и
излишеств, тогда помыслы, с похвалою высчитывая время,
внушают [7] тебе мысль ослабить труды ради тела. Поэтому
сим злонамеренным вычислителям говори, напротив, все,
что может служить к ниспровержению их умысла. Один из
братий, восхваляемый внутренними помыслами за труды свои
против демонов, говорил словами псалма: "Да возвратятся
абие стыдящеся глаголющии ми: благоже, благоже" (Пс.
69:4).
Не терпи в себе помыслов, указывающих
тебе на многолетнее пребывание в монашеской жизни, чтобы
не прекратили со временем трудов твоих и тебе в
пустынном терпении не быть уловлену похвальбою, но в
терпении убожества памятовать о себе, что ты "раб
неключимый" (ср. Мф. 25:30). Одного терпеливого
пустынножителя старца усиливался некто вывести из
пустыни по глубокой его старости. Но старец сказал ему:
"Перестань принуждать меня, потому что мне, негодному,
нет еще позволения возвратиться из заточения". Когда же
домогался я дознать от него слово учения, сказал он:
"Трудолюбиво домогайся сперва врожденного страха, и
тогда внутри себя найдешь опытное слово, которое научает
человека ве́дению". Сей же старец, вопрошенный о страхе,
ответил так: "Кто имеет попечение о памяти смертной, тот
приводится и в страх Суда". По причине страха соделайся
ежедневным собеседником Божественных Писаний. Ибо
общением с сими помыслами отгонишь [8]
беседы.
Кто изучением Божественных Писаний
собирает сокровище в сердце, тот легко изгоняет из него
помыслы. При ночном чтении на бдениях, слушая
Божественные Писания, не будем умерщвлять слуха сном,
чтобы не предать душу в плен помыслам, но жалом Писаний
будем прободать сердце, чтобы сокрушением
попечительности рассечь противоположно соответствующую
нерадивость.
Иные для славы, а не ради попечения о
душе вступают в дружбу с людьми благоговейными, чтобы
себе самим без труда присвоить сие украшение. Но кто
воспламенен любовию по причине памятования о Небесном,
тот изгоняет из мысли угодливость земному. Свидетельство
своей совести не отвергай помыслом презрительным и
сладкоречивым в случае падения. Не продолжай беседы с
человеком упорным, чтобы, вооружившись страстию против
страсти, не понести поражения в добродетели. Не
возносись горделивым помыслом, который надмевает
противным ветром. Не похвала языку, говорящему бойко, но
слава устам, приводимым в движение спокойно! Слушая
слово, вопрошай ум свой, и тогда, рассудив, дашь
приговор. Не вводи в обман ума своего
нерассудительностию слов, чтобы не ринулся стремглав
хананейский твой язык.
Да не обольщает тебя многоречивый дух,
потому что в нем гнездится хитрая ложь. Кто уязвляется
злоречием других и не повергает его диаволу, тот
возбуждает против себя толпу своих помыслов и еще более
поощряет уготовлять на него стрелы тем самым, что падает
душа его, уязвляясь таким злоречием. Когда по делам
служения идешь в чужую сторону, не будь готов
пользоваться странноприимством всякого, признавая себя
недостойным славы, чтобы таким образом избежать помысла
злословия, хотя бы и казалось, что говорит он правду
[9], потому что нет любви.
Терпя самое великое злословие или тяжкую
обиду, не будь злопамятен, но благословляй, ибо кто
памятозлобствует на демонов, тот не злопамятен на людей,
но с демонами заключает мир, кто памятозлобствует на
брата. Негодование и противление – пожар в сердце, а
души незлопамятных орошаются духовно. Огненные угли
отбрасывают от себя искры – так и злопамятные души
извергают лукавые помыслы. Как укус скорпиона производит
самую жестокую боль, так и в душе злопамятной заключен
самый горький яд.
Памятозлобствуй на духов блуда и
тщеславия, сих двух злобных демонов, противных друг
другу, ибо один бегает лиц, а другой радуется лицам. И
демон непотребства, не терпя теплоты огненного
светоношения трудов, быстро нападает на подвижника во
время подвига, внезапно осыпая его нечистотами, и, если
от обольстительности удовольствий ослабеет он в
воздержании, постепенно наступает на него, собеседуя с
сердцем его, чтобы оно, воспламенившись пороками,
предалось сей беседе, пленилось ею и совершенно отложило
ненависть ко греху. Демон же тщеславия, любящий
скитаться и снискивать любовь народную, прикровенно
предстает душе трудолюбцев, за те самые труды, в которых
они упражняются, уловляя им славу. Если кто хочет, с
Божиею помощию, преодолеть их, то пусть измождает плоть
против блуда и смиряет душу против тщеславия. Ибо таким
образом удобно отразим суетную славу одного и
благоугодим тем Богу, а также испарим в себе нечистые
мечтания другого и соделаем сердце чистым от
сластолюбия. Всего опаснее, если сердце погрязло в
навыке к удовольствиям; и потребно много трудов, чтобы
на сей пажити пороков истребить все до корня. Поэтому не
приучай помысла входить в собеседование с
удовольствиями, потому что "в сонме" пороков
"разжигается огнь" (ср. Пс. 105:18).
Они, разгорячая тебя, доводят до
заключения, что трудно продолжать всесожжение естества,
что долговременна жизнь воздержания и продолжительно
терпение [10], приводят же на память те срамные мечты,
какие представляются тебе в видении ночью, образуя в
тебе огненные кумиры прелести, и потом, возжигая
сильнейший жар в плоти законом греховным, внутренне
внушают, что не в силах ты делать насилие естеству и
хотя согрешишь сего дня по нужде, но наутро покаешься по
заповеди. Ибо закон человеколюбив, прощает грех
кающимся. Они представляют тебе в пример, что некоторые
после воздержания пали и снова покаялись, чтобы тем
придать вероятность обольстительному своему совету и
чтобы, сокрушив [11] душу сим обратным покаянием, храм
целомудрия соделать домом блуда. Так сии двуязычные змии
насвистывают этот помысл в потрясенной храмине сердца.
А ты, человек воздержания, под предлогом
покаяться снова не обольщайся неизвестными надеждами.
Ибо многие, пав, немедленно похищены смертию, а другие
не в силах были восстать, привычкою к удовольствиям
связанные как законом. Почему знаешь ты, человек, будешь
ли жив и покаешься ли, что назначаешь себе годы жизни?
И, падая здесь, поблажаешь плоти своей, когда надлежит
тебе паче предаться памятованию смерти, чтобы в сердце
своем живо представлять страшное определение суда и тем
угасить распаленное мудрование плоти. Ибо не угасишь
иначе страстей, если к плоти своей не примешаешь трудов,
сокрушающих страсти. Не угасишь страстей душевных, если
не одождишь прежде на сердце плодов любви. Страсти
телесные ведут начало свое от естественных потребностей
плоти, и против них нужно воздержание. А страсти
душевные порождаются от потребностей душевных, и против
них потребна любовь. Любовь есть союз бесстрастия,
изглаживание же страстей – она приносит долготерпение,
охлаждает кипящую раздражительность, внушает смирение,
унижает гордыню. Любовь не имеет ничего собственного,
кроме Бога, потому что Бог есть любовь. Кто недавно
присоединился к светлому собору монахов, тот да отложит
помыслы, присвояющие ему добрую славу по родству его,
чтобы взыскать ему не похвалы от людей, но ублажения от
заповедей. Но да вооружится он смелостию против демонов,
внушающих боязнь. Ибо "не приясте... духа страха паки в
боязнь" (ср. Рим. 8:15).
Да не устрашает он себя духом боязни, да
не трепещет ночного шума, производимого демонами, когда
они не имеют уже власти и над свиниями. Посему, выходя
из келлии поздно вечером, да не приходит он в ужас и да
не устремляется бежать назад, как бы от нападающих
демонов, но, преклонив колена на том месте, где пришел в
боязнь, да сотворит молитву. Ибо демоны не нападут на
тебя, хотя и будут устрашать. А когда восстанешь,
ободрись сердцем, утешь себя псалмопением, говоря: "Не
убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, от
вещи во тме преходящия, от сряща и беса полуденнаго"(Пс.
90:5–6). Ибо, сделав это один раз или и более, скоро
отгонишь от себя духа боязни. Будучи не в состоянии
вредить самым делом, демоны стращают душу мечтаниями,
чтобы их, немощных и бессильных, люди почли мощными и
сильными.
Не наряжайся в красные одежды, чтобы еще
явственнее не облечься тебе в демона тщеславия. Ибо не
лепотою одежд украшаются добродетели, но лепотою души,
как золотом, сияют труды. Страхом же Божиим прикройся от
казней суда, чтобы по страху огня облечься тебе в
неугасимую горячность и скорее умудриться против
злохудожественности помыслов, потому что страх – начало
премудрости.
Кто на опыте дает видеть заблуждение
помыслов, тот познан будет не всеми, а только теми,
которые на себе испытали это, потому что путь к вЕдению
в этом есть опыт. Причина того и другого есть жизнь
деятельная; ею занявшись с большим трудолюбием, и себя
узнаем, и помыслы осудим, и Бога познаем. Кто деятельным
переселением и познавательным вселением помыслов
безыскусственные помыслы умащает искусством, тому
надлежит смотреть, чтобы не напоказ для славы величать
ве́дение. Если же помысл, возвеличивая их, поступает
хищнически, то подвижник да возьмет себе в помощь
пришельца [12] Иофора, который великому пророку Моисею
из милости дал мудрый совет о суде. Силою помыслов твоих
да будут дела, потому что более любомудрия в том, что
делается, а не в том, что говорится, равно как первое и
труднее последнего; при деятельности слова как бы
молниеносны, а когда нет дел, слова не блистают силою
дел. Укоризна сединам – слово юное и уста многоречивые,
искривляемые смехом. Кто и смущает, и смущается
напрасно, тот вне тишины и обуревается без бури.
Не заставляй язык безвременно гоняться
за словами, чтобы и самому не потерпеть того же от кого
не хочешь. Остерегайся запинать язык ближнего, чтобы и
самому избежать диавольского запинания. Остерегайся
порицать падение брата твоего, чтобы не лишиться тебе
сострадания, как иноплеменнику.
Кто не имеет доброты и любви к брату,
тот может ли быть членом христоносной любви? Когда брат
придет к тебе во время непрерывного твоего поста, не
давай места скуке по причине помыслов, внушающих тебе
нарушение безмолвия, прекращение поста. Они делают,
чтобы ты, взирая на брата твоего, взирал не как на
Самого Бога. Частые надзирания братий называть будем не
поводом к смущению, а паче споборничеством. Вверимся их
ликостоянию против полчища сопротивника. Так
соединившись привязанностию любви, отженем от себя
порок, и дела рук вносить будем в сокровищницу
страннолюбия. Будем принимать к себе братий, не как
милость им оказывая, но как платя должную дань, упросим
их принять наше угощение, как показал это Лот (см. Быт.
19:1–3).
Иные странным достоинством и странно
превозносятся; и, когда зовут к себе странника, вовсе не
упрашивают его, но самое слово призыва произносят
медленно, с кичливостию; и, если странник отказывается,
порицают его как обидчика; потому возгорается от сего
великое надмение. Ибо помыслы, избодая душевное око,
ослепляют, чтобы мы и наилучшими из заповедей
пользовались как можно хуже.
Когда помысел удерживает тебя от того,
чтобы приневоливать очень брата к трапезе, тогда
издевается он над тобою тем самым, что язык твой не
приневоливается силою любви. Тебе помысел внушает, может
быть, что брат принадлежит к числу бродящих и что,
удовольствовавшись хлебом, уйдет, а ему внушает, что
вовсе не нашел у тебя страннолюбия; потому что помысел,
на одно и то же дело смотря и так, и иначе, в сердце
каждого влагает свое, чтобы в одном пресечь страннолюбие,
а в другом произрастить злословие. Авраам, сидя пред
кущею, если видел кого из проходящих, принимал его самым
делом. Живущим в нечестии предлагал трапезу и, принимая
варваров, не обманулся в надежде принять Ангелов.
Сладость страннолюбия познали все, которые во время
странствия находили у кого прибежище, когда и ласковое
слово делает трапезу сладостною для сердца. Поэтому с
великим тщанием будем держаться страннолюбия, ради
собственной пользы, чтобы принять нам у себя не только
Ангелов, но и Бога. Ибо Господь говорит: "Понеже
сотвористе единому сих братий Моих менших, Мне
сотвористе" (Мф. 25:40).
Некто из упражнявшихся в добродетели с
наибольшим вЕдением дал такой ответ: "Отзывающиеся в
сердце демонские мечтания обыкновенно уничтожаются
тщательностию страннолюбия и щедрыми услугами,
оказываемыми с усердием, если только каким бы то ни было
образом освободился кто от вещественного. Если же
делается это со смирением и с сокрушенным сердцем, то
еще скорее избавляет от мечтаний страждущего ими, потому
что демоны весьма боятся смирения, зная, что Владычная
это заповедь".
Некто из благоискуснейших, ведя речь о
смирении, пересказал и следующее: "Весьма благоискусный
отец ударен был по ланите бесноватым, который был в
сильном безумии; и отец, немедленно обернувшись,
подставил ему другую ланиту с готовностию принять удар.
Бесноватый же, как бы пораженный молниею смирения,
вскричав, внезапно отскочил от отца".
Вот слова и святого епископа Епифания.
"Случилось, – говорит он, – что у одной верной вдовицы
сын имел в себе пытливого беса; припадки продолжались
много времени, и никакие пособия не помогали; когда же
матерь его от слез пришла в смирение, ее благодарение
облегчило страдание. Кресту предав душу свою, молитвами
исторгла она демона из отрока. Когда юноша блуждал по
окрестным местам, а матерь стала молиться дома, демон,
громко произнеся имя ее, метался в муках. Она же, слыша
это, не пошла сама на место действия, борение естества
связуя смирением, но, привлеченная другими, приведена
была насильно, и после этого демон с неистовством
усиливался предаться бегству. Посему она, не отступая и
в слезах обняв отрока, благодарением и смирением
ограждала его от демона, и, когда, горько возрыдав,
принесла моление Христу и наложила на сына крестное
знамение, демон тотчас оставил отрока". С ненавистию
демоны смотрят на тех, которые просиявают подчинением
себя отцу, и скрежещут на них зубами, потому что, живя в
подчинении, беззаботно сопрягли они с этим и отречение
от мира. Им-то, тщательно отыскивая предлоги, готовят
демоны огорчения, при встретившейся причине к гневу
вкореняют в них негодование, а потом постепенно приводят
в воспаление и ненависть к отцу за то, что будто бы он
несправедливо наказывает и лицеприятен; делают же это
демоны, чтобы, разными способами поколебав душу,
похитить ее из отеческих объятий.
Поэтому, кто пребывает в подчинении у
отца, тот да предаст себя на обиды и да побеждает их
смирением, да управляется долготерпением и не внимает
помыслам, ропщущим на суровость и дерзость братий.
Наипаче же внушают демоны, что свобода
не может быть сопряжена с тяжким рабством, даже
простираются и далее этого, чтобы, подвластного сделав
непокорным, удобнее погрузить его в вещественное. И
одних стараются этим отлучить от отеческого попечения, а
других – иными способами, внутренне повторяя им:
"Работай, приобретай, принимай странных, чтобы сотворить
себе доброе имя".
Ибо с добрыми семенами всевают по частям
и худые плевелы и вначале попускают человеку услаждаться
тщеславием, трезвиться в постоянном посте, усердно
вставать на молитвы и церковные службы, чтобы мог он
заключить из сего, что, оставаясь подвластным, не
сделался бы таким: потому что там и обиды, и печали, и
смущения, а здесь мир, тишина, радость; там строгость
отца, страх, оцепенение, а здесь беззаботность,
небоязненность, нестесненность. Так демоны, введя в
обман подобными сим помыслами, похищают у человека ум.
Внезапно же напав на душу во время чрез меру
продолжительного сна, напояют ее страхом, прерывают
Божественные службы нерадением и унынием, наводят на
мысль, что странноприимство расстраивает человека,
употребляют все обаяния порока, чтобы, ввергнув его в
уныние, возбудить ненависть и к самой жизни, а таким
образом, обнажив от добродетелей, представить на позор
Ангелам.
Иногда демоны возвеличивают труды в
помыслах, а иногда уничижают их как ни к чему не
служащие, чтобы в одном случае внушить высокоумие, а в
другом посеять отчаяние. В тех же, которых не могут
довести до расслабления, возвеличивают труды, чтобы
внушить им высокоумие, а тем, которые не соглашаются
предаться высокоумию, твердят одно то, что труды ни к
чему не служат, чтобы, приведя их в расслабление, всеять
в них отчаяние.
Посему, когда помыслы возвеличивают
труды, отринув их с презрением, будем уничижать душу, а
также, когда умаляются труды как ни к чему не служащие,
сколько есть сил будем возвеличивать Христово
милосердие. Ибо, в какой мере более и более удручаешь
свое тело, в такой же испытуй свою совесть. Познавай
себя самого, ощущая тайные расхищения помыслов, чтобы,
оставаясь нечувствительным к тайным их грабительствам,
не прийти нам в омрачение от мысли, будто бы добродетели
пожинаются одною суровостию жизни.
Некоторые, возмечтав это, как пруги,
поколебались в уме, потому что демоны производят
призраки, обольщают видениями, а иногда расхищают душу
боязнию. Одному из братий, бодрствовавшему ночью, демоны
представили страшные мечтания, напечатлевая не на
внешнем только оке, но и во внутреннем зрении. Посему
ум, боримый заботою о другой наступающей ночи, приходил
в опасность подвергнуться расхищению мыслей, и брань
постигала душу многие ночи. Но бедствующий усиливался
удержать внутри себя вождя мыслей и, предав душу
Подателю души [13], укоряя сам себя за действительные
свои падения, подвизался в том, чтобы углубляться в себя
самого; потом, занимая душу помышлениями об огне на
Суде, приводил ее в страх, чтобы, страх поражая страхом,
отразить от себя боязнь. Сие и произошло, как сказывал
претерпевший эту брань.
Ибо, когда демоны всякими способами
устрашали душу, страждущий в молитве взыскивал Бога; те
развлекали душу мечтаниями, а он, собрав бремя
грехопадений, открывал оное Всеведущему Богу; те снова
развлекали молитвенное око, а он, вознаградив сие
страхом Суда, уничтожал страх мечтательный и, как один
страх преизобиловал пред другим, с Божиею помощию
препобеждал он обольщение, потому что душа, смиряемая
памятованием грехов и пробуждаемая страхом Суда,
извергала из себя демонские страшилища. Все же это: и
отогнание демонских страшилищ, и подкрепление падающей
души – совершалось благодатию свыше, потому что Господь
подкрепляет всех падающих и "возводит вся низверженныя"
(ср. Пс. 145:8).
Иногда усиливаемся сотворить чистую
молитву, и между тем не можем; а иногда так же не
принуждаем себя, и душа пребывает в чистой молитве: и
первое происходит от нашей немощи, а последнее от
благодати свыше, призывающей нас войти в душевную
чистоту, тем же и другим вместе поучающей нас не себе
приписывать, если молимся чисто, но признавать Дарующего
сие. "О чесом бо помолимся, якоже подобает, не вемы"
(Рим. 8:26). Когда усиливаемся соделать молитву чистою и
не можем, но омрачаемся, тогда, омочив ланиты слезами,
будем умолять Бога, чтобы рассеял ночь брани и воссиял
свет в душе.
Когда живущий вместе с тобою брат
отлучится по делам службы, по обычаю молитвенному
обновляй о нем память, но не мечтай о нем сверх меры,
чтобы демоны, у тебя заимствовав начало к заботливости и
поощряя оную, не стали изощрять более и более, живо
представляя тебе брата во время псалмопения и лишая в
Боге попечения по Богу, чтобы, одним попечением отражая
другое, как пленников, отвести нас от наилучшего и от
помышления о сказанном: "Возверзи на Господа печаль
твою" (Пс. 54:23). Ибо демоны знают, что, вследствие
излишней заботливости о брате возмутив владычественное в
нас, дадут превратное направление самой печали, еще же
извлекут у нас и укоризны брату за медленность, будто бы
отлучившийся до ревности к делу служения вознерадел о
брате, и сие делают, чтобы многозаботливая любовь наша
пременилась даже в ненависть.
При заботах наших об отлучившемся
демонам обычно делать и то, что в тот самый день, в
который, как знают они, прибудет отлучившийся, как в
зеркале показывают нам его в сонном видении, чтобы по
сбывшемуся сну и при отлучке других заставить нас снова
ожидать пророчественных снов, которых должно паче
отвращаться и весьма избегать, чтобы демоны не вводили
оными в заблуждение душу и в рассуждении чего-либо
другого.
Ибо они ничего не знают наперед, но что
видят совершившимся, то показывают и представляют в
мечтании. Нередко, когда пребывали мы на безмолвии,
демоны, увидев идущего к нам брата, наперед указывали
его в помыслах; и им не надобно верить, хотя по видимому
говорят правду, потому что с самою правдою вносят ложь,
чтобы по сему частному случаю и на предлежащих нам путях
определять места засад. Как не бывшее в деле золото,
вложенное в плавильную печь, делается чище, так и
новопоступивший монах, переплавив нравы свои в обители,
отличается терпеливостию. Ибо под распоряжением братий
оканчивает он обучение свое послушанию и под десницею
наказующего уготовляет природу к долготерпению. Поэтому,
когда с радостию будет принимать оскорбления и с
самоуничижением возлюбит смирение, тогда, став выше
противных страстей, начинает потом подвизаться в том,
чтобы преуспевать добродетелями по мере более и более
даруемых ему благодатию сил. Как опускающиеся в
основания земли вырывают там золото, так нисходящие до
златоподобного смирения износят из него добродетели.
Тогда ум ощутит упокоение, когда, отсекши причины
страстей, займется созерцанием, а до отсечения страстей
ощущает он и труд, и окаянство свое, с немощию исходя на
борьбу с сопротивными.
Отшельничество, когда в нем соблюдается
постепенность, охотно принимают старцы, если только
переходит кто к этому, усовершившись в добродетелях еще
в общежитии. И да испытает таковой себя, может ли он
преуспевать в отшельничестве. А если, находя сие
невозможным, ослабевает в добродетели, то пусть
возвратится в общежитие, чтобы иначе, не имея сил
противостать ухищрениям помыслов, не лишиться ему
рассудка. Как плачущей вдове утешителями служат сыновья,
так падшей душе утешение – труды: они рассевают отчаяние
помыслов и посевают веру в покаяние, провозглашают
Христово милосердие и оглашают содеянные грехи.
Поэтому должны мы не по обычаю только
заниматься трудами, но с разумением благодарения, чтобы
душа не оказалась лишенною такового любомудрия. Ибо если
в каждом деле уразумеваем Дающего конец трудам, то
запечатлеваем дело благодарением. Как у младенца хлеб
старается унести молодой пес, так разумение у сердца –
лукавый помысел. Поэтому не как младенцы будем смотреть
на лукавство противных дел, чтобы не предать им душу на
расхищение. Как сверкающий сонм звезд красит небо, так
осиявающая истина словес украшает человека. Посему будем
носить на языке один образ истины, потому что Господь
"вселяет единомысленныя в дом" (Пс. 67:7).
Как сильные молнии, промчавшись,
предвещают гром, так точная речь, будучи произнесена,
предвозвещает веру. Посему будем стараться быть верными
истине, чтобы приблизиться нам и к престольному граду
добродетелей – любви. Как солнце златозарными лучами
улыбается всей земле, так любовь светозарными делами
приветствует всякую душу. Если приобретем ее, то угасим
страсти и просияем до небес. Всякий труд совершим, как
скоро улучим святую любовь, потому что без нее нет
пользы ни в чем настоящем, и гнев свирепеет, и нравы
грубеют, и к трудам по высокоумию примешивается слава.
По смирению души Давид постился со слезами; и мы будем
смирять душу постом.
Кто подвизается в самых тяжелых телесных
трудах, тот пусть трудится не для похвалы и не
превозносится славою. Ибо демоны надмевают душу сими
трудами и суровость и подвиг тела усиливают славою,
завлекают принять на себя еще большие труды, чтобы
человек еще более превозносился, ведут с ним внутреннюю
беседу, внушая ему посредством помыслов: "Как такой-то
подвизался, не щадя себя, и такой-то приобрел себе
великое имя, так что о нем говорят и по смерти его, так
и ты взойди на самую высоту подвижничества, чтобы
стяжать себе славу и чтобы имя твое соделалось великим и
по смерти твоей произносилось с особенною похвалою".
Посредством сих-то, в такой мере
обольщенных, помыслов не телесными только трудами ведут
с тобою брань, но призывают паче в споборничество, чтобы
чрез них коснуться души в чем-либо более опасном, ибо
возводят человека до первоседательства, возвышают до
права говорить как учителю, чтобы за это молва отдавала
ему первенство и в великих трудах, и в вЕдении. Влагают
же в него соревнование и зависть к тем, которых
преуспеяния прославляются, деятельность достойна
удивления, а близко к ней и вЕдение. Иногда же усыпляют
в нем разжжение плоти, с хитрым намерением не дают во
внутренности места нечистым помыслам, чтобы человек
подумал, будто бы дух блуда препобежден суровостию его
жизни, сердце его близко к светлости святых и взошел он
на самый верх святости.
А в рассуждении яств, от которых
воздерживался, и постоянных постов определяют ему годы,
после которых вправе он похвалиться, как доблестный, и
превозноситься пред братством, как чем-то в сравнении с
ним низким; и таким образом заставляют его рассказывать
о своих подвигах, в которых будто бы преуспел он
собственными только силами, потому что сделал то и то,
подвизался и злострадал так и так, нимало не дозволяя
выговорить ему при этом: "Впрочем, подвизался не я, а
действовавшая во мне помощь". Ибо не позволяют ему
исповедать Бога помощником в том, чем заставляют его
хвалиться, чтобы так как собственными силами совершил
все в своих подвигах, то и похвал в награду всецело
требовал себе и чрез это погряз во глубине хулы,
несмысленно величаясь, что сам себе был он помощником.
Посему, когда сердце так сильно бывает
оглашаемо славою помыслов и не противится этому, тогда
оно не вне тайного отупения смысла, а вождь рассудка в
опасности прийти в колебание или от снов, принимаемых с
верою, или от превращений, совершающихся в бодрственном
состоянии, или от видимого в преображении света. Ибо так
сатана для обольщения нашего преобразуется в Ангела
света, иногда показывает, что подает дарования, чтобы ты
пал и поклонился ему, или возвещает, что восхитят тебя,
как нового Илию, или обещает сделать святым. Иные,
приняв это с верою, уклонились от истины и впали в
умоповреждение.
Поэтому ты, молитвенник Святой Троицы,
зная, над чем с любовию трудишься, со всяким хранением
блюди сердце, чтобы, обращая внимание на одни внешние
труды, не быть тебе коварно уловленным в трудах
внутренних. Итак, мое слово сказано тебе, чадо,
изреченное же мною да блюдет сердце твое. Помни
охраняющего тебя Христа; не забывай достопоклоняемой и
Единосущной Троицы, во славу Отца и Сына и Святаго Духа
ныне и всегда и во веки веков [14]. Аминь.
Примечания
1. По рукописи читается: είς άρχήν όδων
βαδίζων.
2. Вместо: άφισταμένη по рукописи читается:
άφιπταμένη.
3. По рукописи читается: έν μέσω του γένους
έπέλαβον τό της άρετης.
4. По рукописи читается: ή τήν λύπην
έξορίζουσα, καί τήν όργήν καταποντίζουσα и прочее.
5. По рукописи читается: φιλοκάλει σαυτόν
έργατων χειρων, καί μαλλον της εύχης τη μνήμη.
6. По рукописи читается: ό των άπατηλων
ύποβολεύς.
7. По рукописи читается: προτρέπονται, а не
γυμνάζουσιν.
8. Вместо: xo…seij по рукописи читается:
xoik…seij.
9. По рукописи читается: κάν λέγειν τάληθη
νομίζοι.
10. Сии слова дополнены по рукописи.
11. Вместо: άνακαλέσαντες по рукописи
читается: άνακλασαντες.
12. По рукописи читается: τόν νέηλυν Ιωθορ.
13. Вместо: της εύχης по рукописи читается:
της ψυχης.
14. Славословие переведено по рукописи.
Необходимым почитаю трудолюбию твоему
представить вкратце и пороки, противоположные
добродетелям. Хотя до сих пор, возделывая разум, на
уготовляемой к сеянию ниве исторгали мы терния помыслов,
однако же достигли до этого "не от дел..., ихже
сотворихом" (Тит. 3:5), но "образ имея здравых словес"
(ср. 2 Тим. 1:13), какие слышали от отцов; стали в ином
сведущи и из жизни деятельной. Все же сие от благодати
свыше. Она указует грешникам козни обольстителей, она
предостерегает и говорит: "Что же имаши, егоже неси
приял?" (1 Кор. 4:7). И чтобы, как приявшие,
благодарили мы за это Подателя, а не себе самим
приписывали, с мнимым самохвальством отрицая даяние,
Апостол говорит для сего: "Аще же и приял еси, что
хвалишися яко не приемь?" То есть вы, бедные делами, уже
"обогатистеся", вы, начавшие учиться, уже "сыти есте"(ср.
1 Кор. 4:7–8).
В такое обольщение впал недавно и я, как
в своем предположении, скрывая бедность дел, брать
взаем, так и в намерении подавать советы, без всякого
порядка излагая науку о том, как должно обучаться.
Впрочем, если имеет у вас какую силу извинение, то
уделите его и мне, чтобы могли мы представить вкратце
противоположно соответственные добродетелям пороки,
обозначив, что такое чревоугодие и – вопреки ему –
воздержание, что такое блуд и целомудрие, что такое
сребролюбие и нестяжательность, печаль и – вопреки ей –
радость, что такое гнев и долготерпение, уныние и
терпеливость, что такое тщеславие и нетщеславие, зависть
и независтливость, гордость и смирение. Сии добродетели
и пороки взаимно соответственны, противодейственны и
противоположны. Представим их вкратце так.
Чревоугодие есть матерь блуда,
питательница помыслов, ослабление поста, ограничение
подвижничества, страшилище, отклоняющее от цели, живое
представление снедей и приправ, неудержимый молодой
конь, необузданное неистовство, приемник болезни,
противление здравию, завал проводников, стеснение
внутренностей, крайний предел насилий природе, таинник
блуда, нечистота мыслей, немощь тела, тяжелый сон,
печальная смерть. А воздержание есть узда чрева, бич
ненасытности, правило соразмерности, обуздание жадности,
отречение от упокоения, устав суровой жизни, укрощение
помыслов, око бдительности, избавление от воспламенения,
пестун тела, столп трудов, стена добрых навыков,
умягчение нравов, сокращение страстей, умерщвление
членов, оживотворение душ, уподобление Воскресению,
постановление освящения.
Блуд есть плод сластолюбия, расслабление
сердца, печь разжжения, уневещение идолам, темное [15]
дело, тенью покрытый образ, воображаемое сочетание, во
сне мечтаемое ложе, неощутимое сопребывание, обман очей,
бесстыдство взора, постыжение молитвы, срам сердца,
путеводитель к неведению. Целомудрие же – риза истины,
секира непотребства, возница очей, назиратель помыслов,
обрезание мысли, отсечение невоздержания, новое
насаждение в естестве, противоборник разжжению,
содейственник в делах, сотрудник воздержанию, светильник
сердцу, указатель молитвы.
Сребролюбие есть идольская бережливость,
прорицание толпы, приговор скупости, вычисление
отложенного, богатство порабощения, род неправды, тук
болезней, гадатель многолетия, обаятель трудолюбия,
советник бдительности, нищета чрева, малоценность снедей,
ненасытимое неистовство, многопопечительный порок.
Нестяжательность есть искоренение сребролюбия,
укоренение несребролюбия, плод любви и крест жизни,
неболезненное житие, не возбуждающее зависти сокровище,
не знающее попечений небо, неподвижное солнце,
неизмеримое вещество, необъятное богатство, коса,
пожинающая попечения, евангельское дело, нерушимое
украшение, скоротечный подвижник.
Печаль есть сожительница утрат,
собеседница неудачи, предтеча страннической жизни,
память родства, сообщница воздыхания, соученица уныния,
жалоба на огорчение, памятник обиды, помрачение души,
суровость нравов, опьянение благоразумия, усыпительное
противоядие, облако на лице, червь во плоти, падение
[16] помыслов, толпа порабощения. Радость – пагуба
печали, благодарность в бедствиях, молитвенное вИдение,
радование в трудах, веселие благотворительности, отпрыск
отречения от мира, приемник страннолюбия, прибежище
надежд, пища подвижников, утешение плачущих, услаждение
слез, помощь в скорби, воззвание любви, согласие
великодушия.
Гнев – расхищение благоразумия,
расстройство состояния, смущение естества, свирепость
лица, печь в сердце, изрыгнутый пламень, закон
раздражительности, негодование на обиды, матерь зверей,
безмолвная борьба, рожон в молитве. Долготерпение –
оружие благоразумия, судилище гневу, врачевство сердцу,
урок дерзким, тишина мятежным, необуреваемая пристань,
благодеяние печальным, благость ко всем; оно, хулимое,
благословляет, оскорбляемое, радуется, оно – утешение
утесненным, зерцало надеющимся, награда злостраждущим.
Уныние – воздушная приязнь, хождение
кругом, ненависть к трудолюбию, борьба с безмолвием,
буря во время псалмопения, лень к молитве, расслабление
в подвиге, безвременное усыпление, непрестанно
возвращающийся сон, тягота одиночества [17], ненависть к
келлии, противоборство трудам, противление терпеливости,
узда размышлению, неведение писаний, причастница печали,
часы, показывающие голод.
Терпение – отрешение от уныния,
отречение помыслов, попечение о смерти, размышление о
кресте, пригвожденный страх, выбитое золото,
законоположение скорбей, книга благодарения, щит
безмолвия, оружие трудов, кипящая деятельность к добру,
начертание добродетелей. Тщеславие – мечтание о
случайности, притворное трудолюбие, противление истине,
первая причина ересей, желание первенства; оно последнее
на приветствия, порабощено похвалам, оно – многоличный
дух, тысячезубый зверь. Среда тщеславия соплетается с
гордостию и завистию, которые одна в другой и одна
другой враждебны, и это – триплетеная цепь зол,
трехсоставный раствор страстей, тройственный язык
еретиков.
Нетщеславие же есть делание
смиренномудрия, отступление от угодливости, смежение
очей для похвал, созерцание ве́дения, противление миру,
здравие душевного чувства, правило бережливости, таибник
трудов, нелюбитель прославления, в тленном теле
сокровенное сокровище. Зависть – одежда гордости,
совлечение смиренномудрия, корень пересудов, слепота к
благодушию, лицемерие в дружбе, обманчивая свобода в
обращении, вражда к любви, ревность к одобряемым,
смятение неколебимых, осмеяние прославляемых,
превращение очей. Кто же чист сердцем, кто не укорит
себя в том, что отверг или не вполне исполнил заповедь
Божию или вознерадел о ней? Но Христос во всяком деле да
приведет нас к успешному исполнению воли Его! Ему слава
вовеки! Аминь.
Нил Синайский, преподобный
Азбука веры
Примечания
15. Вместо: άsuggen по рукописи читается:
άsumfan.
16. Вместо: λύπη по рукописи читается:λύμη.
17. Вместо: μανίας по рукописи читается:
μονίας.
***
Труды преподобного Нила Синайского:
***
|
