Благоверные князья-страстотерпцы Борис и Глеб
Память: 2 / 15 мая, 24 июля / 6 августа, 5 сентября / 18
сентября
6 августа - день памяти святых
князей-страстотерпецев Бориса и Глеба (в крещении -
Романа и Давида). Младшие сыновья св. равноапостольного
Киевского князя Владимира Святославича, погибшие в
усобице от руки своего старшего брата Святополка, -
первые по времени канонизации русские святые.
Святые Борис
и Глеб. Икона, 2-я половина XIV века
Сведения о Борисе и Глебе, а также о
становлении их почитания помимо летописей (Повести
временных лет, Новгородской первой летописи младшего
извода) сохранились в посвященных святым ранних житийных
произведениях - анонимном "Сказании, и страсти, и
похвале святую мученику Бориса и Глеба" (нач.: "Род
правых благословиться, рече пророк"), в тесно связанном
с ним "Сказании чудес святою страстотерпцу Христову
Романа и Давида" (нач.: "Не възможеть человек глаголати
и не насытиться око зьрети") и в "Чтении о житии и
погублении блаженную страстотерпцу Бориса и Глеба",
принадлежащем перу агиографа XI в. прп. Нестора
Печерского (нач.: "Владыко Господи, Вседержителю,
створивый небо и землю"), а также в ранних богослужебных
памятниках - проложном житии (нач.: "Мученик Борис бяше
из млады въздрасти") и 3 паремийных чтениях (нач.:
"Братия, в бедах пособиви бывайте"; "Слышав Ярослав, яко
отьць ему умре", "Стенам твоим, Вышегороде"). Некоторые
детали отразились и в древнейших церковных песнопениях
Бориса и Глеба. Время возникновения перечисленных
сочинений, их источники и сложные текстологические
взаимоотношения являются предметом продолжающихся
научных дискуссий.
Жизнь и гибель Бориса и Глеба
Названные источники, а также нек-рые
иностранные (прежде всего нем. хроника нач. XI в.
Титмара Мерзебургского) следующим образом описывают
обстоятельства жизни и гибели младших Владимировичей.
"Сказании, и страсти, и похвале святую мученику Бориса и
Глеба" и летописная повесть (текстологически тесно
связанные между собой) называют матерью Бориса и Глеба
некую "болгарыню", хотя на основании косвенных данных
неоднократно высказывалось предположение, что Борис и
Глеб были сыновьями Владимира от брака с визант.
царевной Анной (наиболее аргументированно эту гипотезу
развивает Поппе).
Судя по именам князей-страстотерпцев,
сведения об их болгарском происхождении по матери
заслуживают предпочтения: имя "Борис" - болгарского
корня, братья Борис II и Роман занимали болг. престол
соответственно в 969-971 и 977-991 гг., имя Давид также
известно в правившей династии Западноболгарского царства
во 2-й пол. X в. Возможно, "болгарыня" принадлежала к
болгарской царской фамилии и попала на Русь как пленница
в 90-х гг. X в., когда русские войска в качестве
союзников Византии участвовали в войне против болгар.
Менее вероятной представляется точка зрения, что дети от
"болгарыни" родились до брака св. Владимира с Анной,
заключенного в 988/89 г. (Мюллер), поскольку эта
гипотеза противоречит единодушному свидетельству всех
источников, что святые погибли юными.
Согласно "Сказании, и страсти, и похвале
святую мученику Бориса и Глеба" и летописи, при жизни
отца Б. занимал княжеский стол в Ростове, а Глеб - в
Муроме. Иначе изложено дело в "Чтении о житии и
погублении блаженную страстотерпцу Бориса и Глеба".
Здесь местом княжения Б. назван, по-видимому,
Владимир-Волынский, где Б. обосновался после женитьбы, а
Глеб представлен находившимся по малолетству при отце в
Киеве. Сделать решительный выбор в пользу той или иной
версии работавших примерно одновременно (в 70-80-х гг.
XI в.) авторов затруднительно. "Владимер" во фразе прп.
Нестора "Таче посла и потом отець на область Владимер"
(Абрамович. Жития. С. 6) вполне можно понять и как
название города, и как уточнение к "отець".
Однако 2-я трактовка плохо вписывается в
логику рассуждений прп. Нестора, который именно в
посажении Владимиром Борис на стол усматривает
первопричину гнева княжившего в Турове Святополка на
своего младшего брата. Борис, сидевший в далеком
Ростове, не представлял бы никакой угрозы для туровского
князя, тогда как вокняжение Бориса на Волыни могло
повести к уменьшению удела Святополка (Волынь и Туров
нередко представляли собой единый владельческий
комплекс) и во всяком случае ставило под угрозу связи
Святополка с польск. кн. Болеславом I, на дочери к-рого
был женат Святополк. Так или иначе, прп. Нестору,
писавшему в Киево-Печерском мон-ре, не мог не быть
знаком первоначальный вид созданной там же летописной
повести (менее вероятно его знакомство со "Сказании, и
страсти, и похвале святую мученику Бориса и Глеба"), и,
следовательно, он имел особые причины на то, чтобы
уклониться от изложенного в ней хода событий. "Чтении о
житии и погублении блаженную страстотерпцу Бориса и
Глеба" и "Сказании, и страсти, и похвале святую
мученику Бориса и Глеба" различаются и в др. деталях:
по рассказу "Чтении о житии и погублении блаженную
страстотерпцу Бориса и Глеба", Глеб спасается от
Святополка бегством, тогда как в "Сказании, и страсти, и
похвале святую мученику Бориса и Глеба" и летописи он,
подобно Борису, добровольно идет навстречу мученической
кончине. Очевидно, в сер.- 2-й пол. XI в. существовали
различные предания об обстоятельствах жизни и гибели
Бориса и Глеба, хотя попытки обнаружить следы
контаминации разноречивых элементов в самой "ростово-муромской"
версии (Шахматов) нельзя признать вполне убедительными.
Заслуживает внимания сообщение "Чтении о
житии и погублении блаженную страстотерпцу Бориса и
Глеба" об опасениях Святополка, что Владимир будто бы
собирался оставить Киев не старшему из сыновей (к тому
времени таковым был Святополк), а Бориса, именно поэтому
Владимир под конец жизни вывел Бориса из его княжения и
держал при себе (последнее подтверждается также
"Сказании, и страсти, и похвале святую мученику Бориса и
Глеба" и летописью). Похоже, Владимир шел на коренную
ломку традиц. порядка столонаследия, действительно видя
в Борисе своего преемника в обход старших сыновей,
возможно вслед. царского происхождения св. братьев, чем
объясняется и характерная "царская" топика применительно
к Борису в древнейшей службе ("цесарьскыим веньцем от
уности украшен, пребогатый Романе" и др.) и в ст. "О
Борисе, как бе възъръм", включенной в состав "Сказании,
и страсти, и похвале святую мученику Бориса и Глеба"
(Борис "млад... бе еще, светяся цесарьскы") (Абрамович.
Жития. С. 51, 136). Однако это намерение киевского князя
натолкнулось в 1013-1014 гг. на активное противодействие
его старших сыновей - Святополка Туровского и Ярослава,
сидевшего в Новгороде, что дает основание относить
обнародование планов Владимира относительно Бориса
примерно к 1012/13 г.
После кончины кн. Владимира (15 июля
1015) киевский стол по праву старшинства занял
Святополк, хотя и при не совсем ясных обстоятельствах
(по наиболее надежным данным - хронике Титмара,-
Владимир подверг Святополка заключению, в котором тот и
пребывал до самой смерти крестителя Руси). Эти события
застали Бориса возвращающимся во главе отцовской дружины
из похода на печенегов. Дружинники предложили князю
поддержать его в борьбе за киевский стол, однако Борис
отказался, не желая "възняти руки на брата своего
стареишаго" (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 132; Т. 2. Стб. 118; НПЛ.
С. 170).
После этого бо́льшая часть дружины
покинула Бориса (Впрочем, есть указания и на то, что
отношения Бориса с киевлянами не были безоблачными; так,
в Тверском сборнике XVI в., сохранившем и др.
отсутствующие в ПВЛ детали междоусобия 1015-1019 гг.,
читаем, что, когда ладья с телом убитого Бориса
причалила под Киевом, "киане же не приаша его, но
отпнухуша прочь" - ПСРЛ. Т. 15. Стб. 128.) Миролюбие
Бориса не остановило Святополка, пославшего неск. "вышегородских
болярцев" (видимо, Вышгород и был местом заключения
Святополка) на убийство младшего брата. Предупрежденный
о приближении убийц, Борис в своем шатре "пел заутренюю",
после молитвы лег на постель и затем был заколот. Вместе
с Борисом было убито немало его дружинников, в т.ч. св.
Георгий Угрин, прикрывший князя своим телом, но
некоторым удалось спастись (в частности, прп. Моисею
Угрину, брату св. Георгия; см. также ст. Ефрем
Новоторжский, прп.). Тело Бориса было доставлено в
Вышгород (ок. 15 км к северу от Киева) и погребено у
церкви св. Василия.
По данным собственно житийных
источников, Борис и его дружинники были убиты в
воскресенье 24 июля. Местом их гибели и "Сказании, и
страсти, и похвале святую мученику Бориса и Глеба", и
летопись называют стан Бориса на р. Льте (Альте), близ
Переяславля Русского. Полной уверенности в точности
данных о месте и дне страстотерпческой кончины Бориса
нет. В летописном рассказе дата отсутствует; кроме того,
по преданию, отразившемуся в "Сказании, и страсти, и
похвале святую мученику Бориса и Глеба" и летописи, как
раз на Льте и именно на месте убиения Бориса состоялась
в 1019 г. решающая битва Ярослава со Святополком. Это
совпадение усугубляется тем, что битва произошла "в
пяток", на который и приходилось 24 июля в 1019 г.
Сказанное дает повод подозревать, что топографическое и
хронологическое приурочение гибели Б. к месту и времени
сражения на Льте, возможно, имело место позже, при
формировании житийного предания, которое подчеркивало
роль Ярослава как мстителя за кровь братьев.
Вызванный обманом из Мурома, Глеб был
убит 5 сентября (и этой даты нет в летописной повести)
на пути в Киев, близ устья р. Смядыни, у Смоленска. По
"Чтении о житии и погублении блаженную страстотерпцу
Бориса и Глеба", Глеб находился в Киеве, бежал на север
(к Ярославу?) и был настигнут убийцами под Смоленском.
Тело юного князя похоронили на месте гибели. После
Бориса и Глеба был убит еще один Владимирович -
Святослав, княживший в Древлянской земле (к
северо-западу от Киева). Развязкой этой кровавой драмы
неизбежно должно было стать столкновение Святополка с
др. своим братом - новгородским князем Ярославом. Их
четырехлетняя протекавшая с переменным успехом борьба за
киевский стол завершилась летом 1019 г. упомянутой
битвой на Льте, в которой Ярослав одержал окончательную
победу. Через некоторое время (по "Чтении о житии и
погублении блаженную страстотерпцу Бориса и Глеба",
через год после водворения Ярослава в Киеве, т. е. в
1017 или 1020) по приказу Ярослава тело Глеба было
найдено и перезахоронено рядом с Борисом в Вышгороде.
Приобретшая в последнее время известную популярность
гипотеза, будто убийцей Бориса и Глеба был Ярослав (Н.
Н. Ильин, М. X. Алешковский, А. М. Членов, Поппе и др.),
опирается гл. обр. на сканд. Сагу об Эймунде - источник
поздний (кон. XIII в.), сбивчивый и скорее лит., чем
исторический, и не может быть признана серьезно
обоснованной.
Канонизация
События, связанные с зарождением
почитания Бориса и Глеба, известны благодаря "Сказании
чудес святою страстотерпцу Христову Романа и Давида" и
"Чтении о житии и погублении блаженную страстотерпцу
Бориса и Глеба", которые в этой части, видимо, восходят
к общему источнику - вышгородским записям. Некоторое
время могила Бориса и Глеба близ вышгородской церкви св.
Василия находилась в забвении или небрежении, судя по
тому, что 1-е знамение от мощей святых случилось, когда
некоему "варягу", нечаянно наступившему на могилу,
опалило ноги исшедшим из-под земли пламенем. "И отътоле
начаша не смети близ приступати, нъ с страхом
покланяахуся" (Абрамович. Жития. С. 53). Вскоре церковь
св. Василия сгорела, но все иконы и богослужебную утварь
удалось спасти, что было осознано как заступление св.
страстотерпцев. О случившемся сообщили киевскому князю
Ярославу Мудрому и митр. Иоанну I, к-рый в сопровождении
"клироса и всего поповьства" отправился в Вышгород и в
присутствии князя совершил всенощное бдение в часовне ("клетце
мале"), выстроенной над могилой Бориса и Глеба. После
того, как на месте сгоревшей церкви была выстроена
новая, тела святых по повелению и при участии
митрополита торжественно "изнесоша от земле". При этом
раки были вскрыты и засвидетельствованы нетленность
мощей и исходившее от них благоухание, затем раки
установили в новой церкви "над землею на деснеи стране".
От св. мощей начали происходить чудесные исцеления,
последовательность которых в "Сказании чудес святою
страстотерпцу Христову Романа и Давида" и "Чтении о
житии и погублении блаженную страстотерпцу Бориса и
Глеба" практически совпадает.
Чудеса 1-е ("О хромем" - исцеление
отрока вышгородского посадника Миронега) и 2-е ("О
слепьци") послужили для князя Ярослава основанием
выстроить по совету митр. Иоанна в Вышгороде большую
пятиглавую деревянную церковь во имя Бориса и Глеба,
освященную 24 июля, куда в тот же день были перенесены
мощи св. князей. На этот день, к которому приурочивалось
убиение Бориса, был установлен и ежегодный праздник
святым. На первой же литургии в новой церкви на глазах
князя и митрополита произошло 3-е чудо ("о хромем"). В
"Чтении о житии и погублении блаженную страстотерпцу
Бориса и Глеба" сообщается в этой связи об уставлении
Ярославом для поддержания клира только что построенной
церкви десятины от княжеских даней с Вышгорода. Далее и
в "Сказании чудес святою страстотерпцу Христову Романа и
Давида", и в "Чтении о житии и погублении блаженную
страстотерпцу Бориса и Глеба" (которое содержит еще и
рассказ о чуде избавления от оков узников "в некоем
граде") за сообщением о кончине Ярослава Мудрого следует
повествование о перенесении мощей Бориса и Глеба в 1072
г. в одноглавую церковь, построенную киевским князем
Изяславом Ярославичем ввиду ветхости храма Ярослава. Это
перенесение, наиболее полное описание к-рого сохранилось
в "Сказании чудес святою страстотерпцу Христову Романа и
Давида", было много торжественнее предыдущего: в нем
участвовали князья (Изяслав, Святослав, Всеволод
Ярославичи с сыновьями) и митр. Георгий со своим клиром,
ряд др. архиереев (Неофит Черниговский, Петр
Переяславский, Никита Белгородский, Михаил Юрьевский), а
также настоятели киевских мон-рей, среди к-рых был и прп.
Феодосий Печерский. Перенесение мощей состоялось 20 мая,
в неделю 7-ю по Пасхе, когда был установлен еще один
день поминовения Бориса и Глеба (указание на 2 мая в
Лаврентьевской летописи и родственных ей сводах
объясняется, по-видимому, контаминацией с датой
перенесения мощей в 1115).
Далее идут рассказы о новых чудесных
исцелениях: "о хроме и неме" (чудо 4-е), "о жене
сухоруце" (5-е) и "о слепьци" с участием вмч. Георгия
(6-е), причем в последнем в уста св. Георгия
вкладывается характеристика Бориса и Глеба как святых,
к-рым "дана благодать от Бога в стране сей земля Русьске
пращати и исцелити всяку страсть и недуг" (Абрамович.
Жития. с. 59-60). На этом похвалой святым заканчивается
"Чтении о житии и погублении блаженную страстотерпцу
Бориса и Глеба", а в "Сказании чудес святою
страстотерпцу Христову Романа и Давида" продолжается
описание событий, связанных с почитанием Бориса и Глеба
до 1115 г. включительно: неудачной попытки воздвигнуть
каменную церковь в честь св. страстотерпцев (начатая при
Святославе и завершенная при Всеволоде, она обрушилась
сразу же после окончания работ), несостоявшегося
аналогичного замысла киевского князя Святополка
Изяславича (1093-1113), окования позолоченным серебром
деревянной раки Бориса стяжанием Владимира Мономаха
(тогда князя переяславского) в 1102/03 г.,
восстановления рухнувшего каменного храма на средства
черниговского кн. Олега Святославича в 1112 г. (см.
Борисоглебская церковь в Вышгороде) и, наконец, после
смерти Святополка торжественного перенесения мощей
страстотерпцев в новую каменную церковь на Антипасху в
1115 г., 2 мая.
Перенесение мощей в большую пятиглавую
церковь при Ярославе описано как церковное прославление
новых мучеников (сообщение о написании иконы Боиса и
Глеба есть только в "Чтении о житии и погублении
блаженную страстотерпцу Бориса и Глеба"), поэтому была
бы важна его более или менее точная датировка, которая,
однако, оказывается крайне затруднительной.
Предположение Шахматова, поддержанное нек-рыми
исследователями, будто перенесение состоялось в 1020 или
1026 г., основано исключительно на допущении, что
церемония должна была непременно приходиться на
воскресный день, как то было в 1072 и 1115 гг. Но тому
же условию удовлетворяют и 1037, и 1043, и 1048 гг. Да и
вряд ли Ярослав, решив построить церковь в честь Бориса
и Глеба, стал бы дожидаться года, когда 24 июля совпало
бы с воскресеньем. Время святительства митр. Иоанна I,
которого в науке почему-то принято считать
предшественником упомянутого в летописи под 1039 г.
митр. Феопемпта, ничто не мешает отнести и к 40-м гг. XI
в., поэтому совершенно не обязательно датировать
построение Ярославовой ц. 30-ми гг. этого столетия
(Мюллер). Указание "Сказании чудес святою страстотерпцу
Христову Романа и Давида", что перенесение мощей Б. и Г.
в построенную Изяславом Ярославичем в 1072 г. церковь
имело место "минувшем (после чего? - А. Н.) летом 20"
(Абрамович. Жития. С. 55), едва ли можно соотносить с
моментом построения Ярославовой церкви, т. к. оно
пришлось бы в таком случае на точно
засвидетельствованное время святительства митр. Илариона
(1051 - не позднее 1054), а не Иоанна. Очевидно, это
указание имеет в виду кончину Ярослава, что больше
оправдано и контекстом повествования. Если помимо
сказанного принять во внимание молчание о Борисе и Глебе
в "Похвале кн. Владимиру" митр. Илариона, датировка
к-рой колеблется от 1037 до 1050 г., то наиболее
вероятным временем перенесения мощей при Ярославе и
учреждения праздника Бориса и Глеба 24 июля придется
признать 2-ю пол. 40-х гг. XI в.
Эта датировка находит себе подтверждение
в княжеском именослове. Самые ранние из многочисленных
наречений княжичей именами новых святых в семействах как
Ярославичей (Глеб, Давид, Роман Святославичи, Давид
Игоревич, Борис Вячеславич), так и полоцкого кн.
Всеслава Брячиславича (Глеб, Давид, Борис, Роман)
определенно относятся еще ко времени жизни Ярослава
Мудрого (Глеб Святославич родился не позднее 1050/51,
Глеб и Давид, коль скоро именно они были старшими
сыновьями Всеслава Полоцкого, не позднее 1053/54), тогда
как родившиеся в 1036 г. и неск. ранее двое младших
сыновей самого Ярослава были наречены Вячеславом и
Игорем, что плохо согласуется с предположением о
канонизации Боиса и Глеба при митрополите Иоанне, если
последний был предшественником Феопемпта. В то же время
следует учесть, что сохранившиеся печати Давида
Игоревича, родившегося в 50-х гг. XI в., несут на себе
изображение не Глеба-Давида, а пророка Давида (Янин В.
Л. Актовые печати Древней Руси Х-XV вв. М., 1970. Т. 1.
№ 26-28; 1998. Т. 3 [в соавт. с П. Г. Гайдуковым]. С.
21-22, 115).
Это наводит на мысль, что названные
наречения состоялись еще до внесения имен Бориса-Романа
и Глеба-Давида в святцы, хотя и были следствием
почитания князей-мучеников в рамках княжеского рода. В
таком случае установление праздника 24 июля при Ярославе
следовало бы расценивать как местную канонизацию внутри
Киевской епархии (в к-рую входил Вышгород), а общерус.
прославление отнести к 1072 г. Датировка общерус.
канонизации 1088 г. (А. Н. Ужанков) выглядит
неоправданно поздней и основывается на весьма спорной
предпосылке, будто "Чтении о житии и погублении
блаженную страстотерпцу Бориса и Глеба" стало первым
житийным произведением о Борисе и Глебе, тогда как
"Сказании, и страсти, и похвале святую мученику Бориса и
Глеба" таковым быть якобы не могло (так думал и С. А.
Бугославский); против говорит и упоминание Бориса и
Глеба в перечне святых в берестяной грамоте № 906, к-рая
стратиграфически приходится на 3-ю четв. XI в. (Янин В.
Л., Зализняк А. А. Берестяные грамоты из раскопок 1999
г. // ВЯ. 2000. № 2. С. 6).
Александр Назаренко
Фрагмент статьи из 6-го тома
"Православной энциклопедии", с. 44-60
Седмица - 06.08.2012.
***
Молитва святым страстотерпцам князьям Борису и Глебу, в крещении Роману и Давиду:
-
Молитва святым страстотерпцам князьям Борису и
Глебу, в крещении Роману и Давиду. Святые
князья Борис и Глеб предпочли принять смерть от рук
убийц, подосланных братом Святополком Окаянным,
нежели воспротивиться насилию, и тем положить начало
междоусобной брани. Этим страстотерпцам молятся об
умиротворении Отечества, о добром нраве властей и
правителей, о сохранении от междоусобицы, о
даровании мужества перед лицом смертельной опасности
Акафист страстотерпцам князьям Борису и Глебу:
Каноны страстотерпцам князьям Борису и Глебу:
Житийная и научно-историческая литература о страстотерпцах князьях Бориса и Глеба:
|
