Блондинка на джипе
Отец Виталий отчаянно сигналил вот уже
минут десять. Ему нужно было срочно уезжать на собрание
благочиния, а какой-то громадный черный джипище надежно
"запер" его "шкоду" на парковочке около дома. "Ну что за
люди?! – мысленно возмущался отец Виталий – Придут,
машину бросят, где попало, о людях совсем не думают! Ну
что за бестолочи?!"
В мыслях он рисовал себе сугубо мужской
разговор с владельцем джипа, которого представлял себе
как такого же огромного обритого дядьку в черной кожаной
куртке. "Ну, выйдет сейчас! Ну, я ему скажу!" – кипел
отец Виталий, безнадежно оглядывая двери подъездов – ни
в одном из них не было ни намека на хоть какие-то
признаки жизни.
Тут наконец-то одна дверь звякнула
пружиной и начала открываться. Отец Виталий вышел из
машины, намереваясь высказать недоумку все, что о нем
думает. Дверь открылась и на крыльцо вышла … блондинка.
Типичная представительница легкомысленных дурочек в
обтягивающих стройненькие ножки черных джинсиках, в
красной укороченной курточке с меховым воротником и
меховыми же манжетами, деловито цокающая сапожками на
шпильке.
- Ну чё ты орешь, мужик? – с интонацией
Верки Сердючки спросила она, покручивая на пальчике
увесистый брелок. Накрашенные и явно нарощенные
ресничищи взметнулись вверх как два павлиньих хвоста над
какими-то неестественно зелеными кошачье-хищными
глазками. Шиньон в виде длинного конского хвоста дерзко
качнулся от плеча до плеча.
- Ну ты чё, подождать не можешь? Видишь,
люди заняты!
- Знаете ли, я тоже занят и тороплюсь по
очень важным делам! – изо всех сил стараясь сдерживать
эмоции, ответил отец Виталий блондинке, прошествовавшей
мимо него весьма интересной походкой. Блондинка открыла
машину ("Интересно, как она только управляется с такой
громадиной?" – подумал отец Виталий) и стала рыться в
салоне, выставив к собеседнику обтянутый джинсами тыл.
- Торопится он… – продолжила монолог
девушка. – Чё те делать, мужик? – тут она, наконец,
повернулась к отцу Виталию лицом. Несколько мгновений
она смотрела на него, приоткрыв пухлые губки и хлопая
своими гигантскими ресницами.
– О, – наконец, сказала она – Поп, что
ли? Ну все, день насмарку! – как-то достаточно
равнодушно, больше для отца Виталия, чем для себя,
сказала она и взобралась в свой автомобиль, на фоне
которого смотрелась еще более хрупкой. Ручка с длинными
малиновыми коготками захлопнула тяжелую дверь, через
пару секунд заурчал мотор. Стекло водительской двери
опустилось вниз, и девушка весело крикнула:
- Поп, ты бы отошел бы, что ли, а то
ведь перееду и не замечу!
Отец Виталий, кипя духом, сел в свою
машину. Джип тяжело развернулся и медленно, но уверенно
покатил к дороге. Отцу Виталию надо было ехать в ту же
сторону. Но чтобы не плестись униженно за обидчицей, он
дал небольшой крюк и выехал на дорогу с другой стороны.
***
Читайте также по теме:
***
Отец Виталий за четыре года своего
служения повидал уже много всяких-разных людей, верующих
и не верующих, культурных и невоспитанных,
интеллигентных и хамов. Но, пожалуй, никто из них не
вводил его в состояние такой внутренней беспомощности и
такого неудовлетворенного кипения, как эта блондинка. Не
то что весь день – вся неделя пошла наперекосяк. Чем бы
батюшка не занимался, у него из головы не выходила эта
меховая блондинка на шпильках. Ей танково-спокойное
хамство напрочь выбило его из того
благодушно-благочестивого состояния, в котором он
пребывал уже достаточно долгое время. И, если сказать
откровенно, отец Виталий уже давно думал, что никто и
ничто не выведет его из этого блаженного пребывания во
вседовольстве. А тут – на тебе. Унизила какая-то
крашеная пустышка, да так, что батюшка никак не мог
найти себе место.
Был бы мужик – было бы проще. В
конце-концов, с мужиком можно и парой тумаков
обменяться, а потом, выяснив суть да дело, похлопать
друг друга по плечу и на этом конфликт был бы исчерпан.
А тут – девчонка. По-мужски с ней никак не разобраться,
а у той, получается, все руки развязаны. И не ответишь,
как хотелось бы – сразу крик пойдет, что поп, а
беззащитных девушек оскорбляет.
Матушка заметила нелады с душевным
спокойствием мужа. Батюшка от всей души нажаловался ей
на блондинку.
- Да ладно тебе на таких-то внимание
обращать, – ответила матушка. – Неверующая, что с неё
взять? Ни ума, ни совести.
- Это точно, – согласился отец Виталий.
– Была бы умная, так себя бы не вела.
Отец Виталий начал было успокаиваться,
как жизнь преподнесла ему еще один сюрприз. Как нарочно,
он стал теперь постоянно сталкиваться с блондинкой во
дворе. Та как будто специально поджидала его. И как
нарочно старалась досадить батюшке. Если они встречались
в дверях подъезда, то блондинка первая делала шаг
навстречу, и отцу Виталию приходилось сторониться, чтобы
пропустить её, да еще и дверь придерживать, пока эта
красавица не продефилирует мимо, поводя высоким бюстом и
цокая своими вечными шпильками. Если отец Виталий ставил
под окном машину, то непременно тут же, словно ниоткуда,
появлялся большой черный джип и так притирался к его
"шкоде", что батюшке приходилось проявлять чудеса
маневрирования, чтобы не задеть дорогого "соседа" и не
попасть на деньги за царапины на бампере. Жизнь отца
Виталия превратилась в одну сплошную мысленную войну с
блондинкой.
Даже тематика его проповедей изменилась.
Если раньше батюшка больше говорил о терпении и
смирении, то теперь на проповедях он клеймил позором
бесстыдных женщин, покрывающих лицо слоями штукатурки и
носящих искусственные волосы, чтобы уловлять в свои сети
богатых мужчин и обеспечивать себе безбедную жизнь своим
бесстыдным поведением. Он и сам понимал, что так просто
изливает свою бессильную злобу на блондинку. Но ничего
не мог с собой поделать. Даже поехав на исповедь к
духовнику, он пожаловался на такие смутительные
обстоятельства жизни, чего прежде никогда не делал.
- А что бы ты сказал, если бы к тебе на исповедь пришел
бы твой прихожанин и пожаловался на такую ситуацию? –
спросил духовник. Отец Виталий вздохнул. Что бы он
сказал? Понятно, что – терпи, смиряйся, молись… Впервые
в жизни он понял, как порой нелегко, да что там –
откровенно тяжело исполнять заповеди и не то что любить
– хотя бы не ненавидеть ближнего.
- Я бы сказал, что надо терпеть, –
ответил отец Виталий. Духовник развел руками.
- Я такой же священник, как и ты.
Заповеди у нас у всех одни и те же. Что я могу тебе
сказать? Ты сам все знаешь.
"Знать-то знаю, – думал отец Виталий по
дороге домой. – Да что мне делать с этим знанием? Как
исповедовать, так совесть мучает. Людей учу, а сам врага
своего простить не могу. И ненавижу его. В отпуск, что
ли, попроситься? Уехать на недельку в деревню к отцу
Сергию. Отвлечься. Рыбку половить, помолиться в тишине…"
Но уехать в деревню ему не пришлось.
Отец Сергий, его однокашник по семинарии, позвонил
буквально на следующий день и сообщил, что приедет с
матушкой на пару деньков повидаться. Отец Виталий был
несказанно рад. Он взбодрился и даже почувствовал
какое-то превосходство над блондинкой, по-прежнему
занимавшей его ум, и по-прежнему отравлявшей ему жизнь.
В первый же вечер матушки оставили мужей одних на кухне,
чтобы те могли расслабиться и поговорить "о своем, о
мужском", а сами уединились в комнате, где принялись
обсуждать свои сугубо женские заботы.
"За рюмочкой чайку" беседа текла сама
собою, дошло дело и до жалоб отца Виталия на блондинку,
будь она неладна.
- С женщинами не связывайся! –
нравоучительно сказал отец Сергий. – Она тебя потом со
свету сживет. Ты ей слово – она тебе двадцать пять. И
каждое из этих двадцати пяти будет пропитано таким ядом,
что мухи на лету будут дохнуть.
- Да вот, стараюсь не обращать внимания,
а не получается, – сетовал отец Виталий.
- Забудь ты про неё! Еще мозги свои на
неё тратить. Таких, знаешь, сколько на белом свете?
Из-за каждой переживать – себя не хватит. Забудь и
расслабься! Ты мне лучше расскажи, как там отец диакон
перед владыкой опарафинился. А то слухи какие-то ходят,
я толком ничего и не знаю.
И отец Виталий стал рассказывать другу
смешной до неприличия случай, произошедший на
архиерейской службе пару недель назад, из-за которого
теперь бедный отец диакон боится даже в храм заходить.
Утром отец Виталий проснулся бодрым и
отдохнувшим. Все было прекрасно и сама жизнь была
прекрасной. Горизонт был светел и чист и никакие
блондинки не портили его своим присутствием. Отец Сергий
потащил его вместе с матушками погулять в городской
парк, а потом был замечательный обед и опять милые, ни к
чему не обязывающие разговоры. Ближе к вечеру гости
собрались в обратный путь. Отец Виталий с матушкой и
двухлетним сынком Феденькой вышли их проводить.
- Отца Георгия давно видел? – спросил
отец Виталий.
- Давно, месяца три, наверное. Как на
Пасху повидались, так и все. Звонил он тут как-то,
приглашал.
- Поедешь? – спросил отец Виталий.
- Да вот на всенощную, наверное, поеду,
– ответил отец Сергий. И собеседники разом замолчали,
потому что в разговор вклинился странный, угрожающий
рев, которого здесь никак не должно было быть. Несколько
мгновений они смотрели друг на друга, словно надеялись,
что тот, второй, объяснит, в чем дело. За их спинами
медленно проехал большой черный джип, но звук этот
исходил не от него. И тут в тихий двор ворвалась смерть.
Она неслась на людей в образе огромного многотонного
грузовика, невесть откуда взявшегося здесь, в тихом
провинциальном дворе. Священники молча смотрели на
стремительно приближающийся КАМАЗ. Отлетела в сторону
урна, выдранная из земли скамейка разлетелась в щепки.
"Зацепит или нет?" – успел подумать отец Виталий,
мысленно прикидывая возможную траекторию движения
машины.
И тут что-то светленькое мелькнуло на
дорожке. Феденька выбежал на асфальт за укатившимся
мячиком. Ни отец Сергий, ни отец Виталий, ни обе матушки
не успели даже понять и сообразить, что надо сделать,
чтобы спасти ребенка, да, наверное, и не успели бы
ничего сделать. Их опередил тот самый джип, который
секунду назад проехал мимо. Они увидели, что машина,
взревев мотором, резко рванула вперед прямо в лоб
КАМАЗу.
Оглушительный грохот, страшный, рвущий
нервы скрежет металла, звук лопающихся стекол – все это
свершилось мгновенно. Обломки попадали на землю. Асфальт
был покрыт слоем осколков от фар. Куски бампера,
решетки, еще чего-то усеяли все вокруг. А затем
наступила звенящая тишина, которую не смогла нарушить
даже стая голубей, испуганно вспорхнувшая с крыши и тут
же усевшаяся на другую крышу. И посреди всего этого
хаоса стоял Феденька и ковырял пальцем в носу. С
недоумением смотрел он на груду металла, в которую
превратился джип, а потом оглянулся на родителей, словно
спрашивая, что же такое тут произошло?
Первой очнулась матушка отца Сергия. Она
бросилась к мальчику и на руках вынесла его из кучи
осколков. Матушка отца Виталия лежала в обмороке. К
машинам бежали картежники – выручать людей. КАМАЗ
открыли сразу и вытащили на асфальт мертвое тело
водителя. Судя по следам крови на лобовом стекле, он
погиб от удара головой об него. А двери джипа, смятые и
вдавленные, открыть не удавалось. За темными стеклами не
было возможно ничего разглядеть. Джип "ушел" в грузовик
по самое лобовое стекло. Кто-то из местных
автомобилистов поливал джип из огнетушителя – на всякий
случай.
Спасатели и две "скорых" подъехали через
20 минут. Джип пришлось резать, чтобы извлечь из него
водителя. Подъехали гаишники, стали опрашивать
свидетелей. Мало кто чего мог сказать, все сходились в
одном – во двор влетел неуправляемый КАМАЗ и врезался в
джип.
- Да, ему тут и деваться-то некуда, –
согласился один из гаишников, оглядев двор.
- Не так все было, – вдруг раздался
голос старика Михалыча. Он подошел к гаишникам, дымя
своей вечной цигаркой. – Я все видел, я вон тама сидел,
– показал он рукой на свою голубятню.
- Что Вы видели? – спросил гаишник,
покосившись на смрадный окурок.
- Да джип-то энтот, он ехал просто так,
когда КАМАЗ-то выскочил. Он, может, и свернул бы куда, а
вон сюда, хотя бы, – дед Михалыч кивнул на проулочек –
Ведь когда КАМАЗ-то выехал, джип-то вот здесь как раз и
был. Да тут вон какое дело-то… Ребятенок ихний на дорогу
выскочил. И джип-то, он вперед-то и рванул, чтобы,
значит, ребятенка-то спасти. А иначе – как его
остановишь-то, махину такую?
- То есть, водитель джипа пошел на
лобовое столкновение, чтобы спасти ребенка? – чуть
помолчав, спросил гаишник.
- Так и есть, – кивнул дед. – С чего бы
ему иначе голову-то свою подставлять? Время у него было,
мог он отъехать, да вот, дите пожалел. А себя, значицца,
парень подставил.
Люди молчали. Дед Михей открыл всем
такую простую и страшную правду о том, кого сейчас
болгарками вырезали из смятого автомобиля.
- Открывай, открывай! – раздались
команды со стороны спасателей. – Держи, держи! Толя,
прими сюда! Руку, руку осторожней!
Из прорезанной дыры в боку джипа трое
мужчин вытаскивали тело водителя. Отец Виталий подбежал
к спасателям:
- Как он?
- Не он – она! – ответил спасатель. Отец
Виталий никак не мог увидеть лица водительницы – на
носилках все было красным и имело вид чего угодно,
только не человеческого тела. "Кто же это сделал такое?
– лихорадочно думал отец Виталий. – Она же Федьку моего
спасла… Надо хоть имя узнать, за кого молиться…" Вдруг
под ноги ему упало что-то странное. Он посмотрел вниз.
На асфальте лежал хорошо знакомый ему блондинистый
конский хвост. Только теперь он не сверкал на солнце
своим синтетическим блеском, а валялся грязный, в
кровавых пятнах, похожий на мертвое лохматое животное.
Оставив на попечение тещи спящую после
инъекции успокоительного матушку и так ничего и не
понявшего Федю, отец Виталий вечером поехал в больницу.
- К вам сегодня привозили девушку после
ДТП? – спросил он у медсестры.
- Карпова, что ли?
- Да я и не знаю, – ответил отец
Виталий. Медсестра подозрительно посмотрела на него:
- А Вы ей кто?
Отец Виталий смутился. Кто он ей? Никто.
Еще меньше, чем никто. Он ей враг.
- Мы посторонним информацию не даем! –
металлическим голосом отрезала медсестра и уткнулась в
какую-то книгу. Отец Виталий пошел по коридору к выходу,
обдумывая, как бы разведать о состоянии этой Карповой, в
один миг ставшей для него такой близкой и родной. Вдруг
прямо на него из какой-то двери выскочил молодой мужчина
в медицинском халате. "Хирург-травмотолог" – успел
прочитать на бейдже отец Виталий.
- Извините, Вы не могли бы сказать, как
состояние девушки, которая после ДТП? Карпова.
- Карпова? Она прооперирована, сейчас
без сознания в реанимации. Звоните по телефону, Вам
скажут, если она очнется, – оттараторил хирург и умчался
куда-то вниз.
Всю следующую неделю отец Виталий ходил
в больницу. Карпова так и не приходила в себя. По
нескольку раз на дню батюшка молился о здравии рабы
Божией, имя же которой Господь знает. Он упрямо вынимал
частицы за неё, возносил сугубую молитву и продолжал
звонить в больницу, каждый раз надеясь, что Карповой
стало лучше. Отец Виталий хотел сказать ей что-то
очень-очень важное, что рвалось у него из сердца.
Наконец, в среду вечером, ему сказали, что Карпова
пришла в себя. Бросив все дела, отец Виталий, прихватив
требный чемоданчик, помчался в больницу. Едва поднявшись
на второй этаж, он столкнулся с тем же хирургом,
которого видел здесь в первый день.
- Извините, Вы могли бы мне сказать, как
состояние Карповой? – спросил батюшка.
- Понимаете, мы даем информацию только
родственникам, – ответил хирург.
- Мне очень нужно, – попросил отец
Виталий. – Понимаете, она моего ребенка спасла.
- А, слышал что-то… Пошла в лобовое,
чтобы грузовик остановить… Понятно теперь… К сожалению,
ничего утешительного сказать Вам не могу. Мы ведь её
буквально по кускам собрали. Одних переломов семь, и все
тяжелые. С такими травмами обычно не живут. А если и
выживают – до конца жизни прикованы к постели. Молодая,
может, выкарабкается.
- А можно мне увидеть её?
Врач окинул священника взглядом.
- Ну, вон халат висит – возьмите, – со
вздохом сказал он. – Я Вас провожу. И никому ни слова.
Отец Виталий вошел в палату. На кровати
лежало нечто, все в бинтах и на растяжках. Краем глаза
он заметил на спинке кровати картонку: Карпова Анна
Алексеевна, 1985 г.р. Батюшка подставил стул к кровати,
сел на него и наклонился над девушкой. Лицо её было
страшное, багрово-синее, распухшее. Девушка приоткрыла
глаза. Глаза у неё были обычные, серые. Не было в них ни
наглости, ни хищности. Обычные девчачьи глаза.
- Это Вы? – тихо спросила она.
- Да. Я хочу поблагодарить Вас. Если я
могу как-то помочь Вам, скажите.
- Как Ваш малыш? – спросила Аня.
- С ним все в порядке. Он ничего не
понял. Если бы не Вы…
- Ничего, – ответила Аня.
Наступила тишина, в которой попискивал
какой-то прибор.
- Вы, правда, священник? – спросила Аня.
- Да, я священник.
- Вы можете отпустить мне грехи? А то
мне страшно.
- Не бойтесь. Вы хотите исповедоваться?
- Да, наверное. Я не знаю, как это
называется.
- Это называется исповедь, – отец
Виталий спешно набросил епитрахиль. – Говорите мне все,
что хотите сказать. Я Вас слушаю очень внимательно.
- Я меняла очень много мужчин, – сказала
Аня после секундной паузы. – Я знаю, что это плохо, –
она чуть помолчала. – Еще я курила.
Отец Виталий внимательно слушал исповедь
Ани. Она называла свои грехи спокойно, без слезливых
истерик, без оправданий, без желания хоть как-то
выгородить себя. Если бы батюшка не знал, кто она, то
мог бы подумать, что перед ним глубоко верующий,
церковный, опытный в исповеди человек. Такие исповеди
нечасто приходилось принимать ему на приходе – его
бабушки и тетушки обычно начинали покаяние с жалоб на
ближних, на здоровье, с рассуждений, кто "правее"… Либо
это было непробиваемое "живу, как все".
Аня замолчала. Отец Виталий посмотрел на
неё – она лежала с закрытыми глазами. Батюшка хотел уже
было позвать сестру, но девушка опять открыла глаза.
Было видно, что она очень утомлена.
- Все? – спросил отец Виталий.
- Я не знаю, что еще сказать, – ответила
Аня. Священник набросил ей на голову епитрахиль и
прочитал разрешительную. Некоторое время они оба
молчали. Потом Аня с беспокойством спросила:
- Как Вы думаете – Бог простит меня?
- Конечно, простит, – ответил батюшка. –
Он не отвергает идущих к Нему.
Тут Аня улыбнулась вымученной
страдальческой улыбкой.
- Мне стало лучше, – тихо сказала она и
закрыла глаза. Тишина палаты разрушилась от резкого
звонка. В палату вбежала медсестра, потом двое врачей,
началась суматоха, отчаянные крики "Адреналин!". Отец
Виталий вышел из палаты и сел в коридоре на стул. Он
думал о Вечности, о смысле жизни, о людях. От мыслей его
заставила очнуться вдруг наступившая тишина. Двери
палаты широко раскрыли и на каталке в коридор вывезли
что-то, закрытое простыней. Отец Виталий встал, провожая
взглядом каталку. "Я же не попросил у неё прощения!" – с
отчаянием вспомнил он.
Через два года у отца Виталия родилась
дочка. Девочку назвали Аней.
Лилия Малахова
Матроны.Ru
- 07.12.2011.
|
