К кому приходит рак: психосоматические причины онкологии
Часто онкологическим заболеваниям
предшествует ощущение, что ты никому не нужен, не
востребован ни на работе, ни в семье. Люди, которые во
время болезни борются с этим ощущением и ставят
конкретные цели за пределами своего заболевания, часто,
преодолев болезнь, живут насыщенно и достаточно долго,
утверждает Александр Данилин, психотерапевт ПНД № 23,
ведущий программы "Серебряные нити" на "Радио России". О
психосоматических причинах онкологии и возможности
преодолеть болезнь он рассказал Милосердие.Ru.
Все начинается с ощущения, что ты
перестал быть солью земли?
"Вы - соль земли. Если же соль потеряет
силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему
негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям.
Вы - свет мира. Не может укрыться город, стоящий на
верху горы. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом,
но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит
свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела
и прославляли Отца вашего Небесного" (Мф. 5:16-16).
***
Я как психотерапевт могу говорить именно
о психосоматических проблемах, то есть о том, как
душевное переживание может вызвать ту или иную
соматическую реакцию. Конечно, любая болезнь, даже
элементарная простуда, меняет наши жизненные планы,
иногда существенно, иногда нет, и какую-то тревогу
человек испытывает. Но это уже последствия, а
психосоматика все формы онкологических заболеваний
рассматривает как первичное проявление нежелания
человека жить. Нежелания внутреннего, скрытого,
неосознанного.
Понятно, что рак – не суицид, но
существует много форм человеческого поведения, которые
по сути есть медленное самоубийство. Например, запойное
пьянство или табакокурение. Подростки, начинающие тайком
покуривать, могут не знать, но любой взрослый курильщик
знает, что это с большой долей вероятности может
привести к опухоли, тем не менее многие продолжают
курить.
Может быть, сейчас что-то изменилось, но
еще 10 лет назад, когда я регулярно бывал в онкоцентре,
онкологи курили очень много. Приходил в центр – из всех
дверей легочного отделения дым шел клубами.
Я тоже курильщик, хотя понимаю, что
рискую. Как объяснить курение врачей, которые ежедневно
сталкиваются с последствиями этой привычки? В этом,
думаю, есть и амбиции врача. Мол, я-то врач, смогу
преодолеть в себе эту болезнь, всем нельзя, а мне можно.
И в моем курении, несомненно, есть элемент таких
амбиций. С другой стороны, курение – псевдомедитация,
возможность уйти в себя. Это отдельная тема, сейчас я
хотел бы поговорить о душевных переживаниях.
Клетки
раковой опухоли толстой кишки (иллюстрация Science Photo
Library)
С онкологией я близко столкнулся в
девяностые годы прошлого века, когда почти все наши с
женой родители умерли от разного вида опухолей. Как вы
помните, тогда жизнь в стране резко изменилась. Я
заметил, что многие люди тогда испытывали страх (не
отчаяние, а именно страх), и начал понимать, что мой
отец, тесть, теща где-то в глубине души не хотели жить в
новом мире, который им предлагался.
Для большинства людей очень важен их
жизненный статус, самоидентификация. Особенно это важно
в нашем возрасте, в среднем. Мы понимаем, что жизнь еще
не кончается, но начинает двигаться к закату, и в это
время человеку особенно важно понять, кто он, чего
достиг, может ли обозначить свой статус словами: "я
известный врач" или "я известный журналист" и т.д. Слово
"известный" здесь имеет большое значение для многих –
даже если они это скрывают, хочется людям, чтобы такое
прилагательное, означающее меру их влиятельности,
существовало.
Любую экзистенциальную проблему можно
выразить только метафорой. Для данной ситуации мне
кажутся наиболее подходящими слова Христа: "Вы соль
земли". Они мне с первого прочтения Евангелия запали в
душу. Считаю, что рак настигает человека, который
начинает ощущать, что он больше не соль земли.
Все мы знаем, что соль придает пище
вкус. Но до эпохи холодильников она также помогала еде
сохраниться – другого способа сохранения продуктов
просто не было. Поэтому во всех культурах соль была
символом заботы. Обмениваясь солью, люди подчеркивали
свою близость и способность хранить друг друга. Так вот,
когда человек ощущает, что его творчество, плоды его
труда никому не нужны или что ему больше некого хранить,
очень часто у него появляется опухоль.
Например, моя бабушка была
хранительницей большой семьи – я и с троюродными, и с
четвероюродными братьями-сестрами поддерживал связь. Она
всегда чувствовала себя хранительницей, и действительно
после ее смерти семья распалась, со многими дальними
родственниками связь потерялась. То есть для ощущения
себя солью земли необязательна широкая известность или
востребованность, но хотя бы на уровне семьи, самых
близких людей – родителей, мужа, жены, детей, внуков или
друзей – она нужна всем. И я не думаю, что уместно
говорить о гордыне. Рак настигает и гордецов, и людей
скромных, смиренных. Мне ближе метафора "соль земли".
И человеку творческой профессии –
писателю, художнику, композитору – очень важно понимать
(даже если он делает вид, что ему все равно), что его
будут читать, смотреть, слушать еще долго. Художники (в
широком смысле слова), которые в это верят, часто и
живут долго, а вот те, кто надеется, что написанная
книга, картина, музыка тут же принесет славу, часто
болеют и умирают относительно рано.
Конечно, какой-то добрый отзыв нужен
хотя бы от кого-то: от жены, мужа, детей, от тех, с кем
есть связи. Но часто в реальности, особенно сегодня, все
так поглощены своими делами, что им даже "некогда"
сказать другому доброе слово о том, что хоть он и вышел
на пенсию, мы помним и ценим его "роль в истории" -
вклад в науку или искусство или заботу о семье.
Не все могут измениться вместе с жизнью
Ощущение, что ты перестал быть солью,
появляется в разных ситуациях: у кого-то оно связано с
выходом на пенсию, у кого-то – с рабочим спадом,
творческим кризисом. В 1990-е годы, когда Ельцин
фактически закрыл КГБ – там прошли большие сокращения,
некоторые управления ликвидировали, - вне системы, вне
конторы оказалось огромное количество "черных
полковников" (они могли быть и подполковниками, и даже
майорами, но суть не в этом). О них заботились,
предлагали открыть фирмы или брали в уже открывшиеся
заместителями, в общем, устраивали их, насколько мне
известно, вполне неплохо.
Но есть огромная разница между жизнью
полковника или подполковника в инженерном управлении КГБ
и жизнью директора или замдиректора фирмы. Жизнь
директора или замдиректора фирмы – это постоянная суета,
беготня, организация, продажи-перепродажи, в общем, все
прелести нашего так называемого бизнеса. А не все это
могут. В принципе не все. Не знаю, могу ли я. И вот эти
люди вдруг стали распадаться на наркологических и
онкологических больных – или они спивались, или у них
появлялись опухоли.
Разумеется, не все заболели, но очень
многие – вспышка была, мне сами онкологи об этом
говорили. Ситуация понятна. Эти люди, чуть ли не
единственные в стране, жили если не при коммунизме, то
точно при социализме. У них с самого начала службы была
вполне прогнозируемая карьера, относительно недолгая
очередь на квартиру, машину, путевки в хорошие санатории
– в общем, понятные и довольно выгодные правила игры.
Получали они ненамного больше простых советских
служащих, но благодаря льготной системе снабжения были
избавлены от той житейской суеты, на которую все мы
тратим значительную часть времени.
***
Читайте также:
***
И вдруг они не по своей воле вернулись в
эту суету. Для многих это оказалось непереносимо. Дело
не в гордыне, не в болезненном самолюбии. Я со многими
из них общался, у кого-то, конечно, была гордыня, но
далеко не у всех. Проблема не в бешеном самолюбии, а в
том, что они не подходили этому миру, не могли понять
взаимоотношения в нем. Надо было что-то в себе изменить,
чтобы стать новым человеком – членом потребительского
общества. Мало кто смог справиться с этой задачей.
Это один из примеров. Мой папа был
настоящим верующим советским человеком. Инженер,
беспартийный, он не имел никаких льгот, жил только на
зарплату, но искренне верил, что советская власть лучшая
в мире. Бессребреник, напрочь лишенный гордыни, всегда
поступавший по совести и меня этому учивший.
И вот в середине 1980-х, когда я уже жил
отдельно, он читал только что опубликованных в "Дружбе
народов" "Детей Арбата" Рыбакова, звонил мне ночью и
спрашивал меня – 25-летнего сына: "Саша, это правда
было? Правда то, что он пишет?"
Он умер от рака. Мир, где правда
перевернулась на 180 градусов, требовал совершенно
другого человека, человека какой-то другой веры. Что
такое христианство, папа, в отличие от меня не знал, и
относился к этому с юмором. Такой здоровый советский
инженер. Кстати, беспартийный, но веривший в коммунизм,
в советскую власть. Думаю, он тоже встал перед
необходимостью стать совсем другим потому, что его схема
жизни – на 120 рублей – уже в конце 1980-х не давала
жить и, как вы понимаете, не давала она жить честно, в
ладу с совестью.
При всей разности судеб и от "черных
полковников", и от папы требовалось некоторое
перерождение. Например, я много чем занимался –
онкопсихологией, наркологией, психотерапией, - но во
всех этих областях применимо мое образование, мой опыт.
Ни разу не возникало необходимости поменять все
кардинально, стать другим.
Большинство тех, кто приходил ко мне в
группы по онкопсихологии (сейчас мы в московском ПНД №
23 планируем продолжить эту практику), по разным
причинам оказывались перед экзистенциальной
необходимостью буквально стать другими, чтобы устроиться
в этом мире (не в материальном смысле, а в духовном или
психологическом), но не находили для этого сил. А для
меня как для психотерапевта (я же не онколог) главное в
лечении рака – цели, которые ставит себе человек на
будущее за пределами своей болезни.
Понятно, что все мы смертны, более того,
это необходимо для нашего развития, творчества. Если бы
мы узнали, что мы бессмертны (я говорю о земной жизни),
немедленно остановились бы. Куда спешить, если у нас
неограниченный запас времени? Книгу или симфонию потом
напишу, когда-нибудь, а сейчас лучше полежу на
диванчике.
Смерть необходима, чтобы мы действовали.
У нас есть неопределенный, но точно краткий отрезок
времени, чтобы мы успели стать солью земли. Поэтому
главное в лечении онкологии – установить какую-то
задачу.
Изначально целей может быть две: забота
о других людях либо творчество, которое эту заботу
неминуемо в себя включает. Любое творчество имеет смысл,
когда человек творит для других, чтобы подарить им
красоту, открыть им что-то новое об окружающем мире.
Думаю, если бы существовал реальный
Дориан Грей, вместивший свою жизнь в портрет, он бы умер
от рака. Потому что такое творчество бесплодно.
Творчество во вред людям, например, создание бомбы,
других орудий массового уничтожения, тоже часто пагубно
сказывается на здоровье. По крайней мере, и среди наших,
и среди американских создателей бомб многие умерли от
рака, и я думаю, что заболевали они не только из-за
облучения.
Чем больше осознанности, тем меньше
болезненности
Наверняка многим то, что я говорю,
покажется ересью. Хотя все верят, что мозг, душа, тело –
единая структура, и руководит всем телом нервная
система. Жизнь подтверждает психосоматическую "ересь" -
я не раз видел, как люди, которые находили цель и силы
бороться с ощущением тотальной ненужности, поднимались.
Например, 58-летняя женщина, филолог,
бабушка трех внуков. У нее была традиционная женская
опухоль, она села дома, перестала что-либо делать. Мне
удалось убедить ее, что, во-первых, необязательно ждать,
пока дети позвонят – они работают с утра до ночи, может
и сама набрать номер, поговорить, узнать, как у них
дела. Во-вторых, не только они, но и она отвечает за то,
чтобы ее внуки выросли достойными людьми.
Т-лимфоциты,
атакующие раковую клетку (фото Steve Gschmeissner)
Если у работающих с утра до ночи детей
нет сил и времени водить ее внуков по музеям, она тем
более должна использовать оставшееся у нее время, чтобы
обойти с ними как можно больше музеев, рассказать о как
можно большем количестве любимых картин, объяснить,
почему любит именно эти картины. Она прислушалась к
моему совету, прошло 10 лет, теперь она уже правнуков
воспитывает.
Была еще у меня девочка, у которой в 14
лет обнаружили неоперабельную опухоль. Родители посадили
ее дома, окружили заботой, все вокруг нее прыгали, а я
стал говорить отвратительные для родителей вещи: "Ты
сама себя убиваешь. Ты мечтала быть художником? Вот и не
сиди дома, а иди в кружок".
Естественно, из-за болезни у нее
изменилась фигура, но я был неумолим: "Мечтаешь о любви?
Старайся несмотря ни на что выглядеть так, чтобы
нравиться мальчикам". Слава Богу, родители ее меня
поддержали, и она прожила достаточно долго, умерла в 28
лет. Жила полноценной жизнью, я просто не хочу вдаваться
в подробности, чтобы не было так узнаваемо.
Молодых мужчин я очень часто заставлял
писать мемуары. Говорил: "У вас же есть свое отношение к
жизни, к сегодняшним событиям. Сейчас детям вашим это не
интересно, но годам к 30 им захочется узнать, кто они,
откуда". Человек написал мемуары, издал за свой счет.
Конечно, рано или поздно все мы умрем.
Вопрос в том, доживать свою жизнь в полной
беспомощности, разочаровании во всем или до последней
минуты жить интересно, чувствовать свою нужность
кому-то.
Нет такого возраста и такой болезни,
когда человек не может взять умную книжку или Новый
Завет и задуматься о смысле жизни, о конкретной
занятости, о конкретном творчестве на данном жизненном
этапе. Если я задумываюсь и нахожу смысл, я, как
правило, дольше живу. Если я не хочу думать головой,
душой или духом, за меня начинает думать тело.
Все, что человек не додумал, боялся и не
преодолел, хотел выразить, но не выразил, будет
выражаться в мышечных зажимах, болях и болезнях. Еще и в
сновидениях. У нас нет привычки анализировать
собственные сны, думать, о чем они нам говорят, о каких
бедах, которые мы не хотим осознавать.
Чем больше в человеческой жизни
осознанности (на любом языке, какой вам ближе –
психоаналитическом, экзистенциальном, христианском), тем
меньше болезненности и тем легче смерть. Болезнь – это
всегда некая метафора того, что мы попытались скрыть от
самих себя.
Записал Леонид Виноградов
Милосердие.Ru - 03.02.2014.
|
