Это всего лишь твое личное толкование Библии о
гомосексуализме
В середине июня этого года один бывший
студент-богослов (назовем его "Димас") опубликовал
приведенный ниже текст. Димас успешно закончил
магистратуру по практическому богословию в известной
евангелической семинарии, а затем несколько лет
плодотворно служил пастором растущей церкви в одном
крупном городе, одновременно работая над кандидатской в
области новозаветной библеистики. Это был довольно
хороший студент, крепкий проповедник, неизменно открытый
и рассудительный в общении. К несчастью, он впал
прелюбодеяние и, в конечном итоге, занялся продажей
недвижимости. По милости Господней его семья не
распалась.
И вот, что Димас опубликовал в
социальной сети в июне этого года, через несколько лет
после того, как оставил пасторское служение:
"Вот мой публичный вклад в "гей-прайд":
теперь всякий раз, когда я разговариваю о
гомосексуальности с каким-нибудь консервативным
христианином или пастором (которого я люблю и уважаю, о
котором я думаю хорошо, и которым я сам некогда был), в
конечном итоге я говорю ему - или, во всяком случае,
ДУМАЮ - следующее: "Послушай. Я получил очень хорошее
образование в области библеистики и богословия. По
крайней мере такое же, если не лучшее, чем ты
(справедливо в отношении 99,9% населения США). И я тебе
говорю: Ты. Не. Знаешь. Наверняка".
Ты не знаешь наверняка, насколько
правильно ты читаешь Библию. Насколько правильна твоя
герменевтика. Ты не знаешь наверняка, в какой мере
переплетены или взаимно обусловлены божественное и
человеческое авторство Библии. Ты этого не знаешь.
Ты не знаешь со 100% уверенностью, какие
из древних книг - действительно вечное Слово Всемогущего
Бога. Потому что книг было очень много. И мы опираемся
на эти конкретные книги потому, что так случилось, что
Церковь пользовалась именно ими, когда впервые составила
"Библию". Моисей не принес от Бога с горы Библию
целиком. Нам нравятся эти книги, но мы очень плохо
знаем, каким образом сложилось такое собрание книг,
почему, и чьей властью. Мы не знаем.
Мы не знаем с абсолютной точностью, как
Бог хотел, чтобы мы использовали эти книги. Как Он
хотел, чтобы мы применяли их к западному миру XXI
столетия.
Мы не знаем наверняка. Мы не можем знать
наверняка.
Вера в Библию - это акт веры. Для всех.
И я верю в Библию. Но когда до меня доходит, что я могу
ОДНОВРЕМЕННО сказать "Эта книга священна" И "Есть много
непонятного в том, как применять ее к нашему обществу",
я тут же осознаю, что мой "ответ" на вопрос о
гомосексуальности может быть ошибочным - в ту или иную
сторону.
Я могу одобрять то, что ненавистно Богу,
или ненавидеть то, что Богу нравится. И то, и другое
возможно. Потому что вопрос не решен однозначно. Нам
известны одни и те же факты. Вы знаете, что однозначного
ответа нет.
И если уж я все равно могу ошибиться,
любя то, что Бог ненавидит, то лучше я ошибусь в пользу
того, что, на мой взгляд, больше похоже на любовь. Ведь
что бы там еще я ни думал о Боге, я верю, что Он есть
Любовь. Поэтому я должен попытаться с одобрением
отнестись к тому, что больше всего похоже на любовь.
Это делает меня христианином, который
принимает ЛГБТК+. И мне следует быть готовым почаще об
этом говорить.
Хорошего вам гей-прайда".
***
Было время, когда христиане, говорившие
о Библии, обычно подчеркивали ее истинность, надежность,
достаточность, богодухновенность, безошибочность и т.п.
Однако Димас, как и многие наши современники, не ставя
прямо под вопрос перечисленные знакомые категории, все
же называет некоторые из них ошибочными, ссылаясь на
эпистемологические и герменевтические трудности. Как я
могу точно узнать, о чем говорится в Библии? Как я могу
быть уверенным в том, какие книги должны быть частью
Библии? Как я могу быть уверенным, что мое толкование
текста правильно? Более того, как мне правильно
применить к нашей жизни в начале XXI века мысли,
извлеченные из текстов, которым уже 2-3 тысячи лет, и
которые были написаны на другом языке и в другой
культуре?
Многие проповедники, не испытывающие
такого множества эпистемологических затруднений, как
Димас, тем не менее встречаются с подобными сложностями,
когда готовятся к воскресным проповедям. Какое из
толкований этого стиха правильное? Как я могу возвещать
Слово Господне, если я не могу точно сказать, о чем в
нем говорится? А кому из нас, когда мы пытались
объяснить, чему учит Библия в связи с той или иной
деликатной темой, не отвечали словами: "Но это всего
лишь твое толкование"?
Проблема слишком обширна и многогранна,
чтобы охватить ее в передовице, но, возможно, имеет
смысл обозначить некоторые ориентиры. Первым четырем
мыслям я уделю немного больше внимания, чем остальным.
Прежде всего, объявлять всеведение
необходимым критерием "точного" и "надежного" знания -
обман и идолопоклонство. Как вы помните, Димас постоянно
повторяет, что мы не можем знать "наверняка", "точно",
"на 100%" и так далее. Судя по всему, он полагает, что,
если вы не знаете чего-то со стопроцентной точностью, вы
не знаете этого вовсе. Иначе говоря, ты должен обладать
всеведением относительно любого предмета, прежде чем
получишь право сказать, что знаешь его достаточно
хорошо, чтобы основывать на этом гипотетическом знании
жизненные решения. В конкретной ситуации, которая
вызывает озабоченность Димаса, если ты не обладаешь
всеведением относительно того, что Библия действительно
осуждает гомосексуализм, и если ты не обладаешь
всеведением относительно того, какие книги и какие
отрывки из них должны быть частью канона богодухновенных
текстов, и если ты не обладаешь всеведением относительно
того, как Сам Бог хочет, чтобы эти древние тексты
интерпретировались и применялись сегодня, у тебя нет
права говорить так, словно тебе все это известно. И
тогда, по словам Димаса, ты вправе выбрать какой-нибудь
иной путь.
Однако предлагать всеведение в качестве
необходимого критерия "точного" или "достоверного"
знания - лукавство. И на то есть, по меньшей мере,
четыре причины.
(1) Мы постоянно говорим о человеческом
знании, не делая всеведение критерием истинного знания.
Это заметно даже в Библии. Например, Лука пишет Феофилу,
что, хотя многие уже предпринимали попытки записать
рассказы очевидцев о жизни и служении Иисуса, он сам
"тщательно исследовал все сначала", а потом решил "по
порядку описать тебе, достопочтенный Феофил, чтобы ты
узнал твердое основание того учения, в котором был
наставлен" (Лк. 1:3-4). Евангелист использует слова,
вполне уместные применительно к человеческим знаниям и
человеческой уверенности. Он не обещает Феофилу
поделиться с ним всеведением. Аналогичным образом, Иоанн
Богослов сообщает своим верующим читателям, что пишет
свое первое послание "дабы вы знали, что вы, веруя в
Сына Божия, имеете жизнь вечную" (1 Ин. 5:13). Он пишет
не для того, чтобы они приобрели всеведение относительно
своего спасения. Когда Павел призывает Тимофея быть
"делателем неукоризненным, верно преподающим слово
истины" (2 Тим. 2:15), он ожидает, что его ученик будет
верно толковать Писание, а не обретет всеведение
относительно смысла Божьего Слова.
(2) Если аргументы Димаса справедливы в
отношении вопросов, которые ему близки, - то есть,
поскольку мы не обладаем на 100% достоверным знанием о
том, что говорится в Писании об этих вопросах этики, мы
не вправе судить о добродетельности или порочности
соответствующих поступков, - нужно быть
последовательными и занять столь же агностическую
позицию относительно всего, о чем говорится в Библии,
включая самые глубокие и важные истины христианского
вероисповедания. Например, христиане убеждены, что
Иисуса следует исповедовать Богом и воздавать Ему
приличествующее поклонение. Однако божественность Христа
отрицают ариане старые и новые, в том числе Свидетели
Иеговы. Нельзя сказать, что существует единодушное
согласие относительно библейского учения по данному
вопросу. Должны ли мы признать, что, поскольку
библейская точка зрения не известна нам "наверняка",
следует оставить этот вопрос открытым?
(3) Вера в Библию, по мнению Димаса, -
это "акт веры". Справедливо. Но складывается
впечатление, что Димас противопоставляет веру знанию.
Если я правильно понял, суть его рассуждений такова: ты
можешь верить, что Библия говорит об ЛГБТК+ то-то и
то-то, однако знать "на 100%" ты не можешь,
следовательно, ты не вправе утверждать, что подобное
поведение неугодно Богу. Однако такие рассуждения выдают
не только ошибочные представления о знании, но и
современное светское понимание "веры". На нью-йоркских и
монреальских улицах слово "вера" обычно употребляется в
одном из двух смыслов: либо как синоним слова "религия"
(есть много "религий", то есть много "вер"), либо как
обозначение личных, субъективных религиозных воззрений,
не имеющих обязательной связи с истиной. Судя по всему,
Димас имеет в виду второе, хотя слово "вера" никогда не
используется в Библии в таком смысле. Библия никогда не
требует принимать на веру то, что не истинно или не
достоверно. Один из самых распространенных способов
укрепления веры в Библии - проповедь и защита истины.
То, во что следует верить, часто сформулировано в виде
утверждений, иногда нет, но никогда не противоречит
истине. Противопоставлять истину Писания убеждениям,
которые Писание формирует, - бессмыслица с библейской
точки зрения.
(4) Трудно удержаться от вопроса, откуда
Димасу известно, что Бог - это любящий Бог. Многие так
называемые "новые атеисты" яростно отрицают величие и
благость Бога [1]. Сама Библия описывает Бога как
инициатора казней, своими масштабами напоминающих
геноцид, и по этой причине многие люди с трудом верят в
Его милосердие. Так почему же Димас строит свои
этические решения на вере в то, что Господь благ? Разве
не должен он, чтобы оставаться последовательным,
сказать, что нам не известно "на 100%", благ ли Бог?
Разве он не принимает этические решения на основании
того, чего - как должна подсказать ему собственная
логика - он не может знать?
Таким образом, складывается впечатление,
что Димас пришел к своим выводам - или, во всяком
случае, ищет им подтверждение, - опираясь на категории
нынешнего греховного мира. По существу, Димас оспаривает
ясность и авторитет Писания под тем предлогом, что мы не
можем точно знать, о чем говорится в Библии, поскольку
не обладаем всеведением, и что даже наши представления о
Библии основаны не на знании, а на вере (как Димас ее
понимает). Я попытался продемонстрировать, что подобная
логика несостоятельна, поскольку в разговорах о Библии и
о более приземленных вещах мы постоянно ссылаемся на
человеческое знание, хотя оно не подразумевает
всеведения.
Однако подход, избранный Димасом,
сопряжен не только с обманом, но и с идолопоклонством.
Он требует от людей обладания качеством, которое присуще
одному Богу, и утверждает, что в противном случае они не
могут знать ничего "наверняка" (т. е. достаточно хорошо,
чтобы принимать этические решения). Естественно, Димас и
его друзья утверждают, что всеведением мы не обладаем
-
нельзя делать вид, будто мы в чем-то равны Богу. Так
почему же я называю их идолопоклонниками? Утверждая, что
мы не можем ничего знать ("наверняка"), они запрещают
нам думать о людях и человеческом знании по-библейски:
Библия свидетельствует - обычно косвенно, но иногда и
прямо, - что люди способны возрастать в познании, иметь
достаточную уверенность, откликаясь на Божье откровение
размышлениями, деятельной верой и смиренной покорностью
Творцу и Искупителю. Идеал приобретения и
распространения знания о Боге подменяется догматичной
зацикленностью на том, чего мы не можем знать, без
оглядки на библейское учение о человеческом знании, и
эпистемологическими кандалами, выкованными с целью
сделать нас глухими и равнодушными к тому, что Бог
открыл нам о Себе, о нашем мире, о нравственности и
этике поведения. Бог "обезбожен". Это и называется
идолопоклонством.
Во-вторых, мы должны любой ценой
избегать того, что один мой друг назвал "искусством
барского невежества"[2]. Если на мгновение вернуться к
заметке человека, которого я называю Димасом, следует
отметить, что он не только расписывается
в собственном невежестве относительно того, от Бога ли
тексты, имеющие отношение к интересующей его теме, и что
они означают, но и утверждает, что никто другой не
вправе претендовать на такое знание. Так и выглядит
"барское невежество" - высокомерное заявление, что
люди должны быть невежественными, даже если сами они так
не считают.
Ови рассказывает об одном случае такого
барского невежества, который имел место во время
Сирмийского собора 357 года. Предметом богословских
споров была природа Иисуса - был ли Он единосущен
(ομοούσιος) Отцу или только подобосущен (ομοιούσιος)?
Первый вариант был бы исповеданием истинной
божественности Иисуса, второй - Его богоподобия, но не
божественности. Сирмийский собор был проарианским - он
принял сторону тех, кто не считал Иисуса Богом. Но
вместо того, чтобы прямо об этом заявить, участники
собора пришли к заключению, что аргументы обеих сторон
слишком изощрены, и определить, кто прав, не
представляется возможным. Соответственно, утверждать то
или иное неправильно. По существу, они наложили неявный
запрет на любую конкретику - ведь никто не знает, как
обстоит дело в действительности. Ортодоксальные
богословы Афанасий Александрийский и Иларий Пиктавийский
раскритиковали решения Сирмийского собора - потому что
считали его не только ошибочным, но и богохульным. В
решении собора, заявили они, присутствует элемент
принуждения. Но как можно законодательно ограничить
чье-либо знание? И поскольку решение запрещало
исповедовать истину, оно было богохульным. На практике
барское невежество оборачивается разрешением верить кому
во что заблагорассудится.
Я вспомнил о казусе Сирмийского собора
несколько дней назад, когда читал книгу Эндрю Бартлетта
"Мужчины и женщины во Христе: новый свет из библейских
текстов" [3]. В этой публикации есть много тонких
экзегетических наблюдений. Однако автор неоднократно
(например, когда речь идет о 1 Кор. 14:34-35) объявляет
границу между разными точками зрения слишком тонкой,
чтобы можно было вынести вердикт в пользу одной из них.
Это не просто признание автора в нерешительности. Это
утверждение, что экзегетические данные не позволяют
сделать однозначный вывод, а значит, остальным косвенно
запрещается делать такой вывод под страхом быть
обвиненными в небрежной экзегезе. Прекрасный пример
апелляции к барскому невежеству. Думаю, всегда найдутся
люди, которые готовы принять решение с той или иной
степенью уверенности, даже если остальные колеблются. Но
это не то же самое, что принуждать людей к невежеству с
целью избежать нежелательных выводов.
В-третьих, нужно внимательно следить за
появлением новых публикаций, как будто специально
призванных порождать новые всплески
неуверенности. Возьмем, к примеру, недавно изданную
книгу Престона Спринкла под названием "Две точки зрения
на гомосексуальность, Библию и церковь" [4]. Большинство
из нас знакомы с книгами формата "две (три, четыре и т.
д.) точки зрения на..." Многие из них весьма полезны -
скажем, четыре точки зрения на тысячелетнее царство или
три точки зрения на восхищение верующих.
***
Читайте также по теме:
***
В прошлом
подобные сборники обычно затрагивали спорные темы в
рамках евангелического богословия. Как правило, они не
предлагали читателю "две точки зрения на божественность
Христа". Однако книга Спринкла, опубликованная
евангелическим издательством, превращает спор о
допустимости однополых отношений во внутрицерковную
дискуссию. В рекламных сообщениях говорится, что обе
стороны представляют свою точку зрения "на основании
Писания", - хотя Свидетели Иеговы вроде бы тоже
отвергают божественность Христа "на основании Писания".
Если ортодоксия существует, то не все обсуждаемые темы
достойны обсуждения. Иногда проекты дальновидных
издателей назидают и укрепляют церковь, но иногда
издатели, не имеющие никакого или почти никакого
представления о верности учению или церковной
дисциплине, просто манипулируют читателями.
В-четвертых, необходимо разобраться в
сути постмодернистских эпистемологических представлений,
о которых редко говорят открыто, но которые пользуются
широкой популярностью. Каких-нибудь 20-25 лет назад для
студентов-гуманитариев (изучавших языки, историю,
социологию, политологию, журналистику и т. п.) было
обязательным знакомство с идеями (а в лучших
университетах и с сочинениями) Жака Деррида, Мишеля
Фуко, Жана-Франсуа Лиотара и множества других авторов с
похожими взглядами.
Иначе говоря, возникла необходимость
понимать и защищать теорию, лежавшую в основе
постмодернизма, и особенно постмодернистской
эпистемологии. Сегодня этих авторов читают относительно
немногие, однако люди уже успели напитаться их идеями.
Иначе говоря, многие по-прежнему придерживаются очевидно
постмодернистского образа мышления, даже если их
знакомство с исходной теорией относительно невелико.
Иногда люди даже не знают, что Фуко называл
"тотализацией", но прибегают к точно таким же
аргументам, отвечая тем, кто претендует на
исключительную истинность своих убеждений.
Наверное, проще начать с примера,
который был гораздо лучше знаком людям в середине XX
века. Когда я учился в семинарии, одним из наших
учебников по герменевтике была книга Бернарда Рамма
"Протестантское толкование Библии" [5]. Я читал первое и
второе издания, в которых еще не было анализа
постмодернистской герменевтики. В третье издание уже
были добавлены сведения, которые обозначили
существование проблемы, но в целом содержание не
изменилось. Задача библейской герменевтики - развивать
навыки, которые помогут мне, то есть толкователю,
задавать вопросы тексту. Я задаю тексту уместные
вопросы, а текст как бы отвечает мне с такой же
прямотой. "Новая" же герменевтика (теперь уже довольно
старая!), т. е. постмодернистская герменевтика, весьма
убедительно доказывает, что задающий вопросы никогда не
бывает нейтрален, и на его объективность полагаться
нельзя. Допустим, это белый, образованный западный
мужчина, принадлежащий к среднему классу и стремящийся
попасть в штат какого-нибудь престижного университета.
Вопросы, которые он задает, неизбежно
отличаются от вопросов нищего, полуграмотного уличного
оборванца из трущоб Лагоса, увлекшегося учением о
здоровье и преуспевании, которое проповедуют в соседней
церкви. Очевидно, что ни тот, ни другой не задают
совершенно нейтральные вопросы. Социальная и культурная
среда не позволяет моим вопросам бить в яблочко - чаще
они бьют по касательной и рассказывают обо мне,
толкователе, гораздо больше, чем о тексте. Аналогичным
образом, и текст не отвечает мне прямо. Его ответ в
значительной мере определяется тем, какой вопрос я ему
задал, а мой вопрос, в свою очередь, определяется тем,
кто я такой. Получается, что я спрашиваю по касательной,
а текст по касательной же отвечает. Полученный ответ,
несомненно, оказывает на меня какое-то влияние, поэтому,
когда я задаю следующий вопрос, он уже немного
отличается от предыдущего. Отличается от предыдущего и
новый ответ, который я получаю от текста. Таким образом,
между текстом и толкователем образуется
"герменевтический круг", и очевидного способа избежать
субъективности нет. В той мере, в какой эта модель
соответствует действительности, она влияет на то, как мы
понимаем литературу, излагаем историю, оцениваем фаты и
т. п. Неожиданно мы оказались перед лицом серьезных
аргументов, выдвинутых постмодернистской герменевтикой,
которые могут придать вес упрекам скептиков: "Это всего
лишь твое толкование".
В результате, как из рога изобилия,
сыплются все новые и новые толкования, меняющие личные
убеждения людей и (если у них найдется достаточно
сторонников) культурные ценности. Ричард Топпинг удачно
заметил: "Помните, что мы живем во времена, когда шесть
из семи смертных грехов считаются медицинскими
проблемами, а гордость - добродетелью" [6]. Когда
популярными становятся толкования, порожденные
постмодерном, консервативному христианину начинает
казаться, что он отстал от жизни. Топпинг кстати
вспоминает остроту писательницы Фланнери О’Коннор,
которая сказала: "И познаешь истину, и истина сделает
тебя белой вороной" [7]. И наоборот, если ты, подобно
Димасу, пришел к выводу, что истина непознаваема, в
культуре, пропитанной идеями постмодерна, ты будешь,
словно рыба в воде. И истины ты тоже знать не будешь.
Принципиальное решение проблемы можно
суммировать в виде нескольких тезисов.
(1) Важно избегать чрезмерного
радикализма, поскольку никакой толкователь явно не может
быть совершенно объективным. Единственный способ
достичь объективности (снова-здорово!) - стать
всеведущим. Иначе говоря, нужно быть благодарными
постмодернистской герменевтике за напоминание о том, что
мы не способны превзойти свою субъективность, свою
ограниченность, свою культурную зашоренность.
(2) Тем не менее, из сказанного отнюдь
не следует, что все толкования одинаково хороши или
одинаково плохи. Опыт подсказывает, что мы не заперты в
герменевтическом круге. Скорее, наши знания и толкования
напоминают герменевтическую спираль: снова и снова
возвращаясь к тексту, мы все больше и больше
приближаемся к истинному пониманию, даже если нам
никогда не понять текст так, как его понимает только
Всеведущий [8]. Если воспользоваться математической
метафорой, постоянные попытки понять что-либо - и
библейский текст не является исключением -
асимптотически приближают нас к совершенному познанию
(иначе говоря, мы никогда не достигнем идеала [это
прерогатива Всеведущего], но можем подойти к нему
настолько близко, что результат будет ничуть не хуже -
подобно округлению в арифметике) [9].
(3) Состоятельность таких представлений
о процессе познания (со временем мы приближаемся к
истинному знанию) подтверждается тем, как мы подходим к
изучению новых дисциплин - будь то греческий язык,
поэзия Эдмунда Спенсера, статистика, микробиология или
библеистика. Первые же шаги в изучении любого предмета
показывают, как велика пропасть между нашими
представлениями об уровне своих познаний и
действительностью (или хотя бы знаниями тех, кто путем
прилежных занятий асимптотически к ней приблизился). Мы,
люди, учимся; мы приобретаем знания постепенно; мы
исправляем свои ошибки; мы сверяемся с другими людьми.
Ничто из сказанного не позволяет думать, что, твердо
придерживаясь герменевтических правил, можно достичь
совершенного знания (всеведения). Но утверждать на этом
основании, что никакие предполагаемые знания не могут
быть лучше или хуже, правильнее или неправильнее других
предполагаемых знаний, никак нельзя. Аналогичным
образом, культуры, которые относятся ко всем остальным
культурам со снисходительным презрением, достойны
осуждения, но при этом невозможно считать, что ценность
и значимость всех культур абсолютно одинаковы. Разве
можно поставить в один ряд культуру нацизма и, например,
культуру Матери Терезы?
(4) Угол зрения снова меняется, когда мы
приходим к убеждению, что Всеведущий милосердно
обратился к нам на человеческом языке. Это не означает,
что Бог наделяет всеведением нас, но вполне логично
предположить, что всеведущий Бог знает, какие слова,
идиомы, знаки препинания и фигуры речи лучше всего
подходят для общения с носителями Его образа, какими бы
заблудшими и слепыми они ни были. И если Он хочет
донести до нас какую-то мысль, то с любовью повторяет ее
снова и снова - устами разных авторов, в разных
контекстах. Мало того, Он щедро дарует нам Святого Духа,
Который просвещает наш ум. Господь ожидает, что верующие
в Него будут подобны верийцам, которые "приняли слово со
всем усердием, ежедневно разбирая Писания, точно ли это
так" (Деян. 17:11), - великолепный пример возрастания в
познании без каких-либо претензий на всеведение. Иначе
говоря, можно (и нужно) стремиться к тому, что Павел
называет "образцом здравого учения" (2 Тим. 1:13; ср.
Рим. 6:17), чтобы не называть черное белым (ср. Ис.
5:20-21). Понятие "образца здравого учения"
подчеркивает, в какой степени наше понимание тех или
иных текстов и тем формируется и меняется под влиянием
"данностей" нашего мировоззрения, наших предубеждений.
Но для того, чтобы обсудить этот вопрос, понадобится по
меньшей мере еще одна статья.
Наконец, эта особенность Божьего Слова -
за ним стоит Сам всеведущий Бог - побуждает нас читать
священный текст со смирением и благочестивым трепетом,
какими бы немощными ни были наши попытки его
истолковать. Бог говорит: "А вот на кого Я призрю: на
смиренного и сокрушенного духом и на трепещущего пред
словом Моим" (Ис. 66:2). Для наших целей отсюда можно
извлечь два урока.
(1) В пророчествах Исаии неоднократно
звучит мысль, что Богу ненавистны любые формы показной
религиозности, маскирующие жадность, похоть и
идолопоклонство. Когнитивные навыки, как они ни важны,
сами по себе ничего не гарантируют, потому что
поклонение идолу когнитивных способностей - все равно
идолопоклонство. Поэтому мы правильно поступаем, когда
ищем учителей и проповедников, которые недвусмысленно и
с очевидным смирением подчиняют себя Слову, и относимся
с большим подозрением к тем, кто считает себя слишком
умным для этого, кто с подмигиванием и усмешками
пытается приручить Писание, не признавая его власть над
собой.
(2) Кроме того, такая позиция внушает
толкователю своего рода смиренное дерзновение. Не так
давно я выступал на одном христианском собрании и
делился со слушателями мыслями, высказанными в этой
статье. Во время перерыва ко мне в гневе и слезах
подошла женщина и заявила, что я несколько раз глубоко
ранил ее чувства. Как оказалось, у нее была
дочь-лесбиянка, и я причинил ей боль тем, что осудил
гомосексуализм (в отличие от Димаса). Не было никакого
смысла объяснять, что я заговорил об этой теме только
потому, что она играет важную роль в рассуждениях
Димаса. Я мог бы рассказать ей, что время от времени в
других аудиториях пытаюсь подробно рассматривать этот
сложный вопрос. Я мог бы упомянуть имена нескольких
замечательных авторов, вроде Розарии Баттерфилд, чьи
книги заставляют задуматься. Но моя собеседница уже
решила, что она - жертва, а я - злоречивый грубиян. В
конце концов, я спросил ее (довольно спокойно), чем
вызваны ее гнев и боль - тем, что сказал я, или тем, о
чем говорится в Писании? На кого она сердится - на меня
или на Бога? Я приучил себя выслушивать альтернативные
толкования, и я всегда готов признать свою ошибку. Я
тоже должен стремиться быть добрым служителем, у
которого нет причин стыдиться своего понимания Библии.
Если я трепещу перед Божьим Словом, я не стану закрывать
глаза на то, что в нем говорится, только потому, что это
мне неприятно это слышать. Если я трепещу перед
Священным Писанием, я готов быть белой вороной в
обществе, которое не признает авторитет Слова. Но это
также дает мне надежное прибежище.
"Но это всего лишь твое толкование!" Да,
это мое толкование. Чье еще оно может быть? Но в
современной культуре речь идет не о том, чтобы
предложить лучшее или более обоснованное толкование, а о
том, чтобы принизить значение любых толкований. И
склонность к барскому невежеству терпеть нельзя. В конце
концов, она неуместна и граничит с идолопоклонством.
Гораздо лучшее отношение к Священному Писанию мы находим
в Псалме 118.
Дональд Карсон
Об авторе. Дональд Карсон -
евангелический богослов,
заслуженный профессор Нового Завета в Евангелической
богословской семинарии Троицы, основатель "Евангельской
коалиции". Автор 57 книг. Оригинал статьи опубликован в
журнале Themelios за декабрь 2019 года (themelios.
thegospelcoalition.org)
Вестник ЦАИ № 77, 2019
Использованная литература
1. Например, Хитченс, Кристофер. Бог -
не любовь: Как религия все отравляет (М.: ООО "Альпина
нон-фикшн", 2011).
2. Ovey, Mike. Off the Record: The Art
of Imperious Ignorance // Themelios 41 (2016), pp. 5-7.
URL: themelios. thegospelcoalition.org/ article/ the-art-of-imperious-ignorance.
3. Bartlett, Andrew. Men
and Women in Christ: Fresh Light from the Biblical
Texts (London: Inter-Varsity Press, 2019).
4. Sprinkle, Preston,
ed. Two Views on Homosexuality, the Bible, and the
Church (Grand Rapids: Zondervan, 2016).
5. Ramm, Bernard. Protestant
Biblical Interpretation (Grand Rapids: Baker Books,
1980).
6. Topping, Richard. Theological Study: Keeping It Odd // Scottish Bulletin
of Evangelical Theology 37 (2019), p. 5.
7. Topping, p. 5.
8. Осборн, Грант Р. Герменевтическая
спираль: общее введение в библейское толкование (Одесса:
Евро-Азиатская Аккредитационная Ассоциация, 2009).
9. Я попытался разработать эти модели в своей книге Carson D. A. The Gagging of God: Christianity Confronts
Pluralism (Grand Rapids: Zondervan, 1996).
|
