Как Николай Чудотворец помог выжить на
войне
Память: 9 мая / 22 мая (перенесение мощей), 6
декабря / 19 декабря
Я знаю несколько случаев, когда Николай
Чудотворец помог выжить на войне. Об этом с особой
радостью пишу именно сейчас. Ведь 19 декабря - праздник
Святителя Николая. Никола зимний, как говорят в народе.
Я Николая Чудотворца очень почитаю и люблю. Помню, как в
начале 90-х годов сказал своему знакомому: "Мне кажется,
что в сквере напротив моего дома будет храм". Он с долей
иронии высказался в том смысле, что каждому хочется
иметь храм под окнами. С момента того разговора прошло
больше десяти лет. Как-то выглянул из окна и вижу: в
сквере забор стали устанавливать. На следующий день мимо
проходил, прочитал на табличке, что здесь будет храм.
Деревянный небольшой храм поставили
очень быстро. А когда его открыли, оказалось что он
освящён в честь Николая Чудотворца. С тех пор прошло уже
шесть лет. За это время я на себе прочувствовал, как
важно в храм ходить пешком, и что значит слово
"прихожанин".
Сколько раз мне самому Николай
Чудотворец помогал - не счесть. Причем это было такая
явная помощь, что невозможно было подумать, что дела
устраиваются случайно. Но я ещё и на примере своих
знакомых понял, как часто Святитель Николай нам
помогает. Полковник Николай Григорьевич Лашков мне
рассказал, что во время командировки в Чечню при взлете
вертолета он в иллюминаторе увидел взлетающего вместе с
вертолетом Николая Чудотворца. Причем это было не
видение какое-то, а был сам Святитель Николай. Офицер в
этом абсолютно уверен. Когда вертолет сел, по салону
стал ходит борттехник и вокруг Николая Григорьевича
мелом что-то помечать на обшивке. Полковник Лашков
спросил, что тот делает. Оказалось, что борттехник
отмечал новые пробоины от пуль. Получается,что вертолет
на взлете обстреляли. А Николай Григорьевич тут сразу
вспомнил,что при взлете почему-то повернулся к борту
боком, хотя обычно всегда сидел спиной. Получается, что
Святитель Николай его спас, пули прошли мимо.
А вот другой полковник - Владимир
Алексеевич Господ - рассказал мне вообще уже невероятные
истории, когда нарушались даже законы физики. Приведу
часть его рассказа. Полностью он есть в моем блоге
(http://blog.zaotechestvo.ru/?p=652).
Рассказывает полковник Владимир
Алексеевич Господ:
"Где-то через год после того, как мы прибыли в Афган,
меня назначили командиром звена. Все лётчики у меня в
звене были старше и по возрасту, и по опыту. Но они
сказали: "Ты училище с золотой медалью закончил, хочешь
поступать в Академию… Поэтому пусть ставят тебя". Но тут
почти сразу же возникла ситуация, из которой я едва-едва
вышел живым.
Когда я отправился в Афганистан, то, как
и подавляющее большинство своих товарищей, в Бога не
верил. Мама в детстве крестила меня втайне от отца. Он у
меня никогда не был рьяным коммунистом, но атеистом был
всегда. Он и сейчас атеист. Маму частенько ругал, когда
она куличи пекла и яйца красила на Пасху. И нас с братом
за это дело гонял. Но когда я уезжал в Афган, его мама,
Дарья Ивановна, дала мне маленькую иконку Николая
Угодника и сказала: "Когда тебе будет тяжело, он тебе
поможет. Ты его попроси – Николай Угодник, Божий
помощник, спаси и помоги!". А я и понятия не имел, что
есть какой-то Николай Угодник. Ведь, как и папа, я тоже
был коммунистом. Я ей: "Бабуля, да ты что?.. Я ведь
секретарь партийного бюро, практически представитель ЦК
КПСС в нашей эскадрилье! А если у меня эту икону там
увидят?". Она: "Ничего, Вова, пригодится. Зашей её
куда-нибудь в воротничок". Я и зашил иконку в воротник
комбинезона, как она просила.
Очень долго я не вспоминал об этой
иконке. Однажды, почти сразу после моего назначения
командиром звена нам ставят задачу на высадку десанта из
тридцати шести бойцов на площадку Бану. Звено у меня
было усиленное, из шести вертолётов.
Очень важно было правильно вертолёты
распределить. Все в эскадрилье были в курсе, какие
вертолёты сильные, а какие – слабые. Они только с виду
все одинаковые. На самом деле какой-то вертолёт более
старый, у какого-то двигатели послабее. Я говорю: "Я иду
на вертолёте…". И все ждут, что я скажу: возьму себе
самый сильный или самый слабый. Я знал, что если я
возьму самый сильный, ребята скажут: "Ну ты, командир,
обнаглел!.. У тебя же первая обязанность – забота о
подчинённых!". И я, чтобы показать эту заботу, говорю:
"Беру себе шестнадцатый борт". Это был самый слабый
вертолёт. Все оценили мой поступок: "Молодец!". Говорю:
"Десантников делим поровну, по шесть человек на каждый
борт". Вообще МИ-8 может взять двадцать четыре
десантника. Но высадка производилась на высоте две
тысячи пятьсот метров. И мы подсчитали, что на этой
высоте при такой температуре воздуха мы сможем взять на
борт только по шесть бойцов.
Десантники загрузились, мы вырулили на
полосу. И тут один борт у нас отказывает. Лётчик мне: "Я
заруливаю". Отвечаю: "Заруливай". Он заруливает на
стоянку. А у меня в вертолёте сидит командир роты,
старший этого десанта. Я ему: "У нас один борт выпал,
летим без шести бойцов". Он мне: "Командир, да ты что?..
Ты меня без ножа режешь! У меня же каждый номер
расписан. Мы-то думали, что вы высадите семьдесят
человек, а нас и так всего тридцать шесть! Распредели
этих шестерых по оставшимся бортам". Я: "Да мы не
потянем!..". Он: "Нет, без этих шести я не могу, вообще
не полечу".
Я ставлю своим задачу взять ещё по
одному бойцу. Вертолётов пять, десантников шесть. Один
остаётся. Я-то знаю, у кого самый мощный борт. Говорю
ему: "Четыреста сорок первый, шестого возьми себе". Но
вслух про то, что у кого-то самый сильный борт, у нас не
принято было говорить. Он отвечает: "Командир, это что?
Такая вот забота о подчинённых? Ты командир, ты и бери
себе лишнего". Я: "Хорошо, отправляй его ко мне". И
получилось, что у всех по семь человек, а у меня на
самом слабом вертолёте – восемь". Мы пошли на высадку
десанта.
Подходим к вершине горы, там маленькое
плато. "Духи" поняли, что мы собираемся высаживать
десант, и начали по нам работать. Я захожу первый,
подгашиваю скорость и… вертолёт начинает проваливаться,
не тянет. Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и
ухожу на повторный круг. Говорю: "У меня не тянет.
Заходите, высаживайте". Все четверо зашли и сели с
первого раза. Я делаю повторный заход – опять не тянет,
ещё один заход – всё равно не тянет… А у нас такой
порядок: мы все вместе пришли, все вместе должны уйти.
Не может быть, чтобы они ушли, а я один остался. А тут
ещё идёт активное противодействие с земли, духи бьют.
Мои мне говорят: "Четыреста тридцать девятый, ну когда
ты наконец-то сядешь?..". Отвечаю: "Мужики, сейчас
сяду".
И тут я понял, что сесть я не смогу,
потому что это против всех законов аэродинамики. По
идее, я должен был дать команду: "Четыреста тридцать
девять, посадку произвести не могу. Вертолёт перегружен,
ухожу на точку". И мы все уходим, оставив на горе десант
без командира.
Теперь представьте себе: все мои
подчинённые сели, а я, только что назначенный командир
звена, один не сел. И я возвращаюсь в Кундуз с
командиром десанта на борту. Тут я понял, что не уйду,
потому что просто этого не переживу. Ведь надо будет на
аэродроме прямо у вертолёта пускать себе пулю в лоб от
позора. Ещё я понял, что и сесть я тоже не могу. Вот тут
я и вспомнил бабушку. Взялся рукой за воротник, где была
зашита иконка, и сказал: "Николай Угодник, Божий
помощник, спаси и помоги!". К тому времени я выполнял
уже то ли четвёртый, то ли пятый заход (ещё удивлялся,
как это до сих пор меня не сшибли!). И неожиданно у
вертолёта появилась какая-то дополнительная
аэродинамическая сила – Божественная. Я сел, мы высадили
десант, и он выполнил задачу. Именно тогда в Бога я и
поверил. И лично для меня стала очевидной простая
истина: среди тех, кто был на войне, атеистов нет.
Был ещё один случай, когда Николай
Угодник мне помог так явно, что не увидеть этого было
нельзя. Мне с ведомым надо было эвакуировать группу
спецназа после выполнения задачи. Спецназовцы на пупке
горы (высота была около двух тысяч метров) зажгли
оранжевые дымы – обозначили место посадки. Я подсел.
Подходит командир группы, старший лейтенант, и говорит:
"Командир, у меня солдат сорвался в пропасть". И
показывает на котлован у склона горы. Ширина этого
котлована в этом месте метров сто. Когда спецназовцы на
гору поднимались, один боец упал вниз и поломался. Лежит
он на глубине от вершины горы метров
семьдесят-восемьдесят. Кричит, стонет, ему больно, хотя
и укол промедола он сам себе уже сделал.
Меня старлей просит: "Сядь туда, забери
бойца". Я: "Я туда не сяду, потому что потом оттуда я не
взлечу. Доставайте его сами". Он: "Да пока мы
альпинистское снаряжение наладим, пока будем спускаться,
пока будем с ним подниматься… Это очень долго". А тут
ещё начало темнеть, солнце садится.
В 1984–1985 годах мы ночью в горах не
летали. Оставаться ночью на площадке мы тоже не можем,
потому что кругом – "духовский" район. Спецназ, пока
пешком ходил, себя не обнаружил и вышел к месту
эвакуации скрытно. Но когда они зажгли дымы, и ещё
вдобавок прилетела пара вертолётов, "духам" стало ясно,
что к чему; потому их можно было ожидать в любой момент.
Тут надо объяснить, почему вертолёт
вообще летает. За счёт вращения винтов он воздух сверху
нагнетает вниз и создает под собой область более
высокого давления, чем сверху. Так происходит, когда
воздух вокруг, как говорят вертолётчики – "спокойный".
Если же лопасти прогоняют через несущий винт воздух
возмущённый, "плохой", то необходимой разницы давления
не получается. А при посадке в этот котлован вертолёт
гонял бы тот воздух, который отражался бы от земли и
стенок котлована. То есть после посадки машина очутилась
бы в окружении возмущённого воздуха. Взлететь в таких
условиях нельзя.
Поэтому говорю старшему лейтенанту: "Я
туда не сяду, потому что я там и останусь. Доставайте
его сами". Они начали готовить снаряжение. Вниз полез
сам старлей. Но солнце садилось, все торопились, и
снаряжение готовили в спешке, так что срывается и падает
в яму уже сам командир. Теперь их там лежат уже двое.
Правда, старлей себе только ногу поломал. А у солдата,
как потом оказалось, травма была очень серьёзная –
сломан позвоночник.
Сесть на этом пупке больше негде. Мой
ведомый ходит по кругу над нами и заодно смотрит, чтобы
"духи" незаметно не подошли. Я, хотя и с тяжёлым
сердцем, говорю бойцам: "Садитесь в вертолёт, уходим.
Иначе все здесь останемся". Они: "Мы без командира не
полетим". И я хорошо понимаю, что по-человечески они
правы!.. С одной стороны, я не могу их здесь оставить,
потому что мы их уже засветили своими вертолётами. Но, с
другой стороны, если мы уйдём без них, то и этим на горе
– крышка, и тем, которые внизу – тоже. Их потом просто
забросают гранатами.
Другого выхода не оставалось: и я
опустился в эту яму. Борттехник с "праваком" затащили в
кабину старлея с солдатом. Но, как я и предполагал,
вертолёт вверх не летит… (Недаром практическую
аэродинамику мне в училище преподавал сам полковник
Ромасевич, легенда аэродинамики, – автор практически
всех учебников по этой так до конца и не понятой
курсантами науке.) Беру "шаг" – вертолёт дергается, но
не отрывается от земли. И тут я опять вспомнил про икону
– и взлетел!..
Потом я двенадцать лет командовал
вертолётным полком. И все двенадцать лет я на первых
занятиях по аэродинамике говорил молодым лётчикам: "Есть
законы аэродинамики. Но есть ещё высшие, Божьи, законы.
Хотите верьте, хотите – нет. Но только они объясняют те
ситуации, когда при абсолютной безнадежности с точки
зрения физики человек всё равно выходит из безвыходного
положения".
А вспомнил я обо всех этих случаях вот
почему. С середины декабря этого года я работал на
Зимней православной выставке в СКК в Санкт-Петербурге.
Как-то подошла очень пожилая женщина, разговорились о
свидетельствах о помощи Божьей. Она стала говорить, что
может быть это человек внутренние силы мобилизует, а
всем кажется, что это Бог помогает. Тут я ей и рассказал
о случаях с вертолетчиком Владимиром Алексеевичем
Господом, когда законы физики нарушались. Это была уже
точно была не мобилизация внутренних сил организма. И
вдруг она говорит: "А мне тоже Николай Угодник выжить
помог! Я ведь всю блокаду ребенком в Ленинграде прожила.
Со мной жили сестра, мама и бабушка. У бабушки была
любимая икона Николая Чудотворца. И она ему молилась
каждый день Однажды ночью во сне я увидела чёрные тучи,
которые по небу мчались. Как немецкие бомбардировщики
мчатся, мы каждый день видели, это было похоже. И вдруг
тучи раздвинулись, и в светлом проеме я увидела Николая
Чудотворца как на бабушкиной иконе! Он сказал мне:
"Молись!" Я бабушке наутро об этом рассказала. Она мне
говорит: "Бог тебя любит". Телефонов да и вообще никакой
связи в городе тогда не было. Уйдет мама утром на
работу, а мы не знаем, вернется ли она этим вечером или
нет. И так каждый день… Бабушка нас с сестрой сажала на
плиту и говорила: "Молитесь, чтобы мама сегодня домой
вернулась!". Мы сидели на остывшей плите и молились, как
могли. И мама каждый день возвращалась, до самого конца
блокады…".
Святой отче Николае, моли Бога о нас!
Сергей Галицкий
Они защищали Отечество - 17.12.2014.
***
Молитва святителю Николаю, Мирликийскому чудотворцу:
Молитва святителю Николаю, Мирликийскому чудотворцу.
Это один из самых горячо любимых на Руси святых. За свое
милостивое и сострадающее сердце сподобился от Бога
многочисленных духовных дарований. Святителю
Николаю Чудотворцу молятся путешествующие, о помощи
в различных житейских затруднениях, о жизненном
устройстве детей, о вступлении в брак, об исцелении в различных недугах
Акафист святителю Николаю, Мирликийскому чудотворцу:
Житийная и научно-историческая литература о святителе Николае, Мирликийском чудотворце:
|
