Многодетность – высокое призвание, а не
"печать православности"
Что-то неправильно в нашей консерватории,
или размышления протоиерея Павла Великанова о семье как
пространстве предельной концентрации любви. Уже много лет я не слышала выражение
"плодить нищету". Будто кто-то исключил его из списка
привычных упреков. Чем не признак некоторого оздоровления
общества и признания многодетности нормой?
Впрочем, недоумение и легкое негодование
окружающих все же витает в воздухе. Не случайно, то и дело
появляются статьи, в которых многодетных просят поделиться
рассказами о семейном счастье и радости воспитания детей в
большой семье, а вовсе не о трудностях. Чтобы развеять наши
сомнения. И это не госзаказ, не политика пропаганды большой
семьи. На фоне рекламных призывов новых столичных
микрорайонов – "плодитесь!" – эти заметки на полях больше
напоминают попытку почувствовать, нащупать, - а как самим-то
многодетным? Нормально? Многодетность – это благо или зло,
счастье или беспросветные трудности?
О том, есть ли проблемы у многодетных и
каков их характер, мы решили побеседовать с настоятелем
Пятницкого Подворья Троице-Сергиевой Лавры в Сергиевом
Посаде, доцентом Московской духовной академии, главным
редактором портала Богослов.Ru протоиереем Павлом
Великановым, который, к слову, ещё и отец четырех детей.
Разговор получился более чем неожиданным.
Вторая часть интервью:
Когда добро может обернуться бедой
- Отец Павел, есть ли у вас ощущение, что
отношение к многодетным в России пренебрежительное и
раздражительное: мол, нарожали, а теперь требуют решать их
проблемы? И насколько это отношение устойчиво?
- У меня нет однозначного ответа. Лично я не
сталкивался с ярко выраженным негативным отношением к
многодетным. Впрочем, я могу предположить, что здесь немалая
вина нас самих. Мы создаем и романтизируем культ
многодетности, думая, что тем самым можем перевернуть и
существенно изменить отношение к многодетности в обществе.
Но многодетность – вовсе не панацея от социальных,
психологических, личностных, да и духовных проблем.
На самом деле, мне чаще приходится
сталкиваться с другой серьезной проблемой – когда мы
однобоко продвигаем культ многодетности без всякого
рассуждения, словно это неотъемлемая часть православного
"Символа веры", то на выходе получаем не сознательно и
свободно ставших многодетными, а вынужденно. "Романтизация"
многодетности без объяснения того, что это – реальный
ежедневный труд и подвиг, к которому надо подходить
ответственно, с рассуждением – и не каждому это по силам –
всё это плохая услуга молодожёнам. Не всякому быть монахом,
не всякому – женатым, и не всякому – многодетным.
- Что вы имеете ввиду?
- Это ситуация, когда став многодетными, у
людей нет ни внутренних сил, ни материальных ресурсов, чтобы
хотя бы просто детей обеспечить. Вся та романтическая пена,
которая активно взбивается определенными кругами – "чем
больше детей, тем легче жить!" – на самом деле далеко не
всегда соответствует действительности.
Понимаете, одно дело – это материальная
сторона, а другое, что гораздо сложнее и важнее – это
необходимость включенности родителей в жизнь детей,
возможность и способность уделять достаточно внимания своим
детям.
Дети ведь хотят от родителей гораздо больше,
чем мы думаем.
Если ребенок воспитывается в семье (в
нормальной, любящей, обеспеченной семье), где один-два
ребенка, он получает гораздо больше внимания, чем ребенок,
где в семье 5-6 и больше детей, и при этом нет ни нянек, ни
гувернанток, ни домработниц – дефицит внимания неизбежен.
Я уверен, что сегодня разговор о
многодетности из высокого пафоса стоит переводить в
плоскость более открытого и откровенного разговора о
реальных сложностях, с которыми сталкиваются родители в
многодетной семье.
Да, это единственно правильно, что в семье
должно быть много детей. Но нужно понимать и то, что это
серьезный подвиг. И к этому подвигу люди должны быть готовы.
Готовы – но не вынуждены. Они чётко должны понимать, на что
идут. Если раньше человек вырастал в многодетной семье и
имел опыт такого уклада жизни – то сегодня большинство
родителей – из семей с одним, максимум двумя детьми, а то и
вообще из неполной семьи.
И если они не готовы, то делать заложниками
многодетности, как самих родителей, так и детей, –
неправильно и нечестно.
Любая добродетель, которая стала
вынужденной, рискует превратиться из добродетели в настоящую
беду.
Если человек начинает жить на пределе сил и
возможностей, если перестает воспринимать свою многодетность
как благословение Божие, если начинает тяготиться этим, то
возникает большой вопрос: а появится ли у детей, которые
воспитаны в такой семье, хотя бы минимальное желание пойти
по стопам своих родителей?… Притом, что обязательная
многодетность воспринимается именно как церковная
неизбежность?
***
Читайте также по теме:
***
В чем мы ошибаемся
- Но есть же чадолюбивые нации, где
многодетность воспринимается как достоинство, честь, норма и
готовность к ней - в крови. Это итальянцы, испанцы, грузины.
Грузия при этом была одной из советских республик. Только ли
дело здесь в воспитании?
- Наша страна прошла через страшное горнило
испытаний. Любой народ всегда четко разделен на определённые
слои, которые и формируют общество как таковое. Так вот все
эти слои в нашей новейшей истории засунули в мясорубку и
превратили в фарш. Из русского народа сделали фарш, из
которого можно было уже лепить что угодно.
Те же самые грузины и другие жители Кавказа
и Закавказья – они не стали "фаршем" в советский период.
Да, их модус существования в государстве изменился, но
внутреннее расслоение, устои, как были, так и оставались в
целом незыблемыми. А русский этнос по-настоящему пострадал.
Поэтому, мне кажется, что кризис современной российской
семьи связан с глубинным кризисом идентичности.
Вы задали вопрос: как общество относится к
многодетным? А знаете, я не вижу этого общества, о котором
можно было бы сказать, что оно к чему-то и как-то относится.
В нашем обществе нет целостности, гомогенности,
сплоченности, того, что позволило бы заявить: российское
общество относится к вопросу многодетности так-то. Его –
общества как целостности – просто нет.
Точки, вокруг которых концентрируются
взгляды, внешние серьезные стимулы, вызовы – возможно, это
то, что способно помочь обществу консолидироваться. Как было
в ситуации с Украиной и Крымом, например, когда какие-то
события стали притягивать людей друг к другу и стало
появляться некое единство.
Возможно, то же самое должно произойти и
здесь. А пока я вижу, что российский исламский мир гораздо
здоровее в плане семейных отношений, чем то, что мы именуем
российским как-бы-православным миром. Это не на уровне
теоретизирования, а на уровне практики особенно хорошо
видно. Однажды я летел с малолетним сыном в Минеральные
Воды. Почему-то нам указали места в разных рядах. Так вот,
единственный, кто без всяких разговоров и просьб вскочил и
поменялся местом – был мусульманин из одной из закавказских
республик. "Конечно, батюшка, о чём разговор?" Остальные –
наши, родные, русские, с крестами на груди, молодые и
взрослые, делали вид, что не слышат, а то и просто отшивали:
"Не видите что ли, я уже сижу, и это – моё место!" Когда вы
приходите в кафе, например, то видите, что мы, русские,
всегда сидим обособленно, по отдельности, а мусульмане
стараются не только поприветствовать единоверцев, но и сесть
рядом друг с другом. Даже если в помещение заходит какой-то
новый мусульманин, он тут же органически вписывается в это
сообщество, несмотря на то, что ни с кем не знаком.
Я уверен, что наша консолидация должна
произойти на уровне физической боли, какого-то глубинного
ощущения появившейся сродности. Если этого не будет, то
дальнейший распад только продолжится. Какие бы красивые
лозунги не развешивали по улицам.
Сейчас в обществе есть огромная проблема с
пониманием своей идентичности. Я бы назвал это ощущением
растерянности. Люди сейчас хотят не на словах, а в самой
жизни почувствовать что-то другое. И когда мы говорим: вот,
посмотрите на наши православные семьи, как у них всё хорошо,
только потому, что они православные и многодетные… – это
нечестно. Ведь на самом деле придут и посмотрят, и сделают
свои выводы.
Знаете, я смотрю на наши многодетные семьи,
с которыми мне приходится работать, сталкиваться на приходе,
а ведь среди них очень мало тех, на которых мне хотелось бы
кого-то ориентировать. Они есть – но таких – единицы.
Они исключения. Чаще приходится сталкиваться
с тяжелыми во всех отношениях непростыми ситуациями, в
которых объективный взгляд найдет очень много негатива и
невнимательности друг к другу.
Когда дети в таких семьях достигают
относительно самостоятельного возраста, уверяю вас, они
просто сбегают. Одни – пускаются во все тяжкие. Другие –
хоть и живут с верой в Бога, но со значительной дистанцией
от Церкви как института. В храм они, конечно же, не ходят.
Поэтому я убежден, что сегодня мы имеем очень серьезные
проблемы именно в содержательном плане: мы предлагаем людям
многодетность как единственно эффективно работающую модель
внутрисемейных отношений. И – ошибаемся. Многодетность –
прекрасна, но не для всех.
- Постойте, но эта агитация разве не от
Церкви исходит?
- Не только. Многодетность не сделает вас
счастливыми механически. Не существует никакой "волшебной
магии" многодетности.
Понимаете, если вы не научились любить друг
друга без детей, то оттого, что у вас появятся их шестеро,
ваши отношения не перерастут в нечто большое по принципу
перехода "количества в качество".
Если между людьми были серьезные проблемы
изначально, если они не смогли полюбить друг друга,
раскрыться друг в друге, держаться друг друга без детей или
с малым количеством детей, то при появлении "магического"
седьмого ребенка, как у нас некоторые говорят – "происходит
полное омоложение организма женщины на клеточном уровне" … –
так вот, ничего этого не произойдет и чуда не случится!
Я знаю семьи, которые распадались, имея
троих, четверых, пятерых детей. При этом все эти семьи были
глубокоправославными, а некоторые даже ультра церковными.
Однако дети в таких семьях получались
настоящими духовными инвалидами, которые никакого отношения
к Церкви сегодня уже не имеют. Они вырастают, уходят – и
всё! И то, что их еженедельно приносили к
Причастию, что
годами они сидели в воскресных школах – все это не работает.
Или, в лучшем случае, эффективность минимальная.
Потому что механически в жизни личности
ничего не работает. Работает только тогда, когда человека
касается искренняя заинтересованность и любовь другого.
Когда он приходит и отогревается, когда видит, что его любят
не на словах, а на самом деле.
***
Читайте также по теме:
***
О лукавстве приставки "надо"
- Недавно на нашем портале был опубликован
опрос супругов из православных многодетных семей. Когда
мужчин и женщин спрашивали о рецептах их многодетности, то
рефреном и в унисон у всех звучала мысль: "Чтобы быть
счастливой семьей, нужно любить эту жизнь, где много детей;
любить заботиться; любить решать проблемы; любить
разговаривать… потому что, если все это выполнять как долг,
можно надорваться". У меня к вам вопрос, а если попробовал и
понял, что ну нет сил? Бывают же те, у которых не получается
ни любить, ни справляться, ни терпеть. Есть у вас здесь
рецепт, как у многодетного отца?
- Здесь вообще нет никаких рецептов, кроме
одного универсального: когда человек учится любить, это
всегда больно.
Это больно, потому что нужно всегда
переступать через свою самость; нужно учиться находить
основания, чтобы где-то собой поступаться.
И когда этот процесс начинает происходить в
человеке, в родителе, дети его не могут не любить.
А все эти побудительные вещи с приставкой
"надо", надо любить и так далее, они немного лукавые.
Ведь Христос никогда не говорил нам, что
"надо любить". Он говорил "любите друг друга!" А это вовсе
не "обязаны любить". Он говорил в значении перспективы, по
направлению к которой нужно двигаться. Любить – это не
требование. Хорошая же это любовь, когда она – требование!
Любовь – это условие жизни, а не требование, понимаете?
И если у нас нет этого понимания, если у нас
во всем звучит "надо", то получается "нетеплая" любовь,
вымученная.
Нередко это происходит потому, что многое
делается "от ума". Вот мы услышали правильные слова, изучили
правильные схемы из достоверных и благословлённых источников
– и во все эти вещи начали пытаться правильно вписаться. В
итоге –получаем жизнь "в образе". Который в итоге "съедает"
своего носителя.
Но если мы ориентируемся на Спасителя как на
единственный камертон человечности и правильности всего, мы
не станем так поступать. Ведь Он не играл благочестивого
еврея, не смотрел внимательно на реакцию окружающих, не
пытался оценить, насколько эффективны или неэффективны его
слова. Он был глубоко естественен. Он был искренен. У него
болело сердце, когда Он видел, что Лазарь в гробу. И Он
плакал. Когда Он видел, что в притворе храма дерут
многократно за жертвенных животных, чем за его пределами –
Он был в гневе.
Эта глубинная детская непосредственность и
отсутствие того, что мы сегодня назвали бы внутренней
цензурой, "правильностью" в принятой нами в системе
координат. Этой "нашей правильности" у Христа совершенно
нет. Поэтому Он свободно переступал условности, даже
требования закона – когда видел в этом необходимость.
Недавно в воскресение читалось Евангелие о
воскрешении сына наинской вдовы. (Прим. Ред. - В Евангелии
от Луки 7:11-16 говорится о встрече по дороге в город Наин
Христа с вдовой, несущей хоронить единственного сына.
Христос утешил женщину и воскресил мальчика). Подумайте, это
же надо быть совершенно безумным с точки зрения любого
благочестивого еврея, чтобы прикасаться к одру с лежащим
трупом! Это, по иудейскому закону, ритуальное преступление!
Все равно что сегодня Великим постом перед всем храмом
съесть кусок баранины.
Но Христа ритуал не останавливает. Потому
что в Нем нет нашей искусственной двойственности, когда мы,
с одной стороны, понимаем, что должны быть вот такими, а по
факту – другие. Мы превращаем себя в некий интерфейс,
который транслирует то, что должно быть, от того, чего у нас
нет, но очень хотелось, чтобы оно было…
Мне кажется, что большая проблема наших
многодетных православных семей состоит в том, что они живут
извне навязанными шаблонами и установками.
Шаблонами, которые навязаны людьми и той
средой, которая вообще не знает, что такое дети, семья,
межличностные отношения и каковы сложности и проблемы.
Зачастую у нас экспертами по воспитанию
детей являются вовсе не опытные и успешные многодетные
родители, и даже не те, кто имеет одного ребенка, а
бездетные, способные говорить высокие и правильные слова. Но
все эти слова больше от ума, от книжек, от теории, а не от
практики.
И когда семья оказывается заложником этих
умных, правильных, благочестивых шаблонов, ее неизбежно ждет
серьезный кризис. Выходом из этого кризиса обычно бывает
разрыв шаблонов. Другого исхода быть не может.
И те, кто не смогли переступить эти шаблоны,
неизбежно рано или поздно обнаруживают, что многое из
рекомендованого, что ставилось во главу угла, просто не
работает. Оно оказывается такой мулькой, блефом, который
предлагается как нечто самодостаточное и бесконечно важное,
эффективно работающее, а по факту оказывается
десятистепенного значения, а часто и этого не имеет.
Мучения ради любви - разве не любовь?
- Так что же делать? Неужели нет никаких
практических советов?
- Здесь есть только один практический совет.
Нужно трудиться в изучении сложнейшей науки под названием
"искусство любви". И правильно расставлять акценты в
приоритетах. Исходя из вашей конкретной семьи, а не из
некоего "абстрактного идеала".
Прежде всего постигать искусство любви друг
ко другу, затем – к своим детям, а потом и к окружающим.
Любить надо уметь. И этому надо сознательно учиться. Это –
вовсе не очевидные вещи, как может казаться поначалу.
Классическая схема, когда молодые
православные супруги с каждым новым ребёнком начинают
отчуждаться друг от друга. Всё брошено в котёл обеспечения
многодетности. Друг для друга нет ни времени, ни сил, да и
желания тоже нет. Вместо "вживания" друг в друга, узнавания
друг друга, выстраивания отношений друг с другом,
заработала, с позволения сказать, "фабрика по производству
детей" и их дальнейшему обеспечению – ибо только это может
быть оправданием близости как "узаконенного блуда" для тех,
кто не может жить воздержно. Но если бы они загодя, ещё до
порога супружества, честно признались друг другу, что
главная задача мужа будет оплодотворять жену и финансово
обеспечивать неуклонно растущую семью, а жены – регулярно
рожать и воспитывать, отрабатывая в одном лице функции
домработницы, повара, гувернантки и водителя, и это – 99% от
содержания их супружеской жизни – не уверен, что они
захотели бы вступать в брак с такой перспективой.
Одна из доминирующих установок в нашей среде
– оправдание супружеской близости только в зачатии ребёнка.
На брак многие хотят смотреть именно так: но давайте будем в
этом вопросе последовательны. Если единственная цель
близости – деторождение, и всё – тогда единственно
допустимое время для этого – время овуляции, которое надо
тщательно высчитывать, дабы не "промахнуться". Всё же
остальное – скажем честно! – грех! Но и это еще не конец
истории: если просто подсчитать, сколько в среднем должно
быть детей в такой "правильной" семье, то их будет не 3-4, и
даже не 5-7, а куда более десятка. Простая арифметика: даже
если женщина вышла замуж в 25-27, то период её фертильности
– около 30 лет. Даже если она рожает 1 раз в 3 года – а в
реальности куда чаще это происходит – то это уже – 10 детей!
Возникает вполне логичный вопрос: а что же происходит с
семьями, которые "останавливаются" на 3 или 5 ребёнке –
когда "производственный процесс", казалось бы, филигранно
отлажен? Неужели супруги перестают вообще разделять одно
ложе и берут на себя подвиг "монашества в миру"? Очень
сомневаюсь! Просто после n-го по счёту ребёнка семья
очевидным образом оказывается вынуждена разорвать навязанный
шаблон "от ума" – либо прекратить своё существование.
Нельзя смотреть на близость супругов, словно
на биологический препарат под микроскопом. Это – тайна
двоих, и только: это продолжение стремления их как личностей
к глубинному душевному и телесному единству, это "одна
плоть", без поглощения, без уничтожения одного другим. И
зачатие ребёнка – естественное, но не безусловное следствие
этой близости. Зачатием не исчерпывается смысл и полнота
происходящего между любящими друг друга супругами. Отец
Валентин Свенцицкий подметил очень важную деталь: "Половое
чувство в своём высшем напряжении стремится к созданию
"единой индивидуальности". Дети есть результат
недостигнутой внутренней задачи в любви. Природа даёт
возможность передать эту задачу последующему поколению".
Настоящая любовь "из воздуха" не берётся.
Это определенное умение, которое в нашем постсоветском
обществе тотально атрофировано. И я думаю, что от каждого из
нас зависит, в какой мере умение любить и хотя бы не
травмировать друг друга мы сможем возродить в нашем
обществе. А ведь дети неизбежно копируют модели отношений в
семье, и потом транслируют их уже в собственных семьях –
либо, осознав, пытаются их мучительно преодолеть.
Как Спаситель говорил? "По тому узнают, что
вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою". Он же
не сказал, что если у вас будет пятеро детей, если вы будете
еженедельно причащаться и соблюдать Великий пост, вычитывать
каноны и акафисты, но сказал, что узнает нас, "если вы
будете иметь любовь между собой". Причем эта любовь не может
не быть очевидной для окружающих. Она либо есть, либо ее
нет.
В "Основах социальной концепции" ясно
сказано: "Для христиан брак стал не просто юридическим
договором, средством продолжения рода и удовлетворения
временных природных потребностей, но, по слову святителя
Иоанна Златоуста, "таинством любви", вечным единением
супругов друг с другом во Христе". И в продолжение – едва ли
можно сказать лучше, чем это сказано дальше: "супруги несут
ответственность перед Богом за полноценное воспитание детей.
Одним из путей реализации ответственного отношения к их
рождению является воздержание от половых отношений на
определенное время. Впрочем, необходимо памятовать слова
апостола Павла, обращенные к христианским супругам: "Не
уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, для
упражнения в посте и молитве, а потом опять будьте вместе,
чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим" (1 Кор. 7:5). Очевидно, что решения в этой области супруги должны
принимать по обоюдному согласию, прибегая к совету
духовника. Последнему же надлежит с пастырской
осмотрительностью принимать во внимание конкретные условия
жизни супружеской пары, их возраст, здоровье, степень
духовной зрелости и многие другие обстоятельства, различая
тех, кто может "вместить" высокие требования воздержания, от
тех, кому это не "дано" (Мф. 19:11), и заботясь прежде
всего о сохранении и укреплении семьи. Священный Синод
Русской Православной Церкви в определении от 28 декабря 1998
года указал священникам, несущим духовническое служение, на
"недопустимость принуждения или склонения пасомых, вопреки
их воле, к... отказу от супружеской жизни в браке", а также
напомнил пастырям о необходимости "соблюдения особого
целомудрия и особой пастырской осторожности при обсуждении с
пасомыми вопросов, связанных с теми или иными аспектами их
семейной жизни"".
- Но чтобы научиться любви нужно время,
много времени.
- Вот именно. На это и нужно и время, и
силы, потому что все остальное – несоизмеримо по значимости и
по отдалённым результатам.
- А давайте обратимся в плоскость
материальную, где многодетность уже свершившийся факт. Вот
как говорят о многодетных: они живут, несчастные, на трех
квадратных метрах, и угла друг у друга нет. Родителям
некогда голову поднять, потому что они должны зарабатывать
на жизнь, а значит пахать и пахать, что предполагает
хроническую усталость. Когда тут любви-то научиться? В какой
момент?
- Эти люди в такой ситуации, потому что они
и есть заложники шаблона, который однажды был навязан им
кем-то из "великих" авторитетов.
- Постойте, а как же раньше люди жили?
Например, сто лет назад многодетная семья была нормой,
рядовым случаем, а не исключением. Значит, не было у них
таких проблем?
- Не знаю. Но мне приходилось общаться с
людьми, которые родились еще в десятых-двадцатых годах XX
века в крестьянских семьях, и у меня было острое ощущение их
хронической недолюбленности. Да, это были взрослые, которые
составили свои семьи, имели детей, внуков, но они так и
остались ощетинившимися волчками, которым всю жизнь нужно
было выживать и бороться за свое место под солнцем. Для
государства, для работы, для карьеры – это может быть и
неплохо. Но то, что в своих семьях они не знали любви, не
имели навыка любви – это факт. Поэтому я бы не стал
идеализировать те семьи и то прошлое.
- Не знаю, имеют ли в прошлом опыт любви
сегодняшние многодетные родители, но нередко создается
ощущение, что многодетные вынуждены жить по принципу:
успеть, добыть, урвать – и все это ради детей. Идет ли речь
о бесплатной путевке в лагерь для ребенка, билете в театр
или на концерт, социальном продуктовом наборе. При этом
рефреном звучит: "к счастью, я успела, нам досталось, мы
попали". Или "войдите в положение", а "есть ли многодетным
скидки"? И перед глазами череда мелких житейских успехов в
этой добыче и погоне за благом для своей огромной семьи,
часто через унижение, либо полный и тотальный провал и
безразличие. Но это же тоже форма любви?
- Вы очень глубокую тему затрагиваете. Но я
здесь вижу другое. Во всем этом лежит глубиннейшая
компенсация той проблемы, в которой человек оказывается по
причине того, что стал многодетным. Но это же ненормально.
Такие люди – заложники. Нельзя на многодетность смотреть,
как на некую "печать православности". Это не печать – а
призвание, и тот, кто решается его исполнить – молодец и
подвижник; таких надо всячески поддерживать и государству, и
приходу. Поддерживать – но не вынуждать, когда они к этому
не готовы, тем более, когда их отношения друг с другом и так
висят на волоске.
Я понимаю, что я не в тренде со своими
рассуждениями.
Но у меня четкое ощущение того, что
многодетность – совершенно не универсальный рецепт спасения.
Я убежден и настаиваю на том, что в браке первичны отношения
между мужем и женой, между супругами. И хорошо, когда
большое количество детей эти отношения укрепляют, переводят
на более серьезный и глубокий уровень.
Но чаще выходит так, что муж с женой
становятся машинами по обслуживанию детей.
И когда дети "разлетаются", супруги смотрят
друг на друга опустошенными глазами, часто не понимая – а
что это за кошмар у них тут был? И что за кошмар им еще
предстоит, потому что они не знают, что делать друг с
другом, ведь кроме детей в их жизни нет и ничего не было. За
минувшие двадцать – тридцать лет может они и научились
успешно "функционировать" друг с другом, но в глубинном
постижении друг друга так и не продвинулись.
Я убежден, что нельзя смотреть на семью как
на чадородную машину.
Значимость отношений между супругами в семье
гораздо выше и глубже, она выходит за пределы чадородия.
Семья – это не время, которое мы проводим, дожидаясь
старости. Это не правильно и не нормально, если в семье у
супругов нет возможности полноценно общаться друг с другом,
нет возможности погружаться в тайну другой души, учиться
уважать свободу другого, его (или её) несводимость к
"заранее определённым рамкам".
Никакое количество детей не может быть
оправданием невозможности реального и глубокого соединения
душ этих людей. Потому что выходит, что любовь между людьми
послужила лишь толчком к зачатию – и на этом вся ее энергия
истощилась и закончилась. А дальше пошла работать машина по
обслуживанию тех, кто родился. Но эта машина однажды
неизбежно остановится – и что дальше? Навязывать себя в
качестве бабушек и дедушек?
Главный смысл, миссия семьи, вложенная в неё
Богом, состоит в том, что семья – это пространство
предельной концентрации любви в мире. Если ребенок всеми
клетками своего организма этой любви не ощущает, если видит,
что родители загружены какими-то навязанными извне
установками и делаются заложниками этих шаблонов, при этом у
самих глаза потухшие, жизни нет, нет никакой радости, даже с
утра, мне кажется, что-то неправильно в нашей консерватории:
ноты-то безупречные, да только со слухом у исполнителей –
проблемы…
Беседовала Дарья Рощеня
Живой Журнал - 27.11.2016.
Живой журнал - 27.11.2016.
|
