О "мытарствах"
Наше пребывание среди населения, хотя и
христианского, но во многом иных понятий и взглядов в
области веры, побуждает нас хотя бы изредка откликаться на
темы нашей веры, когда поднимаются они и трактуются с
неправославной точки зрения лицами других исповеданий, а то
и православными, потерявшими твердую православную почву под
ногами.
В ограниченных условиях нашего
существования, как небольшой церковной ветви, мы, к
сожалению, не в состоянии полностью реагировать на такие
выступления или отвечать на вопросы; однако чувствуем иногда
в самих себе такую потребность. В частности, имеем повод
определить православный взгляд на вопрос о "мытарствах,"
составляющий тему или одну из тем в книге на английском
языке под названием "Христианская мифология." "Мытарства"
-
переживания христианской души непосредственно после смерти
человека, как эти переживания представляются отцами Церкви и
христианскими подвижниками. В последние годы заметнее стали
критические подходы к ряду наших церковных воззрений,
приписывающие черты примитивных воззрений, наивного
миросозерцания, или благочестия, с применением таких слов,
как "мифы," "магия," или подобных им.
Наш долг отозваться на такие взгляды.
Тема о "мытарствах" не есть, собственно,
предмет православного христианского богословия: она не
догмат Церкви в точном смысле. Она составляет материал
нравоучительного, воспитательного свойства, можно бы сказать
- педагогического характера. Чтобы правильно подойти к ней,
необходимо понимать основы и дух православного
миропонимания. "Ибо кто из человеков знает, что в человеке,
кроме духа человеческого, живущего в нем? Так и Божьего
никто не знает, кроме Духа Божия?" Нужно самому приблизиться
к Церкви, "дабы знать дарованное нам от Бога" (1 Кор.
2:11-12).
В данном вопросе основа: Мы веруем в
Церковь. Церковь есть небесно-земное Тело Христово,
предназначенное к нравственному совершенствованию членов
земной ее части и к блаженной, радостной, но всегда
деятельной жизни сонмов ее в Небесной ее сфере. Церковь на
земле славит Бога, объединяет верующих и воспитывает их
нравственно, чтобы таким путем облагородить и возвысить саму
земную жизнь, личную, своих чад и общественную; главное же,
чтобы помочь им в достижении жизни вечной, в Боге, в
достижении святости, без которой "Никто не увидит Господа"
(Евр. 12:14). Для этого нам необходимо непрестанное
церковное наше общение, нас земных, с Небесной Церковью. В
Теле Христовом все члены его во взаимодействии. У Господа,
Пастыря Церкви, как бы два стада: небесное и земное
(Послание Восточных патриархов 17-го века). "Страдает ли
один член, страдают с ним все члены; радуется ли один член,
радуются с ним остальные члены." Радующейся является
Небесная Церковь; но она вместе с тем постраждет сочленам
земным. Св. Григорий Богослов дал имя земной Церкви его
времени "страждущее Православие:" таким оно остается и
доныне. Общение это ценно и необходимо для общей задачи,
дабы мы "Все возвращали (растили) в Того, из Кого все Тело,
составляемое и совокупляемое посредством всяких взаимно
скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена,
получает приращение для созидания самого себя в любви" (Ап.
Павел, послан. к Ефесян.). Цель же всего - обожение в
Господе, да будет "Бог - все во всем." И земная жизнь
христианина есть - должна быть - местом духовного роста,
подъема, восхождения души к Небу. Да, мы глубоко скорбим,
что, за исключением единиц, мы, зная наш путь, далеко сходим
с него из-за привязанности к чисто земному, и хотя готовы
приносить покаяние, но продолжаем жить в нерадении и
лености. Однако, нет в наших душах того "душевного
спокойствия," какое присуще западно-христианской психологии,
утвержденной на некоем "моральном минимуме," дающем удобное
душевное расположение для занятия своими житейскими
интересами.
Между тем, именно там, где кончается линия
"душевного спокойствия," там открывается поле для
совершенствования, для внутренней работы христианина. "Если,
познавши Бога, произвольно грешим, то не остается более
жертвы за грехи, но некое страшное ожидание суда и ярость
огня, готового пожрать противников…Страшно впасть в руки
Бога живого!" (Евр. 10:26-27, 31). Пассивность, беспечность
непривычны душе: не поднимаясь, мы тем самым опускаемся
вниз. А между тем подъем требует неустанной бдительности
души, и более того - борьбы. С кем борьбы? С собой ли
только? - "Наша брань не против плоти и крови, но против
начальств, против властей, против мироправителей тьмы века
сего, против духов злобы поднебесной" (Еф. 6:12).
Здесь мы подходим к теме о мытарствах.
Не случайно, не напрасно молитва Господня
кончается словами: "Не введи нас во искушение, но избави нас
от лукавого." Об этом лукавом Господь в другой Своей беседе
сказал Своим ученикам: "Я видел сатану, спавшего с неба как
молния.." Низринутый с неба, стал, таким образом, обитателем
низшей сферы, "князем власти воздушные," князем "легиона"
нечистых духов. "Когда нечистый дух выйдет из человека," но
не найдет себе покоя, возвращается в дом, откуда вышел, и
найдя его не занятым, выметенным и убранным, "Идет и берет с
собою семь других духов, злейших себя, и вошедши живут там;
и бывает для человека того последнее хуже первого. Так будет
и с этим злым родом," в заключение сказал Господь (Мф. Гл.
12). Только ли с тем родом? А об исцеленной в одну из суббот
скорченной женщине не ответил ли Господь: "Эту дочь
Авраамову, которую связал сатана вот уже восемнадцать лет,
не надлежало ли освободить от уз в день субботний?" Не
забывают об этих врагах наших и апостолы в своих
наставлениях. "Вы некогда жили, - пишет ап. Павел ефесянам,
- по обычаю мира сего, по воле князя, господствующего в
воздухе, духа, действующего ныне в сынах противления…"
Поэтому и ныне "облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам
можно было стать против козней диавольских," ибо "диавол,
как рыкающий лев, ищет кого поглотить."
Будучи христианами, назовем ли эти ссылки на
Писание мифологией?
Что написано, о чем предостерегает слово
Божие, относится и к нам, относилось и к прежним поколениям.
И поэтому препятствия для спасения те же. Одни - в нашем
собственном нерадении, в собственной самоуверенности, в
беспечности, в эгоизме, в телесных страстях; другие - в
соблазнах и соблазнителях, окружающих нас: в живых людях и в
невидимых темных силах, окружающих нас. Потому мы в наших
личных, домашних ежедневных молитвах просим Бога не
допустить нас даже до "лукавого поспешения," т.е. до удачи в
делах, такой, какая шла бы от помощи темных сил. А вообще в
личных молитвах и в общественном богослужении мы никогда не
теряем мысли о переходе в иную жизнь по смерти.
В апостольские и первохристианские времена,
когда было больше воодушевления в христианах, когда
отчетливее была разница между языческим миром и миром
христиан, когда страдания мучеников сами собой являлись
светом христианства, требовалось меньше заботы о поддержании
духа христиан простой проповедью. Но Евангелие максимально!
Требования Нагорной проповеди предназначены были не для
одних апостолов. И потому в писаниях апостолов уже читаем не
простые наставления, но и предостережения перед будущим,
когда должно будет давать отчет.
"Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам
можно было стать против козней диавольских…" "Дабы вы могли
противостать в день злой и, все преодолевши, устоять…" (Еф.
Гл. 6). "Мы должны знать, что если мы, познавши Бога,
произвольно грешим, то не остается более жертвы за грехи, но
некое страшное ожидание суда и ярость огня, готового пожрать
противников." "Страшно впасть в руки Бога живого!" (Евр. Гл.
10). "К одним будьте милостивы, а других страхом спасайте,
исторгая из огня, обличайте со страхом, гнушаясь даже
одеждою, которая осквернена плотью" (Иуды, бр. Иакова).
"Невозможно - однажды просвещенных и вкусивших дара
небесного и сделавшихся причастниками Духа Святого, и
вкусивших благого глагола Божия и сил будущего века, и
отпадших, опять обновлять покаянием, когда они снова
распинают в себе Сына Божия и ругаются Ему" (Евр. Гл. 6).
Так было в апостольский век. Когда же
Церковь, получив свободу исповедания, стала пополняться
массами народа, когда и общее воодушевление верой стало
ослабевать, потребность в сильных словах, в обличениях, в
призывах бдительности духовной, к страху Божию и страху пред
своей судьбой стала острее. И у самых ревностных
архипастырей среди сборников их пастырских поучений мы
читаем грозные слова картин будущего суда, ожидающего нас по
смерти. Эти слова предназначены к вразумлению грешников и,
очевидно, произносились в периоды обще-христианского
покаяния, перед Великим постом. В них истина "правды
Божией," истина, что в Царство святости не войдет ничто
нечистое, облечена в живописные, отчасти приточные, близкие
к земным, каждому жизненно знакомые образы. Сами святители
наименовали эти образы суда, непосредственно следующего за
смертью, - "мытарствами." Столы мытарей, собирателей налогов
и пошлин, были, очевидно, пунктами пропуска в дальнейшую
дорогу, в город, в его центральную часть. Конечно, слово это
само по себе не вводит нас в его религиозный смысл. В
святоотеческой речи оно обозначает краткий период
посмертного отчета души христианской о своем моральном
содержании.
Уже 4-й век дал нам образцы таких живых,
картинных обращений к пастве.
"Пусть никто не льстит себя суетными
словами, ибо "внезапно настигнет тебя пагуба" (1 Фессал.
5:3) и произведет переворот, подобный буре. Придет строгий
ангел, насильно поведет душу твою, связанную грехами.
Займись же размышлением о последнем дне,… представь себе
смятение, сокращение дыхания и час смертный, приближающийся
Божий приговор, поспешающих ангелов, страшное смущение души,
мучимой совестью с жалостным взором на происходящее, наконец
- необходимую неотвратимость дальнего переселения" (Св.
Василий Великий. В "Опыте православного богословия с
историческим изложением" еп. Сильвестра, т. 5, стр. 89). Св.
Григорий Богослов, имевший дело с большой паствой лишь в
краткие периоды, ограничивается общими словами, говоря, что
"каждый бывает искренним судьей самого себя, по причине
ожидающего его судилища."
Более яркая картина у св. Иоанна Златоуста:
"Если мы, - говорит он, - отправляясь в какую-нибудь чужую
страну или город, требуем путеводителей, то сколько нам
нужно помощников и руководителей, чтобы пройти
беспрепятственно мимо старейшин, властей, воздушных миро
правителей, гонителей, мытаре начальников! Посему-то душа,
отлетая от тела, часто то поднимается, то ниспускается, и
боится, и трепещет. Сознание грехов всегда мучит нас, тем
более в тот час, когда предстоит нам быть отведенными на
тамошние испытания и страшное судилище." И далее Златоуст
дает нравственные наставления к христианскому образу жизни.
Что касается скончавшихся младенцев, то он влагает в их уста
следующие слова: "Святые ангелы мирно разлучили нас от тел,
и мы, имея добрых путеводителей, безбедно прошли мимо
воздушных властей. Лукавые духи не нашли в нас того, чего
искали, не заметили того, чего хотели. Узрев тело без греха,
они посрамились; увидев непорочную душу, устыдились; увидев
не оскверненный язык, умолкли. Мы прошли мимо и посрамили
их. Сеть расторгалась, и мы избавились. Благословен Бог, не
давший нас в их ловитву" (там же. Слово 2-е, О памяти
усопших).
Так же безбедно и свободно достигающими
чертогов небесных представляет Православная Церковь
христианских мучеников и мучениц. В пятом веке представление
непосредственного суда над душой после выхода ее из тела,
или частного суда, предшествующего всеобщему Страшному Суду,
еще полнее соединилось с представлением мытарств, как видим
это у св. Кирилла Александрийского в его "Слове об исходе
души," суммирующем образы этого рода у предшествующих отцов
Церкви. Совершенно ясно каждому, что чисто земные образы
привлечены к предмету духовного свойства ради того, чтобы
запечатлевшийся в памяти образ будил душу человека. "Се
Жених грядет в полуночи, и блажен раб, его же обрыщет
бдящая." Одновременно в этих картинах греховность, присущая
падшему человеку, раскрывается в ее разных видах и формах, и
это дает побуждение человеку к анализу своего собственного
душевного содержания. В наставлениях православных
подвижников виды и формы греховности имеют некоторый свой
особый отпечаток; в житийной письменности - также
соответственный свой (В подвижнических наставлениях иногда
страсти и лукавые бесы почти отожествляются: духи,
поселяющиеся в телах живых людей, являются возбудителями
страстей; страсти становятся не только недугами телесными,
но и душевными, и потому продолжают оставаться в душе
приманками земных страстей даже и по смерти. Поэтому можно
представить мытарства, как и внутреннюю личную борьбу в
оголившейся от тела душе). Благодаря доступности житий
святых, стало особенно известным сказание о мытарствах прав.
Феодоры, подробно изображенное ей преп. Василию Новому в его
сонном видении. Сновидения вообще выражают душевное
состояние самого данного человека, а в особых случаях бывают
подлинными видениями душ усопших в их земном виде. Данное
сказание имеет признаки того и другого. Мысли об участии
добрых духов, наших ангелов хранителей, а с другой стороны -
духов злобы поднебесной, в судьбах людей находят для себя
подтверждение: в притче о богатом и Лазаре. Лазарь тотчас по
смерти отнесен был ангелами на лоно Авраамово; "неправедный
богач," по другой притче, услышал: "безумец, в сию нощь душу
твою истяжут от тебе"; "истяжут," по-видимому, не иные кто,
как те же "духи злобы поднебесной."
Что душа непосредственно по разлучении от
тела входит в сферу определения ее дальнейшей судьбы,
говорит простая логика, подтверждает и слово Божие.
"Человекам надлежит однажды умереть, потом же суд," читаем у
ап. Павла (Евр. 9:27); суд частный, независимый от общего
Вселенского Суда.
Учение о частном суде Божием входит в круг
догматического православного богословия. Что же касается
мытарств, то наши русские составители общих систем
богословия ограничиваются таким, можно сказать, трафаретным
замечанием: "Все чувственные земные образы, под которыми в
виде мытарств представляется частный суд, хотя по своей
основной мысли вполне верны, однако же, должны быть
принимаемы (как наставлял преп. Макария Александрийского сам
явившийся ему Ангел), только за самое слабое изображение
вещей небесных" (см. у Макария, митр. Московского, у
Епископа Сильвестра, Ректора Киевской Духовной Академии.
Архиеп. Филарет Черниговский в своем двухтомном труде
Догматического Богословия не касается вообще этой темы).
Если говорить об устрашающем характере
картин о мытарствах, то разве мало их в новозаветных
Писаниях и в речах Самого Господа? Не устрашает ли нас самый
простой вопрос: "Кто вошел сюда в небрачной одежде?"
Мы отзываемся на рассуждения о мытарствах,
на материал второстепенный в области нашей православной
мысли, потому что он дает повод осветить сущность нашей
церковной жизни. Наша жизнь христианская, церковная,
молитвенная есть непрерывное взаимообщение с небесным миром.
Оно - не простое "Призывание святых," как это часто
формулируют. Оно - общение любви. Этим путем "все тело
Церкви, составами и связями будучи соединяемо и скрепляемо,
растет возрастом Божиим" (Кол. 2:19). Мы чрез Церковь
"приступили к небесному Иерусалиму и тьмам Ангелов, к
торжествующему собору и церкви первенцев, и к Судии всех
Богу, и к духам праведников, достигших совершенства" (Евр.
12). Наши молитвенные связи идут по всем направлениям.
Нам заповедано: "Молитесь друг за друга." Мы живем в
аксиомах веры: "Живем ли или умираем, всегда Господни."
"Любовь никогда не прекратится." "Любовь покрывает множество
грехов" (1 Петра 4:8). - Для души смерти нет. Жизнь во
Христе - есть мир молитвы. Она пронизывает все тело Церкви,
соединяет каждого члена Церкви с Небесным Отцом, членов
земной Церкви между собой и членов земных с небесными.
Молитвы - нити Живой ткани тела церковного. Много может
молитва праведного (ап. Иаков). Двадцать четыре старца на
небеси у престола Божия пали пред Агнцем, имея каждый гусли
и чаши полные фимиама, "которые есть молитвы святых", т.е.
возносили молитвы от земли к престолу небесному.
Устрашения нам нужны, они могут и должны
остерегать нас от дурных поступков. Но - та же Церковь
внушает нам, что Господь щедр и милостив, долготерпелив и
многомилостив, и каяйся о злобах человеческих, принимая на
Себя немощи наши. И в Небесной Церкви - наши заступники,
помощники, молитвенники. Пречистая Богородица - Покров наш.
Сами наши молитвы - это молитвы святых, ими записанные, из
их умиленных сердец исшедшие в дни их земной жизни; творцы
молитв могут это чувствовать, и сами они, таким образом,
становятся ближе к нам. Таковы наши молитвы ежедневные о
себе. Таков и весь круг церковного богослужения суточного,
еженедельного, праздничного. Вся эта письменность не
кабинетного происхождения. Против такой помощи враги
воздушные бессильны. Только бы мы имели веру. И лишь бы
молитвы наши были теплы и искренни. Радость бывает на
небесах больше об одном кающемся, чем о других уже не
требующих покаяния. Как настойчиво Церковь учит нас в храме,
чтобы "прочее время жизни нашей в мире и покаянии" окончить
нам! Учит: - Пресвятую, Пречистую, Преблагословенную
Владычицу нашу Богородицу со всеми святыми поминать и тогда
с полной надеждой самих себя и друг друга и всю жизнь нашу в
святую волю Христа Бога нашего предать. Но при всем этом
облаке небесных покровителей нас радует особая близость к
нам наших ангелов хранителей. Они - кротки. Бывает -
радуются о нас, бывает - скорбят о наших падениях. И мы
полны надежды на них в том нашем состоянии, когда разлучится
душа с телом и нужно вступать в новую жизнь - в свете или во
тьме? В радости ли или в печали? Потому каждый день молим мы
наших ангелов о приходящем дне: "от всякого лукавствуя
противного ми врага избави мя." А в особых канонах
покаянного характера молим их не отходить от нас ныне и по
смерти. "Я вижу духовным взором тебя, моего пребывателя,
собеседника, святый ангеле, соблюдающая, сопутствующая,
пребывающая и спасительная предлагающая присно мне…" "Егда
смиренная моя душа от тела распрягается, тую же да покроют,
наставниче мой, светлые твои и пресвященные крылья."- "Егда
трубный страшный глас иметь мя воскресит на суд, близ мене
стань тогда тих и радостен, надеждою спасения отъемля мой
страх."-"Яко красен сей добротою и сладкий и веселый, солнце
злачный ум, светло предстану ми улыбающимся лицом и
радостным воззрением, егда имам от земли взяться."- "Да узрю тя одесную окаянная моею души предстоящая, светла и тиха,
заступника и предстателя моего, всегда исчезали от мене
нужно духу моему, и ищущая мя горькие враги отгоняющая"
(Канон Ангелу Хранителю, Иоанна монаха, Иерейский
молитвослов).
Так святая Церковь, сонмом своих строителей:
апостолов, великих святителей, преподобных
подвижников-аскетов, - имея своим Пастыреначальником нашего
Спасителя и Господа Иисуса Христа, - создала и дает нам
полноту средств для нашего духовного совершенствования и
достижения вечной блаженной жизни в Боге, преодолевая нашу
беспечность и легкомыслие страхом и грозными
предупреждениями, и в то же время, вселяя в нас дух
бодрости, светлой надежды, окружив нас святыми небесными
руководителями и помощниками. Церковно-богослужебным уставом
нам дан прямой путь к достижению Царства славы.
Среди евангельских образов Церковь особенно
часто напоминает нам притчу о блудном сыне и одну неделю в
годичном круге богослужебном всю посвящает этому
воспоминанию, чтобы мы знали безграничную любовь Божию и то,
что искреннее, умиленное, слезное покаяние верующего
человека преодолевает все препятствия и все мытарства на
пути к Отцу Небесному.
Михаил Помазанский, протопресвитер
Догматическое богословие. – Клин:
Фонд "Христианская жизнь", 2001
|
