Апологеты ювенальной юстиции намерены
полностью поставить семью под контроль государства
Беседа с профессором Анатолием Ивановичем
Антоновым
Как известно, одной из главных проблем
России является демографический кризис. Важнейшую роль в
решении этой проблемы играет семья и ее статус в нашей
стране, в том числе, статус законодательный. Между тем,
законодательная деятельность государства в области брака и
семейных отношений пока оставляет желать лучшего. О том,
какие угрозы для семьи таят в себе законодательные
инициативы государства в интервью "Народам России" рассказал
заведующий кафедрой социологии семьи МГУ
им. М. В. Ломоносова, профессор, доктор философских наук,
академик-секретарь отделения демографии Международной
академии прогнозирования Анатолий Антонов.
– Сфера ваших научных интересов –
современная семья и ее роль в демографическом процессе.
Сейчас государство уделяет значительное внимание
демографической политике. Как это внимание сказывается на
российской семье?
– Строго говоря, я занимаюсь исследованием
законотворческой деятельности государства, направленной
против семьи и брака, то есть против человека.
Меня "восхищает" как нынешнее, антисоветское
по сути государство сохранило и блестяще пользуется всеми
выгодами от эксплуатации семьи государством советским. К
примеру, лишь во второй половине девяностых годов – то есть
совсем недавно – была отменена статья в подзаконных
инструкциях, которые, как известно, у нас порой важнее
закона, поскольку объясняют, как именно должен действовать
закон, о том, что члены семьи обязаны доносить друг на
друга, если кто-то из них пропагандирует антигосударственную
идеологию. На одном только этом примере видно, как это
наследство, выгодное нынешнему правительству, сохраняется в
правоприменительной практике достаточно долго. И ведь это
далеко не единичный случай.
Очень часто государство, пользуясь тем, что
в практике брачно-семейных отношений всегда бывают примеры,
а скорее, исключительные случаи, когда родители ведут себя
не как родители, а как подонки, пытается воздействовать на
институт семьи, как модератор, вторгается в сферу
ответственности самой семьи. Особенно это характерно для
того типа государств, который называется государство-welfare
(государство всеобщего благоденствия). Типичным
государством-welfare был Советский Союз.
Что такое государство–welfare? Такое
государство говорит своим гражданам: мы вам платим не очень
большую зарплату, поскольку огромные средства уходят на
пособия и льготы. Поэтому зарплата в государстве-welfare
всегда меньше, чем в государствах со звериным оскалом
капитализма, которое платит пособия только инвалидам.
Правда, в чистом виде такого государства нет сейчас нигде в
мире. Почти каждое нынешнее государство, как правило, в той
или иной степени государство-welfare. Россия, формально,
социальное государство, но по существу, конечно, абсолютно
антисоциалистическое. А инструменты давления на семью
отчасти остались те, что использовались в СССР, отчасти
новые, заимствованные из западного опыта государств-welfare.
В первую очередь это касается ювенальной юстиции.
– Почему государство противопоставляет себя семье?
– При слабом государстве – всегда сильная
семья. Она выполняет функции страхования, обеспечения,
попечительства. Попечительства над отдельными индивидами
всем семейным миром.
Защищает старого человека – от старости и
немощи, больного – от болезни, младенцев, детей – от детских
иждивенческих проблем. Эта семья, на которой все держится, в
том числе и государство. Но эта семья в полной мере себя
проявляет, когда нет централизованного мощного государства.
А нынешние государства почти все крайне централизованы.
На знамени нынешних государств-welfare
написано – забрать у семьи как можно больше попечительских
функций, огосударствить их, то есть лишить семью приватной
жизни.
В 90-е годы я писал Чубайсу и всем нашим
гайдаровцам письма о том, как надо проводить настоящую
приватизацию – нам надо обобществленную советским
коммунизмом семью, когда мать и отец работают на
государство, а дети их находятся в детских садах и яслях,
заменить однодоходной семьей, где один из родителей был бы
министром домашнего хозяйства, и занимается воспитанием
детей. Тогда бы он реально делал бы своих детей своими. А
когда я отдаю своих детей в детский сад – по выражению
Бестужева-Лады, сдаю их как чемодан в камеру хранения – и их
там воспитывают чужие дяди и тети, потом они возвращаются ко
мне, так они и относятся потом ко мне как к чемодану.
Обобществление функций воспитания – в детских домах, в
казармах, в школах, в интернатах, в социальных институтах –
это и есть разъединение семейных поколений. Зачем это
понадобилось Сталину и Советскому Союзу я понимаю – чтобы
разъединить поколения, воспитать новых Павликов Морозовых,
надо было оторвать их от культурной, исторической,
религиозной традиции, от бабушек, от дедушек, которые что-то
старое передавали новым. Теперь у нас поколение Павликов
Морозовых пришло к власти. Поэтому они так легко предали
стариков-пенсионеров, объявив их "коммуняками",
"красно-коричневыми". Но это же ваши бабушки и дедушки! Нет,
говорили они, это "коммуняки", это не люди, их надо
уничтожить! Большевизм Гайдара – это такой же большевизм,
как и ленинский, один к одному. Я понимаю, что надо было
нарыв разорвать, рынок строить, но если вы
государство-welfare, то это социальное государство, прежде
всего. Нельзя из советского государства сразу попасть в
объятия антисоциального. Это надо делать медленно и
постепенно. А реформаторы 90-х поступили хитро. Они
сохранили всю эксплуатацию того, старого государства в
отношении семьи, а все мизерные социальные льготы – отменили
одним росчерком пера. Отменили бесплатные санатории, детские
сады. И оставили людей без всякой поддержки...
– Спасение утопающих – дело рук самих утопающих?
– Да. И это было бы не так страшно, если бы
сохранялась крепкая семья попечительского типа. Знаете, ведь
раньше семья, которая брала на себя попечительские функции,
наказания, она даже тюремные функции иногда брала на себя.
То есть государство доверяло семье осуществлять наказание
преступника. А теперь апологеты ювенальной юстиции намерены
полностью поставить семью под контроль государства. Говорят
о насилии в семье, о том, что родители издеваются над
детьми, подвергают сексуальному насилию девочек, избивают
мальчиков... И требуют, чтобы специальные суды занимались
рассмотрением этих дел.
Я разрабатываю теорию институционального
кризиса семьи. Нынешняя семья – однодетная, многоразводная –
это кризисная семья. Она не выполняет своих функций. Тут,
конечно, может быть масса патологий. Вместе с тем в этой
кризисной семье малодетной еще сохраняется что-то
положительное, присущее семье как таковой вообще. И поэтому
если вы ставите крест на кризисной семье, вы ставите крест и
на семье в целом. А этого делать нельзя, нельзя выплескивать
вместе с водой ребенка! А у нас законодательство именно так
и поступает. Ага, негодяи родители, наркоманы, алкоголики,
проститутки, люди непорядочные и нечистоплотные, их надо
наказать! Принимается закон, который ставит ВСЕХ родителей в
положение негодяев, которые издеваются над своими детьми.
Как такое можно допустить? Как можно позволить
государству-welfare сделать еще один шаг по дальнейшему
обобществлению, социализации семьи? Шаг, направленный на то,
чтобы окончательно разъединить поколения...
– Полный подрыв авторитета родителей...
– Полный подрыв! И значит, это государство,
эти государственные чиновники, которые продвигают эти
реформы, они вообще понимают что творят? Во главе этого
процесса идут яростные педагоги, считающие семью своим
врагом номер один. Но не только педагоги – еще есть милиция,
МВД. Еще в советское время они кричали, что все преступники
рождаются в семье, поэтому семью надо уничтожить. То, что
социальная система их делает преступниками, они на это закрывали глаза.
Конечно, в семье вора ребенок должен стать
вором – или, по крайней мере, может стать. Если я вор, у
меня есть сын, и я его не научу воровать, мошенничать – я
тогда не отец. Но вопрос в другом. У нас что, все семьи
воров и мошенников? Если вы принимаете закон, приравнивающий
всех родителей к ворам и мошенникам, то вы опять делаете шаг
в направлении обобществления семьи.
Частный случай отдельных злоупотреблений
возводится во всеобщее правило, и тогда все родители
наделяются статусом преступников. Вот против чего мы
восстаем и вот чего не должна совершать никакая юстиция ни в
каком государстве. Слушают, кивают головами и продолжают
долдонить то же самое. Я сорок лет занимаюсь семьей и я уже
устал от этого. Иногда руки просто опускаются. Каждый раз
приходится объяснять одно и то же. Приходят новые люди, они
меняются где-то раз в два года. Книг они не читают и читать
не хотят, собирают ученых, "товарищи ученые, скажите...",
потом выкидывают все рекомендации в корзину и продолжают
заниматься своим делом. Принимают идиотские законы,
направленные против людей, против народа, и вне зависимости
от того, как выполняются эти законы, они начинают свое разрушительное действие.
Со мной многие не согласятся, но это именно
социальное государство, государство-welfare делает все,
чтобы и дальше социализировать, обобществить семью, чтобы в
семье не осталось даже маленького, мельчайшего островка, где
человек мог бы почувствовать себя человеком внутри своего
приватного мира. А ведь семья – это бастион. Не случайно же
испокон веков соблюдался принцип – "не выносить сор из
избы". Что это значит применительно к юстиции? Не предавать
своих детей. Ребенок совершил преступление – но ни отец, ни
мать никогда не должны отказаться от него, даже если он
убийца. Но у нас есть еще родители, которые – это наследие
сталинских времен – до сих пор ставят на первое место
преданность партии (государству) а на втором месте семья и
все остальное. Это связано с тем, что советская власть
упорно пыталась все первичное семейное, частное, приватное
задушить, чтобы на первом месте у людей было бы
идеологическое. Но это сделать не удалось. У нас на
факультете защищали кандидатскую диссертацию, посвященную
частушкам советского периода. Частушка, анекдот – прекрасный
пример того, что люди издеваются над этим официозом. Когда
читаешь эти частушки, видишь, что это первичное, частное
где-то еще сохраняется, но находится под таким сильным
прессингом государства, что есть вероятность того, что как
шагреневая кожа, сойдет на нет и вообще ничего не останется.
– Чем грозит это нашему обществу?
– Каждая семья, какой бы она ни была –
плохой или хорошей – в целом лучше, чем социальные
институты: школы, казармы, военные училища. Семья, в которой
есть и хорошие, и плохие влияния, делает своих членов
непохожими на других. Идиосинкразия, непохожесть,
эксклюзивность личности без семьи невозможно. Если вы
сохраняете семью, вы сохраняете многообразие в воспитании. А
когда вы загоняете детей в детский сад, в школу – там
стандарт, одномерность, обезличенность. Я настаиваю на том,
что ныне вся государственная юстиция делает все для
реализации преимуществ и интересов государства–welfare.
Поэтому она и дальше будет проводить свою разрушительную
политику, направленную на то, что приватная жизнь в семье
все больше будет целенаправленно ущемляться и уничтожаться,
и все больше в нашей жизни будет появляться
социализированных, общественных, советских, коммунистических
форм общежития. Пусть задумаются над этим люди, которые
перечеркнули коммунистическую идеологию, а практикой
коммунистической продолжают заниматься. Я аплодирую
коммунистической советской юстиции. Она жива и бессмертна.
Когда у человека отбирают последний бастион
его личной, частной приватной жизни – все. Это ГУЛАГ,
"Скотный двор", это кошмарные антиутопии, которыми так
богата фантастика. Я в этом плане жизнерадостный пессимист.
Я понимаю, что сделать ничего, скорее всего, нельзя, но надо
пытаться, пока есть хотя бы один шанс из миллиона.
Демографическая ситуация, к сожалению,
остается крайне неблагоприятной. Во всем мире сохраняется
демографическая, семейная неравномерность – развитые страны
депопулируют, в Третьем мире пока наблюдается рост
рождаемости. Но довольно скоро – по меркам демографов –
ситуация изменится, начнется глобальная депопуляция. Человек
будет дороже нефти. Ресурс человеческий в эпоху депопуляции
исчезает везде, и все больше и больше ценится.
В этой перспективе попытки
государства-welfare, совершенно не учитывающие
демографическую ситуацию, предпринимать действия,
направленные на разрушение семьи, кажутся совершенно дикими,
абсурдными. Но они нас не слышат. Они поглощены
злободневностью, повседневностью, а на 10-20 лет вперед
заглянуть не могут. А один демографический год – тридцать
календарных. Очень просто рассчитать на компьютере, что
будет через три года – то есть через 90 лет. Мы просчитали
прогнозы. Вот сейчас предлагают – по миллиону человек
завозить в Россию мигрантов. В 2080 г. если каждый год будем
завозить по миллиону, в России остается 59 миллионов. А если
не будем завозить, то остается 38 миллионов. Разница
в 21 миллион. Но и в первом и во втором случае – это
депопуляция. Только в том варианте, где не будем завозить
мигрантов – это очень стремительная депопуляция, а там, где
будем – чуть помедленнее. Но и то, и другое – это конец
России. Правда, не все специалисты с нами согласны, а
неспециалисты просто предпочитают об этих проблемах не думать.
Демографией занимаются непрофессионалы.
Приняли демографическую концепцию – абсурдная. Я пытался
высказать свои соображения Зурабову – меня лишили слова. Все
очень быстро провернули – три демографа в комиссии, ни один
не выступил официальным оппонентом демографической
концепции. Я однажды Касьянову сказал, когда он был еще
премьер-министром: понимаете, за такую демографию, которую
вы сейчас озвучили, я студентам ставлю двойки. А вам надо
поставить кол, потому что вы не студент, а премьер-министр.
Такой вой начался! Подхалимы встали стеной! А потом вышла
стенограмма заседания – все ругают Антонова, а что Антонов
сказал, неясно – в стенограмме моих слов нет. Вот такие у
нас чиновники.
Кирилл Бенедиктов
Народы России - 07.04.2008.
|
