Государственное насилие против сектантов ударит по нам с вами
Недавнее решение президента "поручить
Верховному суду... рассмотреть вопрос обоснованности
введенного "законом Яровой" правового регулирования
миссионерской деятельности" и выраженное
им неодобрение запрета
"Свидетелей Иеговы"
[1] говорит об
осознании на самом высшем уровне государственной власти
ценности религиозной свободы. Этому можно только порадоваться.
Огорчиться можно тому, что на уровне местных
властей – и часто простых граждан – эта ценность остается
непонятой. Наверное, о ней стоит кое-что сказать.
Конечно, можно указать на текущие события,
которые сделали обращение к принципу свободы совести весьма
актуальным – чрезвычайно грубое нарушение этого принципа в
отношении Украинской православной церкви со стороны киевских
властей и горячо поддерживающих их в этом отношении властей
США. Дипломатическое и медийное противодействие давлению на
церковь требует апелляции к общепризнанным в развитом мире
соображениям религиозной свободы, а давление на религиозные
меньшинства внутри самой России сильно подрывает ее позицию
в этом вопросе.
***
Читайте также по теме:
***
Но есть и более глубокие, принципиальные
причины, по которым нам следует защищать право своих
сограждан верить (или не верить) так, как они сами сочтут
правильным.
Часть этих причин носит внутриполитический,
часть – внешнеполитический характер. Мы оказываемся перед
вопросом о том, какое общество мы хотим для себя построить и
какие принципы мы отстаиваем в мире.
Внутри страны религиозная свобода означает,
что мы живем по закону. В Конституции написано, что у людей
есть такое право – значит, оно должно соблюдаться. Ситуация,
напоминающая советскую – когда конституционное право
формально есть, но в реальности оно не соблюдается –
является растлением закона. Она разрушает веру в то, что
писаный закон может и должен определять нашу жизнь.
То, что формально религиозные меньшинства
обвиняют в политическом экстремизме или еще каких-то грехах,
ничего не меняет по существу – украинских священников
дергают в СБУ не за веру как таковую, а за "разжигание
розни" и "государственную измену". В 1937 году священников
тоже расстреливали формально не за веру, а за "шпионаж в
пользу Японии" и другие государственные преступления.
Ситуация, когда людям формально вменяется одно, но со
стороны ясно, что преследуют их за другое, – это послание
обществу, что закон и утверждаемые им гарантии ничего не
значат, и если на вас захотят наехать, найти формальный
предлог будет проще простого.
Тут можно изображать лицом своим
кирпич – как мы и видим это, например, у сторонников
украинских властей – и говорить, что людей преследуют за
конкретные преступления, а не за принадлежность к
определенной религиозной общине. Но это будет попыткой
обмануть самих себя. Если конституционные гарантии свободы
вероисповедания соблюдаются, они должны соблюдаться в
отношении всех.
Непопулярные религиозные меньшинства тут
играют роль канарейки в шахте, которую раньше брали в забой,
потому что эта птица очень чувствительна к ядовитым газам,
которые могут выделяться под землей, и ее состояние
предупреждало шахтеров об опасности.
Разрушение конституционных гарантий (и
законности вообще) начинается с подавления каких-то людей,
которые нам обычно не нравятся и с которыми мы себя не
отождествляем – например, с адептов странных и непонятных
религиозных воззрений – но потом это разрушение бьет по
всем.
Когда сектантам инкриминируют "проповедь
религиозной исключительности", в том смысле, что они
полагают веру своей общины исключительно истинной и
спасительной, а другие воззрения критикуют как ложные, это
превращает закон в кистень, которым можно ударить кого
угодно.
Церковь тоже настаивает на исключительной
истинности своего учения и
обличает ереси, и получается, что
государство не пришло за церковью не потому, что ее защищает
закон, а просто потому, что в этот раз не захотело. Не
говоря уже о том, что ситуация, когда одно и то же деяние
вменяется в преступление одним, но (пока) не ставится в вину
другим, разрушает само понятие законности.
Когда у граждан есть закрепленные в
Конституции права, они далеко не всегда будут пользоваться
этими правами так, как нам нравится. Они будут говорить
вещи, с которыми мы категорически не согласны, и
исповедовать причудливые ереси – но запретить им это, не
разрушая права вообще, не получится. Как гражданин я хочу
жить в государстве, где мои права гарантированы Конституцией
– и я готов смириться с тем, что права гарантируются и
людям, с которыми я не согласен.
Как православный христианин я научен
церковью, что спасение требует свободного произволения
самого человека и принудить к нему невозможно в принципе,
так что делу церковной проповеди государственное насилие
против сектантов может только навредить.
У религиозной свободы есть и важное
внешнеполитическое измерение. Мы все привыкли к тому, что
еще со времен СССР разговоры о свободе, в том числе
религиозной, – это западная монополия и западный инструмент
влияния.
Но все изменилось – историческая ситуация
подталкивает глобалистскую элиту к сворачиванию свободы
вероисповедания. Идеология, на которую она поставила, носит
воинствующе антихристианский характер и полагает своей
громко заявленной целью всяческое продвижение абортов и все
более тяжелых извращений.
Яркий символ этой идеологии – "Дезмонд
Изумительный", 11-летний мальчик, исполняющий
эротические танцы в Нью-Йоркском
гей-клубе с одобрения
прогрессивной общественности и при полном невмешательстве
полиции. В рамках этой идеологии христиане (как и другие
традиционные верующие), которые полагают, что брак – это
союз между мужчиной и женщиной, а извращения не стоит
поощрять, воспринимаются как "троглодиты", влияние которых
должно быть подорвано.
Западные консерваторы, которые смотрят на
такое развитие событий с понятным ужасом и отвращением,
склонны симпатизировать России как влиятельной
консервативной стране, где церкви строятся, а не сносятся
или превращаются в дискотеки и магазины. Это может быть
очень важным для России элементом "мягкой силы". Но эта
возможность очень сильно подрывается сообщениями в
англоязычной прессе о давлении на российских протестантов и
сворачивании религиозной свободы в России вообще.
После слов президента мы можем надеяться на
то, что это сворачивание прекратится. И это очень важно. И
для положения дел внутри страны, и для ее возможностей
отстаивать свои интересы за рубежом.
Сергей Худиев
Взгляд - 25.12.2018.
1. Организация, в отношении которой судом
принято вступившее в законную силу решение о ликвидации или
запрете деятельности по основаниям, предусмотренным ФЗ "О
противодействии экстремистской деятельности"
***
Читайте также по теме:
|
