Актуальность богословского взгляда на
современную психологию
Автор статьи – кандидат богословия,
преподаватель Николо-Угрешской Православной духовной
семинарии, доцент философско-богословского факультета
Православного института ап. Иоанна Богослова, декан
факультета теологии и заведующий кафедрой Нравственного
богословия и православной психологии Современного
института управления Лагутов Николай Викторович. Своей
статьей он отвечает на один из актуальнейших вопросов,
стоящих перед Духовными школами: есть ли место
психологии в системе высшего духовного образования?
***
У каждого, наверное, в жизни создавалось
иногда впечатление, будто время повторяется. Будто вдруг
дается новый шанс для исправления прошлых ошибок, для
формулирования каких-то практических жизненных выводов.
Вот и сейчас, когда после почти
90-летнего вынужденного идеологического противостояния с
Церковью психология возвращается в систему высшего
духовного образования, вновь, как 150 лет тому назад,
перед Духовной школой встают те же вопросы.
Какие цели ставить перед преподаванием
психологических дисциплин?
1. Взять из психологии все полезное, и
снабдить будущих священников психологическими знаниями и
умениями для пастырской практики;
2. Взять прежде всего информацию для
апологетического (заметим, отстраненного) системного
подхода к различным направлениям психологии с точки
зрения христианской антропологии;
3. Создать собственное направление:
"христианскую" (православную) психологию, которая будет
занимать самостоятельную позицию в научном,
мировоззренческом, методологическом поле психологической
науки.
А ведь, нужно отметить, 150 лет назад
психология еще не считалась отдельной от философии
наукой, и преподавали психологию в зарубежных и
отечественных вузах профессора богословия.
Первую позицию представлял преподаватель
Киевской духовной академии архимандрит Феофан (Авсенев),
который в порыве критики господствовавшего в умах
интеллигенции атеизма существенно склонялся к мысли о
близости христианству идеализма Платона, а
соответственно, и наводнивших XIX век психологических
идей сомнабулизма, ясновидения и магнетизма. При этом
никто в Духовных школах как бы не обращал внимания на
то, что платонизм в его религиозно-философской
интерпретации был ненамного лучше атеизма. Он
неоднократно рассматривался уже церковным сознанием – и
был осужден: сначала в "оригенизме" VI века, а затем в
метафизических и философских построениях византийских
ученых и богословов, возрождавших "эллинские мифы",
рассмотренных на Константинопольских Соборах XI-XV
вв. [1].
Вторую позицию занимали все остальные
представители так называемой умозрительной психологии,
сложившейся в духовных школах к началу XIX столетия.
Целью данного оригинального курса было соотнесение
данных современной психологии с богословской наукой того
времени. Однако постоянная апологетическая работа со все
новыми возникающими психологическими идеями не могла не
сформировать определенную зависимость "умозрительной
психологии" от западной науки, что мы и видим в
"фихте-гегелевском идеализме" профессоров Московской и
Санкт-Петербургской духовных академий Ф. Голубинского и
В. Карпова, ориентации на "архетипы коллективного
бессознательного" в творчестве В. Снегирева и В.
Несмелова, профессоров Казанской духовной академии и
т.д. [2].
Поэтому святитель Феофан, Вышенский
Затворник, бывший в то время профессором
Санкт-Петербургской духовной академии, выражает глубокую
убежденность в необходимости появления на свет
собственно "христианской Психологии"
[3]. Он четко
различает научность богословско-теоретическую и
богословско-практическую, причем последняя
представляется ему нуждающейся в серьезной разработке.
Как известно, в истории возобладала
позиция "умозрительной психологии", размежевавшей пути
психологии и богословия. То, что у психологии и
богословия разные сферы научных интересов, стало
общепринятой точкой зрения не только в Церкви, но и в
светской науке. Но так ли верно было это решение?
Не секрет, что психология до сих пор не
имеет единого методологического решения фундаментальных
вопросов, таких как способы научного объяснения и даже
предмет психологии. Ведь области, которых касается
психология, и о которых нет единого мнения в различных
психологических системах, например: теории человеческой
личности, определение в качестве предмета психологии
"души" человека или ее энергий ("психики"), –
представляют собой мировоззренческие вопросы, не
решаемые только естественнонаучными, "объективными"
методами.
Тем не менее, несмотря на отсутствие
научного фундамента, психология успешно развивается,
разрастается множеством направлений, не обязательно
естественнонаучных, и сегодня представляет собой вовсе
не ту психологию, с которой сталкивалась "умозрительная
психология". Но если психология – это все же "учение о
душе" (а ничто не препятствует ее так охарактеризовать),
то она не может быть просто "научной", безрелигиозной.
Учение о душе вообще не может быть чисто теоретическим.
Оно всегда практическое. Если ты признаешь душу, то ты
действуешь одним образом. Если не признаешь – ты
действуешь совершенно по-другому.
В короткой истории "научной психологии"
XX века сформировались такие основные научные
направления, как бихевиоризм, психоанализ,
экзистенциализм, гуманистическая и трансперсональная
психология. Даже беглый многофакторный анализ
"религиозности" данных психологических систем приводит
исследователя к весьма любопытным и порой неожиданным
выводам.
Представленное исследование учитывает
такие существенные для психологической концепции
факторы, как:
1. Представление о Боге, мире, вечности,
об отношении человека к трансцендентному, т.е. к
Абсолюту, Божеству (теология);
2. Учение о душе и психике, структуре
личности, учение о духе (пневматология) и прямые
религиозные влияния на психологическое направление;
3. Вопрос эсхатологии, т.е.
представление о конечной цели бытия (что будет со мной и
миром, в конце концов);
4. Вопрос сотериологии ("спасения"
индивида и общества перед лицом экзистенциальных
трудностей), т.е. какова "мишень" воздействия данного
психологического направления;
5. Конкретная реализация сотериологии
(Сакраментология, Экклесиология), т.е. вопрос о способах
решения психологических проблем и об "обществе
спасения", где человек обретает "спасение" или
самоидентичность;
6. Практический эффект от
психологических методик, т.е. что конкретно за
практическую психологию предлагает нам та или иная
школа [4].
И что мы видим?
Экспериментальная психология В. Вундта и
бихевиоризм существенно коррелируют с протестантским и
магическим мировидением. В этом нет ничего
удивительного, учитывая то, что и В. Вундт, и Д. Уотсон
были протестантами (последний – магистр баптистской
теологии). Магическое же мировидение также не является
нонсенсом, поскольку позитивизм и предполагал жесткий
детерминизм в мире, в том числе отрицание у человека
свободы воли (т.е. возможность на него влиять, как мы
видим и в другом позитивистском направлении –
психоанализе).
Кстати, на заре реформации наук
английский эмпирик, кальвинист Ф. Бэкон в "Великом
восстановлении наук" предложил заменить "теологию"
именно "практической магией", а в его известном романе
"Новая Атлантида" наука и ученые предстают в виде
жрецов, ответственных за развитие и управление обществом
(мечта Д. Уотсона).
Что касается психоанализа, то корреляция
с ним Восточных учений, оккультизма и гностицизма не
была новостью даже для самого З. Фрейда: он отзывается
об оккультизме как "вовсе не обязательно" заключающем
"опасность для психоанализа. Мы должны, напротив, быть
готовы к тому, что между первым и вторым обнаружится
взаимная симпатия... Союз и сотрудничество между
психоаналитиками и оккультистами может, таким образом,
оказаться допустимым и многообещающим" [5].
Экзистенциализм и гуманистическая
психология соответствуют "светскому мистицизму", а
трансперсональная возвращает в психологию реальные
"духовные практики" (йогу, медитацию, шаманизм).
Поразительно, что растет процент
корреляции психологических направлений прежде всего с
восточной религиозностью и оккультизмом [6]. Процент же
корреляции с христианством (даже в форме протестантизма)
существенно снижается [7] (с православием он и вовсе
нигде не коррелирует [8]). Вот и получается, что
радоваться о введенном в научный оборот гуманистической
психологией термине "духовность" православным ученым
преждевременно, поскольку, как ни парадоксально,
"психология без души" бихевиоризма оказывается гораздо
ближе к христианству, нежели упомянутая "духовность".
Думается, что после сказанного не
вызывает сомнений факт наличия в наши дни реально
существующей проблемы применения самого предмета
психологии к богословской специфике. Это и
неудивительно, ведь учебники психологии, как правило,
освещают предмет с заведомо гуманистических или
атеистических позиций, из-за чего зачастую
психологические знания выглядят неким инородным
балластом на фоне фундаментального богословского
образования.
Следовательно, в процессе преподавания
(или исследования) психологии в духовных школах, хорошо
было бы сначала провести ее богословский анализ, а потом
уже предлагать:
- изучение теоретико-методологических
основ психологии, задач, функций, мето¬дов
психологических исследований;
- приобретение понятийного аппарата
психологической науки;
- ознакомление с богословским взглядом
на основные стратегии и техники психологии и
психотерапии;
- получение представления о задачах и
методах православного аскетизма как психологии
религиозного подвига;
- освоение элементарных практических
навыков психологического консультирования и самокоррекции в рамках православной психологии.
Хотелось бы еще раз отметить, что
попытка разделить "научную психологию" как
самостоятельный предмет исследования и "христианскую
антропологию" как "дополнение" к "научной психологии"
профессиональных психологов грозит привести богословскую
науку вновь к размежеванию с психологией, как это
произошло 100 лет назад.
Ведь вместе с признанием определенного
психологического направления меняются и методы
исследования. Даже ориентированная на христианскую
антропологию светская психология будет содержать в себе
некие "нехристианские" клише, которые рано или поздно
дадут о себе знать. Как относиться, например, к тому,
что православный психоаналитик (вполне в духе
психоанализа) будет на лекциях называть плод чрева
матери "паразитом тела", а гуманистический психолог
определит личность как "инструмент самосознания"? Мало
того, что в результате попытки согласовать эту
"терминологию" с теорией и практикой богословия
мировоззрение будущих священников испытает самую
настоящую встряску, так еще и произойдет прямое
противоречие данной психологии с практическими выводами
святых отцов в таких важнейших методологических
вопросах, как стратегии, техники и цели лечения
духовно-психологических заболеваний, неврозов.
Действительно: как лечить – через восстановление единой
целостной личности или посредством "союза различных
субличностей" в человеке?
В человеке, как его понимает
христианская богословско-аскетическая психология, просто
не может быть несколько "личностей" как источников (а не
инструментов) самосознания. Даже когда подобное
встречается, речь идет прежде всего о психической
болезни, расколотости сознания индивида (шизофрении),
сопровождающейся, быть может, инвазией (одержимостью),
но никогда – уничтожением (или "растворением") самого
субъекта (личности) самосознания.
Но хотелось бы верить, что настоящее
время – это время возрождения психологии в духовных
школах как самостоятельной науки, в основе которой,
безусловно, должно быть поставлено практическое
православное богословие, истинная "психология
христианского подвига", как справедливо называет
аскетику святитель Игнатий (Брянчанинов). Это "наука из
наук", которая "доставляет – выразимся языком ученых
мира сего – самые подробные, основательные, глубокие и
высокие познания в экспериментальной психологии и
богословии, то есть деятельное, живое познание человека
и Бога, насколько это познание доступно человеку" [9].
Более того: по мысли митр. Иерофея (Влахоса),
православие и есть прежде всего медицинская наука,
"психотерапия" – наука об исцелении души от страстей и
душевных болезней. "Возможно, – пишет он, – следовало бы
основать специальную кафедру для изучения аскетики и
исихазма, которое основывалось бы на текстах
Добротолюбия" [10].
Николай Лагутов
Богослов.Ru - 17.02.2011.
Использованная литература и примечения
1. См.: Акты Константинопольского собора
1076 г. (Первый Собор на Итала), 1117 г., 1166-1170 гг.,
1351 г. (против Варлаама и Акиндина); Иерей Олег
Давыденков. Сommunicatio idiomatum как важнейшая часть
православного учения о Лице Искупителя. ПСТБИ, Москва.
http://www.pravlib.ru/communicatio.txt.
2. Гаврюшин Н.К. Самопознание как
таинство (предисловие). // Русская религиозная
антропология. Т.1: Антология. –М.: МДА, 1997. -С.24-32.
3. Феофан Затворник, святитель.
Начертание христианского нравоучения. -М. Правило веры,
1998. -С. 7.
4. См. приложение.
5. Цит по: Григулевич И. Пророки новой
истины. -М., 1983. -С.200; См.: Фрейд З. Новые лекции по
введению в психоанализ. // Pierre Sabourin. Ferenezi.
Paris. ed. Universitaircs. 1985.
6. От 36% в бихевиоризме до 92,5% (!) в
"духовных практиках" трансперсональной психологии.
7. С 71% бихевиоризма и 56%
экзистенциализма до средних 36% психоанализа и 36-22%
гуманистической и трансперсональной психологии.
8. 14-50%.
9. Полное собрание творений святителя
Игнатия Брянчанинова. Т.I. -М., 2001. -С.445.
10. Иерофей (Влахос), митр. Православная
психотерапия. - С. 340-341.
|
