Основы здравой психологии

Лечение депрессии

О лечении депрессии и доверии к психиатрии

– Периодически в средствах массовой информации озвучиваются данные о высокой распространенности психических заболеваний среди населения. Действительно ли каждый десятый россиянин психически болен?

– Смотря кого считать психически больным. Сравним, к примеру, параноидную шизофрению, самое тяжелое психическое расстройство в этой группе и т.н. "шизоидный тип личности". Начнем с того, что расстройства шизофренического спектра занимают определенный диапазон. В начале этого диапазона – шизотимический темперамент, – это когда человек немного замкнутый, интровертированный, предпочитает находиться в своем внутреннем мире больше, чем в мире общения с другими людьми. Дальше, по мере нарастания шизоидных черт, идет шизоидная акцентуация, то есть это уже черта характера человека – но и только. Далее по степени тяжести идет шизоидная психопатия, то есть шизоидный склад личности. У этих людей, вследствие достаточно высокого удельного веса шизоидных черт, могут периодически возникать т.н. декомпенсации состояния, как правило, в ответ на внешние раздражители. Декомпенсации протекают с выраженными психическими расстройствами, в первую очередь, депрессивного характера. Более выраженная патология – это уже случаи шизоаффективного психоза, когда сочетаются шизофренические расстройства и аффективные (расстройства настроения – депрессия, маниакальное состояние), за ними следуют случаи реккурентной шизофрении, за ними – случаи шубообразной шизофрении, и на вершине – параноидная шизофрения. Это когда человек заболевает – допустим, в юношеском возрасте (в 13–17 лет): у него появляются галлюцинации, бред, неадекватное поведение. При этой форме болезнь достаточно быстро приводит к дефекту, к нарастанию негативных изменений личности, к инвалидности. Естественно, если не предпринимаются адекватные меры лечения.

Так вот, считается, что во всем мире, в разные времена и в различных культурах распространенность этой формы шизофрении во всех популяциях одна примерно и та же – 1% населения. Исторический пример: Гитлер уничтожил всех своих душевнобольных в Германии. Прошло 10 лет, и в этой стране число больных параноидной шизофренией вновь достигло той же самой доли – 1%.

Определение границы между здоровым и больным человеком в значительной степени зависит от психиатрической школы, диагностических подходов, принятых традиций.

Если ориентируются на "развернутую" концепцию шизофрении, которая принята в нашей стране, диагноз шизофрении будут ставить несколько чаще. Если – на жесткую концепцию и суженные критерии диагностики, которые приняты в США, то больными шизофренией будут считаться лишь пациенты с параноидной формой. На Западе применение этих жестких критериев болезни вытекает из концепции реабилитации, т.к. диагноз шизофрении подразумевает получение определенных социальных благ: инвалидность, бесплатное лечение, дотации, льготы.

Относительно мягкие состояния, которые могут в принципе относиться к шизофрении, в США обозначают другими диагнозами – "шизотипическое расстройство", "пограничное расстройство личности", "биполярное аффективное расстройство" и т.д. Американские ученые способствовали распространению своей классификации психических болезней по всему миру (в рамках глобализации) в ущерб развитию более прогрессивных клинико-психопатологических подходов. В связи с этим многие страны, в том числе Германия и Франция, создавшие в свое время свои прекрасные психиатрические школы, живут сейчас по американской классификации, либо по международной (т.н. МКБ-10, т.е. Международная Классификация Болезней 10 пересмотра), которая очень близка к американской. Согласно этим подходам, пока человек более-менее адаптирован в социальном и трудовом отношении, никакие особенности его стиля поведения, характера, странности и причуды не позволяют считать его больным. Просто у него "такой характер".

– Что такое "декомпенсация"?

– Обычно термин "декомпенсация" используют при характеристике расстройств личности (психопатий) – это резкое усиление болезненных черт личности с одновременным появлением других симптомов, чаще всего, депрессивных. Именно декомпенсация часто приводит человека к психиатру. Декомпенсацию можно (и нужно) лечить: лекарствами, психотерапией, а также духовными средствами, доступными Церкви. И когда больной с ней справится, он может вполне реально продолжать социально полезную жизнь.

– Правильно ли я понял, что шизоидный тип личности не является болезнью, но при усугублении он может достигать степени болезни? А другие типы личности тоже способны к некоторому развитию, заканчивающемуся болезнью?

– Да, логика здесь такая же. Рассмотрим, допустим, пример психастеника. Это скромный, застенчивый, ранимый человек, у которого вторая сигнальная система более развита, чем первая, он болезненно переживает происходящие события, для него характерны тревожность, беспокойство по малейшему поводу. У него, как и у каждого иного типа личности, существуют определенные "болевые точки". Для психастеника такой точкой является повышенная ответственность. Такого человека, допустим, назначают руководителем отдела, дают ему в подчинение 25 человек – для него это жуткая вещь, тяжелейшая стрессогенная проблема. При этом ему надо выступать публично, а у человека врожденная социальная фобия. И если в первые дни он испытывает эйфорию оттого, что получил повышение, то, когда накапливается груз ответственности (а он человек и так гиперответственный), любое сложное дело начинает его чрезмерно беспокоить, заставляет тревожиться. Поручить он никому ничего не может, поскольку в силу своей тревожности он должен все проверять лично – даже если он какую-то часть работы поручает подчиненным, выполнение ее он все равно потом будет перепроверять, поскольку ему проще все сделать самому, чем кого-то заставить что-то сделать. В результате усиливается тревога, появляется депрессия, бессонница, навязчивые мысли – т.е. "декомпенсация", которая может закончиться госпитализацией в психиатрическую больницу.

А что происходит у истерика? Его болевая точка – самолюбие. Истерик всеми фибрами своей души демонстрирует себя таким, каковым он хочет казаться людям. Он – демонстративная личность. Если вдруг неожиданно возникает ситуация, когда над ним начинают насмехаться, говорят: "Э, да ты всем показываешь, что ты фазан разноцветный, а на самом деле ничего из себя не представляешь" (или что-то подобное), этот человек получает удар по самолюбию. Возникает тяжелейшая декомпенсация, причем незамедлительно. А у истериков все действия очень ярки – начинается заламывание рук, плач, истерика. Сейчас, конечно, дамы в обморок не падают, это бывает крайне редко, сейчас чаще возникает тошнота, слабость, пошатывание, неглубокая депрессия.

Подобные пациентки как раз чаще всего склонны к демонстративным попыткам самоубийства, совершаемым, чтобы показать, как им тяжело. Ведь суицидальная попытка – это всегда крик о помощи, это сигнал: "Помогайте, мне плохо!". Пациент с истерическим темпераментом будет это делать "по-истерически": обязательно на виду у множества людей, или, допустим, в условиях, чтобы после суицида его нашли очень быстро, до наступления летального исхода. Он может даже и в петлю залезть – но ровно за 5 секунд до того, как в комнату войдут люди. А вот если они не войдут, то он в этой петле, увы, так и останется. Или поцарапает себе кожу предплечий, или проглотит таблетки, по-возможности безопасные какие-нибудь, а скажет, что проглотил упаковку сильнодействующего средства. Это т.н. истерический суицид, или, как еще говорят, "шантажный".

– Существует ли в психиатрии понимание духовных причин тех или иных симптомов? Например, Церковь считает причиной гневливости гордыню, самомнение. Или психиатры в проявлении гнева видят лишь симптомы болезни – и расценивают человека как психопата или шизофреника?

– Конечно, психиатр расценит частые проявления гнева как симптомы болезни: либо просто расстройства личности, либо шизофрении, либо аффективной патологии. Если вам встретится православный психиатр, то, я думаю, он вникнет в эту ситуацию и постарается разграничить действительно духовную болезнь и душевную. Но это очень сложно.

– Известна ли статистика: какая доля людей, совершивших попытки суицида, больна психическими заболеваниями?

– Точки зрения тут полярные: кто-то считает, что абсолютное большинство из тех, кто совершают суицид, находится в болезненном состоянии. Другие же полагают, что большинство суицидальных попыток совершаются здоровыми людьми. В принципе, если разобраться, то в большинстве случаев у совершивших суицид можно выявить депрессию или декомпенсацию. Допустим, возникла депрессия у истерической личности – ударили по самолюбию и человек впал в возбужденное состояние, у него стресс, повысилось кровяное давление, он страдает, мечется, наносит себе порезы. Это называется парасуицид – у человека нет намерения окончательно покончить с жизнью, а есть желание привлечь к себе внимание.

– А как бы психиатр квалифицировал такое состояние: к нам на сайт приходят люди, которые производят впечатление людей спокойных и хладнокровных, совершенно не возбужденных. Они говорят, что твердо решились на суицид, им совершенно не хочется жить, ничего им не интересно.

– Существует так называемая экзистенциальная депрессия, когда у человека исчезает – вроде ни с того, ни с сего – смысл жизни. Динамика здесь наблюдается разная. Иногда (особенно часто в юношеском возрасте) человек начинает много читать книжек, причем книжек определенного (метафизического) направления, искать смысл жизни, увлекаться экзистенциальными теориями. На определенном этапе такого запойного чтения он настолько проникается этой метафизической идеологией, что смысл жизни у него действительно ускользает. Если он вовремя не приходит, допустим, к вере или не обращается к врачу – то дело может дойти до суицида.

У суицидологов разработаны типологии суицидальных попыток. Один из этих типов – т.н. "отрицательный баланс". Суицид по типу "отрицательного баланса" совершается, когда человек в относительно спокойном состоянии взвешивает плюсы и минусы и приходит к выводу, что минусов продолжения бытия больше, и тогда он совершает суицидальную попытку. Если человек находится в состоянии депрессии, лежит, не ест, не спит, худеет, неработоспособен – все понимают, что он болен, что ему надо срочно помогать. А другой, с "отрицательным балансом" – продолжает ходить на работу, выглядит даже бодро и никто не задумывается, что у него творится в душе. Он выполняет все свои обязанности. И вдруг, совершенно неожиданно, совершает попытку суицида. Эти суициды самые опасные, потому что их никто не ждет, и они тщательно планируются человеком.

– Известны ли Вам какие-то группы риска в плане заболевания депрессией, например, дети из неполных семей?

– Конечно, такие группы риска существуют. Я думаю, что дети из неблагополучных семей, безусловно, более склонны к расстройствам настроения, к депрессиям, сама ситуация будет их подталкивать к этому. Люди с посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР) – это лица, побывавшие в "горячих точках", которые участвовали в боевых действиях (их можно было бы назвать "опаленные войной") – они также относятся, несомненно, к "группе риска".

ПТСР – это диагноз, сложный для точного установления и терапии, потому что больные, часто не получая квалифицированной помощи, занимаются "самолечением". "Лечатся", в основном, алкоголем, иногда наркотиками. После Великой Отечественной войны это расстройство было массовым явлением, и, конечно, многие "спивались" и погибали. Сейчас значительная часть этих пациентов переключилась на наркотики или вошла в различные деструктивные секты.

Данным людям мало кто помогает, они попадают к психиатру обычно с двумя диагнозами: посттравматическое стрессовое расстройство и/или алкоголизм. В общем, это крайне сложная проблема, не только психиатрическая, но и социальная ("чеченский", "афганский" синдромы – другие ее обозначения).

– Еще, наверное, в группе риска находятся люди из семей, в которых уже есть психические заболевания?

– Наследственность отягощена у тех, у кого кто-то из родственников болел депрессиями или какими-то психическими расстройствами. Передается, однако, предрасположенность нервной системы реагировать болезнью, а не сама болезнь. Допустим, если шизофренией болен один родитель, то вероятность, что ребенок унаследует болезнь, составляет, примерно, 10%, если больны два родителя – то уже 50%. При этом в семьях больных шизофренией "колода", если можно так выразиться, вообще тасуется очень причудливо: один из потомков, допустим, может болеть параноидной шизофренией, два – маниакально-депрессивным психозом, один – олигофренией, один – будет талантливым или даже гениальным, а другой – более или менее нормальным, а человека 2 еще и страдать алкоголизмом.

– Алкоголики, пьющие люди входят в группу риска? Молодежь, например, которая часто пьет пиво, чуть ли не каждый день?

– Пивной алкоголизм – это такой же алкоголизм как и водочный. Многолетнее употребление пива в больших количествах приводит к тучности, тяжелым поражениям печени, выраженным депрессиям. А эти депрессии, конечно же, чреваты суицидальными попытками.

– Относятся ли к группам риска участники групп эмо, готов?

– Собственно говоря, все эти молодежные маргинальные группировки активно привлекают к себе наших пациентов. У панков был пессимистический лозунг: "все дерьмо, будущего нет!" (извините за выражение), а готы в большей степени, эмо в меньшей, развивают эту идею дальше. У готов практикуется своеобразный культ смерти, соответствующей музыки, я бы ее назвал деструктивной. Человек, достаточно много (или долго) слушающий эту музыку, поневоле впадет в депрессию. Те, кто тянется к общению с такими ребятами, – как правило, уже находятся в какой-то хронической субдепрессии, которую сами могут еще не осознавать, тем не менее, внимательный врач ее при тщательном осмотре обнаруживает.

Что касается эмо – это такая своеобразная игра для старших школьников, для которых порезы кожи, собственно, только дополняют имидж, у них как такового культа смерти нет, они больше про это говорят, чем проделывают на практике. Эмо, в основном, не попадают в клинику, за исключением отдельных особо рьяных представителей.

– Как известно, в диагностике психических болезней важную роль имеет понятие "критики". Что это такое?

– Критика – это осознание больным своей болезни, ощущение неких отклонений от нормы, чувства, что у тебя не все в порядке. Критика может быть формальной, когда человек говорит: "Да, я болен", но когда врач начинает выяснять, чем же он болен, молодой человек четко сформулировать не может. То есть он, в принципе, соглашается, что болезнь существует, потому что ему 10 человек уже сказали, что он болен. Пациент соглашается, чтобы от него отстали: "Да, я болен", но сам так не считает. Вот это называется формальной критикой.

Но это тоже критика. Он хотя бы соглашается с существованием болезни. Потому что, когда у человека вообще отсутствует критика, он активно не соглашается, он говорит: "Вы сами все больные, а я здоровее вас и лучше всех знаю, что мне делать".

Частичная критика – это когда к одним явлениям больной относится критически, а к другим – абсолютно некритичен. Допустим, он говорит: "Да, у меня есть головные боли. Я хочу от этого избавиться". Или: "У меня социальная фобия – я хочу от нее лечиться". К врачу очень часто приходят люди и говорят: "У меня социальная фобия". Начинаешь пациента обследовать, и выясняется, что социальная фобия – это только "верхушка айсберга", а помимо фобии у него имеется масса других расстройств, которые им вовсе не осознаются.

– Можно ли критику как-то стимулировать? Способен ли сам человек это делать?

– Здесь однозначного ответа нет. Это понятие достаточно тонкое. В какой-то мере здесь может помочь самообразование: прочитав что-то на эту тему, человек видит, что то же самое было у кого-то другого, его полечили специалисты (лекарствами или психотерапией), и у него все пришло в норму. И тут он вдруг поймет – это действенно, если речь идет о депрессиях. При психозах чтение спецлитературы, стимулирование критики бесполезны, потому что, даже многократно прочитав специальные тексты, больной скажет: "У меня не то же самое, у меня другое, мне нет дела до других сумасшедших". При психозах отсутствие критики – это достаточно сложное нарушение, вызванное психической болезнью как таковой и достаточно трудно коррегируемое.

При депрессиях, мне представляется, можно простимулировать уровень критики именно таким – когнитивным (то есть образовательным) способом.

– Каковы принципы лечения депрессии?

– Во-первых, надо определить, имеем ли мы дело с эндогенной, т.е. связанной с внутренними генетически-наследственными факторами, депрессией или с какой-то иной – не эндогенной. Депрессия может быть реактивной (как следствие воздействия сильного психотравмирующего фактора), может быть органической (при поражении внутренних органов, травмах головного мозга), она может быть вызвана злоупотреблением наркотиками или алкоголем, тяжелым токсическим зобом. Подход к лечению при этом совершенно разный.

Если, допустим, депрессия реактивная, то, в первую очередь, ее надо лечить психотерапевтическими средствами. Реактивная депрессия – это реакция на какое-то травмирующее событие. Вот, к примеру, у девушки через месяц должна была состояться свадьба. А ее жених звонит ей и говорит: "Мы с тобой не женимся. Мама сказала, что жениться мне еще рано". Девушка впадет в острую реактивную депрессию, и буквально через несколько часов после сообщения совершает суицидальную попытку – в больших количествах глотает психотропные таблетки. Приводят эту девушку к врачу, она в острой истерике. Естественно, эту остроту необходимо снять лекарствами, потому что одними разговорами помочь здесь невозможно. Применяются небольшие дозы каких-то успокаивающих препаратов, но не транквилизаторов. Потому, что под воздействием транквилизаторов человек как бы "пьянеет", если говорить простым языком, и может совершать повторные попытки суицида, у него как бы "руки развязываются". Такое острое состояние можно снять лекарствами за несколько дней. А вот дальше уже необходимо подключение психотерапии. В том же случае, если депрессия затянется, скажем, на полгода, речь будет идти, конечно, о приеме более действенных препаратов – так как, возможно, депрессия уже перерастает из реактивной в эндогенную (т.е. обусловленную внутренними причинами, перестает быть реакцией на событие).

Медикаментозное лечение зависит от тяжести депрессии. Если депрессия неглубокая, то можно обойтись минимальными дозами достаточно безопасных препаратов, даже в форме монотерапии: назначить один какой–либо препарат, возможно, антидепрессант. Если депрессия более глубокая, или длительно текущая, то здесь, конечно, без приема более действенных препаратов не обойтись.

Чисто эндогенная депрессия возникает у человека беспричинно, внезапно, "как снег на голову" и развивается по своим законам. В ее основе лежит нарушение биохимии мозга (недостаток серотонина, норадреналина, дофамина) поэтому лечить ее можно лишь медикаментозно, восполняя с помощью лекарств объем данных веществ в головном мозге (как, например, витаминами лечат авитаминоз).

Неврологические, легкие депрессии требуют, в основном, психотерапии (здесь когнитивно-бихевиоральная является наиболее аффективной), в дальнейшем по мере нарастания тяжести заболевания схема лечения меняется: к психотерапии добавляются легкие антидепрессанты. При тяжелой депрессии требуется комбинация препаратов-антидепрессантов с нейролептиками, что связано уже с более глубоким поражением: здесь могут быть уже затронуты дофаминовые проводящие пути ЦНС. А самые тяжелые депрессии, как говорится, с неотложными показаниями – то есть с опасностью для жизни – требуют применения электросудорожной терапии. Это один из методов уже не только лечения, но и спасения таких больных. Сейчас ЭСТ проводится под наркозом и с применением миорелаксантов. Вот если бы одного известного русского писателя в свое время полечили именно этим методом, ему бы хватило двух–трех сеансов, чтобы он вышел из того состояния, в котором он погиб.

– В чем заключается идея когнитивно-бихевиоральной психотерапии?

– Идея в том, что у человека, как правило, доминируют ошибочные представления о себе. Он неправильно истолковывает реакцию окружающих на себя, впадая из-за этого в состояние беспомощности. Это называется когнитивным искажением. Следовательно, в этом состоянии вся информация, которую он получает, общаясь с социумом, является негативной. Этот негатив последовательно углубляет депрессию.

Создатель когнитивной теории депрессий – Аарон Бек. Он пытался откорректировать у пациента в течение нескольких психотерапевтических сеансов эти неправильные, искаженные мысли, что приводило к более раннему выздоровлению.

– Существует чисто бытовое представление об антидепрессантах, что это какой-то аналог водки: его выпил – потом станет легче, а потом будет еще хуже. А как на самом деле? Можете ли Вы объяснить, что такое антидепрессанты, действительно ли в них нет ничего вредного?

– Что, в принципе, происходит при депрессии? По разным причинам в головном мозгу снижается количество циркулирующего норадреналина или серотонина, в результате этого затрудняется передача нервных импульсов, и, соответственно, у человека снижается уровень энергии, падает настроение, развивается тревога и некоторые другие расстройства. В связи с дефицитом того или иного медиатора (вещества, передающего в головном мозгу нервные импульсы), различают депрессии более норадреналиновые либо более сератониновые. В зависимости от того, с какой депрессией психиатры имеют дело, для коррекции расстройств подбераются и соответствующие препараты.

Как действуют антидепрессанты? Препараты либо усиливают выброс в синаптическую щель медиаторов – норадреналина, серотонина, либо они блокируют обратный захват серотонина. В результате чего количество серотонина в головном мозгу повышается и, соответственно, депрессия постепенно нивелируется. Однако купировать депрессию антидепрессантами довольно непросто. Для этого нужно минимум полгода, после чего препараты постепенно отменяют, и, как правило, депрессия уже не возвращается.

Антидепрессанты не действуют как наркотики. Сколько бы их не принимали, наркотического опьянения ("кайфа" – в просторечье) у больного не возникает. Зависимость от антидепрессантов не возникает, потому что они не действуют ни на какие – ни на опиатные, ни на бензодиазепиновые – рецепторы.

Но откуда идет вот это бытовое народное выражение: "подсел на антидепрессанты"? Звучит почти как "подсел на колеса". Объясняется это обычно следующим: допустим, при грамотно подобранной схеме человек себя нормально чувствует на фоне приема антидепрессанта, но если депрессия еще окончательно не прекратилась, т.е. имеет затяжной характер, при преждевременной отмене антидепрессантов – она разворачивается с новой силой. Именно об этих случаях совершенно необоснованно говорят, что человек "подсел на антидепрессанты", у него якобы развилась "зависимость от препаратов".

Весьма негативную роль в создании мифов о психиатрии играют взгляды т.н. антипсихиатров. Вы знаете, что существуют многочисленные общества, которые имеет свои сайты, активно пропагандируют мысль, что психиатрия – это либо издевательство над человеком, либо социальный или политический заказ, либо – козни психиатров, а психических болезней вовсе не существует. В результате антипсихиатры распространяют книги, листовки, снимают фильмы, ходят на антипсихиатрические митинги. Все эти мероприятия щедро спонсируются, особенно Западом, из Америки, различными организациями типа сайентологов. Последние щедро финансируют антипсихиатров, потому что знают, что это их контингент – те, которые лечатся у психиатров. Если удастся задурить голову нашим пациентам, то можно заманить их к себе – постигать дианетику.

– На чем основывается мнение, что, примерно, за полгода лечения антидепрессантами можно решить проблему? За счет действия самих антидепрессантов или за счет того, что первопричина обусловлена какими-то другими факторами, воздействием на которые может быть решена проблема депрессии?

– Первопричина бывает только у реактивной депрессии. Эндогенная же депрессия существует по своим законам, она развивается именно тогда, когда срабатывают достаточно сложные внутренние механизмы организма, и кончается, когда ей положено закончиться. Антидепрессанты же позволяют прерывать ее значительно раньше.

Статистически показано, что депрессии обычно тянется, допустим, полтора года. Я выскажу несколько крамольную мысль: если больного не лечить, то через полтора года он и сам, скорее всего, из депрессии выйдет. Но полтора года он будет мучиться. Если его лечить, то он с помощью антидепрессантов сможет через 2–3 месяца выйти из депрессии и весь остальной срок проживет в практически здоровом состоянии. А затем депрессия закончится сама. В этот момент важно вовремя отменить антидепрессанты. Если их не отменить, они могут спровоцировать переход (инверсию) депрессии в маниакальное состояние: начнет уже проявляться излишек энергии.

– Что можно сказать о критике к своему состоянию больных с депрессиями и маниями?

– Вообще, если сравнивать тактику лечения этих двух аффективных состояний – депрессии и мании – то больных депрессиями лечить гораздо легче, т.к. пациенты понимают, что они больны. Пациенты же с маниями (это тоже аффективные состояния, только с иным полюсом, когда человек полон энергии, мало спит, строит необоснованные прожекты, необдуманно тратит деньги, ощущает себя переполненным сексуальной энергией, чувствует себя здоровее всех на свете) к психиатру практически не обращаются, их либо приводят родственники под белы ручки, либо они попадают в больницу недобровольно – по "скорой", потому что уже совершают какие–то агрессивные либо противоправные действия.

Больные же депрессией отличаются наличием критики – им плохо, у них тоска, у них тревога – обычно они как правило, ищут помощи. Есть, конечно, депрессивно-бредовые состояния, когда человек верит в свои бредовые идеи, но не верит, что он болен. У него нет критики, и он не обращается к врачу. Существуют депрессивно-бредовые состояния очень опасные, допустим, синдром Котара, когда человеку кажется, что он перед всеми виноват, что он якобы совершил какие-то страшные злодеяния и должен понести наказание. Мало того, его должны казнить, т.к. из-за него гибнет мир. И вот тут больной совершает порой расширенный суицид – то есть он, с его точки зрения, совершает благое дело – избавляет от кары своих детей, жену (убивает их, потом себя).

– По каким симптомам человек может понять, нужно ли ему идти к психиатру?

– Если появились: стойко пониженное настроение, тоска, тревога, падение трудоспособности, вялость, желание все время лежать в постели, снижение аппетита или нарушения сна, становится понятным, что уже надо обращаться к специалисту – психиатру или психотерапевту.

Важно отметить, что хороших (высококвалифицированных) психотерапевтов в нашей стране еще не так много, поэтому к его выбору (так же, как и психолога) следует относиться очень серьезно. Если больной придет к психотерапевту, озабоченному лишь решением своих финансовых или психических проблем, то он желаемой помощи не получит.

– В обществе широко распространены слухи об опасности лечения в психиатрических больницах. Эти опасности двух родов: клеймо "психа" (опасение пациента, что однажды выставленный ему "порочащий" диагноз может быть узнан всеми, как в близком кругу, так и в учебном заведении, на производстве) и вторая опасность, что, в психиатрической больнице попросту говоря, могут "залечить"– превратить в хроника. Какова реальная ситуация и насколько действительно велик риск, что лечение не поможет и что, наоборот, больному станет хуже?

– Существует масса спекулятивных публикаций в газетах, и телевизионных сюжетов на эту тему. Показывают решетки, полуразвалившиеся здания, страдания психически больных, издевательства над ними. В основном, это сюжеты постановочные. В психиатрические больницы людей с камерами практически не допускают (из этических соображений, чтобы соблюсти конфиденциальность лечения). Да и существование в современных больницах таких "ужасных" условий уже давно исключено. В некоторых загородных интернатах больные действительно очень тяжелые: это же интернаты для психохроников. И там эти репортеры, ищущие шокирующие кадры, находят то, что хотят – и решетки, и старые здания. Естественно, когда человек посмотрит по телевизору, в интернете, в газетах с явной "желтизной" на все эти ужасы, он побоится пойти к психиатру, потому что он будет "знать", КАК там лечат. В действительности же в психиатрических больницах очень внимательно подходят к подбору схемы лечения, если больной плохо переносит тот или иной препарат, его своевременно заменяют. Врачи хорошо знают, как бороться с нейролептическими осложнениями и как их не допускать. Конечно, среди психиатров, как и среди врачей других специальностей есть люди с большим или меньшим опытом, квалификацией, но, уверен, намеренный вред больному никто не причинит.

А теперь к вопросу о "клейме психа" или т.н. стигме. В 1993 году в нашей стране был принят "Закон о психиатрической помощи и гарантиях граждан при ее оказании". В этом законе вместо понятия "учет" введено понятие "наблюдение". Наблюдение в диспансере (ПНД) бывает динамическое и консультативное. Те, кто болен шизофренией и эпилепсией, попадают в динамическую группу. Те, кто болен депрессией, циклотимией, неврозом, психопатией – в консультативную. При консультативном наблюдении никто пациента не беспокоит, в диспансер его не вызывают, карта в ПНД есть, но никаких ограничений в правах нет. Динамическая – немного пожестче: тут многое зависит от диспансера и характера самого заболевания. Что касается трудоустройства, для больных, находящихся на консультативном наблюдении, нет ограничений по месту работы. При динамическом наблюдении такие ограничения есть, однако их немного (вождение, служба в силовых структурах, владение оружием, работа на высоте и с опасными материалами).

– Не только в современной "желтой" прессе, а во многих книжках часто упоминается аминазин, применение которого преподносится чуть ли не как какое-то карательное средство: вкалывают, чтобы пациент отупел.

– Аминазин применяется очень широко. Изобрели его еще в 1951 году на Западе. Когда он был открыт, произошла революция в психиатрии, потому что до этого для лечения психических болезней лекарств вовсе не было. После того, как его изобрели, больные стали выздоравливать сотнями и выписывались из больниц, где они провели долгие годы. Больницы опустели. И так было много лет, пока аминазин не перестал помогать столь же эффективно. К нему развилась резистентность, и многие больные постепенно вернулись обратно в стены своих больниц. Но, соответственно, были синтезированы другие препараты антипсихотического действия. Сейчас антипсихотиков очень много – больше пятидесяти. А аминазин почему остался? Он является одним из наиболее мощных, универсальных средств, эффективно помогающих при психозах. Им можно снять возбуждение у агрессивного больного. Если его назначать грамотно, со знанием дела, то он приносит весьма много пользы.

– Еще в книгах советских диссидентов упоминался препарат, который причинял физическую боль.

– Речь идет о сульфазине (взвеси серы в персиковом масле). Сейчас эта методика запрещена, и никто ею не пользуется. Она использовалась для повышения температуры тела с целью преодоления устойчивости к лечению. У меня были больные, которые сами этот сульфазин находили и просили им назначить курс, но мы не имеем на это права.

– А вот это "залечивание", оно как-то ассоциируется с отуплением. Может ли такой эффект быть от обычного лечения?

– Когда лечат острый психоз, естественно, назначают большие дозы, потому что, если не снять психомоторное возбуждение, агрессию, больной просто опасен для себя и для окружающих. Естественно, это может быть связано с повышенной сонливостью, вялостью, разбитостью. Именно это, наверное, и называют "залечиванием", "отуплением". Если грамотно назначать препараты, эта расслабленность (седация) проходит достаточно быстро. Сейчас есть антипсихотики нового поколения. Они быстро снимают возбуждение, агрессию и при этом дают гораздо меньше побочных эффектов. После снятия острого возбуждения и достижения согласия с больным мы переходим на назначение современных антипсихотиков, которые не приводят к "отуплению" не мешают работать, учиться, не влияют на личную и социальную жизнь. Поэтому пациенты принимают их без всякого принуждения.

Игорь Олейчик
Победишь! - 14.11.2008.

Читайте другие публикации раздела "Основы здравой психологии"