Журналистка "Новой газеты" рассказала о
том, как под видом тренингов личностного роста
скрываются секты
BuzzFeed 17 мая представил итоги
расследования дела американского бизнес-коуча Тони
Роббинса, которого обвинили в сексуальных
домогательствах. В России он выступал с тренингом в
московском стадионе "Олимпийский" осенью 2018 года -
после этого одна из посетительниц подала в суд на
организаторов, назвав выступление коуча "лохотроном в
стиле господ Кашпировского и Чумака". На волне
обсуждения дела Роббинса журналистка "Новой газеты"
Елена Костюченко рассказала о том, как 10 лет назад она
внедрилась в секту, которая работала под прикрытием
тренингов личностного роста.
Спустя семь часов фейсбук заблокировал
пост Костюченко за нарушение норм соцсети, но сайт Best
Today и The Insider поделились историей журналистки со
своими читателями. Вместе с историей Костюченко The
Insider также опубликовал рассказ участника
бизнес-тренинга "Лидерская программа" 2014 года Евгения
Тарасова, который тоже попал в секту. "Сноб" публикует
полный текст истории Костюченко ниже.
***
"Мне был 21 год, я была корреспондентом
самой любимой газеты, бесстрашной красоточкой,
выпускницей (почти) журфака МГУ, занозой в жопе, честно верящей,
что весь мир для нее. Счастье было моим обычным
состоянием, как дышать. Я просыпалась в общаге и первые
минуты лежала, улыбаясь. Я обожала жить. Я была очень
сильной.
Потом началась череда неприятностей -
любовь оказалась невзаимной, из-за дебильного острого
панкреатита защита диплома прошла мимо меня, любимая
газета, пока я лежала в больнице, отдала большую тему, о
которой я мечтала много лет, другой корреспондентке. Не
то, что мир рухнул, но так сказать помрачнел. Но я все
еще была красоточкой и занозой в жопе, поэтому я решила
дать good fight to all circumstances и завоевать свое
счастье обратно.
***
Читать также по теме:
***
Случай подвернулся скоро. Моя
приятельница попросила встретиться с британским
журналистам - мол, есть предложение о коллаборации. Я
пошла встречаться. Встречались в центре, в модном кафе.
Журналист рассказал, что делал фильм о русской
топ-модели, которая тупо и страшно покончила с собой.
Налаженная жизнь, многомиллионные контракты, взаимная
любовь, лофт на манхеттене. Из этого лофта она и вышла.
Ни алкоголя, ни наркотиков, ни предсмертной записки.
Каким-то образом у журналиста оказалась
распечатка ее телефонных звонков. Последний номер перед
смертью был российский. Оказалось, какой-то мужик,
тренер в центре личностного роста - знаете, такие
конторы, научим уверенности в себе, поменяем жизнь, вот
это все? Журналист начал копать вокруг центра и быстро
обнаружил еще два самоубийства - одно завершенное
(погибшей было в районе 25), одно неудачное - женщину
спасли и она лежала в психушке. Он начал опрашивать
бывших клиентов центра. И начало постепенно проясняться,
что центр представляет собой секту.
Журналист немного ***** (нецензурное
слово - прим. "Сноб") от этой истории. Раньше он делал
документальные фильмы для тиви и не ожидал оказаться в
таком замесе. Он попросил меня помочь найти кого-нибудь
внутри секты, вероятно, новичков, на кого можно надень
скрытую камеру, чтобы получить видеоматериал оттуда. Я
тут же, прямо в кафе, объяснила ему, что если это
действительно секта, то *** (нецензурное слово - прим.
"Сноб") кого перевербуешь, а вешать технику на человека
с поехавшей крышей - так себе занятие. И вызвалась сама.
В обмен попросила поделиться уже собранными материалами.
Мы запланировали, что материалы выйдут одновременно -
фильм и текст.
***
Реакция на статью:
***
Были ли у меня сомнения, что мне стоит
это делать? Нет, никаких. Опасалась ли я за себя? Ну
нет, конечно. Здоровая, скептическая кобыла, чего мне
бояться? Я разделяла вот это общее счастливое убеждение,
что секты, культы и вся эта ******* (нецензурное слово -
прим. "Сноб") про обработку сознания действует либо на
очень слабых людей, либо на людей, жаждущих чуда. Но не
на журналистов же!
Более того - я ничего не сказала
редакции. Во-первых, я, честно говоря, сомневалась, что
это секта. Ну как может тренинговый центр в центре
Москвы быть сектой? Секта - это когда немытые волосатые
люди молятся каким-то богам, а тут личностный рост,
карьерная успешность. "Разводят лохов на бабки, вот и
все", - вот моя главная мысль. Не подтвердится, и че
тогда? Во-вторых, могло не получиться - меня тупо могли
выгуглить еще на этапе подачи документов. И че тогда
опять же? В-третьих, мне было приятно представлять, как
я приношу такой крутой материал с международной
коллаборацией - внезапно, и все такие - вау, Лена, *****
(нецензурное слово - прим. "Сноб")себе ты сделала! И
сразу понимают, какая я умная и прекрасная, и больше
моих тем другим корреспонденткам не отдают.
В самый последний момент - уже буквально
перед тем, как я шла на тренинги - мы взяли в проект
психолога. И причин для этого было две - во-первых,
диалог смотрится круче говорящей головы в кадре, и
журналисту, который делал фильм, было важно качество
картинки. Во-вторых, сама психолог была невероятная
красотка - рыжая, кудрявая, с зелеными глазами. Тренинг
шел пять дней, по плану после каждого дня тренинга мы
должны были встречаться в красивом кабинете и обсуждать,
че как. К моему счастью, как это уже потом оказалось,
она действительно имела опыт работы с сектантами. Это по
факту меня и спасло.
Сходила в их офис, занесла баблишка за
вход - 17, кажется, тысяч. В назначенный день я поехала
на ВДНХ - ребята снимали там целый павильон. На входе в
зал - такой, по типу ДК - стоят молодые ребята и хором,
бодрыми голосами орут на входящих - "сумки в сторону,
занимайте первые места!" Сели. Окна плотно завешаны
черными шторами, свет искусственный, на стенах -
какие-то тупые схемы по достижению цели. Обстановочка.
Выходит тренер - какой-то плюгавый мужик с дебильной
прической, начинает че-то затирать. Между делом
рассказывает, что бывают слабые люди, которые *****
(нецензурное слово - прим. "Сноб") проходят его
гениальный тренинг - и с ними всякое нехорошее потом
случается. Требует от нас принять правила, каждый раз
вставая. Одно из правил, например, было не курить. Я
встаю и думаю - хаха, ну конечно, так я и брошу ради
тебя, чувак) Другое правило было ни с кем не обсуждать
содержание тренинга - потому что в будущем эти люди,
возможно, тоже заходят радикально улучшить свою жизнь, а
все, подход не сработает. Какого-то парня, который не
хотел принимать очередное правило, грубо выгнали из зала
и запретили приходить опять. "Ого, - думаю. - Надо вести
себя как все, не палиться, а то реально выгонят и прощай
проект!" Сам мужик меня бесил. Он рисовал какие-то
схемки на доске, не имеющие смысла, рассказывал древние
анекдоты, периодически поднимал кого-то из зала и
начинал унижать. Просто властненький дебил, жалкий
такой. Я хорошо запомнила это отношение.
Потом был короткий перерыв на поесть.
Хотелось курить, но *** (нецензурное слово - прим.
"Сноб") покуришь, выгонят. Отдыхать было нельзя. Все
пили водичку из кулеров и обсуждали с наставниками -
ребятами из тренингов, прикрепленными к каждой группе
(нас разбили на группы в пять человек, в "команды"),
свои впечатления. Я старалась не палиться со своими
мнениями, но другие ребята из моей команды честно
сказали, что это какая-то чушь и они не понимают, за что
занесли бабки. Наша наставница улыбалась, кивала и
говорила, что это только первые несколько часов, что мы
должны продолжать работать.
После обеда мне очень захотелось спать -
и я буквально клевала носом, периодически подскакивая от
ора чувака. Я чувствовала такое отупение - и списывала
это на то, что ну невозможно слушать белиберду шесть
часов подряд. Сам тренинговый день, кстати, шел 12 часов
- и еще в дорогу давали домашку, которую надо было
сделать до следующего утра. Короче, после 12 часов
воплей и бессмысленных разговоров я вышла никакая. Меня
встречала Аня. "Не секта, - говорю. - Какая-то *****
(нецензурное слово - прим. "Сноб"), не будет проекта.
Тупо потратила день". Мы шли к выходу с ВДНХ, чтобы
поймать машину и ехать к психологу обсуждать. Через 15
минут Аня сказала: Лен, у тебя сигареты кончились? Я:
мммм, нет. Она: а почему ты не куришь? Ты же целый день
не курила?
И вот тут наступает поворотный момент
истории. Я часто его вспоминаю. Я могла подумать и
сказать: со мной происходит что-то не то. Я не знаю,
что, но это ненормально. Это опаснее, чем я думала, мне
не стоит продолжать игру, о которой я ничего не знаю. Но
я так не сказала. Потому что я же всесильная,
бесстрашная красоточка, у которой все всегда получается.
Мы посмеялись, я покурила, рывком
пободрев, поехали к психологу. Ее очень насторожила моя
сонливость после обеда. Про то, что я забыла курить, я
даже не упомянула. Но обсуждать было толком нечего -
толпа растерянных людей, тупой орущий тренер, короткие
перерывы, схемки без смысла, "правила".
А дальше то, обо что я всегда
спотыкаюсь, пересказывая всю херню. Я помню время до
обеда - были какие-то упражнения на то, чтобы говорить
друг другу правду, оценивать друг друга и говорить это в
лицо. Я помню обед - в нашей группе из 5 человек была
Марьяна, журналистка с музыкального телеканала, красивая
взрослая девица. Она сказала, что ее бесит тренинг, что
ей ничего не дают эти упражнения - а обращение тренера
унизительно. Я помню внезапное раздражение после ее слов
- как она смеет так говорить, демотивировать остальных?
Я удивилась этим мыслям и этому раздражению. Потом из
зала заорали, что перерыв закончен, и я, дожевывая
булку, поплелась садиться. Что было дальше - Я НЕ ПОМНЮ.
Я НЕ ПОМНЮ. Мне очень страшно до сих пор, но я не помню.
Хвостик этого дня и следующие два -
сплошная чернота. Я помню отрывки. Помню, что я лежу на
полу зала и плачу - и плачут рядом. Помню, что была игра
- красное-черное - и я знала правильный ответ, но не
смогла переубедить команду. Тренер сказал мне: ты
боишься ответственности, тебе важно быть правой внутри,
а неуспех остальных тебя не волнует, ты ужасный человек.
Я разрыдалась. Я помню чужие слова в моем рту - я очень
чувствительна к речи, очень хорошо чувствую ее ткань - и
во время одного из перерывов в середине своей фразы я
замолчала: потому что я говорила не свои слова. Я помню
ледяной ужас от этого - но дальше опять провал. Я помню,
как Марьяна на третий день встала и сказала - мне очень
стыдно, что я жила в отрицании, теперь я вижу истину про
себя и про мир, спасибо вам. Она была предпоследней,
кого накрыло. Последним был мужик-армянин, лет сорока, с
плохим русским. Вообще в зале были 50 человек,
совершенно разные - офисные сотрудники, богема, люди со
своими бизнесами, домохозяйки, несколько инженеров - и к
вечеру третьего дня накрыло всех. Такое прекрасное и
болезненное чувство единства. Я помню, что их всех очень
любила. И что на третий день я сижу на стуле и думаю -
надо встать и сказать, что у меня скрытая камера между
сиськами. Стыдно врать таким замечательным людям. Я
должна встать и сказать: я журналист. Я пришла
разоблачать вас, но сейчас я вижу, что вы меняете мир к
лучшему. Они простят меня. И я не встала - не потому,
что боялась за судьбу проекта. А потому, что боялась,
что меня выгонят. И я не узнаю, что дальше, не стану
сильной, не изменюсь сама.
На четвертый вечер в кабинете психолога
я доказывала ей и журналисту, что мы все неправильно
поняли. Что эти люди дают в руки инструмент, с помощью
которого можно изменить свою жизнь и помочь другим. А
те, которые самоубиваются - слабые, застрявшие в своей
прежней жалкой жизни. Аня смотрела с ужасом. Я
чувствовала себя правой, просто окутанной правотой.
Глубоко под этим чувством была настоящая я, которая,
скорчившись, орала от ужаса. Я несла эту чушь полтора
часа - а потом у меня потекли слезы. И я продолжала
говорить и улыбаться.
И психолог сказала - на пятый день ее
отпускать нельзя, я ее не вытащу, это уже ******
(нецензурное слово - прим. "Сноб") далеко зашло.
И на пятый день - заключительный день
тренинга - я сидела в монтажке с журналистом и вяло
думала, как бы мне улизнуть. Потому что на пятом дне
обещали дать новые жизненные ориентиры вместо старых - а
мне бы такие очень пригодились. Мне было очень стыдно
подводить ребят - там делали такую штуку про взаимную
ответственность, ставили в пары и объясняли, что если
один уходит с тренинга, уходит и его партнер. Моим
партнером был парень-топ-менеджер лет 35, такой
стеснительный бровастый красавец - и мне было очень
грустно, что из-за меня он лишится очень важных знаний.
Через 15 минут после начала тренинга мне
начала звонить моя куратор. Журналист взял трубку и
сказал, что если она еще раз наберет этот номер, что
если вообще кто-то из их ****** (нецензурное слово -
прим. "Сноб") конторы наберет этот номер, к ним придут
менты и прокуратура. Потом уже я сама не брала трубки.
Через неделю мне стало легче. Я слушала
объяснения психолога про транс как уязвимое состояние
мозга в момент перегрузки информацией и кивала. Ну да,
вот такая ***** (нецензурное слово - прим. "Сноб"), ну
окей, случилось. Ко второй неделе я обнаружила, что
ничего из того, что меня радовало - работа, любимые
книги, любимая музыка, прогулки, еда, секс, друзья,
любимая - ничего из этого не вызывает ни одной эмоции.
Все мои цели и мечты - то, ради чего я жила -
обессмыслились. Я пожила неделю в абсолютной пустоте,
как в скафандре. Потом туда начало заползать отчаяние и
апатия. Отчаяния было все меньше, апатии - все больше.
Психолог прописала антидепрессанты, они
не подошли - дикие побочки. Я перестала их пить.
Я помню, как я начала бояться темноты.
Оставаться одна в квартире. Умереть во сне. Это были не
мои страхи - я всю жизнь боялась одних ******
(нецензурное слово - прим. "Сноб") пауков, но они пришли
и остались. Страхи множились - я помню, как не могла
дойти до метро от съемной квартиры: мне казалось, что
все прохожие смотрят на меня и чего-то хотят. Потом я
перестала вставать с кровати. Аня водила меня в ванну
мыться, приносила в постель еду, следила, чтобы я не
забывала пить. Иногда я начинала плакать - но слезы
лились как вода, не приносили ни облегчения, ни боли.
Я помню, как я впервые подумала - если
доползти до окна, все кончится. Эта мысль была таким
светом, спасительным островом. Она возвращалась. Но я
уже ничего не хотела достаточно сильно, даже умереть, я
была не способна на сверхусилие. Между мной и балконом
было ровно три метра и одна дверь. Доползти до балкона
сил не было, тело было ватным. Потом я сообразила, что
наша квартира на пятом этаже и, если я выкинусь, я могу
не умереть и все продолжится, только меня положат в
психушку. О психушке у меня было тогда представление,
что там лежат человеческие отбросы, попасть туда - хуже,
чем умереть. Для того, чтобы умереть наверняка, мне
нужно было подняться на девятый этаж. Но тоже не
наверняка, ***** (нецензурное слово - прим. "Сноб") -
прямо под окнами деревья, они могут смягчить падение.
Значит, надо ехать и искать новостройки. Но это было
невозможно, примерно как полет на луну. Когда отчаяние -
его тень - возвращалась, я плакала от того, что не могу
себя убить.
Случались дни, когда мне легчало. Тогда
я, как заводной человечек, шла на работу. Работать я не
могла - я открывала вордовский файл со старой статьей и
типа читаю-пишу. Именно на работе у меня впервые
случились слуховые галлюцинации, скучные и жуткие - мне
казалось, что кто-то хлопает в ладоши.
Однажды я сидела в планерочном зале и
смотрела в стенку. Мимо меня прошла Вика Ивлева и что-то
сказала в своей обычной манере, как-то зло пошутила. У
меня потекли слезы. Я сидела как деревянный чурбан,
ничего не чувствовала и не могла перестать плакать.
Мимо шел Соколов, замглавреда, которого
вы все весело проклинаете сейчас. Он психиатр по
образованию. Он постоял, посмотрел на меня. Взял за
руку, завел в кабинет, посадил на стул. Посмотрел еще. И
спросил: Лена, ты была в секте?
Понимаете. Если бы он спросил, как я
себя чувствую, я бы сказала - хорошо. Потому что это был
автоматический ответ. Если бы он спросил, почему я
плачу, я бы сказала - меня обидела Ивлева. Если бы он
спросил, все ли у меня в порядке в жизни, я бы сказала -
да. Потому что я правда считала, что у меня все в
порядке. Я жила в квартире, с девушкой, у меня была
работа, у меня ничего не болело. Я просто слышала, чего
нет, боялась темноты и взглядов людей и хотела перестать
быть. Но он спросил очень конкретный вопрос, самый
точный.
И я сказала: да, я была. Он спросил еще,
я ответила. Я рассказала всю эту историю. И сказала, что
мне очень жаль, но я не смогу написать статью, потому
что я ничего не помню, а с техникой мы лажанули - видео
почти нет, на аудио только шумы и мой голос. Он сказал:
хорошо, про статью поговорим потом.
На следующий день меня вызвал Муратов. В
кабинете сидел он, Соколов и мой редактор Нугзар
Микеладзе - сейчас его нет в живых. Муратов начал очень
мягко говорить, что они записали меня ко врачу. И завтра
Лена Рачева меня туда проводит. И я, в соплях, в слезах,
со слуховыми галлюцинациями, с планом убить себя - я
начала на них орать. Я орала: как вы смеете? Вы что,
думаете, что я - сумасшедшая? Какое вы имеете право -
думать обо мне так?
На следующий день Лена повела меня ко
врачу. Это была Клиника неврозов на Шаболовке. Лена
нервничала и шутила, мне было все равно. Мы посидели у
регистратуры, потом меня пригласили в кабинет. Врач
приемного отделения был очень уставшим, вымотанным
мужиком лет 40. Он расспросил меня про секту и про мое
состояние. Когда речь зашла про суицидальные мысли, он
сказал - я этого не слышал, ты этого не говорила. Мы не
госпитализируем сюда людей с суицидальными намерениями,
у нас нет реанимации.
Я сказала: В смысле - госпитализировать?
Вы что, хотите положить меня в больницу?
Он сказал: Да, и немедленно. У тебя
очень тяжелое состояние.
Я заплакала. Он спросил, почему я плачу.
Я сказала, что я не хочу быть психом, потому что психи -
ущербные слабые люди, а я не такая.
Я помню, как он побелел. Положил ручку
на стол, несколько раз вдохнул и выдохнул. И сказал: Я
работаю в психиатрии 15 лет. Мои пациенты - самые
храбрые люди, которых я знаю. Им не на что опереться -
даже на себя, но они ведут битву с болезнью каждый день
- и побеждают, и я помогаю им побеждать. Ты не смеешь,
не имеешь права так говорить о них.
Потом он успокоился. И сказал: Ты не
слабая. Ты какая угодно, но ты не слабая. Потому что ты
жива.
Меня госпитализировали. Я провела там
1,5 месяца - меня собрали по кусочкам обратно. Мой
лечащий врач сейчас у меня в друзьях на фейсбуке - он
может придти в комментарии, если захочет. С тех пор у
меня еще три раза случались депрессивные эпизоды -
депрессия возвращается в 60% случаев, к сожалению. Но я
уже знала, что это и как с ней обходиться. Я знала, что
я сильная, и что эта мразь меня не убьет. Что я в этой
битве не одна.
Собрали ли меня до конца - наверное,
нет. Часть меня не вернулась. Я хорошо ощущаю эти
провалы внутри. Все, что я любила до этого, немного
полустерто, скорее отпечаток, чем настоящее. Но с тех
пор у меня было 10 лет жизни, хорошие 10 лет, и много
другого любимого и значимого в нее пришло.
Тот фильм - не вышел. Когда я
выздоровела, моим самым страшным страхом стало то, что
кто-то про это узнает. Потому что все, я не смогу
работать, кто всерьез отнесется к девушке, которой мозги
промыла секта и которая попала в психушку? ******
(нецензурное слово - прим. "Сноб") же. Я посмотрела
исходники и запретила использовать все, где было мое
лицо. Журналист написал статью. Тренинговый центр
закрыли. Этот тренер открыл другой - и продолжает
набирать людей.
Я никогда не написала эту историю.
Потому что я боялась. Боялась за свою карьеру, за свою
репутацию. Сейчас я повзрослела и понимаю, что карьера и
репутация сами по себе ничего не стоят. Если ты не
используешь их для того, чтобы делать то, во что веришь.
Вчера, когда ко мне в комментарии приходили неуязвимые
люди, которые смеялись над Олегом - выжившим парнем из
групп смерти, над Мурсалиевой, которая тащит эту ******
(нецензурное слово - прим. "Сноб") тему под перекрестным
огнем, над Соколовым, который продолжает долбить СК,
надо мной, которая как дура разбиралась в международной
практике и интервьюировала антропологов, вместо того
чтобы присоединиться к ржущей тусовочке, над Мартыновым,
который решил поговорить о том, где границы свободы и
общего блага в этой истории (больше всего жутких
комментариев получил он, ****** (нецензурное слово -
прим. "Сноб"), люди, что с вами), я хорошо это поняла. Я
хорошо это поняла, потому что сама была такой в 21 год,
когда весело шла в секту с камерой между сисек - потому
что нет ничего, что может сломать замечательную сильную
меня, потому что я неуязвима. Неуязвимых нет".
Елена Костюченко
Сноб - 18.05.2019.
|
