Архиерейское совещание 1948
года и современные мифы о нем
Выступление на 2-х Бердянских чтениях (сентябрь 2008)
Мое выступление будет носить, наверное,
не столько исторический характер, сколько миссионерский.
Миссионерский в том смысле, что одной из задач
православной миссии сегодня является убеждение людей не
уходить из Церкви. Мало человека привести в Православие,
нужно ему еще и выжить в Православии, остаться в нем.
Я думаю, все присутствующие здесь знают
о том, что летом этого года наша Церковь пережила два
очень серьезных кризиса.
Один из них - это "оранжевые"
интерпретации и провокации, связанные с празднованием
1020-летия Крещения Киевской Руси. Это отдельная тема.
А второй кризис, который и сейчас еще
длится, - это казус бывшего Чукотского епископа Диомида.
Если честно, то наша Церковь же не первый год
балансирует на грани раскола, по масштабам сопоставимого
с расколом XVII столетия. И как в любом такого рода
расколе, у него есть своя мифология, свои "святые",
альтернативные официальной Церкви. Это попытка создать
идеальную Церковь, которая соответствовала бы
представлениям адептов этого раскола. Любой человек -
церковный и даже нецерковный - знает, насколько прав был
Владимир Высоцкий, сказавший: " Нет, и в Церкви всё не
так, всё не так, как надо...". Ну, а отсюда рождается
естественное желание найти: от когда же и где было "как
надо"? Если сейчас не так, то логика мифа требует
представить себе, что вот когда-то все было хорошо.
Для протестантов таким идеальным
временем оказывается апостольское время - первое-второе
столетия.
Для староверов такой идеальной антитезой
современности является XVI - начало XVII века.
А вот для "диомидовского" движения
идеальной вехой, иконой является событие 1948 года.
Согласно их мифу в 1948 году в Москве
проходил Вселенский собор, который осудил экуменизм и
запретил православным людям участвовать в экуменических
контактах с инославными. А вот затем "нехороший"
митрополит Никодим (Ротов) презрел решения Вселенского
собора и втянул нашу Церковь в экуменическую
организацию, экуменическое движение. Из сопоставления
этих двух тезисов "диомидовцы" делают вывод о том, что
нынешняя Церковь безблагодатна и из нее надо уйти.
А что же на самом деле происходило в
1948 году?
Во-первых, как это ни странно,
действительно предполагался Вселенский собор. Во всяком
случае, это предполагалось советскими органами. 7
февраля 1948 года Совет по делам религий при Совете
Министров СССР отправляет отчет о своей работе за
предыдущий год в ЦК КПСС, и там значится следующий
пункт: "Подготовка созыва в 1948 году Вселенского Собора
для решения вопроса о присвоении Московской Патриархии
титула Вселенской". Несколько раньше, 29 мая 1946 года,
Совет Министров СССР принял постановление 1132-460/СС, в
котором сказано: "Разрешить проведение в Москве
Вселенского предсоборного совещания с участием глав всех
Автокефальных Православных Церквей для обсуждения
вопроса о выработке общей линии по борьбе с Ватиканом.
Об отношении к так называемому экуменическому движению.
О созыве Вселенского Собора и некоторых других
вопросах".
Целью этого Вселенского собора предполагалось не только,
провозглашение Московского Патриархата Вселенским, но и
официальное объявление его... Вот тут разные документы
разнятся. Иногда Третьим Римом, иногда Вторым.
Например, 1 сентября 1946 года один
сотрудник Отдела Московской Патриархии, Шварев, пишет
Карпову, председателю Совета по делам Русской
Православной Церкви: "В настоящее время, когда на
международной арене идет ожесточенная дипломатическая
борьба, Русская Церковь должна трезво, с сознанием своей
силы подойти к делу по организации блока православных
Церквей и превращению Московской Патриархии во Второй
Рим".
В начале 1946 года протоиерей Григорий
Разумовский отправляет опять же Карпову доклад, и этот
доклад прошел правку в Совете по делам Русской Церкви и
у Патриарха Алексия I (Симанского). В итоге в нем
говорилось следующее:
"Концентрировать внимание всего
православного мира к Русской Православной Церкви и
довести ее значение до степени первенствующей
Православной Церкви, а святой Москвы до значения
Третьего Рима. Показать активный интерес Русской
Православной Церкви к экуменическому движению через
церковную и светскую печать, а также через сношения с
лидерами этого' движения".
Что стоит за этим? Это не амбиции
церковников. В данном случае это именно установка
властей. С фултоновской речи Черчилля начинается
холодная война. И Сталин прекрасно понимает, что силы в
этой войне должны быть уравнены. Советский Союз
стартовал с позиции отставания в ядерной гонке.
Несомненным было то, что римокатолическая Церковь будет
на стороне западных стран, и, соответственно, с точки
зрения Сталина, у нас должна была быть симметрическая
структура, нужен был православный Ватикан. И
естественно, этот Ватикан должен быть карманным по
отношению к Советской власти. И он должен был находиться
в Москве. Казалось бы, идея достаточно абсурдная. Как
можно вдруг взять и кафедру Вселенского Патриарха из
Константинополя перевести в Москву?
Тем не менее определенные предпосылки к
этому были.
Во-первых, советские танки стояли по
всей Восточной Европе. И значит, большая часть
Православных Церквей уже была в зоне прямого советского
влияния: Румынская, Болгарская, Албанская, Сербская.
Во-вторых, в Греции шла гражданская
война, коммунисты реально могли прийти к власти.
Соответственно, это давало основания предполагать, что
Греческая Церковь будет в блоке с Русской.
В-третьих, 17 февраля 1946 года
скончался Вселенский Патриарх Вениамин, и на его место
уже 22 февраля был избран Патриарх Максим, который был
русофилом. Он с самого начала заявил о дружеском
отношении к Русской Православной Церкви, к России.
Правда, нужно сказать, что это его заявление даром ему
не обошлось. Немедленно началась его травля, его
объявили сумасшедшим, психически больным. И уже в ноябре
1946 года арестовали и увезли вначале на Принцевы
острова, затем в Афины, где подвергли принудительному
лечению. А на его место следующим Патриархом
Константинопольским был избран, а по сути - назначен
американский "выкормыш" Афиногор, который срочно ради
этого принял турецкое гражданство. Так что разведки
здесь работали с обеих сторон.
В-четвертых, обработка Восточных
Патриархатов: (Антиохийского, Иерусалимского,
Александрийского) не казалась сложной по той причине,
что "взяткоемкость" этих патриархатов всегда была хорошо
известна.
Вот, например, замечательное письмо
Патриарха Алексия к сестре от 10 декабря 1947 года, где
он говорит о приезде митрополита Ильи Карама...
Их многовековая готовность брать деньги
из России давала основания надеяться на то, что
Восточные Патриархи смогут поддержать Москву и в таком
деликатном вопросе, как перенос Вселенской кафедры из
Константинополя в Москву.
Есть письмо патриарха Алексия I к
Карпову, в котором тот докладывает о своей беседе с
ливанским митрополитом Ильей Карамом: "Антиохийский
Патриархат лелеет надежду, что Русская Церковь и в
особенности русское правительство возобновят давнюю
традицию систематической материальной помощи бедной
Антиохийской Церкви. Именно государство само, а не через
Церковь, в дореволюционное время широко субсидировало
Антиохийскую Церковь. Митрополит Илья вызвался быть
нашим официозным посредником между нами и
патриархами-греками. И тут, по его мнению, решающим
фактором является степень нашей возможности давать им
деньги. Доминирующим мотивом его высказывания является
материальная помощь деньгами, богослужебными предметами,
парчой, панагиями, крестами, митрами и т.д.".
Такие планы витали в 1946 году и в
начале 1947-го, однако затем стало понятно, что их не
удастся осуществить в связи с переменами в
Константинополе, где появился явный американский
ставленник на посту патриарха.
Тогда у Московской Патриархии возникает
другой план. Раз не удалось возглавить весь православный
мир – надо возглавить анти-католических диссидентов в
западном мире. То есть – возглавить экуменическое
движение.
Как ни странно, в это время в Московском
Патриархате отношение к участию нашей Церкви в
экуменическом движении было позитивным.
Протоиерей Григорий Разумовский (между
прочим, в 1948 году на совещании он будет делать главный
доклад на эту тему, причем резко критический по
отношению к экуменизму) за два года до этого пишет
доклад Патриарху об экуменическом движении, который
выдержан в самом позитивном духе: "Экуменическое
движение диктуется духовным безблагодатным голодом
христианских масс Запада, которые ищут удовлетворить
путем воссоединения своих общин с насыщенными благодатью
Церквами. Естественное стремление этих христианских масс
к привлечению нашей Церкви должно быть нами воспринято
как их сигнал бедствия, как международный позывной зов
SOS, на который мы не имеем права не откликнуться. Наш
маяк спасения, наша Русская Православная Церковь еще
медлит зажечь свой путеводный спасительный огонь, не
решается заставить свой колокол давать призыв спасения.
Или мы предпочтем быть такими же, как и католики,
холодными, расчетливыми сторонними наблюдателями там,
где вопрос идет о немедленном спасении погибающих. Я
нисколько не сомневаюсь, что ни один наш
священнослужитель не посмеет сказать нет, не дерзнет не
признать истинности, оскорбить святыню, если какой-либо,
пусть даже англиканский, пастор, чье священство мы не
признаем, принесет и поставит перед ним Чашу со Святыми
Дарами, освященными в англиканской церкви, по
англиканскому чиноположению. Страх Божий заставит нашего
священнослужителя воздержаться от сомнения, воздержаться
от утверждения только своей "православной" правоты".
В марте 1946 года делегация Московской
Патриархии посетила Антиохийский Патриархат.
Антиохийский Патриарх сказал, что он желает участвовать
в экуменическом движении и в предстоящей учредительной
ассамблее Всемирного Совета Церквей. В отчете наша
делегация докладывает о своей реакции на эти слова:
"Наша делегация была тронута, услышав молитвы за
Всемирный Совет Церквей и за каждого из них поименно,
провозглашенные на великом входе".
В том же году Патриархия запрашивает
Николая Полторацкого (это наш парижский богослов) на
предмет возможных последствий отказа от участия в
экуменическом движении. В апреле 1947 года Полторацкий
сообщает: "Простой отказ от какого-то бы ни было общения
Русской Церкви с экуменическим Советом возымел бы
отрицательные последствия, несмотря на его
принципиальную возможную обоснованность".
Более того, из письма Карпова в ЦК 1
февраля 1947 года следует, что в 1947 году Московская
Патриархия сама предлагала создать и возглавить
экуменическую организацию, правда, с конкретной
антипапской целью. Цитата: "Долг христиан всего мира
помочь католикам освободиться от папизма".
В это время формулируются четкие
условия, на которых наша церковь готова участвовать и в
работе ВСЦ. В частности: "Для участия в ассамблее
Православия считаю необходимым подготовку трети наших
делегатов. Вступление в экуменическое движение Русской
Церкви должно быть обусловлено непременным устранением с
церковно-политической арены митрополита Анастасия и всех
карловчан..." В этой записке Патриарха очень четко видны
условия, на которых наша Церковь готова была вступить в
ВСЦ.
Первое условие: чтобы голосом Русской Церкви считался
голос только Московской Патриархии. Дело в том, что в
предыдущие годы, по вполне понятным причинам, наша
Церковь не имела возможности действовать на
международной арене. И поэтому в различных экуменических
встречах 30-х годов принимали участие богословы
эмиграции, в том числе отец Георгий Флоровский,
Парижский богословский институт, отец Сергий Булгаков и
т. д. Именно они вели переговоры с Андерсеном и иными
инициаторами ВСЦ. Теперь же Патриархия шантажировала
его: мы приедем лишь при условии, что все богословы
эмигрантов будут убраны из всех экуменических
конференций и комиссий и заменены прямыми посланниками
Московской Патриархии. Надо сказать, что экуменические
деятели на это не пошли, потому что у них к этому
времени сложились вполне хорошие личные и рабочие
отношения с богословами нашей эмиграции.
Второе же условие также было весьма
понятным: расширить представительство православных
делегатов в ассамблее ВСЦ с тем, чтобы иметь контрольный
пакет акций. Понятно, что протестантские лидеры на это
не могли пойти.
Когда эти два отказа стали
непреодолимыми, и начало меняться отношение Патриархии к
экуменическим перспективам в негативную сторону.
Однако вновь хочу процитировать
документ. В начале 1946 года Патриарх Алексий направляет
Карпову доклад, тезисы которого таковы:
1. Экуменическое движение и участие в
нем Русской Првославной Церкви представляется главным
фактором воссоединения зарубежных русских православных
епархий.
2. Вселенский Патриарх признается
потерявшим авторитет в православном мире, а прочие
Восточные Патриархи не способны к восприятию этого
авторитета, и способность к такому восприятию только у
Русской Православной Церкви.
3. Необходимо войти в сношения с
лидерами экуменического движения для показа своего
интереса. Организовать объединение восточноевропейских
православных Церквей для выступлений на предстоящих
экуменических конференциях, для чего обратиться ко всем
православным Церквям с предложением высказать свое
мнение по экуменическому движению. На торжествах,
"посвященных тысячелетию преподобного Иоанна Рыльского,
в Болгарии в мае 1946 года принять единое для
восточноевропейских Церквей решение по экуменическому
вопросу.
4. Направить патриаршую комиссию в
Англию для знакомства с лидерами и документами
экуменического движения. Решению комиссии подлежат
следующие вопросы:
A) Пересмотр и аннулирование мандатов,
выданных якобы от РПЦ митрополитом Евлогием
(Георгиевским) профессорам Парижского богословского
института Алексееву, Вышеславцеву, Федорову,
Зеньковскому, Зандеру и др.;
Б) Склонение Варшавского митрополита
Дионисия и Финского архиепископа Германа к необходимости
воссоединения их епархий с РПЦ;
B) Убеждение через митрополита
Фиотирского Германа или Болгарского митрополита Стефана
Константинопольского Патриарха Вениамина в необходимости
прекратить его дальнейшую политику по отношению к РПЦ и
отказаться от дальнейшего окормления Польской и
Финляндской Церквей;
Г) Вопрос об изоляции митрополита
Анастасия (Грибановского) (глава Зарубежной Церкви) в
его возможных попытках получить покровительство от
какого-либо Восточного Патриархата. Направить
представителя по экуменическим вопросам в Англию,
считать преждевременными какие-либо диспуты по вопросам
вероучения. В случае вступления в экуменическое движение
в первую очередь выдвинуть предложение о создании
Всемирной Ассамблеи Мира.
Такого рода документы можно приводить
еще, и из них будет явствовать, что первоначально наша
Церковь была за включение в экуменический диалог, но с
условием достижения определенных целей, в том числе
политических, и с гарантией, что ее голос будет весьма и
весьма весомым.
Затем, однако же, произошел ряд
политических перемен, и уже к концу 1947 года становится
понятно, что наша Церковь на этих условиях не сможет
участвовать в экуменическом движении. Опять же
становится понятным, что Константинопольский Патриархат
не примет в этом участия, и Восточные Церкви будут
действовать самостоятельно.
И тогда принимается решение: вместо
собора в Москве будет созвано совещание. 3 июля 1947
года Иерусалимский Патриарх Тимофей пишет в Москву: "Мы
не готовы к участию в предложенном совещании. Надо
отсрочить собор, и его отсрочка есть дело важное и
полезное для единения Православной Церкви". Еще ранее,
16 июня 1947 года, Александрийский Патриарх Христофор
отказывается принимать участие в Московском соборе,
поясняя, что соборы может созывать только
Константинопольский Патриарх. В ответ наш Патриарх
Алексий пишет Патриарху Александрийскому весьма
справедливые вещи: "Ваше Блаженство подробно доказывает,
что всеправославный собор не может быть созван в Москве
помимо желания трех древних Патриархий. Полагаю, тут
имеется большое недоразумение. Мы поставили вопрос о
созыве не Вселенского Собора, а лишь совещания
предстоятелей Церквей, каковое совещание по своему
составу и компетенции существенно отличается от собора".
Итак, уже из этих слов Патриарха Алексия
понятно, что никакого собора в Москве в 1948 году уже не
планировалось, а планировалось именно совещание. Кроме
того, Русская Церковь не вступала в ВСЦ (совещание
предполагалось в Москве в июле 1948 года, а
учредительный съезд ВСЦ планировался в Амстердаме на
август того же года). Так вот, уже в феврале 1948 года
было известно, что Совет по делам Русской Православной
Церкви принял решение о невступлении нашей Церкви в эту
структуру. Соответственно, все резолюции совещания - из
архивных дел и протоколов это видно - были подготовлены
заранее. И в ходе совещания, когда оно началось, шла не
выработка мнений, не достижение некоего консенсуса, а
шло реальное давление, работа по убеждению всех
участников поддержать заранее подготовленную резолюцию.
Вот у меня в руках один из двух томов
деяний этого совещания. По экуменическому вопросу:
открываются прения докладом представителя Румынской
Православной Церкви профессора Комана. Доклад очень
серьезный, обстоятельный. Он, скорее, склоняет к тому,
что Православные Церкви должны активно участвовать в
экуменическом диалоге.
Следующий доклад главы Болгарской
Православной Церкви Экзарха Стефана. Его доклад в том же
духе.
И лишь третий доклад, отца Григория
Разумовского, - резко против. Так что же произошло?
Почему и Румынская Церковь, и Болгарская подписались под
точкой зрения отца Григория Разумовского, отказавшись от
своих прежних слов?
Что касается Румынии, точно не скажу. А
вот о перемене в позиции болгарского митрополита мы
сегодня уже можем узнать из отчета, который Карпов
направил Сталину по итогам этого совещания: "...Попытки
Константинопольского Экзарха Германа склонить
митрополита Стефана к защите экуменизма не имели успеха.
Решающим моментом, определившим поведение Экзарха
Стефана, была телеграмма министра иностранных дел
Болгарии товарища Коларова, подтвердившего
принципиальное согласие болгарского правительства на
установление патриаршества в Болгарии". Цена вопроса
оказалась очень высокой. В Болгарской Церкви до этой
поры не было патриаршества. Она управлялась
митрополитами, которых, вдобавок, не признавал
Константинопольский престол. И вот как раз на этом
совещании удалось добиться, при посредничестве Русской
Церкви, согласия Константинополя на снятие анафемы с
болгарской схизмы, и, соответственно, встал вопрос об
избрании законного Патриарха. Этот вопрос перед своим
правительством Болгарская Церковь ставила и раньше, но
получала отказ. Теперь взамен на поддержку Русской
Церкви в экуменическом вопросе болгарское правительство,
вполне про-советское, дало свое согласие на утверждение
патриаршества в Болгарии.
Надо сказать, что в резолюции совещания
нет никакого осуждения экуменических контактов и
экуменизма как такового. Резолюция составлена очень
грамотно, там подчеркивается, например: "...Принимая во
внимание, что целеустремление экуменического движения,
выразившегося в образовании ВСЦ, в современном понимании
не соответствует задачам Церкви Христовой, как их
понимает Православная Церковь".
В каждом пункте есть это уточнение: "в
современном понимании". Здесь мы видим не отказ от
диалога как такового, от попыток соединения, а отказ от
излишней политизации в ту или иную сторону.
Парадокс состоит в том, что, обвиняя
экуменистов в политизации, сама наша Церковь действовала
под крайним давлением именно политических сил.
Что же касается собственно экуменизма,
то здесь есть очень интересное выражение: "...вместе с
собственно Православием тому же влиянию подвергаются
армяно-григорианская, сиро-яковитская, абиссинская,
сиро-халдейская церкви, а также и старокатолические
церкви, столь родственные Православию".
Кстати, и вне этого совещания в нашей
Церкви раздавались голоса, не враждебные экуменизму.
Когда святитель Лука Войно-Ясенецкий прочитал
антиватиканский доклад архиепископа Гермогена
Казанского, он направил в Патриархию следующее письмо:
"Взяло меня раздумье об экуменическом движении, и
хотелось бы написать статью в журнал Московской
Патриархии, но для этого надо было бы иметь энциклику
Константинопольского Патриарха и отчет об Амстердамской
конференции. Не сможете ли прислать их мне? Пользуюсь
случаем, чтобы высказать Вам, как редактору журнала,
свою глубокую скорбь по поводу статей и докладов на
совещании летнем архиепископа Гермогена. Зачем ему нужно
было собрать все самое грязное, самое отрицательное о
Римской Церкви? Неужели нет в ней и светлого и
положительного, нет чудес и святых? Разве Церковь
католическая только папа и кардиналы, только Ватикан, к
политике которого мы все относимся отрицательно? Разве
Церковь католическая не состоит из миллионов простых
людей с чистыми и благочестивыми сердцами? Зачем же
отравлять их статьями Гермогена, ставящими злые и тяжко
греховные преграды между христианами? Зачем, зачем,
зачем тяжелый грех на радость врагам Церкви?" (Письмо от
8 декабря 1948 года).
Наконец, надо сказать, что московское
собрание 1948 года не было признаваемо обязательным для
его участников.
Московская Патриархия, собирая это
совещание, как повод для него предложила празднование
500-летия автокефалии нашей Церкви. На это все
православные Церкви откликнулись и приехали. Но с самого
начала Константинопольская и Греческая Церкви заявили:
мы приехали только на праздник, никакого собора и
совещания мы не признаём. Они даже не появились в зале
заседаний. Более того: глава константинопольской
делегации владыка Герман, митрополит Фиатирский, был
одним из соучредителей ВСЦ. С ним в Москве никто эту
тему не обсуждал, его мнения никто особо не спрашивал.
Из тех Церквей, представители которых были и подписали
эти документы, Антиохийская впоследствии отказалась от
подписи. И уже в августе делегация Антиохийской Церкви
участвовала в Амстердамском экуменическом саммите.
Другие же Восточные Церкви: Константинопольская,
Александрийская, Иерусалимская, Элладская, Кипрская
также участвовали в Амстердамской ассамблее.
То есть, по сути, решения совещания были
признаны и до времени реализовывались только Балканскими
Церквями, включая Румынскую, - теми Церквями, где был не
духовный, а чисто светский авторитет, политическое
давление в поддержку решений московского совещания 1948
года.
Еще раз подчеркну парадокс: наша
Церковь, находясь под громаднейшим политическим
давлением, преследуя политические цели, обвиняла в
политизации, тем не менее, западных экуменистов.
Не мене парадоксально и то, что, хотя в резолюции
совещания было сказано, что экуменическое движение ушло
от обсуждения вероисповедных тем и вместо этого
занимается социальной благотворительностью и т. д.,
позже именно на этом базисе наша Церковь вошла в ВСЦ. То
есть мы сами перестали на этой трибуне обсуждать
богословские вопросы и сказали: давайте лучше окажем
помощь угнетенным классам и народам, это и есть истинно
христианское делание, и на этой почве давайте будем
работать вместе. Надо сказать, что и до сих пор это один
из главных пластов, уровней межрелигиозного и
межхристианского сотрудничества. Так что этот путь
оказался совсем не таким уж тупиковым.
Выводы: никакого вселенского собора и
вообще собора в 1948 году не было. Не было там великого
молитвенника и чудотворца митрополита гор Ливанских Илии
Карама. То есть он там был, но великим чудотворцем не
был. Если, согласно сказке, распространяемой "Русским
вестником" и подобными изданиями, в 1948 году митрополит
Илья, прибыв на совещание, облобызался со Сталиным, то
это очень плохо согласуется с реальными фактами.
А факты следующие. Именно в 1948 году
Сталин возобновил гонения на Православную Церковь. С
1948-го по 1953 год, год смерти Сталина, ни одного
православного храма в СССР не было открыто. Более того:
половина монастырей, открытых в период с 1944-го по 1948
год, была закрыта к 1953 году.
Возобновляется политика репрессий, и
связано это с тем, что Сталин разочаровался в Московской
Патриархии именно как в рычаге политической работы.
Бывший семинарист, он прекрасно понимал, что никакие
московские решения без санкции Вселенского Патриархата
не будут иметь надлежащего отзвука в православной среде.
И Советская власть теряет интерес к Московской
Патриархии, политический интерес, внешнеполитический, -
до той поры, когда на новом витке противостояния
начнется борьба за разрядку. И тогда снова проявится
этот интерес у советских структур, и тогда снова наша
Церковь получит шанс выйти на арену международной
дипломатии, которым она с успехом и к своей пользе
реально воспользовалась. За что ее сейчас некоторые и
обвиняют.
Вывод: реальное знание церковной истории
- это хорошее средство для того, чтобы не пугаться
нынешних миражей и призраков и все-таки оставаться в
Церкви, понимая, что и ее история, и ее современность
всегда были проблемны и сложны.
Миссионерский портал диакона Андрея Кураева - 28.07.2009.
|
