Вопросы православной миссии и катехизации

Когда подростки уходят из Церкви...

Он сказал, что больше не пойдет в храм... Дети верующих родителей, получившие церковное воспитание, иногда полностью отходят от храма. Почему? Что делать? На вопрос отвечает протоиерей Алексий Уминский, духовник Свято-Владимирской гимназии.

Некритическое мышление

Подросток превращается в юношу. Но при этом вырасти-то он не может – ему не знакомо чувство ответственности, у него нет никакой самостоятельности. В какой-то момент он вдруг начинает быть очень управляемым со стороны – но уже не родительской. Родители пере-воспитали, дали слишком много заботы, так много все время делали за него, все решали за него, в том числе в вопросах веры, в вопросах молитвы, но не дали самостоятельности, не научили принимать правильные решения самостоятельно..

Он уже взрослый человек, он окружен совсем другими людьми и от родителей хочешь не хочешь отдален – институтом, новыми друзьями... Родители кормят, одевают, продолжают давать деньги, но основное влияние на него оказывает то общество, в котором он сейчас находится. И он, так же, как подчинялся тому церковному обществу, в котором был до этого, так же спокойно подчиняется тому обществу, в которое попадает сейчас.

У юноши не сформировано критическое мышление. Оно не было сформировано в детстве. Ребенок воспринимал хорошие вещи, но не критически. Поэтому он ничего своего в православии не имел. И не имеет до сих пор, потому что все, что он имел, было ему дано. А он это принял без рассуждений, без переживаний, без внутреннего трагизма. У него не было моментов, когда бы он понимал, что вера – это его личная ценность, его личное сокровище. И поэтому так легко вдруг начинает слушать совсем другие вещи. Они тоже для него не становятся ценностью, вытесняя прежние вещи.

Так молодой человек очень легко и просто идет под чужое руководство, под руководство друзей, мнений.

Что с этим делать я, честно говоря, не знаю.

Взрослей!

Мне кажется, что родители должны вовремя понять, что ребенок должен взрослеть. Родители должны не бояться в какой-то момент оставить ребенка в сложном положении, заставить его принимать решения, которые будут обязательно ошибочны, может быть, и трагичны, но за которые он будет потом нести ответ сам и пытаться решать эти вопросы самостоятельно.

Я 20 лет преподаю в гимназии.

Мне приходилось много раз видеть этот тяжелый, трагичный момент. Это дети из православной семьи, закончившие православную школу, и вдруг с ними становится нехорошо: человек себе какую-то татуировку сделал, курит, пьет, попал в дурацкие компании.

Но как потом бывает радостно, когда человек возвращается.

Повзрослевшим. Он возвращается, и для него вера оказывается его верой.

Это, большой риск. Они возвращаются не сразу. И не все. Но возвращаются. Набившие какие-то шишки, но уже понявшие, что такое молитва, что такое покаяние по-настоящему и что такое их вера.

Страшно?

Да, очень страшно отпускать ребенка. Но плохо, когда ребенку уже лет 20, а его никак родители не могут отпустить. Он делает все наперекор, сознательно совершает видимые грехи, чтобы родители поняли, что он имеет право жить своей жизнью. И не отпускают. Он сознательно в 20 лет, но по-подростковому протестует, эпатирует их. И они все равно его держат, все равно пытаются его переломить.

Если они человеку сейчас не дадут жить (хотя в 20 лет – уже поздно начинать подростковый период), то он вообще, может никогда не стать нормальным человеком. Внешне он будет в Церкви, жить якобы по послушанию, якобы исполнять какие-то формальные, уютные, удобные для нас вещи. Но он все равно не будет с Богом, потому что он никогда не станет самостоятельным, взрослым человеком. Хочешь не хочешь – приходится рисковать.

Сейчас мало таких семей, которые формируют человека так, что он взрослеет внутри семьи, оставаясь верным всем родительским традициям, всем родительским наставлениям. Я и сам не могу похвастаться тем, что у меня все традиционно в семье, что все выверено по линеечке. Я смотрю на своего взрослеющего сына с огромной тревогой. Мне самому бывает очень страшно за него. И он это прекрасно знает. Я как-то ему сказал: ты взрослый человек, мы будем за тебя молиться, но ты решай теперь сам в каких-то серьезных вещах, которые ни мне, ни матушке не нравятся, очень не нравятся.

Мы поняли, что если мы сейчас его не отпустим, то все равно его потеряем, только еще хуже это будет.

Что делать?

Совет родителям один – очень сильно молиться за своих детей. Я не вижу другого способа наших детей спасать, как только родительской молитвой. И я очень уповаю на то, что Господь любит наших собственных детей гораздо больше, чем мы. Как бы нам ни казалось, что дороже них у нас никого нет. Я очень уповаю на то, что Господь будет вести наших детей к спасению, если мы будем все силы своего сердца в эту молитву направлять.

Давая определенную свободу вместе с молитвой, очень хорошо эту свободу так дать ребенку, чтобы он понял, что это дар, который ему дают родители. Что эта свобода – не просто равнодушие, не просто опустились руки, и я уже ничего сделать не могу – делай, что хочешь, а я тут просто буду молиться. Нет.

Эту свободу надо даровать. Чтобы он почувствовал вместе с этой свободой ту любовь и доверие, которое ему оказывается в этот момент. Когда он это почувствует, тогда он может отвечать на это тем же. Он будет о себе что-то рассказывать, не скрывать каких-то вещей от родителей, потому что он будет знать, что родители ему эту свободу дали. Это его право. И взрослые дети не будут бояться говорить о своих ошибках или спрашивать о чем-то, или чем-то делиться.

Свобода дается как такой дар любви

Мы не можем сделать вечную оранжерею ни в приходе, ни в семье. Но мы можем заложить в человека важные, серьезные вещи. Можем постараться быть предельно честными с ними, но в какой-то момент как родители мы должны понять, что мы не можем вместо нашего ребенка прожить всю оставшуюся жизнь.

Мы не можем его не отпустить в такое плавание, где он обязательно будет ошибаться, где он обязательно будет где-то тонуть. Но важно, чтобы он знал, что есть спасительный круг и рука, за которую можно ухватиться.

По кругу

Подросток переживает трудное время.

Молиться не хочется, исповедь – особо сказать нечего, причащаться – подростку непонятно, зачем. И никто не объяснит ему, потому что он не спрашивает. Ответа на свои вопросы он тоже не находит, потому что видит вокруг себя то, что имеет относительное отношение к реальности.

Да, все красиво, хорошо, замечательно, все в платочках. Но суть и смысл происходящего непонятны. И не только для подростка, для очень многих людей, которые в храме стоят и молятся. Для его собственных родителей.

В интерпретации родителей Церковь часто предстает сказочным домиком, в который приходят за вкусненьким и сладеньким. Можно услышать, как иногда мамы причащают ребеночка: "Сейчас тебе батюшка даст сладенького, сейчас он тебе медочку даст"!

Ужасно! Это вместо того, чтобы ребенку с младенчества говорить, что он сейчас будет причащаться истинного Тела и Крови Христовых. Так наша церковная жизнь, к сожалению, превращается в какую-то сказочку.

Сущность веры для многих – это хождение по церковному кругу. У нас есть прекрасный церковный круг богослужения. От Пасхи до Пасхи, от поста до поста. Привычно и хорошо этим кругом ходить, этаким хороводиком церковным, меняя праздничные платочки, ни о чем не думая, совсем не задумываясь о смысле этого хождения. И человек вдруг так привыкает ходить по церковному кругу, что за Христом ему ходить уже не надо.

Но церковный годовой круг – это не самое главное. А когда нет главного, когда вдруг главное уходит, не ощущается, тогда для подростка начинается большая проблема.

Ходить по кругу не хочется. Взрослым удобно ходить по кругу – мы привыкли, нам это уютно и гарантировано. А подростку или юноше нужно главное. Он главного не видит. Не видит хождения за Христом. Не слышит голоса Христа, не ощущает реально Христа в своей жизни.

Человек начинает искать. Либо в Церкви ищет и, может быть, находит, либо уходит с этого места и ищет что-то другое на стороне. Может вдруг возвращаться, осознав, что главное – все-таки Христос.

Это очень сложные и трагические вещи.

Человек может найти главное, но нескоро.

Сейчас у нас такой уютный и благополучный мир, в котором можно оказаться без Христа.

Прогуливаясь от Пасхи до Пасхи по церковному кругу, от исповеди до исповеди, от воскресения до воскресения, можно решать какие-то проблемы, в том числе и служения, миссионерства, но главного может и не быть, потому что человек в этот момент не нуждается ни в чем.

Не молитва, а отчитка

Ему не надо особенно молиться, потому что можно отчитать молитвенные правила.

Ему не надо каяться и глубоко в себя заглядывать, потому что есть ежемесячная, или еженедельная исповедь.

Он причащается и знает: "Вот, я причастился, все сделал правильно. Прочитал каноны, поисповедовался у священника, меня допустили. Значит – не в суд, и не во осуждение, значит, у меня уже тут все хорошо, все сделано, куда еще идти? Я даже Евангелие читаю раз в неделю, раз в день по главе, потому что так надо".

А ведь можно прочесть и ничего не услышать.

А можно что-то услышать и понять, что главное, а что второстепенное.

Мне кажется, что в нашей жизни сейчас перестало хватать той остроты понимания, что надо, вообще-то, идти за Христом.

Надо очень серьезно вживаться в евангельский текст. Надо очень глубоко переживать каждое слово, сказанное в Евангелии, и очень глубоко переживать Евхаристию. Если этого не будет, то тогда – увы.

Церковный круг – это еще не все. Это только подпорка для хождения заХристом, а не для хождения по кругу.

Правда

Подростку нужна внутренняя правда. Он должен понимать, что с ним происходит, и почему, собственно говоря, он ходит в церковь. Не просто потому, что он родился в этой стране, а родители отправили его в воскресную школу учиться, а потом по воскресеньям приучили причащаться.

Мы все время рассчитываем, что все само заработает, что само все по себе сложится, что вот если мы будем делать это, это, это и это, то обязательно будет то и то. Если мы будем с ребенком ходить в храм, приучим читать вечерние молитвы, то обязательно прорастет вера. Прорастет, но только когда? И при каких обстоятельствах? Этого мы не знаем. Но ищем гарантированный путь. Нам кажется, что благочестие гарантировано. Но у нас ничего не гарантировано. Евангелие абсолютно ничего не гарантирует человеку.

Христа надо очень искать в своей жизни, постоянно. Тогда найдешь. А если не будешь искать Христа – будешь все время мимо проходить.

Искать постоянно

Мы не должны забывать о том, что мы Церковь Бога Живого. А весь груз нашей христианской жизни переложен на наши прекрасные традиции. Смотрите, что горячо обсуждается? Какие самые главные проблемы сейчас обсуждают в Церкви?

На каком языке служить – на русском, или на церковнославянском?

Какой календарь лучше – новый, или старый?

Что лучше – монархия, или демократия?

Как читать евхаристические молитвы – вслух, или тайно?

Какое это имеет отношение к жизни со Христом? Какое отношение это может иметь, если Христос говорит юноше: "Иди за мной!". "Оставь все и иди за мной".

Есть масса вопросов, на которых, нам кажется, зиждется Церковь: вопросы богослужебного языка, календаря, отношения к монархии. Вещей внешних, меняющихся с веками и годами, вещей, которые Церковь сама, по своей необходимости, либо принимает, либо отвергает.... А мы только ведь об этом говорим.

А вот когда раздаются евангельские слова Христа "Оставь все, иди за мной" – это оказывается на втором месте. Образ Христа сам оказывается на втором месте. Жизнь по Христу, подражание Христу, Евангелие оказывается на втором месте. Вы понимаете?

Центр наших сегодняшних амбиций и интересов, боли церковной, смещен в сторону второстепенных вопросов. Они оказываются сейчас главными. Из-за них люди ругаются и друг друга обвиняют, называют друг друга либералами или фарисеями. Какое это имеет значение сейчас?

Вспоминается 20-й век, Валаам. В монастыре монахи десятилетиями не разговаривали друг с другом, потому что одни приняли новый стиль, а другие старый. 20-й век показал, что люди умирали на земле миллиардами от войн, от несчастий, от ужасных катаклизмов, от фашизма, от сталинизма, а в Церкви решали календарные вопросы. До сих пор одни не поминают других, потому что одни – старокалендарники, другие – новокалендарники.

Сейчас мы примерно в том же состоянии находимся. Вокруг нас мир гибнет, а для нас главные вопросы либо богослужебного языка, либо календарной системы, либо монархии. Вот это действительно занимает наши умы, а детям и подросткам это совсем не интересно.

Их абсолютно не волнует, какой календарь, какой язык у нас будет.

Их волнует живое общение со Христом.

А нас оно волнует нередко в последнюю очередь.

Это очень серьезная проблема сегодня.

Что делать?

У нас всегда одно и то же лекарство: Евангелие.

Как только человек перестает, читая Евангелие, что-то ощущать для себя, что-то понимать, на что-то реагировать – это очень тревожный знак того, что человек, вместо того чтобы жить церковной жизнью, играет в какую-то очень известную игру по известным правилам.

К сожалению, нельзя сказать, что для нас исповедь, молитва и наше вхождение в храм и общину не является часто хорошо известной нам игрой. Мне кажется, что когда человек читает Евангелие и его сердце может встрепенуться – это знак того, что человек умеет серьезно относиться к своей вере. Может быть, не надо читать Евангелие, как мы привыкли его читать – главу в день как необходимое послушание, чтобы обязательно прочесть. А читать его как-то иначе, читать его более трепетно. Понемножку совсем, но очень трепетно, чтобы, помолившись перед тем, как читаешь Евангелие, очень Бога попросить, услышать Его голос. Чтобы услышать Его голос для себя, чтобы что-то Господь тебе о Себе открыл.

Когда ты читаешь Евангелие, ты вдруг начинаешь очень хорошо себя понимать.

И тогда тебе становится стыдно, и тогда ты можешь спокойно идти на исповедь.

Ухожу!

Расцерковление – это признак того, что люди устали ходить по церковному кругу.

Сущность веры для многих – это хождение по церковному кругу. У нас есть прекрасный церковный круг богослужения. От Пасхи до Пасхи, от поста до поста. Привычно и хорошо этим кругом ходить, этаким хороводиком церковным, меняя праздничные платочки, ни о чем не думая, совсем не задумываясь о смысле этого хождения. И человек вдруг так привыкает ходить по церковному кругу, что за Христом ему ходить уже не надо.

Протоиерей Алексий Уминский Надо себя искать, надо понять, что произошло с тобой, почему это случилось, что мы ищем в жизни, готовы ли мы вообще доверить себя Богу. Здесь очень важно понять простую вещь, когда ты причащаешься Святых Христовых Тайн, то, что ты принимаешь – Кровь и Тело Христово.

Это – не какие-то символы.

Это то, что было распято на Кресте.

Это переломанное, изувеченное, израненное Христово тело, и кровь, которую Он проливал.

Надо очень понятно представить себе, что если ты Этого сейчас причастишься, то с тобой вообще может произойти все, что угодно. Ведь это значит, что Христос тебя зовет с собой на крест, когда ты причащаешься Святых Христовых тайн.

Если ты решился причаститься Распятого Христа, Его распятого тела, Его крови излиянной, если ты решился со страхом Божьим – это ведь все происходит на самом деле. Если ты это понимаешь, то не так-то просто тогда решиться причаститься человеку. Это не значит, что не надо причащаться, наоборот надо. Но надо уметь решиться так причаститься, так доверить себя в этот момент Богу, так сказать Богу, что: "Господи, делай со мной все, что Ты хочешь!"

Если человек готов вот так вот себя Богу передать в руки – это очень страшно. Но это единственное, что надо сделать.

Так себя Богу дать: "Делай со мной все, что Ты хочешь". Слова, которые в Евангелии звучат "все Мое – твое", это каждый из нас должен сказать Богу, когда мы идем причащаться. Когда Христос говорит в своей молитве перед распятием эти слова отцу: "Все Мое – Твое, а все Твое – Мое", он тоже самое говорит и нам. Вспомните, отец говорит старшему брату блудного сына: "Все мое – твое". "Все мое – твое".

То же самое Христос говорит и нам: "Все Мое – твое". И мы все его принимаем, когда причащаемся. Так неужели же мы не можем сказать ему в ответ: "Все мое – Твое". Если мы об этом задумываемся по-настоящему, и перед чашей не просто повторим молитву святителя Иоанна Златоуста, а осознаем, что делаем...

Христос мне говорит: "Все Мое – твое" и отдает себя полностью мне – так давай же я то же самое сделаю. Я всего себя Ему сейчас предложу. И пусть со мной будет, что будет. Потому что тогда я Его люблю, и я ничего не боюсь.

А нам, к сожалению, так не хочется. Хочется, чтобы все Твое – мое, и все мое – мое. И весь церковный круг тому гарант. Гарант того, что мы делаем все правильно и хорошо, что мы благочестиво живем, что у нас все есть, есть дела милосердия, что у нас есть социальные службы.

Но когда у человека-христианина все есть – это не очень хорошо. Когда у нас все благополучно и здорово все складывается – это не очень хорошо. В этот момент мы начинаем терять своих детей – мы не понимаем, что происходит, почему они от нас уходят, почему они перестают в храм ходить? Потому что у нас все слишком хорошо. Настолько хорошо, что нам даже Христу сказать-то нечего. Все у нас есть, храмы открыты, добрые дела мы делаем, молитвенные правила читаем, посты соблюдаем. Ну чего еще нам надо, если мы все уже сделали? Кроме главного – мы не сказали Богу этих слов: "Все мое – Твое". И так не смогли Ему себя доверить, чтобы не бояться жить по Евангелию.

Не бояться жить по Евангелию, не бояться креста, не бояться того, что в твоей жизни случится несчастье. Не бояться того, что ты вдруг чего-то не добьешься, или что-то у тебя из рук вырвут. Мы же живем так же боязливо, как живет весь этот мир. Мы, по большому счету, не сильно отличаемся. Люди верующие и люди не верующие одинаково боятся всего. Одинаково боятся потерять свое благополучие. Одинаково боятся смерти. Мы, христиане, так же боимся смерти, как люди неверующие. Нет никакой разницы между нами, кроме того, что мы ходим по церковному кругу, а они не ходят.

Я много об этом думаю в последнее время. Для очень многих из нас, священников, это настолько обычный способ катехизации, воцерковления людей – научить их тому, как ходить по церковному кругу. И мы так хорошо научились это делать, но, к сожалению, мы, священники, не научились самому главному.

Это проблема нашей внутренней жизни, нашего состояния. Как-то стало общеизвестным, что именно хождение по кругу главное в нашей жизни, и это и есть церковность. И, по-моему, церковность выглядит совсем иначе.

Алексий Уминский, протоиерей

Православие и мир - 22.12.2011.

Читайте другие публикации раздела "Основы православной миссии и катехизации"