Верующих не стало больше
Александр
Щипков уверен, что уровень общей религиозности в
современной России и в СССР одинаков, а новые гонения
возможны
Александр Щипков, социолог, публицист,
кандидат философских наук, директор Православного
правозащитного центра "Территория Церкви",
действительный государственный советник 3 класса. Автор
книг "Во что верит Россия", "Соборный двор",
"Христианская демократия в России".
***
- Александр Владимирович, позвольте
начать с общего вопроса. Так было в 90-е годы второе
Крещение Руси или нет?
- Было, но исключительно в
метафорическом смысле. Это образное выражение пришло на
смену уже основательно заштампованной "дороги к Храму".
Единственное Крещение Руси состоялось более тысячи лет
назад, а все что потом - это уже христианская история
нашей страны со всеми ее сложностями, издержками,
темными страницами и многочисленными победами.
В Православии человек получает крещение
раз и навсегда. Крестили - всё, ты теперь член Церкви.
Думаю, что о церковном организме, о Поместной Церкви
можно говорить точно также. Потому что в обратном случае
возникает вопрос, а что же такого случилось в 1991-ом
или в 1988-ом годах? Дух Святой сошел на Россию? Я бы
так не сказал, потому что иначе произошло бы какое-то
масштабное просветление, которого на самом деле не
случилось.
Часто публицисты, говоря о "втором
крещении", уверяют, что именно политические изменения
повлияли в 91 году на духовное и религиозное состояние
граждан. А это в принципе не верно. Наша духовная
внутренняя религиозная жизнь не может зависеть от
политических процессов, а только от тех, которые идут
внутри каждого христианина и внутри Матери-Церкви.
Конструируя модель "второго крещения" и увязывая её с
политикой, мы попадаем в ловушку. И можем дальше
наделать много неправильных выводов.
- Но ведь можно вспомнить тот ажиотаж
вокруг Церкви, который царил в первые постперестроечные
годы. Толпы желающих креститься каждое воскресенье…
Число людей одевших тогда крестик возросло в разы.
- Думаю, верующих после 1991 года больше
не стало. Равно как не стало их меньше. Здесь моя
позиция понравится, конечно, не всем, однако, у меня
есть свой собственный подход к расчетам в этой области.
Вот смотрите, в советские годы
официальная статистика показывала, что неверующих - 85%,
а верующих - 15%. После 1991-го года социологи начали
рисовать кривую стремительного роста: якобы число
религиозных людей к концу 92-го года выросло до 60%, а
вскоре и до 80-85%. Возникает логичный вопрос: а откуда
эти "новые верующие" взялись? Что за причина породила
этот религиозный взрыв?
Я изучал провинциальные авторефераты
60-70 годов по научному атеизму, где приводились
результаты региональных замеров. Эти цифры заметно
превышали общие показатели по СССР (85 на 15). Например,
на Орловщине - 20% верующих, а на Ставрополье, в районе
повышенной религиозности - 40%. Наверняка эти цифры в
полтора-два раза были приуменьшены в угоду идеологии.
Эти цифры натолкнули меня на мысль, что советская
атеистическая социология прекрасно знала уровень общей
религиозности в СССР. И этот уровень соответствовал 85%
процентам. Советской пропаганде ничего не оставалось
делать, как просто перевернуть данные. А сегодня цифры
встали на место, вот и всё.
Вывод простой: не было никакого взрыва
религиозности, не было никакого "второго крещения".
Более того, я уверен, что и во всем остальном мире, в
любой религиозной традиции уровень религиозности
примерно такой же – 85 на 15. Я говорю об этом уже
двадцать лет, коллеги социологи помалкивают и продолжают
писать диссертации о причинах несуществующего феномена –
религиозного взрыва 88-92 годов. На самом деле куда
более интересная и важная тема - качество веры у этих
85%. Вот здесь – непаханое поле и для учёных, и для
Церкви.
- И что Вы можете сказать о качестве
веры, о её нынешнем состоянии?
- Из советской эпохи русский человек
вышел с раненым религиозным сознанием. Ни в коем случае
нельзя ни смеяться над его суеВЕРИЕМ с элементами
язычества, ни высокомерно осуждать его за это. Этих
людей не надо приводить к вере, они уже верующие, уже
православные. Им нужно просто помочь. С ними надо
работать абсолютно по-другому: просвещать, объяснять
особенности православного учения и любить их. Для этого,
собственно, нам и нужны новые и новые храмы. Я являюсь
горячим сторонником храмостроительства. Противники
спрашивают - где для них верующие? Я отвечу – в соседних
домах. Вера качественно меняется на глазах, становится
осмысленнее, тверже, и людям нужны храмы в шаговой
доступности.
- Вы говорите, что качество меняется,
что на это повлияло? Ведь уровень образования растет
медленно, этот процесс меряется десятилетиями...
- Главный источник перемен сегодня -
отсутствие страха. Ведь все годы советской власти наша
вера была придавлена страхом. За нее надо было платить,
и платить были готовы, в принципе, все, но разную цену.
Один был готов заплатить жизнью, став мучеником, другой
- сесть в лагерь, став исповедником, третий - потерять
престижную работу, четвертый - пойти на конфликт с
семьей. Самый робкий тайно крестил своего ребенка. Но
это тоже было рискованно и опасно, можно было схлопотать
"выговор по партийной линии" или лишиться очереди на
квартиру.
Кто помнит, сколько все это стоило,
понимает, что отсутствие этого страха - колоссальное
достижение.
- Выходит, если опять начнутся гонения,
все придет на круги своя и нынешние достижения Церкви
пропадут впустую?
- Конечно, если за религию снова начнут
преследовать, то пойдет волна отречений от веры. Человек
- слабое существо. Но всё же выросло целое поколение,
для которого вера - неотъемлемая часть жизни. Это
поколение будет готово отстаивать право верить и право
передавать веру своим детям. И это качественное
изменение никуда не денется.
Я глубоко убежден в том, что многие
действия Патриарха Кирилла объясняются его долгом успеть
сделать как можно больше за то время, которое Господь
отвел нашей Церкви на свободу. Ведь политические
изменения могут произойти с такой же катастрофической
быстротой, как и в 1917 году. Кто бы мог подумать в
1916-ом, что все так резко изменится? Ведь тогда был пик
патриотизма, страна почти побеждала в войне, шел Собор,
бурлила богословская мысль!
Каких только объяснений я не читал по
поводу увеличения количества епархий – экономических,
политических, аппаратных. А ведь это делается в первую
очередь для укрепления Церкви Христовой. Ведь чем больше
и мощнее епископат, тем сложнее его уничтожить, тем
сложнее прервать апостольскую цепь хиротоний. Просто
больше времени уходит на уничтожение епископата.
На нынешние двадцать лет свободы я
смотрю как на некую временную передышку, которую мы
должны максимально использовать для укрепления Церкви.
- И все-таки это рассуждения уже с
высоты дня сегодняшнего, а как все это виделось тогда, в
первые годы свободы? Оправдались ли тогдашние ожидания?
- Мне трудно ответить на этот вопрос,
потому что сам я принадлежал к очень специфической
социальной прослойке "православного подполья". В 70-80-е
мы были молоды и мыслили радикально, стараясь, как
говорил Солженицын, "жить не по лжи": работали
кочегарами и свободно ходили в храм.
Я вылетел из института за свои взгляды,
ушёл рабочим на завод и тем самым получил полную
свободу: мог практически ничего не бояться, свободно
ходить в церковь, читать что хочу и говорить, что думаю.
Поэтому, лично для меня случившийся к концу 80-х переход
не стал слишком резким. Но, конечно, масштаб событий я
ощущал. Помню прославление Иоанна Кронштадтского, первый
массовый крестный ход в Ленинграде. Тогда как раз
впервые вышли на улицу те самые "перевернутые" 85%. Это
было невероятное событие, половина Петроградки была
запружена народом.
- Сегодня тогдашнее увлечение
христианством называют модой.
- Это ошибка. Вера и мода - вещи
несовместимые. Вера - это то, что у человека внутри, а
мода - внешняя оболочка. Мода может существовать на
храмовую архитектуру, песнопения, иконопись или на
платки, рюкзачки за спиной и так далее. А сама вера -
либо она есть, либо её нет.
Существуют расхожие представления о
"настоящих и ненастоящих" верующих. Для первых даже
используются особые клише: "ярый католик",
"ортодоксальный иудей", "правоверный мусульманин". О
православном говорят: "глубоко верующий". Но есть ли
прибор, способный измерить глубину веры? Ведь вся
глубина заключается в одном единственном знании: Бог
есть. У человека, вчера принявшего Христа, такая же
глубина веры, как и у Патриарха. А вот религиозный опыт
у них разный. Его приобретают временем, страданиями,
испытаниями… ему научаются, и с годами приходит то, что
называют степенью воцерковлённости, то есть вхождением
во Церковь и пониманием себя как части церковного
организма.
- Однако именно в 90-е на волне роста
числа верующих внутри них началось деление. Эти
"старые", а эти "новые". Эти "интеллигенты", а эти "из
народа". И даже приходы церковные стали разделяться по
категориям: военный, интеллигентский и так далее. Это
какая-то специфика эпохи или так было всегда? И
насколько это в принципе верно?
- Думаю, всегда было что-то подобное,
просто в 90-х процесс разделения стал заметнее.
Количество приходов резко увеличилось, стали приходить
новые люди, рукополагаться новые священники: бывшие
политработники, офицеры, инженеры. Они приносили с собой
частичку своего мира, и тем самым меняли сложившийся
уклад. Дело в том, что Церковь при советской власти
представляла собой параллельный мир, в котором мы
находили прибежище. А нынче церковная жизнь изменилась
кардинально. Мы уже не параллельная реальность, мы стали
основной реальностью этого мира вместе с новыми членами
Церкви и обновленным клиром.
- Однако порой возникает непонимание
между старой паствой и новым клиром...
- Это проблема становления приходской
общинной жизни, и решиться она может, по моему мнению,
через выборность духовенства. Сейчас это невозможно по
целому ряду обстоятельств, но, конечно, идеально, когда
община из своей среды выбирает человека для
священнослужения, обращается к правящему архиерею, и
после испытания его рукополагают именно для этой общины.
- А что бы Вы назвали главной проблемой
Церкви за последние двадцать лет?
- Очень трудный вопрос, но я рискну на
него ответить. У нас сегодня говорят о сращении Церкви и
власти, мол, союз с властью разрушит Церковь. Всё это
полная ерунда! Искушение властью больше надумано, чем
существует в реальности. На самом же деле главная угроза
для Церкви не во власти, а в деньгах. Искушение
деньгами, стремление заработать на религии - вот что
сегодня действительно угрожает Церкви, а все остальные
проблемы (в том числе в отношениях с властью) - лишь
производные от этого.
Беседовал Алексей Соколов
Фома - 15.11.2011.
|
