Первый на деревне. Священник пытается пробудить
сельскую жизнь
От Костромы ближе до Москвы, чем до села
Поназырево Костромской области. Здесь живут три с
половиной тысячи жителей, и их число постоянно
уменьшается. Протоиерей Евгений Кетов строит в
Поназыреве храм, в местной исправительной колонии
окормляет общину заключенных, в селе создает
реабилитационный центр для бывших узников. А еще колет
дрова, растапливает чугунную печь и своими руками чинит
автомобиль. Наш репортаж - просто зарисовка с натуры,
где многие вещи говорят сами за себя.
Сельская новь
...В селе Поназырево пустынно и тихо.
Может, это только сегодня - когда тридцатиградусный
мороз загнал всех местных жителей по маленьким
деревянным домам? Почти вся молодежь уехала в города: в
самый близкий - Шарью, в Кострому или в Москву. У
старушки Валентины Петровны дочка улетела в Майами.
Валентина Петровна ходит в гости к подруге, которая
живет на соседней улице. Подруга коротает вечера за
просмотром научно-исторических фильмов BBC на
DVD-плеере. В них попадаются кадры американских городов
- в такие моменты подруга всегда зовет Валентину
Петровну к экрану.
...Снег под ногами скрипит. Январские
сугробы - по пояс. Они лежат вдоль дорог, там, где летом
обочины. Напротив каждой калитки - нет, не протоптанная
в снегу тропинка, а скорее, прорытый в снегах "каньон".
...Большой деревянный храм во имя св.
Ксении Петербургской в Поназыреве стоит недостроенным.
Он тоже густо упакован снегом: снаружи и изнутри.
Строители успели возвести стены, а крышу сделали только
на треть - на сколько хватило собранных летом средств. В
соседних рощах, откуда бригады лесорубов обычно
поставляют лес, замело все тропы - мужики физически не
могут туда проехать. А значит, достраивать крышу храма
не из чего. А значит, то, что уже построено, может за
зиму и весну просто сгнить. Этого больше всего боятся
прихожане и стараются найти деньги на покупку хотя бы
чего-то, чем можно покрыть недостроенный храм сверху.
В Поназыреве была обустроенная церковь,
но сгорела. И пока строится новый храм, верующие
собираются на службы в обыкновенном кирпичном доме. Там
оборудовано все необходимое: алтарь и чугунная печка. На
улице - минус 30, а в доме - минус 10. Вода крещенская
за ночь в ведре замерзла. Так и молятся прихожане,
выпуская изо рта сероватые струйки пара. И хотя этот
дом, предоставленный просто доброжелателем, уже
выставлен на продажу, прихожане не унывают. У них есть
утешение - настоятель. Отец Евгений Кетов.
Не повод для уныния?
Отец Евгений много улыбается.
Он улыбается, когда рассказывает, что
старый храм сгорел вместе с его личными вещами и
книгами.
Он улыбается, когда говорит, что его
приход - примерно тридцать человек на три с половиной
тысячи жителей, и это очень мало, но постоянной паствы
еще меньше, потому что люди постоянно уезжают на
заработки в города.
Он улыбается, когда констатирует, что
"градообразующее предприятие" в Поназыреве - это
исправительная колония № 2 Костромской области, поэтому
жители села делятся на две равные категории: одни
сидели, другие их охраняли.
Он улыбается, даже когда его автомобиль
утром не заводится на морозе.
Вообще машина сельского священника -
почти всегда красноречивый пример упования на волю
Божью. Такой автомобиль работает на честном слове и
развалиться может на ближайшей кочке. Но именно от
возможности передвижения часто зависит сама возможность
служения: сельский батюшка и в захолустные деревни на
этой машине пробирается, и в Москву за сотни километров
отправляется на ней же.
Старенький автомобиль отца Евгения -
едва ли не единственный динамично перемещающийся объект
на фоне застывшего поназыревского пейзажа. Снаружи это -
Audi. А под капотом - гибрид из "Москвича" и "Жигулей".
Родные детали давно списаны. Механики в автосервисах
думают, что отец Евгений над ними издевается. А батюшка,
наверное, просто улыбается им в ответ.
Я вспоминаю слова Чехова: "Люди, которые
давно носят в себе горе и привыкли к нему, только
посвистывают и задумываются часто". Но тут же понимаю,
что это - совсем не про отца Евгения. Казалось бы,
сгоревший храм и отсутствие ясных перспектив по
постройке нового - чем не повод для уныния? Но священник
улыбается. У него много трудностей, но горя нет...
- ...У меня есть испытания, - будто
подхватывает мою мысль отец Евгений, когда мы с ним
стоим внутри недостроенного храма. - А в испытаниях
Господь посылает утешения...
И тут же рассказывает историю, как
удалось возвести стены нового храма. Когда старого храма
не стало, а спонсоров пока не нашлось, отец Евгений
поехал в Санкт-Петербург - помолиться блаженной Ксении
Петербургской, ведь церковь в Поназыреве должна быть
освящена в ее честь. Рядом с часовней с мощами святой
люди всегда просят милостыню, священник подал каждому, и
только одна старушка вдруг сказала ему:
- Мне денег не нужно. Вы скажите, с
какой бедой приехали?
Как она узнала, что именно с бедой? Отец
Евгений ответил:
- Храм сгорел.
А старушка вдруг говорит:
- Я постараюсь вам помочь.
Через несколько дней в Поназырево
приехал грузовик со стройматериалами. Так началось
строительство новой церкви. У бабушки оказались добрые
знакомые.
Кормчие
Отец Евгений окормляет общину
заключенных в исправительной колонии № 2 села
Поназырево. Мне показалось, что в этом - тоже его
утешение. Потому что здесь - на зоне - многое уже
получилось: с нуля построен храм. Его торжественно
освятили в честь святого праведного Иоанна
Кронштадтского в 2009 году. До этого в колонии была
только молельная комната.
Тюремный храм расписывал один из
заключенных, иконописец по профессии. Сейчас он уже
освободился - и отец Евгений рассказывает об этом не
улыбаясь. Дело в том, что, выйдя из колонии, вчерашний
прихожанин тюремного храма совершенно пропал из виду и -
по доходящим до батюшки отрывочным сведениям - запил.
- Как я ни уговаривал, он не захотел
остаться со мной в селе, - вспоминает отец Евгений.
Не секрет, что самое сложное для только
что освободившегося узника - сделать первые шаги на воле
и не сорваться обратно в прежнюю среду. Чтобы вчерашних
осужденных хотя бы минимально обезопасить, отец Евгений
формирует в Поназыреве своего рода реабилитационный
центр. "Своего рода" - потому что формально никакой
организации не существует. "Надо дело делать, вывески
потом повесим", - считает священник. Но в реальности
освободившимся из поназыревской колонии есть куда идти:
в старый деревянный дом с огромной белой печью, где отец
Евгений настоятельно предлагает приют бывшим прихожанам
тюремного храма.
- Я убедился на собственном опыте: если
человек сразу после освобождения хотя бы две-три недели
у меня живет - потом к преступлениям не возвращается, -
рассказывает Евгений.
Побывав в таком "доме милосердия",
понимаешь почему. В нем живут совершенно обычной жизнью,
но от такой "обычности" в заключении быстрее всего и
отвыкают. В каком-то смысле именно она и есть норма:
жить мирно с соседом и быть с ним вежливым, работать,
чтобы обедать, заниматься хозяйством, отдыхать, читать
книги и смотреть фильмы и так далее.
По узкому "каньону", проторенному в
метровых сугробах, бывший осужденный Дмитрий идет к
колодцу за водой. На улице по-прежнему минус тридцать, и
я с ужасом наблюдаю, как он без перчаток переливает воду
из ведра в узкое горлышко канистры, плеская себе на
руки. Я только глубже прячу руки в карманы, а голову - в
плечи.
В доме Дмитрий растапливает большую
белую печь. Он увлеченно объясняет мне - городскому
жителю - принцип ее устроения. Огонь разгорается, и я,
страшно благодарный, прижимаюсь к теплой печи
окоченевшими руками. А Дмитрий берет железную кружку,
разбивает ею ледяную корку и зачерпывает из ведра
ледяной крещенской воды.
- Я собираюсь уйти в монастырь, -
говорит Дмитрий. - Если Господь призовет...
Бывший осужденный говорит об этом
серьезно и без пафоса. Это не красивая поза, не лихая
удаль неофита и не попытка убежать от реальности. Это
просто обдуманное решение.
К вере Дмитрий пришел в колонии. Был
старостой тюремного храма. За отца Евгения держится, как
за спасательный круг. Оно и понятно: кроме дома и
порядочной жизни, батюшка готов предложить своим
подопечным еще и конкретное дело - построить в
Поназыреве церковь. Для некоторых это становится почти
что миссией.
- Я строю корабль, - говорит бывший
осужденный Владимир.
По специальности он - художник по
дереву. Речь у него образная. Слово "корабль" он
повторяет много раз - оно точно передает, что значит для
него строительство храма:
- Я строю корабль... Да, это мой
корабль, который понесет нас к новой жизни. На этом пути
будут бури, но на нашем корабле мы через них пройдем. В
нем есть где укрыться. Но чтобы на нем плыть, нужны
силы. У нас на корабле есть кормчий. И с ним мы будем
идти вперед и вперед...
В каком-то смысле этот кормчий - отец
Евгений: община бывших осужденных держится исключительно
на его авторитете и уверенном энтузиазме. Но попутно с
ресоциализацией священник вводит своих подопечных и в
мир подлинной церковной жизни. А значит, рядом с этими
людьми всегда и другой - главный - Кормчий.
Невысокая мораль
В тюремном храме святого праведного
Иоанна Кронштадтского отец Евгений с осужденными служит
молебен, на котором также присутствуют: начальник
колонии подполковник внутренней службы Олег Николаевич
Бачериков, замначальника колонии подполковник внутренней
службы Алексей Николаевич Глущенко и пресс-секретарь
УФСИН по Костромской области Ольга Юрьевна Юдина.
Тяжеловесное перечисление должностей, званий и
имен-отчеств выглядит в тексте неуместным. Столь же
неуместным мне показалось видеть в этих офицерах, как
это часто бывает, "элементы механизма исполнения
наказания", а не живых людей.
- Когда человек заходит в храм,
участвует в богослужении - кроме сознания, включается
еще и подсознание, - говорит Алексей Николаевич
Глущенко. - А на уровне подсознания нет разделения на
осужденных и надзирателей, на обычные для зоны
"враждующие лагеря".
Алексей Николаевич - статный, открытый и
обаятельный офицер. Никогда раньше такого в колониях не
встречал. Отец Евгений о нем говорит: "хороший человек,
настоящий мужик, осужденные его уважают". Я тоже
зауважал этого офицера, когда он в тридцатиградусный
мороз рассказывал, что на каждое Крещение погружается в
прорубь...
- Когда осужденный и сотрудник колонии
причащаются из одной Чаши, понимаешь, что рядом с тобой
- да, преступник, который отбывает наказание, но ты не
смеешь его осуждать, - говорит один из офицеров. -
Преступник - человек, который оступился, но это не
значит, что на нем можно поставить крест: мол, все -
пропащий. У него есть шанс исправиться. Ему нужно помочь
и сделать так, чтобы он не вернулся сюда после
освобождения...
Осужденные, которые ходят в храм, как
раз полны решимости не возвращаться. В общине тюремной
романтики типа "не в последний раз на зоне" нет и в
помине. И для многих осужденных мысль о начале новой
жизни напрямую связана с тем, что они приобретают в
церкви.
- Мы сидим в тюрьме, чтобы каяться, -
говорит осужденный Игорь. - А покаяние нужно, чтобы
выйти на свободу и не совершать старых грехов.
В иной ситуации такие слова можно было
счесть всего лишь высокой моралью, но сейчас они звучат
из уст заключенного - просто и взвешенно. И им веришь.
- А можно, теперь я у Вас спрошу, -
неожиданно говорит Игорь.
- Конечно...
- Мне кажется, очень полезно в вашем
журнале печатать статьи богослова Алексея Осипова. Нам
здесь это нужно, важное чтение такое...
Книги и бревна
До Поназырева отец Евгений служил в
монастыре: его пригласили, потому что очень нужен был
семейный священник - некоторым паломникам найти контакт
с таким батюшкой проще, чем с монахами. До монастыря он
построил храм в большом районном центре в Курганской
епархии, с нуля организовал приходскую жизнь.
Я спросил отца Евгения:
- Вам не обидно, что теперь Вы в
деревне, где постоянной паствы - человек
пятнадцать-двадцать?
- Никогда об этом не думал... - ответил
отец Евгений и улыбнулся.
- Нет, служить здесь - закаляет силы. Я
многому учусь. Правда, чувствую, что коснею. Когда меня
в своем время перевели из города в монастырь, я был
страшно рад: Литургию служил четыре раза в неделю и
святоотеческую литературу читал каждый день по
три-четыре часа минимум. Семья разрослась до семи
человек. А здесь, в Поназыреве, заботы хозяйственные -
строительство, доски, деньги, отопление... Читать
времени нет. А от этого и проповеди труднее идут, даже
речь более сбивчивой стала, как я чувствую... Раньше
проповедь как будто сама лилась... Да нет, это все
восстанавливается. Надо просто несколько месяцев много
читать - и голова на место встанет...
- Вот храм достроите - полегче будет...
- попытался утешить я.
Отец Евгений в ответ улыбнулся. А потом
как будто спохватился:
- Ну, я поеду. Нам бревна привезли...
Константин Мацан
Фома - 26.03.2012.
|
