Догматы и разум
Публикуемый текст представляет собой
главу из "Догматики" о. Иустина (Догматика
Православной Церкви. Белград, 1980. -С. 35-44). Русский перевод первого
тома этого замечательного богословского труда готовится к
печати в издательстве монастыря преп. Иова Почаевского в Мюнхене.
Отношение догматов к человеческому
разуму детерминировано их обоюдными природой и свойствами.
Если догматы по природе своей суть божественные истины с
божественными свойствами вечности, бесконечности,
неизменяемости, то разум человеческий по природе своей -
тварен, с человеческими свойствами относительности,
ограниченности, изменяемости. Кроме того, в своей
эмпирической данности разум человеческий проникнут
греховностью, и вся его деятельность движется в категории
греха. С какой бы стороны не рассматривать их, догматы
всегда являются как божественные истины, с любой точки
зрения превышающие и превосходящие разум человеческий. Нет
догматической истины, которая могла бы полностью вместиться
в кокон человеческого огреховленного разума, поэтому нет
догмата, который можно было бы полностью логически понять,
логически объяснить, логически обосновать. Если предстанут
разуму человеческому богооткровенные догматы: о троичности,
о воплощении, о кресте, о воскресении, о вечной жизни, о
святой Богородице, о благодати, о первородном грехе, о
Страшном суде, или любые другие - он будет не в состоянии
проникнуть в таинственную природу ни одного из них. "Так как
Бог даровал нам блага, - говорит святой Златоуст, -
превышающие человеческое разумение, то Он по справедливости
требует веры, потому что не может быть твердым тот, кто ищет
объяснений. Все наши важнейшие догматы чужды умствований и
доступны только вере. Бог нигде и везде: что непонятнее
этого для разума? И в том, и в другом содержится много
необъяснимого. Он не заключается в месте и в Нем нет места.
Он не произошел (ни от кого), ни Сам Себя не сотворил, и не
начинал Своего бытия. Какой разум принял бы это, если бы не
было веры? И не показалось ли бы это смешным? А не иметь
конца, - разве это не труднее всякой загадки? Он безначален,
нерожден, неописуем и беспределен, - и это тоже непостижимо.
Не можем ли мы, по крайней мере, объяснить умом
бестелесность Его? Посмотрим. Бог бестелесен. Что такое -
бестелесен? Одно голое слово: ум ничего не извлекает из
него, и ничего себе не представляет. Если бы он представил
себе что-нибудь такое, то перешел бы к вещественному, к
тому, из чего образуется тело. Значит, когда уста говорят о
бестелесном, ум не понимает, о чем они говорят, или понимает
только то, что бестелесное - не тело. ... Еще: природе (Божией)
не свойственно зло; но добрым каждый бывает только по своей
воле; следовательно, зло свойственно ей. Но этого сказать
нельзя, да не будет! Еще: по воле (Бог) имеет бытие или по
неволе? Но и этого нельзя сказать. Еще: ограничивает (Он)
вселенную, или нет? Если не ограничивает, то Сам
ограничивается ею; если же ограничивает, то Он беспределен
по природе. Еще: ограничивает ли Он сам Себя? Если
ограничивает, то, значит, Он и безначален не в отношении к
самому Себе, а в отношении к нам; следовательно безначален
не по природе. Везде приходим к противоречивым заключениям.
Видишь, какой мрак и как везде нужна вера! Она одна тверда
"[1].
Перед любым божественным догматом разум
человеческий немощен; и если он искренен, он должен свое
отношение выразить признанием: не понимаю. Если же он
бунтует перед их загадочной таинственностью, они становятся
для него бессмыслицей и сумасшествием, безумием и соблазном [2].
Неспособный воспринять и понять догматические истины, разум
человеческий свидетельствует этим, что не способен быть их
толкователем и творцом. Ограниченный, относительный,
изменчивый, огреховленный, разум человеческий не может ни
создавать безграничные, абсолютные, непреложные, безгрешные
истины, ни понимать их. Они перерастают его категорию
понимания и возвышаются над ним. Они с любой стороны
превосходят его силы и способности. Сущностью своей
догматические истины сокрыты в неисследимых глубинах
премудрости Божией, и, покрытые покрывалом божественной
таинственности, живут в неприступном свете Трисолнечного
Божества, ибо разум человеческий не мог бы выдержать сияния
их солнечной божественной тайны. Как человек не только
ослепил бы, но и уничтожил себя, если бы приблизился к
солнечным протуберанцам, так и разум человеческий уничтожил
бы себя, если бы мог нагим проникнуть в пренебесные высоты
Троического Божества, где пламенеют бесчисленные солнца
вечных истин. Чтобы шествовать среди них, разум человеческий
должен иметь покрывало веры и быть облечен во всеоружие евангельских добродетелей.
На самом деле, отношение разума
человеческого к догматам как вечным истинам Христовым,
детерминировано отношением Самого Господа Иисуса к разуму
человеческому в его греховной данности. Чего вообще Господь
Христос требует от каждого человека как условия следования
Ему? - Одного, только одного: чтобы отвергся себя и взял
крест свой: аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе и возмет крест свой и по Мне грядет [3].
Отвергнуться себя значит: отвергнуться себя в целокупной
психофизической действительности своей огреховленной
личности, т.е. отвергнуться своей души, своей воли, своего
разума, своего "я", своего антропоцентрического,
эгоистического закона жизни и мышления. А достигает человек
этого тогда, когда самоотверженным подвигом веры во Христа
распнет себя греху и всему греховному в себе и вокруг себя;
когда умрет греху и смерти, чтобы ожить безгрешному и бессмертному Господу Христу [4].
Особенно же разум отвергается себя, когда перестает считать
себя самобытным творцом истины, мерилом истины, вождем
истины, и самоотверженным подвигом веры предает себя Господу
Христу, чтобы Он ему был и творцом истины, и мерилом истины,
и вождем истины. Человек сохранит себя для вечной жизни,
только если самоотверженным подвигом веры потеряет душу свою
ради Христа, предаст ее Христу, чтобы в Нем заново обрести
ее, и притом - обновленную, облагодатствованную,
обессмерченную, увековеченную. Ибо это и есть смысл
Спасителевых слов: "иже аще погубит душу свою Мене ради,
обрящет ю" [5], "спасет ю" [6],
"в живот вечный сохранит ю" [7].
Когда человек ради Господа Христа отрекается себя, своей
грешной души, своего грешного разума, своего огреховленного
"я", он всего себя поверяет и предает Господу Христу,
умирает ради Господа Христа, зерно личности своей погружает
в Господа Христа. И тогда в божественных глубинах благодати
Христовой зерно личности человека разъединяется, теряет
форму, распадается, отлучается от всего греховного и
смертного, освобождается от эгоистической оторванности и
одиночества, умирает для всего преходящего и грешного, и
человеколюбивый Господь оживляет его Своим бессмертием,
увековечивает Своей вечностью, исполняет Своей истиной, и
тем делает способным приносить много божественного плода.
Ибо это и значат слова Спасителя: "...аминь, аминь, глаголю вам: аще зерно пшенично пад на земли не умрет, то едино
пребывает, аще же умрет, мног плод сотворит. Любяй душу свою
погубит ю, и ненавидяй души своея в мире сем в живот вечный сохранит ю" [8].
Другими словами, если человек не возненавидит грешную душу
свою, если самоотверженным подвигом веры не отвержется ее в
ее греховной реальности, и не предаст ее Господу Христу, то
останется один, останется одиноким и изолированным,
останется беспомощным во грехе и смертности своей, останется
бесплодным и неродящим со всем умом и разумом своим, со всей
волей и деятельностью своей. Если же он подвигом сверхумной
веры умирает своему греху, своему эгоизму, своему грешному
разуму, и всю свою судьбу предает в руки Господа Христа,
тогда - много плода приносит: сохраняет себя, душу свою,
разум свой для вечной жизни, умножает и расширяет себя
бесконечным числом Христовых совершенств. Такова награда за
самоотверженный подвиг евангельской веры. Поэтому апостол
Павел, который на себе самом испытал весь трагизм и всю
бессмысленность человека и мира без Христа, и подвигом
сверхумной веры познал всю глубину, и широту, и долготу и
высоту любви Христовой9, и с того времени все считал сором и
тщетой перед превосходнейшим познанием Христа Иисуса Господа
своего, ради Которого он все оставил [10],
- проповедует, что обязанность христианина - поработить всяк разум в послушание Христово [11].
Предав себя Господу Христу и живя в Нем и Им, человек
становится сотелесником Христовым [12],
этернизирует душу свою, приобретает ум Христов, по смелому
утверждению великого Апостола: мы ум Христов имамы [13],
т.е. ум христианина в богочеловеческом теле Христовом -
Церкви, неким неизреченно таинственным способом по действию
благодати соединяется с умом Христовым, и так становится
способным к познанию Христовых божественных истин. Это
благодатное познание вечных божественных истин,
олицетворенных и данных в богочеловеческой личности Господа Иисуса, есть естественное последствие
благодатно-подвижнической жизни в Церкви Христовой.
"Мы веровахом и познахом, яко Ты еси Христос, Сын Бога живаго" [14],
заявляют Апостолы Господу Христу и тем раз и навсегда
определяют отношение между верой и знанием, и устанавливают
новозаветное правило о вере как средстве познания вечных
истин, открытых Господом Христом. Но и в этом чудесном
процессе благодатного углубления сознанием в вечные истины
Христовы человек апостольской веры в смирении своем
добровольно доверяется руководству Церкви, ее святому,
соборному, апостольскому, непогрешимому разуму.
Преображенный апостольской верой, человек усматривает, видит
и признает, что соборное, богочеловеческое сознание Церкви
есть единственный непогрешимый проводник для его сознания
через бездонные глубины и необозримые высоты божественных
истин Христовых. И чем больше благодатию Божией и
евангельскими подвигами своими он углубляется в неизреченное
богатство многоразличной премудрости Христовой, собранное в Церкви [15],
тем больше распознает неисследимую таинственность ее
сущности, и вместе с Апостолом смиренно признает:
"видим убо ныне якоже зерцалом в гадании" [16].
Такова природа божественных догматических истин: насколько
бы благодатию Божией человек ни углубился в них, он никогда
не может их до дна исследовать, осознать, потому что он
всегда остается в границах своей человеческой природы, в
категории человеческого, а они - поверх всех границ, в своей
божественной беспредельности, вечности и неисследимости. И
Христов человек, с блаженным чувством небесной радости,
присоединяется к Апостолу, восклицающему: "О глубина
богатства и премудрости и разума Божия! яко неиспытани
судове Его и неизследовани путие Его!" [17].
Вера никогда не теряет характера веры;
она остается верой и в этом, и в ином мире, потому что ее
предмет - беспредельный, бесконечный, вечный Бог и Господь,
со всеми своими неизреченными и бесчисленными
совершенствами. В конце концов, Бог всегда остается тайной,
вечной тайной и для самого усовершенствованного благодатию
Божией сознания человеческого и разума человеческого. Тайна
Божия никогда не перестает быть тайной, потому и вера
человеческая никогда не перестает быть верой, но пребывает
всегда, и в вечной жизни пребывает. Это свидетельствует
Апостол, говоря: Ныне же пребвывают вера, надежда, любы, три сия [18],
это значит, что они пребывают и никогда не престают
[19], ибо
всегда пребывают и никогда не престают святые божественные
истины и тайны, составляющие предмет веры нашей, любви
нашей, надежды нашей. Вера, любовь и надежда являются и в
этом, и в ином мире главными силами перерожденной личности
человека, потому что Трисолнечный Господь облечен в такие
бесконечные и неизреченные тайны, что всегда существует
многое множество причин, чтобы и в вечной жизни отношение
христоустремленных членов Церкви нормировалось верой, любовью и надеждой.
Вечные догматические истины суть
предмет веры; а вера это подвиг, охватывающий всю личность
человека, и тем самым и разум человека. Вера есть вера тем,
что она вечные догматические истины претворяет в жизнь
человека. Все евангельские добродетели, во главе с верой,
суть небесный хлеб вечной жизни, питаясь которым, человек
обесконечнует себя, освящает себя, обессмерчивает себя,
облагодатствует себя, усовершает себя до крайних пределов
своей богообразности. При этом и сам разум, как органическая
часть богообразной личности человека, приобретает свою
глубину, и широту, и высоту. В этом процессе усовершения
себя благодатными евангельскими подвигами, догматы как
вечные истины становятся нормативными и регулятивными
принципами всей жизни человека, а тем самым и всей его
мыслительной деятельности. Благодатная жизнь человека в
Церкви неизбежно становится источником благодатного познания
вечных догматических истин. Переживая их как сущность своей
жизни, человек постигает их истинность, и необходимость, и
спасоносность для человеческой личности вообще. Причем можно
установить евангельский принцип и правило, евангельский
категорический императив: твори, чтобы познать. Ибо в этом
смысл слов Спасителя: "Аще кто хощет волю Его (т.е. Бога
Отца) творити, разумеетъ, от Бога ли оно (учение)" [20].
Все принадлежащее Христу - осуществимо, воплотимо. Потому
что в Господе Христе нет ничего абстрактного, ничего
ирреального; Его единственность в том, что Он есть
воплощенный Бог, и в Нем как таковом воплощены все
божественные истины. А поскольку воплотился Бог, и с Ним -
все божественные истины, это значит, что все они
осуществимы, воплотимы в сфере человеческой жизни, причем в
границах времени и пространства. Об этом свидетельствует
весь Новый Завет и вся история Церкви Христовой.
Претворяя благодатными подвигами вечные
догматические истины в свою жизнь, Христов человек
постепенно приходит к пониманию этих истин, но всегда под
руководством святого и соборного разума вселенской Церкви.
Причем, совершенно естественно, познание вытекает из веры;
вера как принцип жизни и мышления постепенно ведет из
ведения в ведение. Но чем больше подвижник веры преуспевает
в благодатном уразумении догматических истин, тем он все
больше и больше утверждается в убеждении, что Откровение - это Откровение, а не знание.
Такая точка зрения на отношение между
догматами и разумом находит свое полное подтверждение в
учении святых Отцов и Учителей Церкви. Так, святой Кирилл
Алексадрийский рассуждает об этом: "Нужно веровать, чтобы
понимать. Но из того, что истины божественные принимаются
верой, не следует, что нужно полностью отказаться от их
изучения, но сначала нужно стараться возвыситься хотя бы до
такого не совсем ясного понимания этих истин, о котором
Апостол говорит: "видим убо ныне якоже
зерцалом в гадании".
Поэтому хорошо делают, когда говорят, что не следует сначала
познать, а уж потом веровать, но ставя на первое место веру,
знание ставят на второе место. Потому что знание следует за
верой, а не предшествует ей, по словам: "...аще не уверите, ниже
имате разумети" (Ис.7:9). Простая и нелюбопытная вера таким
образом составляет своего рода фундамет, на котором потом
уже зиждется знание, приводящее нас мало по малу в меру
возраста Христова, в человека совершенного и духовного" [21].
Так же смотрит на отношение между верой и знанием и
блаженный Августин: "Мы веруем, чтобы знать; а не знаем,
чтобы уверовать" [22].
Знание о Боге растет с верой в Бога. Насколько человек
благодатными подвигами преуспевает в вере, настолько
преуспевает в познании предметов и истин веры. Святой
Златоуст благовествует: "Верой приобретается знание о Боге,
и без веры невозможно познать Его" [23].
Причем вера есть критерий знания о Боге и божественных догматах [24].
По Тертуллиану, вера предшествует знанию, потому что
"направляет разум к достижению истинного знания" [25].
Подчеркивая непостижимость многого в учении о Святой Троице,
святой Василий Великий видит в этом причину для еще большей
веры в Нее, и пишет против еретического рационализма Евномия: "Если будем все измерять своим разумением и
предполагать, что непостижимое для рассудка вовсе не
существует, то погибнет награда веры, погибнет награда
упования. За что же еще стать нам достойными блаженств,
какие соблюдаются для нас под условием веры в невидимое,
если верим только тому, что очевидно для рассудка?" [26]
Как бы продолжая мысль святого Василия Великого, блаженный
Августин говорит: "Ценность веры и состоит в том, что она
верует не видевши. Ибо что великого в том, если люди веруют
тому, что видят, по мысли самого Господа, который, изобличая
ученика, говорит: "...яко видев Мя, веровал еси; блажени не видевшии, веровавше" [27].
Вера есть дело не логических доказательств, но доверия к
Господу, как величайшему источнику всех истин веры [28].
Сущность всех истин веры погружена в невидимое [29].
Тем, кто обусловливает веру доказательствами разума, святой
Кассиан говорит: "Ты требуешь доказазательства тому, что
сказано Богом? Я не дам тебе его. Бог сказал это; Бог изрек
это; для меня Его слово и есть самое высшее доказательство.
Отложим доказательства в сторону, уклоняясь от споров; чтобы
веровать, для меня достаточно только знать Того, кто
говорит. Вера не позволяет мне сомневаться в сказанном, не
позволяет судить его. Зачем исследовать, каким образом
истинно то, что Бог сказал, если не нужно сомневаться в
истинности того, что сказано Богом" [30].
Разум должен относиться к божественным истинам веры с
благочестивым благоговением, потому что Бог и все Божие несравнимо превосходит наш разум [31].
Поэтому основное правило для разума человеческого при
обращении с вечными догматическими истинами:
"не мудрствовати
паче, еже подобает мудрствовати: но мудрствовати в
целомудрии, коемуждо якоже Бог разделил есть меру веры>" [32].
Примечания
1. In Coloss. hom. 5,3.
2. ср. 1Кор.1:18,23; Деян.17:18.32.
3. Мф.16:24; ср. Мк.8:34; Лк.14:26-27; Ин.12:24-26.
4. ср. Кол.3:3-8; Рим.6:6.10-13; Гал.2:19; 6:14.
5. Мф.16:25.
6. Мк.8:35; Лк.9:24; ср. 17:33.
7. Ин.12:25.
8. Ин.12:24-25.
9. ср. Еф.3:18-19.
10. ср. Флп.3:7-8.
11. 2Кор.10:5.
12. ср. Еф.3:6.
13.1Кор.2:16.
14. Ин.6:69; ср. Еф.4:13; 1:17.
15. Еф.3:10.
16. 1Кор.13:12.
17. Рим.11:33.
18. 1Кор.13:13.
19. ср. 1Кор.13:8; ср. св. Ириней, Contra haer. II,28,3.
20. Ин.7:17.
21. In Joan. lib.IV, c.4; P.gr. t.73, col. 628 b 629.
22. In Joan. tract. 40, n.9; ch. De lib. arbitr. lib.I, c.2, n.4.
23. In Phil. hom. 11,2.
24. Климент Алекс., Strom. II,4.
Adv. Marcion. I,2.
25. Contra Eunom., lib.II, n.24.
26. In Joan. tract.79, n.1. Ср.
27. Cв. Григорий Нисский: На вере в Господа "как на
основании мы полагаем начала жизни нашей и ежедневными
упражнениями в добре делаем для себя законом чистые
мысли и действия" (De perfect. christ. form).
29. ср. Рим.10:17.
30. Евр.11:1; Рим.8:24; 2Кор.4:18; 1Пет.1:8.
31. De incarnat., lib.IV, c.6.
32. Св. Златоуст, In Hebr.,hom.2,1.
33. Рим.12:3; ср. 1Кор.4:6; Гал.6:3; Рим.14:23.
Иустин Попович, архимандрит
Вестник Германской Епархии
|
