Пустите детей приходить ко Мне... Часть
вторая: от 7 до 17 лет (исповедь и причащение)
Большинство родительских вопросов к
священнику – это вопросы о том, как научить ребенка
исповедоваться, молиться, как часто его водить на
богослужение и причастие, как готовить к причастию. И на
все эти вопросы нельзя ответить односложно. По мнению
автора статьи, в процессе решения проблем религиозного
воспитания детей ключевую роль играет современная
реальность внутрисемейных отношений. Пониманию этой
реальности способствует приводимая протоиереем Георгием
Крыловым типология православных семей.
![Причастие детей - Алла До. Photosight.Ru](../../images/faith/people&church-022.jpg)
Первый вопрос, который неизбежно
возникает при упоминании темы статьи и возраста детей, –
это вопрос детской исповеди. И количество вопросов на
эту тему к священнику превосходит количество вопросов на
другие темы, которые задают родители. Мне хорошо – я иду
по протоптанной только что тропе. Замечательная статья
прот. Максима Козлова [1] позволяет мне не повторять
сказанное в ней (безусловно, правильно), а лишь немного
дополнить сказанное собственным священническим опытом.
Вначале нужно сказать, что и практика
исповеди взрослых ставит перед нами множество проблем.
Существует несколько позиций и подходов к исповеди, одни
опровергают другие, но главной во всех случаях является
та же проблема формализации и привыкания, что у детей.
Так что учить детей исповеди мы можем с очень и очень
большими оговорками. Невзирая на привыкание детей к
исповеди и формализацию ее, часто дети дают нам,
взрослым, пример того, как нужно исповедоваться. Нередко
священник, слушая детскую исповедь, вздыхает в глубине
сердца: "Вот как нужно! А мы то..." Некоторые дети и их
исповеди на всю жизнь запечатлеваются в памяти
священника. "Исповедник" уже вырос, превратился в юношу,
а затем в мужчину, а я до сих пор гляжу на него и
вспоминаю искренность и полноту его детских исповедей.
И, надо сказать, что как правило, если человек ребенком
так исповедовался, то он наверняка вырастет неподдельным
христианином. И смотришь на него с ожиданием: подобный
старт предполагает неординарный путь... И, что особенно
интересно, подобные маленькие исповедники почти всегда
происходят из семей с "традиционными" воспитательскими
ошибками и начинают с заученных с маминых слов грехов...
Как это не парадоксально.
С чего все начинается? Дети играют в
исповедь, подражая родителям (не все, но большая часть).
Я не вижу особой нужды запрещать им эту игру. Но,
конечно, при восприятии исповеди священником и общении с
ребенком в этом возрасте необходимо учитывать специфику
возраста. Нельзя священнику относиться к исповеди
ребенка в таком возрасте так же, как к исповеди
взрослого. Главное, чтобы ребенок не "заигрывался". Еще
важнее, чтобы не заигрывался взрослый, общаясь с
ребенком на тему исповеди.
Священник и ребенок на исповеди... Каким
нужно быть, как не навредить, не отпугнуть, не убить?
Главная проблема – нехватка времени. Как не торопясь
прислушаться к крохотному созданию, когда за ним очередь
из громадных теток и дядек, смотрящих друг другу в
затылок? Может быть, действительно нужен отдельный
детский священник? В детской комнате при храме? Но
только действительно отдельно, за ширмой, чтобы
толкающиеся сверстники не помешали, не подслушали, не
посмеялись... Ведь встречаются пастыри, как бы
специально "заточенные" под детскую паству – обычно их и
дети любят, тянутся к ним (и далеко не всегда эту любовь
разделяют родители) [2]. Разные священники – разные
подходы, мне приходилось слышать советы вообще ничего не
говорить – только слушать ребенка. Но я все-таки думаю,
что батюшка должен разговаривать с маленьким
исповедником. Это однозначно может "оттянуть"
формализацию, хотя доверительные отношения и у детей
быстро перерастают в чересчур человеческие и мешают
порой открытости и искренности пред аналоем. В
особенности добрые слова священника могут помочь тем
детям, которые в исповедь с младенчества не играли и
боятся первых исповедей.
Необходимо, чтобы игра в исповедь, если
она у ребенка была, плавно превратилась в умение
исповедоваться. Чтобы возникло главное на исповеди –
сознание всеведения Божия и происходящая из этого
сознания искренность. Чтобы исповедь стала потребностью
души. К сожалению, затормозить у женщины,
предрасположенной к игре (особенно у бабушек – а именно
они чаще всего находятся с детьми в храме), постоянную
привычку к "сюсюканью" с далеко уже не младенцем
практически невозможно, и дети продолжают "играть" в
исповедь уже в довольно взрослом возрасте, внешне
имитируя то, что от них жаждут получить взрослые.
Громадное большинство родительских
вопросов к священнику – это вопросы о том, как научить
ребенка исповедоваться, как научить молиться, как часто
его водить на богослужение и причастие, как готовить к
причастию. И на все эти вопросы нельзя ответить
односложно. Нельзя и многосложно – потому что это очень
непросто. И в конечном счете нельзя создать виртуальный
справочник советов, из которого в каждом конкретном
случае, вбивая набор обстоятельств, получать алгоритм
родительских действий. Потому что это жизнь, и она
неимоверно сложна. Дело не только во внутреннем и
искреннем, неподдельном христианстве родителей.
Воспитание – творчество. Родительское творчество и
сотворчество Богу. Мы растим живой росток, и всякое
идеологическое "выстраивание", "вбивание" рано или
поздно обернется убийством этой жизни – ребенку всегда
проще дается внешняя имитация, к которой – как он быстро
схватывает – вынуждают его родители. В каждом случае,
при каждой проблеме надо дерзать и получать ответ от
Бога, через священника или как-то еще...
Воспитывая ребенка, мы воспитываем самих
себя, недаром воспитание – способ спасения. Поэтому в
основе воспитания всегда лежит жертва, но жертва
разумная (если возможна, конечно, разумная жертва). Нет
никакой такой земной цели и ценности, которая не должна
была бы отступить перед ценностями духа, перед главной
целью – взращиванием духовного ростка, пробивающегося в
сердце чада. Поэтому можно смело посоветовать не
ограждать детей от внешней некомфортности и внешних
скорбей. И от соблазнов тоже нет смысла ограждать
непробиваемой внешней стеной – соблазны проберутся все
равно. С соблазнами нужно учить бороться, пусть через
какие-то падения; и причастие должно стать главным
орудием в этой борьбе. А ограждать, разумно ограждать,
имеет смысл лишь от сверхсоблазнов. В общем, можно
согласиться с С. Куломзиной, которая писала, что
воспитание детей – это борьба родителей со страстями,
которые начинают расти в детях, и с которыми дети сами
не могут пока бороться [3]. Можно смело сказать о
необходимости превалирования целей воспитания над целями
образования (образование в конечном счете – лишь
средство к воспитанию).
Характер воспитания ребенка, конечно,
зависит от характера самого чада. А также от типа
взаимоотношений в семье, от типа устроения семьи (если
так можно выразиться). И еще от места ребенка в социуме:
от того, где и как он учится, с кем и как общается во
внеучебное время и проч. И поэтому, говоря о воспитании
детей, никак нельзя обойти вопрос о типах православных
семей, о современной реальности внутрисемейных
отношений. Причем, увольте, я воздержусь от начертания
идеалов в этой сфере – это недостижимые воздушные замки,
которые способны только дезориентировать. От этого
пострадает практический и прагматический принцип
изложения материала в этой статье, которого я стараюсь
придерживаться.
Первый тип семьи, с которым в период
моего юношеского устроения мне удалось познакомиться, –
это семья "средневекового" типа, или, как назвали бы ее
современные либералы – "тоталитарная" или "авторитарная"
семья. Этот тип имеется в виду в тех местах Священного
писания, где говорится о семейной жизни (например, в
самом одиозном месте из венчального Апостола – ...а жена
да убоится своего мужа).
Подобные семьи – редкость в современной
жизни. Потому что общество сейчас растит людей,
неспособных таким образом устраивать семью, вступать в
подобные взаимоотношения. И все же мне довелось
наблюдать эти "правильные" порядки в некоторых
священнических семьях, которые по определению своему
должны претендовать на консервативность. В этих семьях
возможно продолжение богатых традиций "клерикального"
консервативного воспитания, которое в былые времена
давало обильные плоды и было образцом для мирян.
О семьях вообще очень немного писано
святыми отцами, потому что в свое время подобные
семейные отношения были данностью, а данность, как
известно, современниками обычно не описывается (обычно
пишется о перспективе, но не о данности).
Взаимоотношения в средневековой семье выстраивались так
же, как в монастыре, в средневековом цеховом обществе и
во многих других средневековых замкнутых социумах. Семья
представляла собой иерархию, копируя иерархический образ
устроения окружающего мира ("малое государство"). Во
главе – муж, отец (несущий максимальную меру
ответственности). Жена находилась по отношению к мужу в
отношении послушания (почти как в монастыре) – по
святоотеческому учению, именно через это послушание она
и спасалась. Надо сказать, что "средневековый" тип семьи
предполагает наличие детей, причем немалого их
количества (не одного или двух). Это необходимо для
создания замкнутого социума, способного к более или
менее автономному бытию (речь идет о духовной
автономности, какая и предполагалось для семьи в
указанный период). Взаимоотношения детей и родителей
также определялись термином "послушание", хотя в основу
данной иерархии была поставлена любовь и уважение (в
некотором смысле здесь можно употребить термин
"авторитет", с учетом многочисленных смыслов, которые в
него принято вкладывать). Отметим, что описанная схема
пригодна только для религиозного сознания и основана на
главной "вертикали" – любви к Богу (подробнее здесь не
опишешь).
В любом случае, если подобная семья
встречается, можно говорить об ее "инаковости" по
отношению к современному миру. Соответственно, семья
чаще всего либо ограждена от мира, не полностью
"инкорпорирована" в современность (что влияет и на круг
общения ребенка, и на многое другое). В такой семье
воспитание детей, и в особенности их религиозное
воспитание, обычно совершается по иным законам. И многое
из того, что в тексте статьи рекомендуется не делать по
отношению к воспитуемым, в подобной семье, наоборот,
органично ложится в ткань семейного бытия и приводит к
результатам, противоположным тем, которые бывают обычно.
Так насилие, в том числе религиозное насилие, ребенком,
растущим в подобных условиях, воспринимается совершенно
иначе и является не просто возможным, а подчас
необходимым фактором воспитания. К этой семье можно
смело прилагать те воспитательские советы, которые
оставлены нам святыми отцами, в том числе и о детском
говении (и вообще о детском посте) и о подготовке детей
к причастию наравне со взрослыми, о наказании детей и
проч. В этой семье "конвеерность" в подготовке к
исповеди (младшие вслед за старшими) не формализует само
отношение к исповеди – это естественный и здоровый
процесс, который определяется аутентичностью традиции. К
сожалению, дети, воспитанные в подобных семьях, с
большим трудом социально адаптируются в современном
мире, и чаще всего боятся нехристианской среды и
предпочитают оставаться в церковном социуме.
Однако я бы не рекомендовал молодоженам,
готовящимся создать семью, особенно мечтать о
"средневековой" семье. Создать подобную семью сейчас
очень непросто, практически невозможно, особенно на
пустом месте. Но очень легко профанировать создание
"средневековой" семьи, что в большинстве случаев и
происходит. Результаты всегда плачевны. "Игра в семью" –
это как игра в "войнушку", только с настоящим оружием –
почти наверняка кто-то поранится, а то возможен и
"летальный" исход. К сожалению, очень часто
средневековые правила детского воспитания "тупо"
применяются в семьях с совсем иным порядком устроения и
внутренних взаимоотношений. Приводит это автоматически к
искажению и уродству в религиозной сфере воспитания (а
подчас и в других сферах), что оборачивается чаще всего
утерей веры, когда ребенок дорастает до юношеского
возраста, а иногда и ранее. Я не говорю о том, что игра
в "средневековье" очень часто вообще приводит к развалу
семьи.
Теперь поговорим об устроении семей,
чаще всего встречающемся в современности.
Духовно-трезвый взгляд обнажает несопоставимость святой
старины с современностью. Систематизируя основные типы
православной семьи (в данной статье мы этого делать не
будем – скажем лишь общие слова), приходится
соглашаться, что это – систематика ущербности. Если
охватить весь диапазон внутрисемейных отношений, то это
раскладка различной степени либеральности и/или
демократичности (как и в современном обществе).
Приходится мириться с собственным несовершенством, с
оскудением духовности и с порочной, но неизбежной связью
нашего бытия с суетой мира и лукавостью времени. Семья
невольно копирует принципы устроения секулярного
общества, и нам приходится лишь надеяться на возможность
христианской рецепции и сублимации этих принципов.
Итак, семья на основе равенства ее
членов (т.н. "неиерархическая" семья) предполагает
большую меру независимости ребенка, которая определяется
мерой независимости супругов и в конечном счете
заимствуется из окружающего секулярного мира. Воспитание
ребенка в условиях его независимости всегда предполагает
большую тонкость, необходимость опосредованности
большинства действий воспитателя, в особенности в
религиозной сфере. Насилие в этой области вообще
невозможно, так как всякое насилие в современном
сознании однозначно маркируется как негатив (и именно
так его и начинает воспринимать ребенок). В качестве
положительного в рассматриваемой ситуации можно указать
на "встроенность" подобной семьи в современное общество.
Если воспитание в таких условиях удается, то ребенку
очень нетрудно бывает затем социально адаптироваться.
При христианском воспитании в этом случае неизбежно
взращивается в ребенке исповеднический посыл (я бы
назвал его еще "апологетическим"), о котором ниже.
"Кульминацией" рассматриваемого периода
жизни ребенка является "переходный" возраст, который
начинается у мальчиков лет этак в четырнадцать, а у
девочек еще раньше – и длится все последующее время.
Главной характеристикой этого периода является осознание
чадом собственной независимости, ощущение
самостоятельности и индивидуальности самого себя. Но это
на внутреннем уровне. А на внешнем это "исход" ребенка
из семьи (в большей или меньшей степени), ориентировка
на внешние авторитеты и поиск этих авторитетов.
Сложности с воспитанием начинаются
обычно с "учебного" времени. Ребенок идет в школу...
Принципиально меняется круг общения, появляются совсем
иные обязанности, ответственность и проч. Ребенок
"вкушает" свободы, начинает бороться за нее,
"отрывается" от семьи, для него становится важным мнение
коллектива, то место, которое он займет в социуме.
Начинается борьба за это место. Ребенок пленяется
социумом, порою слепо воспроизводит в себе
мировоззренческую систему ценностей общества, где он
вращается. Поэтому очень важно, чтобы окружение, в
которое попадает ребенок, хотя бы поначалу было "своим".
И по этой причине я всегда поддерживаю желание родителей
к обучению детей в православно-ориентированных учебных
заведениях (невзирая на то, что образовательный уровень
там часто весьма занижен). Но это само по себе ничего не
гарантирует, нельзя бросить воспитание ребенка на
"авось". Потому что, во-первых, и в православных школах
окружение не является идеальным. А во-вторых,
столкновение ребенка с нехристианским миром, миром
соблазнов все равно произойдет – оно лишь на время
оттягивается. И к этому столкновению, или к
столкновениям, нужно его готовить. "Учить свободе".
Учить "ходить", ходить самостоятельно.
Как научить ребенка сохранять свое
христианство в нехристианском обществе (он рано или
поздно неизбежно в нем окажется)? Обычно советуют
пытаться воспитать из ребенка индивидуалиста – в
позитивном смысле. То есть человека, который умеет
сопротивляться влиянию коллектива, иногда даже
противопоставить себя коллективу. В любом случае, не
быть рабом социума, не "прогибаться" (простите за
вульгаризм) под него. То есть, говоря нашим языком, мы
должны стремиться воспитать исповедника, хотя бы в
некоторых вопросах. Иначе – прощай чадо! Но учтите, что
школой подобного исповедничества, обкаточным его
полигоном неизбежно должна стать семья. И поэтому все
мысли о "мирном" воспитательном процессе в семье нужно
оставить. Необходимо превратить жизнь семьи в ролевую
игру (не напрямую, конечно, неявно для чада), в которой
ребенок будет учиться поведению в обществе, учиться
бороться, отстаивать свое. Поэтому ребенка порою нужно
вызвать на состязание, где то обидеть, где то самому
проиграть, а где то победить. Напомним красивый тезис П.
Коэльо о том, что мудрый учитель всегда обучает чадо
борьбе на примере борьбы с собою, дает возможность
ученику побороться с учителем [4].
Если говорить о первом типе семьи, то в
самом непростом периоде воспитания – воспитании сыновей
в переломный возраст – вполне возможен способ
"управляемого конфликта". Это когда отец (обычно отец, а
не мать) сознательно затевает конфликт с чадом и затем
управляет этим конфликтом, чтобы чадо получило в
результате плод, урок, которого не добиться другими,
"невоинскими" способами. Тут важно родительское
дерзновение, бесстрашие. Обычно дети в этот период имеют
стремление конфликтовать с родителями – это признак их
роста и независимости. И родители, охраняя собственную
комфортность (они совершенно неправильно именуют ее
"миром"), боятся этих ссор. Но если конфликт
инициируется родителем – не бойтесь, сын, как правило,
стремится занять противоположную позицию, так что пожар
разногласий не перейдет рамок целесообразности.
Родительский авторитет в семьях подобного типа обычно
сохраняется, но я рекомендую сохранять его именно
методом "от противного" – т.е. сознательным отдалением
родителя от чада. Авторитет всегда актуализируется при
"неполной доступности" автоританта. Однако этот способ я
не могу с уверенностью рекомендовать в семьях иных
типов.
Воспитательный процесс в любом случае
отчасти превращается в "борьбу за авторитеты" для
ребенка. И хорошо, если авторитеты чадо найдет среди
православного мира, среди "своих". Еще лучше, если
авторитетом станет духовник, священник. Либо кто-нибудь
из православного окружения – тренер, учитель, молодежный
работник. Упомянутый индивидуализм (умение
самостоятельно "стоять") удается воспитать лишь у
единиц, большая часть воспитуемых нуждается в
"подпорках". Поэтому лишь обретение правильного
авторитета способно предостеречь ребенка от "дурного
коллективизма", т.е. порабощения себя негативным
социумом, со всеми вытекающими...
И, сделав обширное отступление, теперь
вернемся к исповеди и причастию детей. Конечно, на этом
этапе участие в этих Таинствах должно стать для ребенка
актом его собственного выбора, результатом его свободы.
Это очень важно, потому что если этого не будет, то
насилие рано или поздно обернется и всегда оборачивается
отторжением и нежеланием ребенка участвовать в этих
Таинствах. Надо не объяснить (объяснения на этом этапе
не воспринимаются), а именно продемонстрировать, что это
орудия борьбы, орудия свободы. Что именно благодаря им
свобода и обретается. И демонстрация этого должна быть
опосредованной, ненавязчивой. Ребенок сам для себя
должен сделать этот вывод, приобрести собственный
ненавязанный опыт – готовых решений на этом этапе
взрослеющий человек не примет.
Что же касается консервативных семей, то
бывает, что именно насилие в этом вопросе увлекает
ребенка. В любом случае вопросы об исповеди и причастии
(частота, подготовка и проч.), как, впрочем, и о
молитвенной практике (домашней и храмовой) в этих семьях
для детей обычно не стоят. Это все воспринимается "в
струе" быта, обихода – как бы в "конвейерном" плане. Но
это не значит, что восприятие притуплено и чисто
обрядово – внутренняя новизна каждого Таинства тоже
"поставлена на конвейер", внутреннее не
противопоставляется внешнему (обычный алгоритм
современного либерального сознания), а состоит с ним в
органичной спайке, в изначальном целомудренном единстве.
Духовное возрастание каждого члена определено общей
духовной динамикой семьи как "малой вселенной", как
самостоятельной духовной целостности – структурной копии
Церкви. Впрочем, подобное устроение – это феномен, и
встречается он нечасто.
Во всех иных случаях слепое насилие
"смерти подобно". К сожалению, мамы боятся, что ребенок
отойдет от Церкви. Поэтому некоей внешней "гарантией"
связи они считают регулярное причащение и настаивают на
нем, не обращая внимания на волю собственного чада. Но
все это чувствуется ребенком и провоцирует его на
сопротивление, на неприятие. Подобное насилие неизбежно
приводит к протесту и расцерковлению подрастающего чада.
Вот почему всякий священник говорит о необходимости
компонента мужественности при воспитании ребенка и
указывает на обязательную роль отца, способного в данной
сфере на творчество и риск.
И в завершение можно и нужно сказать о
главном факторе воспитания. Ребенок чаще всего в
сокровенных своих глубинах неизбежно делается слепком с
внутреннего устроения своих родителей. Поэтому главным
фактором успешного воспитания является духовное
благополучие, нелицемерное внутреннее христианство отца
и матери, их религиозный поиск и дерзновение, их
христианская любовь и единство. Фундамент души
закладывается не внешними воспитательными мероприятиями
(которые тоже, конечно, важны), но мистически,
непостижимо через сокровенное внутреннее общение с
людьми, связанными с ним узами ближайшего родства. И вот
если говорить об этом глубинном духовном уровне, то
именно здесь принципиально важно невидимое порой внешне
благодатное действие Таинств Исповеди и Причастия [5]. И
именно участие в этих Таинствах внутренне единит
родителей с детьми и делается залогом их внутреннего и
сокровенного общения, залогом христианской
преемственности.
Примечания
1.
http://www.bogoslov.ru/text/2482884.html
2. O tempora! O mores! Любую
предрасположенность и "детскость" священника "чуткие"
родители сразу принимают за признак нетрадиционной
ориентации. И дальше – вопросы, письма, жалобы...
Священнику отказывают в праве любить детей в погоне за
призраком врага, призраком искусственным, привнесенным.
Ну что же... Жатва неизбежно будет соответствовать
посеянному.
3. Куломзина С. Наша Церковь и наши
дети. М., 1993.
4. Пауло Коэльо. Пятая гора. М. 2001.
5. В свое время, в юности, работая
вожатым в детском лагере (пионерском), я был поражен
различием между детьми, которые были крещены и получили
хотя бы начальное церковное приобщение, и детьми, этого
не имевшими. Невзирая на отсутствие "правильного"
церковного воспитания, благодать "прорастает" в душах
детей, если изначально "посеяна" там.
Георгий Крылов, протоиерей
Богослов.Ru - 23.03.2012.
|