Апология христианства перед исламом

Святые Православной Церкви, обратившиеся из ислама. Заключение

В этом далеко не полном обзоре представлены люди разных эпох - от VIII до XIX века, разных национальностей - арабы и турки, татары и болгары; разных возрастов - старцы и юноши, люди среднего возраста; разных профессий - разносчики зелени, купцы, ремесленники, чиновники, солдаты и учёные; люди разного сословного происхождения, с разным семейным положением, разного уровня образованности, разных, наконец, характеров... И то, что все они нашли в себе силы ответить на любовь Божию и обратиться ко Христу, запечатлев это обращение собственной кровью, доказывает, что оно не было обусловлено ничем из перечисленного, но являлось внутренним подвигом личности каждого из них. На них исполнилось дивное пророчество Господа: "и придут от востока и запада, и севера и юга, и возлягут в Царствии Божием" (Лк. 13:29), "где нет ни еллина, ни иудея, ни обрезания, ни необрезания, ни варвара, ни скифа, ни раба, ни свободного, но все и во всем Христос" (Кол. 3:11). Таково щедрое воздаяние Любящего за ответный подвиг любви…

Ничего аналогичного такому подвигу среди христиан, перешедших в ислам, не было, несмотря на всю массовость этого явления в определённые эпохи.

Поэтому известный фильм Хотиненко и вызывает неизбежное ощущение натянутости и искусственности всей этой истории. Несвойственен, неестественен для ислама подобный образ - чисто христианского мученичества. Режиссёр сознательно и вполне последовательно экстраполирует это целиком христианское явление на чуждую почву, чуждую культуру, вероятно, желая тем самым создать ощущение новизны, которое могло бы привлечь и затронуть зрителя. Однако получается довольно-таки малосимпатичный гибрид и происходит это, на наш взгляд, именно в следствии незнания автором основ и той и другой культуры. Образ мученика, его подвиг в христианстве имеет значение именно как подражание крестному подвигу Богочеловека, как соучастие своими страданиями в страданиях Христа, исторический факт которых в исламе категорически отрицается.

Такими вероотступниками руководило всё, что угодно, но только не любовь к истине. Это признавали и сами мусульмане. Например, арабский поэт XI века Абу ал-Ала так пел в своих стихах:

Христианин переходит в ислам
Корыстолюбия ради, а не из-за любви;
Он жаждет лишь власти, или боится судьи,
Или хочет жениться.

Не известно ни одного случая перехода православного подданного Византийской Империи на её территории в ислам, тем более с дальнейшим исповедничеством.

На самом деле, за исключением одного примера, о котором будет сказано ниже, практически не существует даже рассказов о кровавом запечатлении своей веры кем-либо из рождённых в исламе мусульман под пытками православных христиан. Таковых примеров действительно много в случае язычников - да, но христиан...

В последнее время редко когда любая русскоязычная мусульманская статья, хоть как-то косвенно затрагивающая вопрос соотношения с христианами, обходится без укоризненного упоминания о Крестовых походах. Однако многоучёным мусульманским публицистам следовало бы знать, что римо-католические Крестовые походы принесли горя и зла народам православным ничуть не меньше, чем мусульманским, а по правде говоря, даже больше. И навязывали свою веру римо-католики нам теми же методами, что и последователям Мухаммеда. Так что не вполне понятно, почему православные должны испытывать перед последними какой-то комплекс вины за войсковые операции, инициированные Римо-Католической Церковью.

Мне известен только один, который с некоторыми натяжками может быть отнесён к ним.

Относительно одного из сподвижников Мухаммеда - Абдаллы ибн Хузафы ал-Сахми, существует легенда о том, как византийский император под страхом смерти пытался обратить его в христианство, но потерпел в своём предприятии поражение. Историчность этого происшествия у меня лично вызывает большие сомнения. Во всяком случае на столь высоком уровне.

Однако даже в этом повествовании привлекает внимание один существенный момент: если христианский император, убедившись в невозможности обратить пленного мусульманина, отпускает его на свободу, то мусульманские правители, убедившись со своей стороны в том же, пленных христиан убивают. И ещё один интересный момент: Абдалле угрожают применить пытки, а именно, если верить автору его жизнеописания, угрожают постепенным расстрелом из луков и опусканием в котёл с кипящим маслом, но его не подвергают им. В отличие от мусульманских правителей, у которых в аналогичной ситуации за угрозой непременно следовало дело.

Отсутствие таковых примеров помимо всего прочего, конечно же обусловлено тем, что христианство не знает той исконной и чисто мусульманской практики, согласно которой если враг или пленный во время битвы объявляет о своём переходе в ислам, ему необходимо сохраняют жизнь, а если подсудимый иноверец даже после вынесения приговора принимает ислам, его освобождают от всех обвинений. А предпосылок для возникновения подобной практики в христианстве не возникало в силу различия самого понимания веры. Вера есть отношения подлинной, не показной любви между Богом и вверяющим себя Ему человеком. Принимающий христианство под страхом смерти, не является христианином, потому-то и не могло возникнуть почвы для таковых насильственных обращений. "Вера души не есть плод тела;" - так выражал в диалоге с мусульманами свою позицию один из византийских императоров, - "и нужен благой язык и правомыслие тем, кто приводит к вере, а не сила, не угроза, не нечто мучительное и страшное. Ибо каким образом потребно принуждать естество бессловесное, не следует действовать здесь, убеждая душу разумную не рукой, не бичом и не чем-то другим, такого же рода и угрожающем смертью" (Можно также вспомнить "наказную грамоту" Ивана Грозного направлявшимся в новоучреждённую казанскую епархию архиепископу Гурию и архимандритам Варсонофию и Герману: "в крещение неволею не приводить, обращаться с иноверцами кротко, с умилением, жестокостей им не чинить, а при необходимости освобождать их от суда воевод и наместников"). Согласно одному хадису, возводимому к самому Мухаммеду, тот так сказал, толкуя аят предались Ему те, кто на небесах и на земле, вольно и невольно (Коран 3.83): "Те, кто на небесах - это ангелы. Те, кто на земле - это родившиеся в исламе. Предавшиеся невольно - это пленённые народы, кого привели к исламу в цепях и оковах и кого ведут в рай против их воли". В этом - различие между христианством и исламом. Христиане убеждены, что в рай против воли никого привести нельзя.

Да, в Византийской Империи также православному подданному под страхом смерти было запрещено переходить в какую-либо иную религию. Однако на неподконтрольных мусульманам территориях в то время добровольно в ислам из христианства, повторю, никто никогда не переходил. Как мне думается, именно в силу духовной примитивности этой религии в сравнении с христианством, и даже с древними философско-пантеистическими учениями, в которые иногда уклонялась элита Империи.

Безусловно, в процессе многовековых исламо-христианских войн случалось всякое. Во время I Крестового похода при взятии католиками Иерусалима было истреблено свыше 70 тысяч мусульман, из них 10 - в мечети, где они пытались укрыться. Во время III Крестового Похода английский король Ричард Львиное Сердце однажды по своей прихоти приказал вырезать две тысячи пленных мусульман. Византийский полководец, а впоследствии император Никифор Фока во время своих победоносных походов уничтожил несколько тысяч мусульман северной Сирии и Крита... Но при этом Православной Церковью (в отличии от Католической) эти жертвы (вкупе с жертвами и своей стороны!) рассматривались как павшие на обычной войне, чрезмерная жестокость некоторых кампаний которой объяснятся условиями того времени, она не имела ярко выраженного религиозного наполнения; точно так же как настоящая антитеррористическая кампания в Чечне, которую никто из православных не воспринимает как войну против ислама. Православию глубоко чуждо понимание священной войны, присущее мусульманским экстремистам, для которых "Джихад является высшей формой богослужения, какую только можно предложить Аллаху".

Именно поэтому, когда тот же император Никифор II Фока (963-969) задумал издать закон, по которому все христианские воины, павшие в боях с мусульманами, автоматически причислялись бы к лику святых мучеников, Церковь, несмотря на все принуждения, категорически воспрепятствовала самой мысли о таком нововведении, как противоречащем самому духу христианства.

Именно поэтому в Константинополе уже в конце VIII века арабским купцам было позволено отстроить мечеть, в которой, как явствует из писем св. патриарха Николая Мистика, пленные арабы даже в самые победоносные для Империи дни могли молиться без какого-либо принуждения их к принятию христианства.

Следует здесь, наверное, сказать несколько слов о сложившемся у исследователей мифе о какой-то небывалой веротерпимости Арабского Халифата, "неизвестной средневековой Европе". Из чего этот миф складывается и чем обосновывается? Исследователь видит, что несториане и монофизиты, по отношению к которым в Византийской Империи регулярно предпринимались гонения, бежали в мусульманские страны и там жили в этом отношении более благополучно. На основании этого и возникает идея о большей веротерпимости Халифата. Однако исследователь не учитывает тот важный факт, что у монофизита или несторианина в этих двух империях был разный статус. В Византии он был еретиком и его как еретика гнали. В Халифате же он был иноверцем и его никто не трогал, если он не занимался прозелитизмом.

Но по отношению к собственным, мусульманским еретикам в Халифате нередко предпринимались куда более ужасные, кровавые и беспощадные гонения, которые и не снились византийским императорам (В качестве примеров можно привести мутазилитскую михну при ал-Мамуне (IX в.), пыточные казни суфиев в X в., гонения на мутазилитов в XI в., истребление ливанских шиитов в конце XIII в., и мн. др.). А когда, в свою очередь, какой-нибудь мутазилит или саламит попадал в Византийскую Империю, то там он оказывался иноверцем, мог преспокойно ходить в ту же константинопольскую мечеть и никто его никаким гонениям не подвергал. Именно поэтому, например, когда в 969 г. Антиохия была вновь возвращена в состав Византии, большая часть мусульманского населения осталась, тогда как монофизитский яковитский патриарх со всею своею паствою переехал в мусульманский город Диарбекир. В Никейский период едва ли не треть войска православной Византийской Империи состояла из турок-мусульман (скитикон), успешно выступавших в сражениях с римо-католиками. Говорить о том, что их кто-то мог бы притеснить, просто смешно. К концу XIV века в стенах Константинополя был уже целый мусульманский квартал, в котором действовали шариатские суды для подданных императора, исповедующих ислам – большую веротерпимость сложно себе представить!

Так что в действительности по отношению к иноверцам Империя была не менее терпимой, чем Халифат, по отношению же к еретикам Халифат был подчас куда более нетерпимым, чем Империя. Если говорить строго, то в обоих государствах это всякий раз определялось политикой конкретного правителя.

Возвращаясь к нашим святым, хочется отметить одну сложность, с которой пришлось столкнуться в работе над брошюрой. Один из двух самых важных моментов в их жизни - момент уверования во Христа, оказывается не до конца ясным, и действительные причины его теряются среди схематичного перечисления фактов. Поговорил с христианином, услышал Писание, оказался на богослужении, увидел чудо - всё это, на самом деле, не объясняет, что же в действительности их подвигло, что дало им силы изменить весь строй своей жизни и своего ума и целиком повернуть его ко Христу. Довольно мусульман сталкиваются с христианскими чудесами, ещё большее количество читает Евангелие, немало имеют друзей среди христиан, и, не смотря на всё это, ко Христу не приходят.

Таинство обретения Христа не сводится к сумме определённого религиозного опыта, особых обстоятельств и тех или иных внутренних ощущений. Один бывший индонезийский мусульманин, ныне православный священник и миссионер, о котором упоминалось в самом начале работы - о. Даниил (Баянторо), в своём мусульманском прошлом не отличался любовью к христианам. Более того, он имел религиозный диспут с христианином, и победил в нём. Но после этого с ним произошло нечто, после чего он уже не смог жить, как раньше. Ему открылся Христос.

"Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною" (Апок. 3:12)

Юрий Максимов, доцент

Московской духовной академии

Из истории христианской миссии среди мусульман

Читайте другие публикации раздела "Апология христианства перед исламом"